Обречённые повторить

Неизвестное время. Группа людей пробиралась в ночи по полю, поросшему сорными травами. Долгое время этой земли не касалась рука человека, и оставленная самой себе природа буйствовала вовсю. И потому-то люди шли так медленно, продираясь сквозь траву и кусты, да запоминая обратную дорогу. Двое, мужчина и женщина, сопровождали трёх подростков, шедших между ними. Сегодня они должны были стать взрослыми... И их волнению не было предела. – Об...Обязательно ночью-то? – Прошептала рыжеволосая девушка, идя след в след за остальными. – Это и есть часть ритуала, дура, – не без дрожи в голосе ответила её подруга с золотистой косой, – нужно уметь бороться со своими страхами. В том числе, со страхом темноты! – Да не темноты я боюсь, – огрызнулась первая в ответ, – тут есть чего бояться и без детских глупостей. Ночью же не видать ничего, а как нападут на нас? – Да нет тут никого! Сама знаешь ведь, что дикари и демоны сюда не ходят. Особенно по ночам. – С нами не просто так идут взрослые. У них и луки, и клинки, и пистолеты... – Рассудительно заметил крепкий юноша с волосами черного крыла. – Да и у нас с вами есть наши кинжалы. Никто нас тут не тронет! Мало вымахать размером с титана из старых книг, чтобы считаться взрослым. Нужно ещё по мере сил помогать своему роду, своему племени: трудиться, выхаживать, разведывать. Только работающий на всеобщее благо может считаться взрослым, самостоятельным человеком! И, убирая пшеницу, укрепляя дома, ходя на охоту Марко Браун старался отличиться, выделиться. Он работал не жалуясь, помогал по собственной инициативе, охотно брал на себя ответственность в делах... И вчера его позвал в свой дом старейшина племени, Эрвин Арлерт. Сказал, что счёл его достойным, и что грядущей ночью он станет взрослым. Родительской радости не было предела! Тем не менее, она ни в какое сравнение не шла с его собственной. В эту ночь их, достойных посвящения, было трое. Он, Марко Браун, его лучшая подруга Саша Кирштейн и её сестра Пик, вечная заноза и известная трусиха. Сомневаться в решениях старейшины, разумеется, странно, особенно для мальчишки... Но порой человек ничего не может с собой поделать. – Огней нет, – констатировали взрослые, – и сегодня мы не встретим никого на нашем пути. В этом уже убедились. – А вы что... Разведывали сегодня? – В голосе Саши послышалось искреннее недовольство. Она будто бы и была не против попасть в какую-нибудь историю... – Конечно! – Сопровождающий их воин заговорил с ней как с мелкой. – Стали бы мы рисковать вами. Только когда Эрвин узнал, что мы вернулись без проблем и с добрыми вестями, только тогда он дал согласие приступать. – Но разве смысл ритуала не в преодолении страхов? – Спросила Саша. – И что теперь, когда мы знаем, что реальной опасности нет? – О, – хмыкнул старший, – поверь, Саша, страха на твою жизнь хватит. Пока что наберись терпения и смотри по сторонам: ни один дозор не может ничего гарантировать. Его слова о страхе в самом деле оказались пророческими. Как только на горизонте показались руины города, все слова смолкли. Настолько серьёзным, настолько мощным было впечатление! Здания, что были выше самых рослых деревьев в родном лесу, напоминали разве что уродливую издёвку над живой природой: они были искривлены и обезображены, некоторые уже обвалились и пали... Стекол почти не осталось, многие дома несли на себе отпечаток старых боев, и разруха царила безраздельно. Каждый ребенок племени, по мере взросления, разучивает историю – обучение детей этому считается прямой, естественной обязанностью старейшин. Всех их учат помнить о предках-основателях, героях и героинях, что страшной ценой спасли целый мир от уничтожения. Помнить о подлом предательстве, в результате которого победителей отправили доживать в захолустные леса острова, обязанного им всем. Помнить о бедах и тяготах, что они совместно преодолевали, и что делать завещали потомкам. Ими и их делами восторгались, их именами называли детей, на их ценностях учились. Однако мало помнить о героях – злодеи тоже должны отложиться в памяти у нового колена. И чудовище, что пыталось уничтожить целый мир, и глупцы, что надеялись им воспользоваться для собственных планов, и слепцы, что пришли в восторг от идеи напиться кровью невинных миллионов. Именно из-за последних настоящим героям пришлось укрыться в отдалённых лесах и чащах, перейти к образу жизни самых далеких предков... Но иначе они поступить не могли. Коронованная предательница сказала, что только «раскаявшиеся» могут вернуться к остальным островитянам, и желающих предать себя и сотоварищей не нашлось. И, во многом из-за решений предков, ни Марко, ни девочки не бывали среди развалин города. Только слышали рассказы старших, а слова не имеют того же веса. Неудивительно, что они произвели на них поистине неизгладимое впечатление: тяжело и горько было взирать на плоды человеческого труда, уничтоженные самим же людьми. – Ваше посвящение было... Таким же? – И да, и нет. – Признался проводник. – Меня вели туда же, куда веду и я вас, но тогда Шиганшина ещё была жива. По улицам ездили стальные кони, бегали разодетые люди, а движущиеся картинки смотрели на тебя отовсюду. То ещё зрелище... – Завидно! – Саша врать не умела, не умеет и уже не научится. Всё выдает, что у неё на уме. – Лучше бы на то зрелище посмотрела... – Ваше посвящение зато будет куда более полным. – Вздохнул мужчина с высоты прожитых лет. – Думаю, вы всё поймете быстрее меня. С этими словами вчерашние дети и без пяти минут взрослые вошли туда, где прежде начиналась городская черта. Тут раньше жили – и, чем дальше, тем больше доказательств этому Браун находил. То тут, то там глаза цеплялись за чьи-то кости, чьих-то искореженных стальных коней, чьи-то открытые всему свету комнаты... Какие люди тут жили? О чем они мечтали? На что надеялись? – Мы можем отсюда столько вынести... – Произнесла, наконец, Пик. – Представьте, сколько же тут добра... – Дай мертвым спать, Пик. – Марко пришлось её одернуть. – Нехорошо их обирать. – И, к тому же, большая часть их имущества или уже разграблена, – договорил за него мужчина, – или попросту бесполезна в новом мире. Нет смысла тратить время и рисковать, роясь в разрушенных домах. Мы здесь не ради старого хлама, в конце концов. Уверенными, скорыми шагами группа продвигалась сквозь разрушенный город: как незваные гости, желающие сделать дело и как можно быстрее покинуть место, где за ними будто следили тысячи глаз. Закрытых, но смотрящих прямо в души живых. Неудивительно, что они вскорости добрались до места своего назначения. Старейшина говорил, что тут, на площади, жители города вершили свои церемонии. Тут они гуляли, отдыхали, пели торжественные гимны, славили своих вождей и приносили им богатые дары – и, ближе к концу войны, тут же устраивали кровавые жертвоприношения. И, над всем этим возвышалась колоссальная статуя из камня, посвященная герою тех людей – их герою и самому страшному злодею в истории мира. Эрену Йегеру. Жестокость Последней войны не миновала и этого кумира покойных горожан. Статуя обрушилась оземь, покинув свой громадный пьедестал; от зловещего великолепия, коим она никогда покоряла сердца, остались лишь обломки ног... И каким-то поразительным чудом сохранилась голова, лежащая на искореженной земле. – Смотрите! Приказывать, пожалуй, было излишним. И Марко, и Саша, и Пик не могли оторваться от черт того самого человека, о котором слышали столь многое от старших. – Это, дети, Дьявол, – заговорил проводник с чувством и расстановкой, – дьявол, что живёт в каждом из людей. Стоит его выпустить, стоит ему поддаться, и он овладеет вашими делами, вашим рассудком, вашим характером. Ненависть – сильное чувство, и, кажется, оно питается исключительно благими намерениями. Защитить, воздать, спасти... Всё начинается с чего-то возвышенного. И всё кончается им. Марко смотрел в глаза статуи и не мог оторвать от неё взгляда. Даже поверженный с пьедестала монстр производил страшное, гнетущее впечатление: казалось, что его голова вот-вот оживет, вот-вот попытается сожрать непрошеных гостей. Каменные глаза при неверном свете факела горели злобой, желанием разрушать, покорять и уничтожать. Ни время, ни отсутствие ухода не изжили гнева и зловещей мощи из этих черт; неживых и словно враждебных самой жизни. Тут Браун бросил взор ещё чуть ниже... И чуть было не крикнул. Его поразила зловещая ухмылка Дьявола, налитая неуемной жаждой крови. Она жаждала, она алкала, она будто взывала к новым убийствам, новым смертям и разрушениям. Чья рука могла – Вглядитесь в него. – Продолжал старший, чей голос приобретал все более и более торжественные ноты. – Всё началось с праведного гнева за убитую мать. С желания подарить друзьям лучшую, свободную жизнь. Всё закончилось кровью: его собственной, его друзей, и миллионов других людей. Отдавшись страсти, покорившись злобе, он и стал сущим Дьяволом. Воплощением злобы и ненависти. Однако не вздумайте совершать ошибки. Не думайте, что подобное не повторяется. Повторяется, и свидетельством этому служит все, что вас окружает. На этих словах все трое начали осматриваться, видя вокруг лишь смерть и разрушения. – Взгляните вокруг себя. – Бледный, ненадежный свет Луны всё-таки давал осмотреться, хоть и не на большую дистанцию. – Вот к этому привело правление ненависти. Несколько поколений её бережно взращивала, кормило и хвалило. Люди упивались ею... Пока всё не кончилось войной и гибелью того, что раньше звалось цивилизацией. Цивилизация, насквозь пропитанная ненавистью и яростью, наконец завершилась... Только так она и могла завершиться, в огне и смертях. После минутного молчания мужчина продолжил речь. – На острове осталось немного людей – и ещё меньше тех, кто достоин так называться. Вы слышали наши рассказы о дикарях, о людоедах, о грабителях и сумасшедших. Хоть сейчас их и мало по норам ползает, но угроза не ушла. Дикие звери стали кровожадней и опасней, мы утратили большую часть знаний старого мира, знаний, что некогда позволили возвести эти дома. Каждый день – борьба за жизнь. И всё из-за ненависти, из-за дьявола, которому позволили завладеть сердцами людей по всему миру. Последняя пауза – и проводник дошёл до главного. – Теперь вы должны дать клятву самим себе. – Пришло время финальной части речи. – Посмотрите в лицо ненависти прошлого мира, запомните его уродство. Посмотрите и обещайте: никогда больше! Обещайте бороться за лучшее завтра, свободное от грехов и злодейств былого. Марко от сознания важности момента даже захотел прикрыть глаза... Как вовремя понял одно. То не волнение, то страх: животный, первобытный страх, которым статуя Дьявола пыталась обволочь его сердце. Словно осколок былого и не желал, чтобы на него смотрели иначе, как с абсолютным преклонением. Будто немой камень мог помнить времена, когда в его честь устраивали праздники и гуляния, когда ему приносили дары, когда им восхищались – и хотел продолжения. Будто обломки истукана желали чего-то от него... Но парень взял себя в руки и заставил себя смотреть вперёд. Смотреть прямо на Дьявола, не поддаваясь подлому приступу паники, смотреть на него с вызовом – и повторять про себя хорошо известное ему обещание. Стать лучше, стать сильнее, одолеть зло, сохранить память о былом и преодолеть его. Браун произнёс каждое слово в голове, чувствуя, как они откладываются в его сознании. – Хорошо справились. – С явным удовольствием, пусть и приглушенным, молвил проводник. – Теперь мы пойдём обратно, к нашим героям. Вы повторите вашу присягу уже перед ними, и вернетесь в деревню взрослыми. В молчании группа пошла прочь, стремясь покинуть как руины площади, так и развалины самого пустого города. И только Марко бросил взгляд назад, неспособный так легко отпустить увиденное. Искривлённая ухмылка чистой ненависти провожала уходящих от осколка людей.