***
Несколько дней спустя Сынмин, спотыкаясь, возвращается домой с вечеринки в доме Чана. Комната в его полном распоряжении, поскольку Феликс остаётся у Чанбина на выходные, и он уже наслаждается покоем, даже будучи не в самом трезвом состоянии. Феликс — отличный друг, но как сосед он обычно засиживается допоздна за играми, а Сынмин ценит тишину и темноту, пока есть возможность. Он опустошает карманы, собираясь пойти в душ, когда вытаскивает бумажник, и из него выпадает ещё один бумажный цветок. Он похож на первый, тот, что сейчас лежит на углу его стола. Аккуратное Для Сынмина снова под лепестком. — Хах, — он пытается переварить эту информацию, но он позволил Хёнджину втянуть его в пивной пинг-понг с ним, Минхо и Джисоном, и теперь недостаточно трезв, чтобы разбираться с этим прямо сейчас.***
Первый раз — случайность, второй — совпадение, третий — закономерность. В его рюкзаке ещё один цветок оригами, который появляется после обычного вечера викторин по четвергам с Чанбином, Феликсом и Минхо, и он понятия не имеет, откуда он мог взяться, учитывая тот хаос, царивший в университетском баре. — Знаешь, — говорит Хенджин, когда Сынмин рассказывает ему о третьем оригами, — может, у тебя действительно завёлся тайный поклонник. Сынмин закатывает глаза. — Пожалуйста, я не хочу об этом. — Сынмин, ты получил уже три цветка, и все они явно адресованы тебе, — настаивает Хёнджин. — У тебя определённо есть тайный поклонник! — У кого есть тайный поклонник? Сынмин смотрит на Минхо, только что подошедшего к их столику в кафетерии. — Ни у кого… — У Сынмина! — перебивает Хёнджин. — Кто-то дарит ему маленькие подарки! Минхо вскидывает брови, садясь рядом. — Оу? — Да! Несмотря на все усилия Сынмина, он не может остановить Хёнджина, когда тот в ударе, и поэтому просто вынужден слушать, как Хван рассказывает Минхо о трёх полученных бумажных цветках. Как только Хёнджин заканчивает, Минхо расплывается в лёгкой улыбке. — Ха, — произносит он лёгким голосом, — похоже, ты всё-таки кому-то нравишься, Ким Сынмин. Сынмин вздыхает. — Не начинай, хён, — ворчит он, и Минхо лишь одаривает его одной из своих ухмылок, которая предвещает неприятности. Прежде чем он успевает что-либо сказать, вмешивается Хёнджин. — Окей, нет, если вы двое начнёте пререкаться, мы проторчим здесь весь день, — говорит он. — Итак, перед этим позвольте мне рассказать, почему я собрал вас обоих здесь. — О, боже, — невозмутимо вздыхает Минхо, — зачем же? — Мне нужна ваша помощь в проекте для весенней выставки! — объявляет Хёнджин, и Сынмин встречается взглядом с Минхо, который из игривого и беспечного превратился в слегка озабоченный, и хотя они недостаточно близки, он знает, что они думают об одном и том же. Чёрт.***
У Хёнджина много качеств, и, к счастью или к сожалению, одно из них — художественный гений с невероятно специфическими идеями, в которые он выкладывается на все сто, чтобы воплотить их в реальность. Сынмин сталкивался с творческим безумием Хёнджина достаточно, чтобы понять, что в безумии есть структура, и что конечный результат обычно стоит того хаоса, но это всё равно не останавливает его от отчаяния. — Ты сможешь это осуществить? — прямо и честно спрашивает Минхо. — Я не очень разбираюсь в музыке, но эта партитура выглядит сложной. — Я забыл спросить тебя об этом, — парирует Сынмин, усаживаясь на своё место за пианино. — Эта песня, кажется, требует постоянного аллегро, как ты собираешься танцевать под это, ничего не сломав? Минхо поднимает голову, глядя на него, властный, как всегда. — Ты не знаешь, на что я способен, Ким Сынмин, — Сынмин закатывает глаза на его прыскание. В этот момент в комнату врывается Хёнджин. — Я здесь! — заявляет он. — Давайте начнём! Проект Хёнджина во всех смыслах концептуально увлекательный. Это проект в смешанных техниках, сочетающий его собственное искусство с музыкой и движением, именно поэтому он нанял для него пианиста и танцора. В его планах — перформанс, в котором Минхо будет танцевать в лабиринте полотен, каждое из которых посвящено неопределенности и хаосу, в то время как Сынмин аккомпанирует ему на пианино, а освещение тщательно подобрано, чтобы максимально усилить ощущение дисбаланса. Это увлекательно, но и требует огромных усилий. — Радуйся, что ты мне нравишься, Хван Хёнджин, — говорит ему Минхо. — Не то чтобы у меня не было своих проектов, над которыми я мог бы поработать. — Я знаю, хён, — отвечает Хёнджин, — и я ценю тебя больше всего на свете, кроме Чонина, потому что он мой парень и, следовательно, номер один. — А как же я? — встревает Сынмин, и Хёнджин обращает на него свои большие глаза. — Ты тоже на втором месте, ты разделяешь его с хёном! Сынмин закатывает глаза, а Минхо усмехается. — Неважно, — говорит он, хлопая в ладоши. — Хорошо, Ким Сынмин, продолжай играть, а я подумаю, что можно сделать. Сынмин обычно не позволяет людям командовать им, по крайней мере, без борьбы, но тут он мало что может поделать, и поэтому просто играет.***
Совместная работа с Минхо над проектом Хёнджина проходит… на удивление гладко. Дело в том, что Сынмин и Минхо на самом деле не друзья. У них так много общих друзей, что диаграмма Эйлера-Венна больше походит на один большой круг, но они никогда по-настоящему не тусовались без общего друга в качестве своего рода посредника, и проект Хёнджина объединяет их так, как никогда раньше. Минхо — красивый парень с тонкими чертами лица, которые делают его похожим на ожившую мраморную статую, но его склонность к сарказму и жестокой честности обычно имеют тенденцию раздражать окружающих. Сынмина это тоже задевает, но не всегда в плохом смысле — их споры забавляют, а Минхо один из немногих людей, которому действительно нравится вступать в словесные перепалки. — У тебя такие ужасно длинные пальцы, — лениво комментирует Минхо однажды, когда они делают перерыв в работе, и Сынмин фыркает. — Ну, а у тебя удивительно гибкие конечности, — легко отвечает он, отрывая взгляд от партитуры, — конечно, человеческое тело не предназначено для таких движений. Минхо корчит ему рожицу. Хёнджин в основном предоставил их самим себе, сосредоточившись на том, чтобы разобраться с необходимыми ему картинами, поэтому они встречаются трижды в неделю без него, чтобы поработать над своими частями выступления, Сынмин репетирует пьесу на фортепиано, пока Минхо продумывает хореографию. Он делится записью своей игры с Минхо, но старший настаивает на том, чтобы они работали вместе, потому что «живая музыка — это другое», или что-то в этом роде. Сынмин только что начал понимать, что жизнь в колледже искусств означает, что все, с кем он общается, чертовски странные. — Ты придумал, что именно хочешь сделать для хореографии? — спрашивает Сынмин, оглядывая студию. Минхо заставил его перетащить несколько пластиковых стульев из соседней комнаты в качестве приблизительных обозначений того, где будут находиться полотна Хёнджина во время самого выступления, и последние двадцать минут он провёл, перемещаясь по пространству, составляя его карту, придавая своему телу всевозможные странные формы и движения в процессе. Старший хмыкает. — У меня есть несколько идей, но мне ещё нужно их доработать, — говорит он. — Не сходишь за кофе? Если попытаешься сыграть ещё раз так скоро, у тебя отвалятся пальцы, и я не хочу, чтобы ты пялился на меня, пока я буду с этим что-то делать. Сынмин закатывает глаза, но уже встаёт со своего места, потягиваясь. — Я обязательно попрошу в твой соевого молока, — Минхо скалит на него зубы. — Пошёл ты, Ким Сынмин, — ворчит он, и Сынмин просто машет ему знаком мира.***
— Ты проводишь много времени с Минхо-хёном, — замечает Джисон, когда банда Тысячелетних Драконов — обычно он, Сынмин, Хёнджин и Феликс, потому что их дружба основана на том, что все они одногодки — встречаются за ланчем. Сынмин фыркает. — Это его вина, — говорит он, указывая большим пальцем на Хёнджина, — потому что втянул нас в ещё один из своих странных арт-проектов. — Я дальновидный! — протестует Хёнджин. — Между прочим, вы с хёном получите дополнительную оценку за это, это выгодно для всех! — Как тебе работа с хёном? — спрашивает Джисон, даже когда Сынмин закатывает глаза от театральности Хёнджина. — Вы двое как кошка с собакой, так что я удивлён, что вы ещё не убили друг друга. — Мы оба профессионалы, когда дело доходит до искусства, — отвечает Сынмин, сильно упрощая свои отношения с Минхо. — В любом случае, мы достаточно хорошо ладим. — Просто вы двое, кажется, постоянно ссоритесь, — вмешивается Феликс. — Но опять же, мои сестры и часа не могут прожить без обзывательств, хотя на самом деле любят друг друга. — Как бы то ни было, — говорит Хёнджин, — хватит о Сынмине и Минхо-хёне, я хочу поговорить о тайном поклоннике Сынмина! Сынмин стонет. За последние несколько недель он нашёл ещё больше бумажных цветов, адресованных себе. Они появляются почти везде — чаще всего в его рюкзаке, но он находил их и в своём шкафчике в музыкальном корпусе, и в почтовом ящике в общежитии, а однажды их оставили на его книгах, когда он отошёл выпить кофе во время занятий в библиотеке. Это сводит с ума, и его друзья слишком этим увлечены. — Он, должно быть, подарил тебе уже штук пятнадцать оригами, — говорит Феликс, который, будучи соседом по комнате, стал свидетелем, как груда бумажных цветов на столе с каждым днём становится всё больше. — Я пытался представить, кто бы это мог быть, но просто не могу сузить круг поисков! — Должно быть, ты ему действительно нравишься, Сынни, — замечает Джисон, — раз это продолжается так долго. — Что я хочу знать, так это почему он просто не поговорит со мной, — признаётся Сынмин. — Вся эта таинственность убивает меня. Ему льстит внимание, потому что цветы — это очень милый жест, но он действительно хотел бы знать. Хёнджин хлопает в ладоши. — День Святого Валентина скоро, — заявляет он, — может быть, тогда он что-нибудь скажет! — Возможно, — отвечает Сынмин, а затем пользуется возможностью сменить тему. — Кстати, что ты делаешь на День Святого Валентина? Это очень близко ко дню рождения Чонина, да? Его отвлекающий манёвр срабатывает, направляя Хёнджина в другое русло, и Сынмин сосредотачивает своё внимание на друге, отодвигая тайну своего поклонника на задний план.***
Утром в день Святого Валентина Сынмину звонят из приёмной общежития и сообщают, что к нему доставка. Он спускается вниз, всё ещё в пижаме, и таращится на вещь, лежащую на стойке регистрации. — А, Сынмин-щи, — говорит женщина за стойкой профессионально и невозмутимо, — это для вас. Это настоящий букет из настоящих цветов, роз и «дыхания ребенка», и коробка шоколадных конфет с зелёным чаем именно той марки, которую он любит. К конфетам приклеено сердечко оригами, а рядом с ним маленькая открытка с рисунком Почакко на лицевой стороне. Он открывает и видит тот же почерк, что и на бумажных цветах, которые получал. Для Сынмина: Я решил, что сегодня выберу настоящие цветы. С Днём Святого Валентина. Его лицо горит, когда он тащит подарок обратно в комнату, и ему просто повезло, что Феликс не спит, так что его глаза широко раскрываются, когда он видит, что несёт Сынмин. — Боже мой! — визжит он, — это от тайного поклонника! — Ликс… — Он оставил записку? Давай, показывай! Сынмин иногда жалеет о том, с кем дружит.***
Проблема их компании в том, что новости распространяются очень быстро. Телефон Сынмина безостановочно гудит от сообщений из группового чата, друзья перебирают огромное количество предположений о его тайном поклоннике, и когда он появляется в студии, чтобы пробежаться по выступлению с Минхо, старший улыбается, как кот, объевшийся сметаны. — Один маленький цыплёнок сказал мне, что твой тайный поклонник сегодня перешёл на новый уровень, — беззаботно говорит он, а Сынмин закатывает глаза. — Перестань сравнивать Ликса с птицами. — Но иногда он действительно похож на Твити, это очаровательно. Сынмин не хочет знать, что происходит в голове у Минхо. Он садится за пианино, вздыхая. — Я просто хочу, чтобы он взял и поговорил со мной, — говорит он, — было бы здорово иметь возможность знать, кого я должен поблагодарить. — Как думаешь, ты бы ответил взаимностью на его чувства? — спрашивает Минхо, прислоняясь к пианино, и Сынмин пожимает плечами. — Я даже не знаю, кто он такой, — отвечает он, — но, думаю, я бы хотел хотя бы познакомиться с ним поближе, даже если ничего романтического из этого не выйдет. Минхо хмыкает. — Иногда люди просто двигаются в своём собственном темпе, — говорит он со странной мудростью. Он наклоняет голову, встречаясь глазами с Сынмином, удерживая его взгляд на долгое-долгое мгновение, что-то непостижимое в его выражении лица, что-то странно электрическое появляется в воздухе. Затем он выпрямляется. — Хорошо, давай начнём репетицию, — говорит Минхо, хлопая в ладоши, а Сынмин просто кивает, желая сосредоточить своё внимание на чём-нибудь другом.***
Репетиция проходит хорошо. Они продвинулись в проекте достаточно далеко, Минхо разобрался с хореографией, Сынмину комфортно играть партитуру так, как она была написана, и теперь они достигли того момента, когда активно работают и репетируют вместе, Сынмин вносит коррективы в свою игру, чтобы лучше соответствовать тому, что делает Минхо, а Минхо погружается в музыку и позволяет ей направлять его. Есть разница — играть на репетиции и для выступления, и Сынмин находит это в хорошем смысле приятным и сложным. Минхо талантлив, явно усердно работает над развитием своего танцевального мастерства, и это видно по тому, как он плавно и непринуждённо двигается. Они прокручивают выступление ещё раз, и Минхо улыбается довольным котом, когда они заканчивают, подкрадываясь к Сынмину и пианино. — Думаю, мы разобрались с этим, — говорит он. — Нам остался Хёнджин в последнюю часть и картины, и я думаю, мы готовы к полноценной репетиции. — Да, — соглашается Сынмин. — Вероятно, мы сможем сделать это на следующей неделе? У нас есть две недели, чтобы реально доработать всё к настоящей выставке. Минхо показывает ему поднятый большой палец, и затем они начинают собирать вещи, готовые разойтись по домам. К сожалению, у погоды другие планы. — Вот дрянь, — ругается Сынмин, когда они выходят из студии и он видит, что дождь льёт как из ведра. — Какой кошмар. Минхо вглядывается в дождь. — Где-то определённо наводнение, — замечает он, и Сынмин вздыхает. — Ага, по дороге к моему общежитию, — ворчит он. — Я забыл свой зонтик, и в любом случае добраться в такую погоду будет невозможно. На самом деле он даже не может пойти куда-либо ещё — их университет, как известно, плохо справляется с обеспечением крытых пешеходных дорожек, и единственное место, куда можно пойти, не попадая в шторм, — это холодная, вонючая студия, из которой он только что вышел. Минхо хмыкает. — Я живу в Левантер-Холле, это прямо через дорогу, так что, если хочешь, можешь потусоваться у меня, пока не прекратится дождь. — Серьёзно? Сынмин и Минхо не близки, хотя за последние несколько месяцев они определённо сблизились, так что Сынмин удивлён и тронут этим жестом. — Серьёзно, — говорит Минхо с усмешкой. — Если только не предпочитаешь сидеть здесь под дождём? — Ни в коем случае, — настаивает Сынмин, уже натягивая куртку на голову в ожидании пробежки под проливным дождём. — Вперёд, хён. Минхо разражается лающим смехом. — Кто последний, в следующий раз покупает кофе, — говорит он, будто не он запрещал Сынмину платить за кофе неделями, а после выбегает на улицу. Сынмин закатывает глаза и бросается в ливень вслед за Минхо. — Ты читер, хён!***
Они заходят в комнату Минхо, оба немного похожие на потрёпанных мокрых крыс, и Минхо бросает полотенце на голову Сынмина. — Вытрись и не заливай водой мой пол, — повелительно говорит он, вытирая волосы другим полотенцем, которое достал из шкафа. — Хочешь чай? Кофе? — Зелёный чай был бы кстати, — бубнит Сынмин из-под полотенца, и Минхо фыркает. — Я посмотрю, что есть в буфете, будь здесь. Он выходит, вероятно, направляясь на общую кухню на этаже, чтобы сделать чай, и Сынмин улучает момент, чтобы взглянуть на комнату Минхо. У него одноместная комната, что, наверное, является преимуществом для старшекурсника, получающего престижную стипендию в области исполнительского искусства. Обставлено просто, кровать аккуратно заправлена, одежда не разбросана повсюду и не свалена в кучи на полу, за исключением куртки, висящей на стуле за столом, и нескольких разбросанных носков рядом с корзиной для белья. Несколько полароидных снимков друзей, семьи и кошек прикреплены скотчем к пробковой доске над столом, чередующиеся со стикерами с каракулями на них, вероятно, напоминаниями об университетских заданиях или репетициях. В почерке Минхо есть что-то знакомое, но Сынмин не может определить, что именно, и поэтому он подходит ближе, движимый любопытством. Он смотрит на почерк на стикерах, на даты, аккуратно выведенные на каждом полароидном снимке, а затем переводит взгляд на стол. У него перехватывает дыхание. Открытая тетрадь, наполовину исписанная заметками для класса, и рядом с ней лежит стопка бумаги и несколько цветков, почти идентичных тем, что получил Сынмин за последние несколько недель. Он берёт один из них, ощущая текстуру под пальцами, а затем переворачивает, разглядывая очень знакомые слова, написанные под одним из тонких лепестков. Ох. — Йа, Ким Сынмин, я принёс тебе чай, — говорит Минхо, входя в комнату, а затем резко останавливается, уставившись на Сынмина, стоящего перед его столом с цветком оригами в руках. Сынмин смотрит на него, сбитый с толку, польщённый и восхищённый одновременно, и встречается взглядом с Минхо. — Хён, — выговаривает он, — это ты? Минхо всегда кажется таким невозмутимым, спокойным и бесстрашным, но сейчас в нём ощущается нервозность, неуверенность и колебание, когда он смотрит на Сынмина. Они находятся на краю пропасти, и Минхо кивает. — Да, — признаётся он, — это я.***
Они сидят на кровати Минхо, бок о бок, с кружками чая в руках, от которых поднимается пар. В воздухе витает напряжение, нежное и хрупкое, что-то электрическое, и первым нарушает тишину Сынмин. — Почему ты просто не сказал мне? — спрашивает он мягко и тихо, и у Минхо вырывается смешок. — Я не знал, как ты отреагируешь, — тихо признаётся он, — ты такой яркий и энергичный, а мы не… мы не были друзьями, по правде говоря, и я не знал, как пригласить тебя на свидание, чтобы это не показалось странным. Сынмин улучает момент, чтобы посмотреть на Минхо, оценить его тонкие черты и большие глаза, форму рта и изящные длинные ресницы. Он вспоминает их отношения, о дружбе, которая сложилась за последние несколько недель, о том, как их знакомство переросло в нечто большее. Думает о том, как ему стало нравится время, которое проводит с Минхо, как ценит упорство и решительность другого человека, его креативность и изящество. Сынмин протягивает руку и переплетает свой мизинец с мизинцем Минхо, слегка улыбаясь лёгкому удивлению на чужом лице. — Теперь мы друзья, — решительно говорит ему Сынмин, — и это не странно, так что спроси меня сейчас, хён. Минхо моргает, глядя на него. — Что? — Пригласи меня на свидание, хён, — повторяет Сынмин. Минхо выглядит смущённым, как будто не уверен, что это не розыгрыш, и Сынмин снова улыбается ему, мягко и мило. — Хён, — бормочет он, и Минхо берёт себя в руки, резко вдыхая. — Ким Сынмин, — храбро говорит он, — ты пойдёшь со мной куда-нибудь? Сынмин чувствует, что его улыбка становится шире. — Конечно, — он наклоняется, и Минхо идёт ему навстречу, их губы сталкиваются в нежном поцелуе, тёплом, утешающем и обнадёживающем. Они отстраняются, а уши Минхо краснеют. — Это смущает, — тихо бормочет он. — Ты мне очень нравишься, просто чтобы ты знал. Сынмин целует его в щёку. — Ты мне тоже нравишься, — Минхо на это ярко улыбается.***
Недели спустя — после их совместного перформанса с Хёнджином, после того, как их друзья узнали, что они встречаются, и подняли из-за этого огромный шум, после учёбы, ужинов и случайных прогулок по кампусу, после жарких поцелуев и знакомства друг с другом в спальне — Сынмин возвращается в комнату Минхо после душа и находит на кровати небольшой свёрток, на этикетке которого знакомым почерком старшего написано «Для Сынмина». — Это для меня, хён? — спрашивает он, и Минхо поднимает взгляд от своего места за столом, где смотрит видео с кошками на ноутбуке. — Я не вижу на нём ничьего другого имени, — ворчит он, и Сынмин улыбается, чмокая его в щёку, прежде чем устроиться на кровати и положить подарок на колени. — Могу я это открыть? — Это то, что обычно делают с подарками, — закатывает глаза Минхо, и Сынмин смеётся. Он открывает маленький свёрток, осторожно разворачивает его и улыбается. Это оказывается маленькая стеклянная баночка, до краёв наполненная крохотными сердечками и звёздочками оригами — забота, терпение и преданность Минхо очевидны в каждой маленькой, кропотливо созданной фигурке — и Сынмин ярко сияет. — Это так мило, хён, — говорит он, — мне нравится! У Минхо краснеют уши. Банка обёрнута лентой, с неё свисает бирка, и Сынмин смотрит, что на ней. Вот любимые каракули Минхо, эта глупая рожица, которую он оставляет в блокнотах Сынмина, а на другой стороне — цитата, аккуратно выписанная. «Любовь терпелива, любовь добра, любить — значит медленно сходить с ума». Сынмин отставляет банку в сторону и встречается взглядом с Минхо. Другой мужчина наблюдает за ним, в его взгляде что-то мягкое и нежное, и Сынмин улыбается. — Хён, — говорит он, — ты знаешь, что эта цитата из «27 свадеб», верно? Забавно, как меняется лицо Минхо, на нём проступают раздражение. — Я собираюсь убить Хан Джисона, — ворчит Ли. — Он сказал мне, что это строчка из стихотворения, которое он прочитал. Сынмин смеётся, протягивая руку, чтобы поймать Минхо за запястье. — Убей его позже, — говорит он, — а сейчас поцелуй меня, Минхо-хён. И Минхо целует.