И ему предстоит провести ещё долгий час,
что б положить на торт последнюю вишню.
✧☆｡*✧
Когда-то давно, когда не существовало времени, родился маленький росток. Он не знал к чему крепился, не знал кем был и точно не имел понятие что ему делать. Тогда росток подумал: «Если в мире пусто, есть ли в жизни смысл?» В тот миг понимание нахлынуло с головой — нужно создать место, где могут жить. Где не нужно выживать и уж точно не нужно смотреть в пустоту. Место, где не будет пустоты. Он прирос к первой темноте. Пустил корни прямо вглубь. С тех пор начала расти трава, помалу появилась земля. Только росток этого не узнал.Отдав свою жизнь, что б цвели другие,
он погиб, так и не увидев мир без пустоты.
Истории без темы. Истории, не касающиеся начала. Истории, уже давно лежащие под толстым слоем пыли в самых глубинах памяти. В ход пошли все истории, которые когда-либо хранились в голове. Начиная с Мафии, где, к огромнейшему сожалению, Дазай был самым-худшим-возможным-напарником и заканчивая первым днём в чужом мире. Родной Осаму, который для его молодой копии был незнакомцем — его глупые привычки, которые появились со временем, колкие шутки и спонтанные решения. То, как юноша набил морду Дазаю в первую встречу и до сих пор этим гордится, то, как удивительно близко расположились их кабинеты, когда прославленный господин Мори промолчал про все две тысячи просьб переселить подальше. Если не выселить, так выгнать с Мафии — молчанка. Глупо спорить было с тем, чья идея и стала причиной резкого сближения кабинетами. Как оказалось после, пространство Дазая было разрушено всё той же мордой, которую Чуя ненавидел больше дешёвого вина. Эксперимент — чёртов химик, решивший, что если смешать два взрывных элемента, которые он не пойми где взял, то получится сингулярность. Получился только разрушенный кабинет и очередной худший день для Накахары — жить с Дазаем ближе было последним, что он готов был принять даже под предлогом скорой кончины. В следующий раз проснуться удалось в своей кровати, лишь вокруг неё, по всему периметру, на полу раскинулись рыжие игрушечные собаки. Их собирали всей Мафией, приводя в кабинет даже малышку Элис, никак не виноватую в происшедшем. Лишь один виновник не объявился. Потом появилось правило от Мори — входить в кабинет Чуи Накахары без его разрешения строго запрещено. Никто запрету, конечно, не следовал. Сразу после объявления прибежал Осаму, раскинув своё тело вдоль дивана и слишком довольно улыбаясь. — Какого чёрта ты тут забыл? — кривит лицо в отвращении Чуя. Ответа, как не странно, не получает. Потом понимает эту довольную рожу, когда в кабинете взрывается водная бомба, оставляя мокрым каждого, кто стоял рядом. С тех пор была объявлена война. Дазай, хоть и не знал о ней, явно догадался о намерениях второго, ведь колкости поддержал с двумя поднятыми вверх руками. Рассказал про привычки. Про то, что Осаму, как ни странно, в кафе всегда берёт только чёрный чай, что неинтересные задания он пишет левый рукой, а интересные — правой. То, что он никогда не курил полноценно, но сигаретные блоки иногда воровал. Рассказал, что в свой кабинет впускал только троих — маленькую Элис, злого Мори и любого Чую. Потом уточнил и про характера — они-то, на удивление, отличаются. Врач-босс Огай и наставница Коё с горой поклонников. Глупышка Элис, которая никакой глупышкой, по правде, не была. Про раздражающего с детства Арахабаки, подавший голос не так давно. — Так ты, получается, кто-то на подобии путешественника между мирами? — глаза блестят от любопытства. Рассказал и про напарника, для которого всегда найдутся причины, что б напарником никогда его больше не называть. — Можно и так сказать. В моей вселенной ты тоже есть, но немного другой. — Там только меня нет, — добавляет своё Чержа, но её успешно игнорируют. — Насколько другой? — На… Пять из десяти. — В лучшую сторону? — интересуется Осаму. — В самую раздражающую, какая только есть, — ухмыляется на это Накахара. — Звучит отвратно, — кивает Дазай, слабо улыбаясь в ответ, — тогда у тебя появляется одно доказательство, что ты в этом мире не убийца, не сталкер и не вор. — Кто из нас больше на вора то смахивает? — хмыкает Чуя, — Не я же в чужие дома пробираюсь. Облокотившись руками об перила балкона, взгляду открывается небольшой городишко. Снизу, если приглядеться, можно заметить и рынок. Под ногами цепляется канат, который успешно помог Дазаю забраться прямо наверх. Сам хозяин расположился рядом, усевшись на перилах. Чержа, как ни странно, уходить не захотела. Расселась прямо на полу и спокойно слушает, словно речь идёт о ней. — Зато я через закрытые двери не прохожу, — язвит Осаму, коротко пожимая плечами, — квиты. — Не квиты, она не была закрытой, — машет головой Накахара. — Так и у тебя балкон не закрыт, — колко хихикает Дазай, — заходи кто хочет! — Кто хочет канат в руки не приносит, — цокает второй. — А это подарок от меня. — В моё время подарки другими были, — задумчиво говорит фея. — Вот именно, что от подарка тут только слово! Я бы сказал куда тебе его засунуть, но воздержусь, — хмурит брови юноша, — ты почему пришёл всё-таки? — А! Спасибо, что напомнил, — резко вспоминает что-то Осаму. Тянется руками до своей непонятной сумки, которая и на сумку то не похожа, пытаясь найти в ней нужную вещь. — Там ещё один канат? — не стоит на месте Чержа. — Нет, естественно нет! — машет головой Дазай, — Мне и одного с головой хватило. А это… — Ты… Останавливается, даже не договорив. Глаза округляются на мгновение, а после сужаются в непонимании, приоткрывая губы, что б что-то сказать, но ничего не произнося. В юношеской руке красовался ботинок. Один — тот, что потерялся в саду, скрываясь от взгляда. Тот, что… — Ты серьёзно полез его искать? — Я просто подумал, что его выкинут сразу после торжества. Поэтому, я… — Ты дурак, — прерывает Чуя. Он-то и впрямь не знает как реагировать, — зачем? — Просто один глупый рыжий парень врезался в мою память как противная пиявка, — спокойно улыбается Дазай, — я не мог выкинуть тебя с головы. Ничего не отвечает. У второго внутри не чувства, а ураган, смешавший каждую эмоцию воедино. Там и радость, и непонимание, и облегчение, а может даже найдётся нервный смешок. Смотрит то на обувь, то на Чержу сзади — она, в присутствии Дазая, удивительно спокойная. Смотрит всюду, но только не на карие глаза. — Помнится, ты молчанку не любишь, — ухмыляется Осаму, прерывая тишину. — А я не помню, что б ты копаться в грязи любил. — А был выбор? — Определённо был, — хмыкает Накахара, — очевидно, что обувь доставать было вовсе не обязательно. — Играть в молчанку тоже, дружок, — хихикает Дазай, опуская ботинок на землю. — Давно у вас принято, что б принц бегал за обычным простолюдином? — колко ухмыляется юноша. — Лучше бы ты был обычным, Чуя, — добавляет Осаму, поднимаясь назад на ноги, — я не думаю, что человек, путешествующий по мирам, может быть обычным. — А я не думал, что человек королевской крови заинтересуется в простаке. — Даже не представляешь насколько, — слабо улыбается Дазай, обращая внимание на вид. Ему доступно всё — получив деньги, можешь управлять каждым, кто попадётся под руку. Каждый дом, построенный в городишке, может быть разрушен если положить на стол достаточную пачку. Вся территория будет выкуплена, если таково желания. Рынок внизу будет скуплен от одного слова. Твой голос решит судьбу целой семьи, даже если статус их высок. Одна подпись и всё семейство будет в чёрном списке. Один штамп с чудесным адвокатом и все ненавистники лишатся жизни в тот же день. Один крик и человек начнёт гнить в тюрьме. Один провал и все поставки в другие государства моментально прекращатся. Одно неверное действие и ты станешь тем, кого задушат деньги. Одна пачка решит каждую проблему, решить которую, казалось, невозможно. Так же невозможно смотреть на вид, когда в каждом сооружении ты видишь не больше, чем вложенную сумму. Мир, который крутится вокруг денег, заставляет чувствовать себя самым продажным человеком из всех. — Где ты был весь месяц? — прерывает из мыслей голос. Ведь в деньгах нет смысла, если за них нельзя получить желаемое внимание. — Я ждал нужного момента, что б сбежать. — Так тебя ищут? — на мгновение хмурит брови Чуя. — Нет, — машет головой Осаму, — наверняка думают, что я снова где-то спрятался. — И будут правы, — пожимает плечами юноша, — стоять на чужом балконе тоже считается прятками. Дазай видит как колышутся рыжие пряди, как глаза смотрят куда-то вдаль, словно не ища определённую точку, как слабо задумчиво поднимаются губы. Видит, как направляется взгляд на небо. Только носитель голубых, как самые яркие топазы, глаз, даже не догадывается, что небо у него уже внутри. — Лучше бы я жил на этом балконе, — шепчет Осаму. Ему уже не так важно что происходит вокруг, — или ты со мной. Видит, как те самые глаза округляются на считанные мгновения, поворачивая голову к нему. На лице, если приглядеться, видны слабые веснушки. — Что? В глазах нет презрения — нет желания уйти, пропасть где-то вдалеке или покинуть этот старый балкон. Нет ненависти или гнева — они останутся для других. — Я… Появляется только желание утонуть в глазах, растаять в них, как самый тонкий лёд, навсегда пропадая внутри. Растает только в момент, когда руки хватают белый воротник неудачно подобранной рубашки, поднося его носителя к себе. Не дают договорить даже если хотел, возразить, даже если был бы смысл. Когда соприкасаются губы, в голове раздаётся странный звон. Этот звон душит, режет и что-то всё-таки подсказывает, что тянет дальше. Приоткрывая глаза, он не видит лица напарника. Последнее, что замечает зрение — пропавшую Чержу, на месте которой теперь сидела только добрая фея с сложенными крыльями и глупой улыбкой по всему лицу. Лёгкие, по виду воздушные светлые волосы и больше никакого чёрного монстра. — Удачи, Хара, — шепчет она, хоть голос почему-то похож далеко не на её. Где-то вновь слышно божество внутри. Только юноша уже не видит. Он не помнит и не узнает будущее больше никогда.Ведь точно знает, что в миг, когда глаза закрылись,
звон в голове заглушил каждый голос,
когда-то достигающий слух.