A change of opinion

Такемичи решает устроить вечеринку в своём доме. Его дом был довольно большим и просторным, чтобы там могло поместится множество людей, к тому же его родители обычно заняты, поэтому Такемичи часто мог устраивать вечеринки по выходным. Единственное, что он просит на вечеринках в своём доме, это не устраивать большого беспорядка, поскольку он пообещал родителям держать дом чистым, пока они на работе. Конечно, его ожидания не оправдываются, поскольку его друзья, которых он приглашает, забывают всякую порядочность и перестают слушать призывы Такемичи быть осторожными. Итак, теперь, когда музыка гремит на заднем плане настолько, что оглушает гостей вечеринки, Такемичи ходит по всему своему дому, чтобы посмотреть, сможет ли он уговорить друзей остановиться использовать вещи и мебель в его доме как вещи для опасных игр. Такемичи вздыхает, заходя обратно в свою спальню, где ожидающие его люди болтают о тривиальных вещах. Дракена выписали из больницы днём ​​ранее, а Хина и Майки обсуждают о волосы Дракена (Майки утверждает, что они блестящие из-за того, насколько они жирные, и Хина отвечает, что если бы волосы Дракена действительно были жирными, то она бы это заметила (Такемичи недоумевает, как Дракен не возражает против обсуждения его волос), в то время как Хина продолжает заплетать их. — Кенчииик, — Майки зевает, потягивая руки. — Я голоден. — Ну так поешь, — спокойно отвечает Дракен, вздыхая. — Ой, да ну тебя, с тобой не весело. — Манджиро дуется. — Скорее всего, Сенджу на кухне, — вмешивается в их разговор Такемичи. — Ты можешь попросить у неё дораяки, она как раз вроде собиралась их готовить. Майки вздыхает, вставая со своего места: — Хорошо, я попрошу у Кавараги. Под «попрошу» он имел в виду «украду», еду, которую приготовила Сенджу. Он пробирается на кухню, прячется за стойку, прежде чем взять поднос с дораяки — и другими сладостями, которые он собирается съесть, потому что у него нет настроения привередничать, — и начинает запихивать большую часть из них в рот. Однако, пока он занят поеданием украденной еды, Сенджу повернулась к стойке, за которой сейчас прячется Майки, и удивляется внезапному исчезновению сладостей, которые она приготовила ранее. Сенджу смотрит через прилавок, и её небесно-голубые глаза встречаются с тёмными глазами Майки. Он тут же прекращает жевать украденные дораяки, его глаза расширяются при виде Кавараги, заметившей его. Она возмущëнно хмурит брови, и в этот момент она очень напоминает ему Эмму, когда та чем-то недовольна. Но по какой-то причине в этом ракурсе — в котором он смотрит на неё снизу вверх, а не сверху вниз, как обычно, — Сенджу выглядит ещё более… ослепительно. Он не уверен, что это правильное слово, поскольку брат и сестра Акаши известны своей загадочной, но экстравагантной красотой. — Ты снова воруешь еду! — говорит она, повышая голос, но это его уже не раздражает; он чувствует себя так, словно снова дома. Он хмурится, слизывая с лица крошки дораяки. Его щеки были полны печенья, поэтому ему потребовалось несколько секунд, чтобы полностью проглотить их и ответить: — Я раньше не крал дораяки. — Крал. Ты украл большую часть закусок Дракена-куна, когда мы были в больнице неделю назад, — говорит Сенджу с нахмуренным выражением лица. — Отдай сладости, они для гостей. — Почему ты ведёшь себя так, словно ты руководитель этой вечеринки, а? — спрашивает он её, но в итоге слушается, встаёт и ставит тарелку с едой обратно на стойку. — Потому что это я готовлю тут еду. Такемичи-кун не умеет готовить, и мне, честно говоря, больше нечем заняться. — да, с тех пор, как Такеоми и Харучиё арестовали и посадили на два года — Такемичи и Майки защищали их дело — она начала часто находится здесь, словно она была младшей сестрой Такемичи. Поначалу Хина с подозрением относилась к её намерениям, но Сенджу доказала, что ей можно доверять и что у неё нет каких-либо скрытых мотивов. Майки вздыхает: — Ух ты, ты гораздо более властная, чем я думал. — Это проблема? — скрещивает она руки на груди. — Нет, но я думал, что ты намного инфантильнее, чем я. Сенджу закатывает глаза, а Майки улыбается. — Ну, я всё ещё ребёнок, понимаешь. — Сенджу поворачивается спиной к стойке, как будто собирается что-то готовить. Майки закатывает глаза. — Знаю, знаю. — в животе у него урчит, и он стонет, хмурясь. — Могу ли я просто съесть закуски? Я очень голоден. — Я знаю. — отвечает Сенджу, прежде чем снова повернуться лицом к Майки, на этот раз держа тарелку с едой. — Это тебе. Взгляд Майки прикован к тарелке с едой, изо рта у него слегка потекли слюнки — там были все его любимые блюда и закуски: дораяки, омурис (с флажком сверху!) и тайяки — все на одном подносе. Он смотрит на него какое-то время, а затем с недоверием смотрит на Сенджу и указывает на предложенный ему поднос с едой. — Это… для меня? Она закатывает глаза. — Ну да! Такемичи-кун говорил, что ты спишь, когда сыт, и мне бы хотелось, чтобы ты просто упал замертво, понимаешь. — на этот раз она озабоченно хмурит брови. — А ещё потому, что он сказал мне, что у тебя проблемы с питанием, поэтому я решила узнать, какие твои любимые блюда, и какие из них я смогу приготовить, — она улыбается. — И про флажок я не забыла. Майки смотрит в её сияющие глаза, когда внезапный шквал неузнаваемых чувств и эмоций захватывает контроль над его рациональным и обычно неподвижным поведением, переворачивая его самообладание с ног на голову, как будто его внезапно сбили с ног во время драки, а его глаза устремляются на небо так, словно он потерпел поражение, впервые в жизни. Он не уверен, что чувствует сейчас — да, он всё ещё голоден, но это полностью перекрывается стеснением, бурлением в желудке, и ощущением, что его щёки горят, словно он — печь. Это… то, что почувствовала Эмма, когда она впервые поняла, что влюблена в Кенчика? Он… влюбляется? — Майки-кун? — голос Сенджу прерывает его мысли, но напряжение сохраняется, а жжение на щеках распространяется. Он смотрит на Сенджу, её большие глаза делают её ещё более очаровательной — стойте, с каких пор он начал думать, что она очаровательная? — С тобой всё в порядке? Ты похож на помидор. — Со мной всё в порядке, и я не помидор, — отвечает он, мысленно радуясь, что не заикается. Он улыбается и берёт поднос с едой, уходя обратно в комнату. — Спасибо за еду, Сенджу. Сенджу изумлëнно моргает, когда Майки называет её по имени. Когда Майки поднимается по лестнице, его глаза смотрят только на еду, которую для него приготовила Сенджу. Его больше не мучает голод, а в основном вопросы из-за шквала эмоций, которые он только что испытал, будучи с Сенджу. Кажется, у него действительно бабочки в животе — и всё потому, что эта девчонка решила приготовить ему что-нибудь? Еду, которую сможет приготовить каждый? Не то чтобы он этого не ценил, конечно, но он мысленно смеялся над собой из-за того, что его сердце затрепетало от того, что кто-то просто проявил к нему хоть малейшую доброту. — Боже, я жалкий, — говорит он, откусывая тайяки, и ему нравится вкус. Было ли это потому, что у Сенджу были хорошие навыки изготовления кондитерских изделий, или просто потому, что Майки был в неё влюблён и съел бы любую её еду? Он не знал. — Я действительно жалкий.