Напечатала

      – Будь у меня авто с жёлтыми сиденьями, я бы перекрасил их в черный, – думает Минхо, сцеживая через алюминиевую трубочку остатки мангового молочного коктейля. Тапиока совсем растаяла, оставляя снизу сладкую ядерную бомбу. Минхо морщится, толкая трубочку в сторону. Та звонко отзывается, соприкасаясь со стеклянными бортиками стакана.       Минхо вздыхает, мечтая об пудинге, который приглядел в Японии, но так и не взял. И в кафе в традиционном японском стиле того пудинга нет, а Ли все таит надежду однажды попробовать загадочную сласть, которую все так нахваливали.       Еще и бариста с задранными белоснежными рукавами на него косо смотрит. Подозревает в чем? Минхо исправно оплачивает каждый свой поход, да молча разглядывает бонсай с картинами в птичьем орнаменте на стенах. Очень миловидные птички, к слову, красненькие. Минхо помешивает жижу в стаканчике палочкой, продолжая размышлять. О птичках, о японских иероглифах, которые ему не понятны и странном бариста, кто опять странно косится.       Для Бан Чана привычно видеть искреннее любопытство к интерьеру его кафе, которое благополучно пользовалось спросом уже второй год. Чан лично выполнял обязанности бариста, когда становилось совсем жутко среди бумажной волокиты налоговой и поставщиков. Своеобразная медитация: собирать по кусочкам напитки или делать булочки Дораяки.       Любимая плита была поблизости, но суровый повар, приглашенный из Японии, почти никогда не допускал Чана до огня. Первое время Бан чувствовал укол обиды: не доверяет?! Потом смирился. Смирение - самая полезная вещь в жизни. Глядя на сокрушенный взгляд своего начальника, повар соизволил Чану прикоснуться к священным булочкам. Но под строгим надзором. Радуясь, словно ребенок, Чан допускал одну ошибку за другой. На третий раз, где Бан буквально опустился на колени перед поваром, желающим выкинуть нерадивого подмастерье с кухни, у него получилось. Перед друзьями Чан обзывал себя мастером Дораяки.       Любимой частью в работе бариста Чан считал наблюдательность за посетителями. Скромные бабушки, вещающие свои трогательные истории про Японию довоенных годов и вкуснейшие чаи, забавные дети, перекатывающие во рту шарики тапиоки, и молодые люди, наслаждающиеся сашими и темпурой. Большим же спросом пользовались сладости, коими ресторанчик был не так богат. Чан планировал в ближайшее время связаться с поставщиками и пополнить меню.       Грозный, словно туча в пасмурный день, гость сразу привлек внимание Чана. Он поджимал губы, изучая позиции. Ничего съестного почти не заказывал, изредка темпуру или суши. Он засиживался где-то в углу, разглядывая детали в стенах. Чан беспокоился, может этот уважаемый – критик, который одним своим постом в соц. сети уничтожит его заведение? Судя по пристальным взглядам, этот человек может.       Проходило полчаса. Час. Тот сидел. Чан чистил стаканы сухой тряпочкой и ставил их на полку рядом. Изредка бросал взгляды на странного посетителя, желая узнать, какие мысли бродят в его голове. Когда пошел второй час и шестое его посещение, Чан решился.       – Добрый вечер, - он вежливо поклонился, сложив руки за спину. Из своих мыслей гость вышел не сразу. – Все ли Вам нравится? Возможно, есть какие-либо отзывы или пожелания?              – Добрый, – прохрипел тот и поспешил прокашляться. – Ко всем гостям такое внимание?       – Вы один из немногих, кто молчит, но изрядно посещает наш ресторан.       – Нравится-нравится, – кивает Минхо и почти шепотом добавляет: – пудинг понравился бы так же.       – Кто? – интересуется Чан, напрягая слух. Пуди? Актер, что ли?       Минхо смущенно хрустит пальцами, но решает: почему нет?       – Пудинг. Карамельный. Я был в Японии несколько месяцев назад и не успел его попробовать.       Чан охает, вспоминая про действительно вкуснейший пудинг со сливочным вкусом.       – Мы вскоре пополним наш ассортимент в плане десертов. Если все удастся, пудинг будет в первых рядах, – улыбается Чан, наблюдая, как меж туч проступает солнечный свет. Минхо действительно рад.              – Тогда я обязательно навещу вас еще раз, – отзывается Ли и сгребает свою джинсовку с соседнего стула.       Спустя неделю, как Чану удалось заключить договор на тот самый пудинг и еще несколько сладостей, Минхо входит в двери заведения. Мигом, не оставляя верхнюю одежду на крючке, как это сделали остальные посетители, виляет между столиками к барной стойке.       – Добрый день! - приветливо улыбается Чан. – Пудинг?       – Пудинг, – с придыханием соглашается он.       Чан с осторожностью ставит перед Минхо десерт и вручает чайную ложечку. Под тихий, но учтивый смех Ли снимает пробу. Катает на кончике языка кусочек пудинга и мычит от удовольствия.       – Это невероятно! – тянет он и сглатывает. – Я – Ли Минхо. И я буду жить здесь.       – Моё имя Бан Чан, этот ресторан мой. Поэтому, пожалуй, я поставлю Вам раскладушку в подсобке, Минхо.