Гитары гоготали. Стены уёбищного гаража тряслись, а старый драндулет Джо подпрыгивал, как сиськи толстяка.
Парни закончили играть аутро, и Мика застыл, почувствовав себя так, будто он стоит на пороге чего-то великого. В его руках была бас-гитара, а на лице играла уверенная, почти мудрая ухмылка человека, который из мечтателя выбился в деятели и не собирался останавливаться на достигнутом.
Клит и Джо были давними приятелями Мики. Когда они ещё учились в школе, они частенько собирались, как сейчас, в гараже, но только тогда не Джо, а ещё его папаши. Они мечтали о том, что однажды сколотят группу, но тогда у них была лишь одна побитая вечно расстроенная гитарка, которую Клиту подарил его слабоумный брат. Друзья писали наивные туповатые песни про зомби, колдунов и гражданскую войну. А всё потому что тексты тогда писал Джо, у которого, если честно, голова была забита дерьмом. Мика же всегда утверждал, что писать надо про реальную жизнь, в стиле жёсткого реализма: про старых спидозных шлюх, от которых ты подцепляешь герпес… Про друзей опустившихся торчков, которые сдают тебя за три доллара коррумпированным копам, чтобы не посадили их задницы. Про жизнь в нищете и смерть в канаве. Он вдохновлялся идеями сверхчеловека и битниками и презирал мир розовых очков. Он всегда говорил, что петь нужно о таких вещах, запах которых ты можешь почуять. А если они воняют — то что ж, добро пожаловать в Америку, сынок.
На этот раз у ребят на руках была настоящая песня — песня, способная заставить кровь кипеть, а фанатов слэмиться до отключки. Эту песню Мика Белл лично писал две недели. Такое не напишешь, не представляя то, о чём собираешься спеть. Микой она была прожита. Она бурлила, как раскалённая смола, в подсознании Мики, пока не излилась на бумагу, а затем и на гитару и не зацвела ядовитыми ягодами белладонны ненависти. Эта ненависть была обращена отчасти к целой гнилой системе, выстроенной на поддержке паразитирующих ноющих уебанов и удушении непокорных жеребцов, отчасти к конкретному её винтику — инспектору Министерства Труда — самому душному и дотошному нытику по имени Артур Морган, который никак не хотел оставлять Мику Белла в покое со своими бесконечными визитами с целью вынюхать, почему Мика до сих пор не нашёл работу, оставаясь на пособии. Можно подумать, ему так нравилось жить на жалкие подачки этого прогнившего государства… Ничего подобного! Просто он, как и всякий человек, пытался выжить и не прекращал поиски работы, хотя последние пару лет и не попадалось ничего достойного Мики Белла. Но скоро это изменится. Он мог почувствовать это кожей.
Скоро его голос будет звучать во всех спотифаях, и этот долбоёб Морган, услышав своё имя, будет единственным, кто не порадуется этому хиту.
Джо прислонился к стене, закуривая, и покосился на остальных.
— Мы так и не обсудили, парни. Как группу назовём? До субботы не так много времени осталось. Нас же должны будут как-нибудь объявить.
Ах да… Ощущение того, что скоро его ждёт слава, было не беспочвенной жалкой фантазией Мики Белла. Ведь он решил проявить себя, приняв участие в локальном концерте в гараже, оборудованном под выступления. Такие мероприятия проходили в их городе пару раз в год — обычно на них играли (единственный раз в своей жизни) либо сосунки, либо слюнтяи и неудачники, привлечённые возможностью дать о себе знать бесплатно кучке таких же лохов как они. На этом концерте они выделятся из коричневой массы. Но Джо прав… Им нужно грёбаное название. Им нужно что-то, что будет у всех на слуху. Обозначит их суть и цель их проекта. Впрочем… Не успел Мика задать себе вопрос, как ответ уже лёг на язык.
— Micah Bell and the Bandits, — Мика отозвался с ухмылкой.
Клит и Джо переглянулись.
— Ну… Окей, — неуверенно протянул Клит. Парень он был нормальный, но иногда сомневался, мял сиськи, и это подбешивало Мику. Впрочем, его спасало то, что он был безотказен, когда Мика Белл делился идеей, а иначе это давно были бы просто Мика и Джо.
— Да, неплохо, — подтвердил последний, смачно затягиваясь, но не затягивая с ответом.
Глаза Мики сверкнули. Он в развалку подошёл к своим друзьям детства и обнял их обоих за плечи. Клита для этого пришлось схватить за руку и притянуть в угол — но, чёрт, оно стоило того.
— Вы мои братья, вы же знаете это, парни? — спросил Мика тихо. Он смотрел на них с гордостью, как будто это и вправду были его младшие братья, выращенные им с детства. Но не такие жалкие, как его родной выбраток Эймос. Настоящие братья. Семья, которой Мика считал их с тех пор, как они прогуливали вместе школу и слушали кассеты на магнитофоне, спизженном у дяди Клита.
— Конечно, брат, — сипло закашлявшись от курева, проговорил Джо, а Клит сразу приобнял Мику в ответ. И они так стояли, и их три тени будто образовали свирепую трёхглавую химеру, способную сожрать каждого, кто усомнится в их таланте.
Каждый из них предвкушал своё. Мика воображал себе власть, которую он получит над слушателями, когда станет звездой, и то, сколько недоумков будут готовы на всё ради его автографа. Джо, возможно, думал о том, что ему не придётся больше кататься в грузовике от штата до штата, денно и нощно, чтобы оплатить грёбаные счета. А Клит, не большого ума парень, представлял кучу группис, которые будут шататься за ними по турам, огрызки, которые обжевал и выплюнул Мика, но способные подарить своё блядское тепло гитаристу — они популярнее ударников, в основном, но у Джо всё равно жена и два выблядка, у которых теперь есть шанс вырасти настоящими мужиками под треки дядюшки Мики.
***
Сцену освещали парочка гнусных стробоскопов с Амазона. В зале толпились школьники, забившие на домашку, и старичьё, наивно убеждённое в том, что их впереди ждёт что-то, кроме инфаркта. Может, они были прямо сейчас на пути к нему, так как песня, исполняемая Micah Bell and the Bandits, рвала не только танцпол и, потенциально, задницу Артура Моргана, но и сердца, и даже души. Мика орал в микрофон. А может, это песня его вела, двигая губы и руки на бас-гитаре. В этот момент он чувствовал себя королём мира — пламенный и вместе с тем хладнокровный, с верными братьями за спиной. Всё вокруг утопало в визгливых переливах электрогитары и восторженной толпы.
Мика не приглядывался ни к одному из лиц — они были для него не более, чем декорациями для его шоу. Не самыми лушчими, а так, из раздела «пока сойдёт». Как вдруг… одно из них, подсвеченное случайным лучом дешёвого прожектора, единственного на весь гараж, выдернуло до того момента ленивый взгляд. Это было мужское лицо. Оно отличалось. Лицо волевое, но в то же время и не лишённое очаровательного изящества черт — сексуальной родинки на скуле, тёмных пристальных глаз, взгляд которых пробирал до костей, словно взгляд пумы, завораживающий и в то же время хищный. Этот мужчина… Он был будто дорогое лакомство в одной коробке с конфетами по акции из Волмарта. Ему явно было не место здесь — но чёрт, Мика Белл был счастлив видеть его в толпе. Все оставшиеся десять секунд песни он не сводил взора с этого незнакомца — полный одновременно какого-то непривычного для него мальчишеского смущения, почти трепета и в то же время решительного желания выловить его после концерта. И переспать с ним.
Arthur Morgan is a whiny piss-ant
He thinks the sun shines outta his ass
I'm the best in the Wild West
The king of guns and shooting fast
Cleet and Joe are my loyal boys
We stick together like a good toy
I'm the most badass criminal in the West
And I'm the king of the best
I'll shoot you from afar
I'll put you down like a dog
I'm Micah Bell, the greatest outlaw
If you don't believe it then you're a sod
Как заворожённый Мика сходил со сцены, как только была спета последняя строчка. Клит и Джо всё ещё стояли там, наслаждаясь аплодисментами. Но Мике было плевать на рукоплескание идиотов, когда его тянуло к
его мужчине. Мика стиснул зубы, с яростью отпихивая плечами докучливых зрителей. Он не мог найти тот алмаз среди грязи, а потому вышел на улицу, чтобы досадливо закурить. Его пальцы уже выдёргивали сигарету из пачки, когда он вдруг услышал из-за спины бархатный, пробирающий до мурашек голос:
— Неплохо, сынок.
Блять, он знал. Он знал, кто это говорит, и это точно был не его папаша, Мика Белл второй, которого не стало пару лет назад. Мика обернулся, чтобы увидеть то самое лицо, дорогой костюм и кудряшки, которые так хотелось пощупать. За жопу. Не успел Мика ответить, как импозант продолжил, ласково усмехнувшись:
— Я бы даже сказал, хорошо. Настолько, что я хотел бы сделать тебе предложение.
— От которого невозможно отказаться? — робко флиртуя, уточнил Мика.
— Нет, отказаться ты можешь. Но сперва я его сделаю. Меня зовут Датч ван дер Линде. Я, мой дорогой Мика Белл, продюсер. Знаешь, — он вытащил из кармана дорогую зажигалку, угощая Мику огоньком. — В наше время многие назвали бы мой подход к поиску юных талантов устаревшим, ведь сейчас сеть правит бал, но я называю его нестареющим и наиболее эффективным. Всё великолепие прогресса и его же грех заключаются в том, что в интернете кто угодно может создать любой образ, но мне неинтересна мишура, которую можно содрать одним движением руки.
Мика слушал его, затаив дыхание. Никогда ещё он не встречал человека, который так умело, и при этом будто бы играючи обращался со словами.
— Хотите сказать, вы увидели что-то во мне? — когда Мика заговорил, он не узнал свой голос — хриплый и тихий, без следа привычных наглости и уверенности.
— Да, сегодня я вновь убедился в своей правоте. Ты — нечто особенное. В тебе есть страсть. И ярость, палящая будто полуденное солнце. А мишуры — нет, — Датч взял Мику за плечо, и его рука показалась Беллу горячей даже через толстую кожу куртки. — Я могу за тебя взяться.
— Вы серьёзно? — Мика прочистил горло. — Вы готовы вливать в нас деньги?
Датч мягко рассмеялся.
— Мой мальчик, ты, кажется, меня не совсем понял. Не в вас. В тебя. Ты мне нравишься, но двое других… Барабанщик и гитарист. Я понимаю, должно быть, это твои друзья… И я не говорю об их личностных качествах, только о профессиональных. Откровенно говоря, они весьма посредственны. Они меня не интересуют. А потому выбор, который ты должен сделать, подразумевает начало твоей сольной карьеры, Мика Белл, — глаза Датча нежно сверкнули в полутьме, когда его тёплые пальцы вложили в ладонь Мики что-то прохладное и тяжёлое. Зажигалку. Дорогостоящий подарок. — Я понимаю, что этот выбор перевернёт твою жизнь, и не тороплю тебя с решением.
Из гаража доносились приглушённые тяжёлой дверью звуки следующей говняной песни, и им вторил вопль сирены с соседней улицы. На город опускался туман, и, казалось, сердцевина жизни, гоняющая кровь по артериям штата, пульсировала именно здесь. В штанах Мики Белла.
