an onion for a sweet taste

      Как бы харизматично Панталоне не позиционировал себя - как товарища, соратника, друга - Дотторе знал что они никогда не были и не будут на одном уровне.       Но он был меньшим из зол - или хотя бы Доктор старался себе это твердить. Поэтому позволил утянуть себя за рукав из лаборатории, оставив недописанную рукопись по этике вскрытия трупов.        - Разве это обязательно, Панталоне? - недовольно цыкнул доктор, поправляя слишком на его взгляд, узкий костюм, который был добровольно-принудительно всучен ему Панталоне: светло-голубая парча костюма выглядело бельмом в мерзкой погоде города.        - Дорогой доктор, даже тебе нужно иногда развеяться, - мужчина улыбнулся, как было свойственно улыбаться только ему: слегка обнажая зубы и намеренно сужая глаза, делая улыбку более искренней, - ну же. Разве гениальные идеи не приходят тогда, когда о них не думаешь?       Он подтолкнул своего спутника сквозь величественную арку с изощренной лепниной, не забывая меренно постукивать своей тростью, усыпанной драгоценными камнями, по деревянному полу, усыпанной драгоценными камнями. Ладонь в перчатке так и осталась на пояснице доктора - непроизнесенным приказом, неповиновение не рассматривалось - Панталоне хотел чтобы он был здесь и сейчас - а Дотторе уже и устал гадать причину всех его действий.       Их места располагались в роскошной ложе, которая наверняка стоила Панталоне невероятных денег - в очередной раз он почувствовал себя питомцем, которого брали с собой в изысканные места как украшение. Сатин, бархат и отделка золотом - истинное предназначение денег налогоплательщиков, которым нехватало денег на буханку хлеба.       Панталоне выдвинул для него стул и кивнул, молчаливо указывая сесть. Тем временем, предвкушающая аудитория затихла, внемля словам всп=тупившего на сцену конферансье - полноватого мужичка в черном фраке.        - Сегодняшний вечер посвящается женщине невиданной красоты и невиданного вкуса... Поаплодируем покровительнице нашего театра - неожиданно почившей нашей дорогой Джозефине! - конферансье потянул за край роскошного балдахина, раскрывая пред восхищенной и уповающей толпой искусно нарисованный портрет загадочной женщины, - да будет твоя загробная жизнь также прекрасна, как мирская.       С портрета, торжественно расположенного в центре залы, смотрела красивая женщина - алые глаза, обрамленные густыми ресницами и мягкой полулыбкой на белоснежном лице - руки её были сложены аккуратно на коленях, а сама она предстала в темном изумрудном платье, что выдавало её высокое положение в обществе.       Даже богатые не защищены от смерти, равнодушно подумал доктор - эта мысль азчастую приносило утешение ему, когда еще бедность теплилась у него за пазухой.       Панталоне склонился к нему - невыносимо близко, его парфюм тяжелый, совершенная противоположность профессиональной стерильности доктора, окутывал завесой - тяжелый аромат заставлял непривыкшего к такому мужчину практически задыхаться.       Горячее дыхание коснулось обнаженного уха прической - серебряная заколка нежно придерживала отросшие мятные волосы - Дотторе сжал ручки кресла крепче в своих ладонях, чувствуя странную слабость в груди, практически трепет - практически предчувствие чего-то плохого.        - Видишь мужчину рядом с королевской ложей? - он прошептал, пуская табун мурашек по шее доктора.       Видя легкую сконфуженность собеседника, Панталоне положил ладонь на руку доктора, что прикладывала к лицу театральный бинокль. Бесцеременно она повернула бинокль в правильно направлении, удерживая.        - Это Крепус Рагнвиндр. Монополист, благодетель, покровитель и невероятно талантливый купец, - прошептал Панталоне, сам не прекращая наблюдать за постановкой, - ну или был им до некоторых пор.       Иному показалось бы странным такое выделение одного-единственного человека среди сливок общества этого продажного микромира - но не доктору. Несмотря на свои неординарные качества, Панталоне прежде всего был предпренимателем - невероянтного таланта и масштаба. Всё, что он делал - он делал с какой-то определенной целью, как и сейчас.       Дотторе вгляделся с легким раздражением в бинокль - его всегда неимоверно раздражало, когда Панталоне пытался втянуть его в свои интриги, ведь это было так далеко от операционного стола и смиренной молчаливости начинающих уже загнивать трупов на нем.       Мужчина - статный, широкоплечий, развитый так, как могут быть развиты только дети богатых родителей, кушавшие с детства самое лучшее с золотой ложечки - в нем не было места свойственной Панталоне и Дотторе угловатости из-за хронического авитаминоза бедности.        - А Джозефина это его почившая жена, оставившая за собой слабосильного ребенка. Говорят, врачи остаются в их поместье неделями, чтобы поддерживать здоровье ребенка.       На слегка затемненой сцене, Донна Анна - героиня играемая очаровательной блондинкой довольно юной для такой важной роли - одетая в траурное платье, выходит в центр сцены. Дотторе не был особо заинтересован в искусстве, но даже ему была известна эта опера и её главные герои.       Актриса прижимает руку к сердцу - и расфокусированно смотрит в даль, её голос звенит тревожностью:       Or sai chi l'onore       Rapire a me volse,       Chi fu che il tradì.       Панталоне отпускает Доктора, расслаблено опуская руку на спинку кресла, напоминая о своем присутствии - Дотторе скашивает взгляд, инстинктивно пытаясь ухватить хотя бы каплю эмоций на обычно безразлично улыбчивом лице Панталоне.       Тот выглядит довольным - непривычно искренне довольным, так, как бывает, когда всё идет по его плану. Также он видимо наслаждается выступлением юной оперной певицы - словно её показные страдания приносят ему удовольствие - было бы слишком антогонистично думать так о своем долгосрочном партнере со тороны доктора, но тени покладываемые на чужом лице затемненным освещением театра лишь усугубляли ситуацию.        - А ещё говорят, что вдовец в горести заимел традицию посещать бордели, отдавая предпочтение красноглазым юношам - интересно, правда? Видимо, господин разочаровался в очаровательной хрупости тонкого женского тела, после того как его дражайщая жена выблевала внутренности за обеденным столом.        - К чему ты ведешь, Панталоне? У меня нет времени разгадывать твои загадки.       Панталоне перевел взгляд на него.        - К тому, что в скором времени ты познакомишься с ним поближе.       Больше они не разговаривали до самого антракта. У Доктора было время пережевывать тысячи раз информацию и строить логические умозаключения - его любимое занятие в свободное время. Громогласная опера на фоне стала не больше чем белым шумом, убаюкивающим сознание в глубины размышлений.       Это была не его игра, но все же он неосознанно подписался на нее, когда пожал руку Панталоне в тот самый день, под тенью столетних деревьев. Изменил бы он что-то, если бы он мог повернуть время вспять?       Нет - ответ простой и ясный. Ему это было выгодно, как и было выгодно Панталоне. Никото из них не был хуже, но и никто из них не был лучше.       Очевидно, что Панталоне не мог видеть в будущее - раздумывая, как обоюдно использовать доктора, он не был бы в состоянии предсказать, что так сложится судьба Крепуса и Джозефины. Он все таки человек, а не медиум с хрустальным шаром, в чьих салонах сейчас собираються сливки общества.       Но мужчина был таким человеком, что никогда бы не упустил подходящую возможность, - сразу бы поставил нужные фишки на стол, как бы они ему дорого не были, - хладнокровно, эффективно.       Так уж получилось, что доктор был одной из фишек на столе.       Познакомишься с ним поближе.       Пусть и наименьше интересное для доктора было это взаимодействие с окружающими его людьми - за исключением Панталоне, разумеется - он прекрасно понял, что это значит.       Поднести сладкий хлороформ на марле к носу и рту несчастного вдовца. Методично расчитать дозировку хлороформа, ведь переизбыток мог привести к остановке дыхания, а недостаток — к недостаточной анестезии.       Пока пациент послушно вдыхал желанный хлороформ, постепенно теряя сознание, как врач Дотторе бы тщательно контролировал реакцию пациента на анестетик, следя за его дыханием и цветом кожи - чтобы влияние его было практически не заметно, и на вид пациент лишь спал сладким сном.       Операционную зону очищали ассистенты и карболовой кислотой. Потом Дотторе сделал бы разрез кожи и мышц грудной клетки с помощью скальпеля. Затем, используя реберные ножницы и пилу, врач аккуратно вскрывал грудную клетку, отодвинув ребра для доступа к органам грудной полости. Доктор бы убедился, что все движения должны были быть максимально аккуратными, чтобы минимизировать кровопотерю и повреждение тканей.       И тогда он, спустя часы терпеливой и точечной работы, почувствувал бьющееся сердце у себя в руках. Подобрался бы ближе чем скальпель, был бы острее чем лезвие.       Доктор находил какое-то поэтичное сходство между притворством и вскрытием - ввиду собственных установок ему сложно было представить исркеннее чувства такого рода - он всегда с отвращением выкидывал из списка чтения классические произведения хотя бы с намеком романтики насильно вписанные профессором ему на кафедре.       Но если бы он был честен с собой, то он мог представить такую душевную глубину только с одним человеком - что стал неотьемлемой частью его жизни. Может быть в другой вселенной, о которой твердят самые непопулярные физики, где им не приходилось сражаться за право дышать, они бы смогли…       Доктор вздохнул. Никакие «если бы» не имели смысла, они знали свое место в этом мире - и как можно было его отвоевать - кровью, сломанными костями и отстутствием сожаления. Методично и беспощадно.       Он мог бы отказаться - конечно, тогда Панталоне сделал бы все чтобы прикрыть его контру - и у него бы без сомнений получилось. Но Дотторе больше не беспомощный подросток, у него множество влиятельных публикаций с коллегами из самых разных стран - которые каждый год упорно приглашали его на гостевые лекции несмотря на постоянные отказы.       То, что продумал для него Панталоне - лишь то, чего ждал Дотторе годами. Справедливая цена за предоставленную безопасность. Может быть поэтому доктор и не думает воспротивиться - может быть поэтому отчего-то он не может отказать.       Empio, perfido, t’amo,       Spietato, t’amo ancor!       Он и не заметил, как прозвенел звонок антаркта. Гости поспешили в ресторан этажом ниже, делать всё то, что так обожали делать сливки общества - распивать алкогольные напитки и сплетничать.        - Идём, - кротко сказал Панталоне, вставая со своего места и скрываясь с балдахинами.       Доктор последол за ним, чувствуя себя слегка нелепо в роскошной обстановке театра. Они оказались в ресторане, Панталоне взял два бокала с шампанским с подноса и отдал один доктору, словно декор для предстоящей непринужденной беседы.        - Крепус! Как ты? - очень уж дружелюбный и теплый тон разговора Панталоне отвлек доктора от рассматривания пузырьков в бокале.       Панталоне и Крепус пожимали друг другу руки как старые знакомые.        - Панталоне, приятно видеть тебя, друг, - тепло отозвался мужчина, отпуская ладонь Панталоне и хлопая того по плечу совершенно по-дружески.       Дотторе заметил с каким фамильярством Крепус говорил с Панталоне - редко такое можно было наблюдать, учитывая что Панталоне предпочитал коммандовать повиновение ежели быть на одном уровне с кем-то.        - Взаимо, - ответил препрениматель и потом кивнул головой в сторону стоящего рядом доктора, - это Дотторе, блестящий доктор и терапевт, -возможно вы имели честь прочитать его недавнешнюю статью про предрасположенности детского иммунитета к полноценному развитию?       Как умно, Панталоне - упомянуть мою единственную педиатрическую работу среди 67 про вскрытие трупов, слабоумие и врожденные уродства, - подумал доктор.        - К сожалению, в последнее время не до чтения, Панталоне, сам понимаешь, - Крепус улыбнулся виновато, глаза его заметно опечалились, как только он ненарочно напомнил самому себе о погибшей жене, - приятно познакомиться, Доктор.       Крепус протянул руку для рукопожатия, заглядывая в глаза - бессовестно и упрямо, напоминая Дотторе как тот не любил контактировать с окружающими мурашками по спине.        - Здравствуйте, Крепус, - Дотторе протянул руку в ответ, немножко замешкавшись, из-за незнания достойного этикета.       После рукопожатия рука Крепуса задержалась, что наверняка не ускользнуло от взгляда Панталоне. Он практически спиной почувствовал довольную улыбку, расползающуюся на его лице.        - Говорите, вы разбираете в педиатрии?...       После театра Панталоне выглядил умиротворенным - больше чем обычно, даже хотелось его чем-то ударить, если бы не усталость от заинтересованных распросов Крепуса не ударила по его состоянию.        - Отличная работа, Доктор, я знал, что ты меня не разочаруешь.       Так покровительски - давно уже прошло время, когда Дотторе взбешивался от этого - они уже не дети вконце концов. Поэтому он просто хмыкнул в ответ, следуя по переулкам за темно лиловой мантией.       Над ними светила красная луна.       Они готовы были убить друг за друга каждый по-своему. Панталоне в самом настоящем смысле убивал за него, ни на секунду не колеблясь проливая чужую кровь - а Дотторе совершал моральные уродства, что были хуже смерти.       Потому что в мире, где им уготована такая поскудная судьба, только так можно было проявить любовь.