«Лесть неси ты сколько влезет,
лишь сам в неё не окунись»
— Ты умираешь, — говорит нечто внутри, разнося себя по голове противным эхом. — Я откинусь быстрее если ты продолжишь это повторять, — отрезает второй, кладя лицо в руки. — Человеческое тело не может слабеть от влияния божества, особенно если он нематериален. — Один твой голос изматывает, знаешь? — рыжие пряди движутся вместе с головой хозяина. Он сидит на крае давно сломанной кровати, удивительно странно державшаяся на единственной деревяшке, последняя ниточка которой не давала упасть. На ней нет ни подушки, ни одеяла, свойственных для кровати — обычное затхлое место, на полу с раскиданным мусором. Юноша уборки любил. Он тратил на них своё свободное время, говоря, что перфекционизм — вещь сложная и искренне радовался, что у него подобного нет. Собирал в пакеты грязные пачки и выбрасывал в тот же день. Смотрел на результат своих трудов и улыбался даже если знал, что после всё вернётся в прежнее русло. С недавних пор жить с Дазаем стало рутиной. Напарник, которого послал сам босс Мафии, удивительно быстро устроился в квартире. Чуя понимал, что прислали его не просто так. Ведь когда время жизни всплывает, других начинает волновать это даже больше, чем тебя самого. — Пусть я и перестану говорить, Хара, лишь смерть от этого не изменится. Скоро появится новая могила на кладбище с подписью: «Чуя Накахара: почему-то умер.» Чуя был тем, кто живёт, а не выживает, даже если в глазах темнеет, кто бьёт, а не терпит, если ситуация доходила до своих краёв, тем, кто выберет девять жизней, а не бессмертие. Он знает, что внутри его уже живёт само божество. То, что поселилось ещё с малого возраста, доводя тело до предела, заставляя поставить в конце вопроса про бессмертие огромную точку. Арахабаки когда-то был в другом. Менее слабое тело, должно быть, погибло ещё раньше положенного, лишь божеству про прошлых хозяев принято молчать. — Бесполезно, — тяжело вздыхает Чуя, — ты действительно думаешь, что люди не поймут почему я погиб? — Считаешь, что люди знают обо мне? — задаёт встречный вопрос и замолкает, — Большинство из вас — глупцы. А вот ненастоящая смерть их, пожалуй, заинтересует. — Ненастоящая смерть, — повторяет второй, — какая мерзость. — Либо можем заключить контракт, — чуть ли не поёт Арахабаки. — И я всё равно умру, — пожимает плечами Накахара. — Это уже зависит от тебя, малец. Вся проблема в Чуе и юноша это знал. Он понимает, что осталось не так много, что время теряет свою ценность с каждой секундой, что больше не придётся терпеть существо внутри. Ведь в момент, когда жизнь начала распадаться, проснулось и божество. Он подал голос, начиная свой первый разговор. — Быстро ты что-то захотел сдаться для такого крепкого разумного, — Накахара видимо вздрогнул, отводя взгляд от зеркала. Под глазами только начинали появляться синяки, не сильно привлекающие внимание остальных. Пряди волос странно заправлены наверх. — Что за… — смотрит вокруг, но никого не видит. — Или не разумного? — тотчас же меняет свои слова божество, — Не был бы ты… — Ты ещё кто? — голова оборачивается то влево, то вправо, хмуря брови. — Твой бог, — коротко отвечает существо. Его не видно — лишь голос расползается в голове противным эхом, — а перебивать божество — дурной знак. — Я медленно схожу с ума, да? — Для смертных это нормальное явление, — заверяет собеседник, — даже если сейчас ты полностью в своём уме. И я, Арахабаки… — Арахабаки значит? — возвращает уставший взгляд на зеркало, — Отлично. Если объявился, значит что-то не так. — Улавливаешь суть! Скажу кратко, — тратит пару секунд на короткий кашель, — из-за влияния сильной инородной жизни в теле, твоя собственная жизнь начинает раскалываться. Скоро она закончится и ты… — Бред, — перебивает Чуя, качая головой. — Научился бы ты уважать богов, — недовольно бурчит Арахабаки внутри, — Стало б звать тебя Хара, недоверчивый смертный. — Разве тебе что-то мешает так называть? — хмыкает Накахара, поправляя волосы рукой. — Не существует невозможного божествам, — твердит существо, — а вот твоё время всё-таки подходит к концу, малец. Даже если ты не желаешь это признавать. — Такого быть не может, — опускает взгляд, почему-то продолжая противиться правде, — я ходил к врачам. Все до единого заявили, что моё здоровье в абсолютном порядке, значит… — Не в здоровье дело, смертный, — словно удивляется глупости юноши Арахабаки, — твоя душа. Она раскалывается. — Я абсолютно здо… — Тебе осталось чуть больше месяца, Хара, — душит резким фактом божество, — человек не может существовать без души. — Чёрт, — единственное, что говорит в ответ Чуя, опуская голову, — всё-таки намекаешь на мою скорую кончину. — Я не намекаю. Я прямо об этом говорю, — отрезает существо, — предлагаю тебе заключить контракт. Тебе нужно… — Хватит, — вновь не даёт договорить Чуя с долгим вздохом, — я отказываюсь. — Сколько веков живу, но таких нахалов не встречал, — издаёт непонятный звук второй, — дослушал бы сперва. — Это не входило в мои планы. Ты же божество. Что тогда взамен в контракте попросишь? Моё тело? Душу? Может, заберёшь жизнь самостоятельно? — Умно, но неверно, — кажется, словно он пожимает плечами, даже если этого не видно, — в условиях контракта тебе нужно лишь прожить пару чужих жизней и самому отыскать частицы своей в течении трёх реальных дней. — Самому спасти свою шкуру? А если не успею — умру? — кривит губы Накахара, — Мне и так, и так смерть грозит? — Жизнь утопающего — дело самого утопающего, — голос разносится эхом по голове, переходя на шёпот, — всё в твоих руках, смертный. «В моих руках нет ничего», — последнее, что думает Чуя, больше не озвучивая свои мысли. Только что-то от контракта останавливало — слишком мало он сделал для мира и слишком много не успел для себя. Чуя не жалел, что жизнь будет короткой, не жалел, что Мафия потеряет ценного исполнителя. Он жалел, что не сможет умереть как обычный человек. Это последнее, что сдерживало от контакта, последнее, что держало крупицу веры, сломать которую удалось лишь спустя месяц после первого разговора. — Ты действительно думаешь, что люди не поймут почему я погиб? — Считаешь, что люди знают обо мне? — задаёт встречный вопрос и замолкает, — Большинство из вас — глупцы. А вот ненастоящая смерть их, пожалуй, заинтересует. — Ненастоящая смерть, — повторяет второй, — какая мерзость. — Либо можем заключить один небольшой контракт, — чуть ли не поёт Арахабаки, повторяя предложение раз за разом, — и ты попробуешь спасти свою шкуру! — Я всё равно умру, — пожимает плечами Накахара. — Не нужно так пессимистично. Напоминаю, что шанс есть, — легко говорит Арахабаки, — одно решение для большинства проблем. — И сколько у меня осталось времени? — Три чудесных дня до законной смерти, — отзывается божество, — от тебя то не требуется многого — лишь прожить чужие жизни и отыскать частицы своей. Чуя задумывается. Хмурит брови, кривит губы от заполонивших мозг мыслей. Опускает взгляд на пол, пронзая им каждую часть мусора, расположившуюся под ногами. Взвешивать минусы не приходится. Долго вздохнув, голова опускается. — Ладно, — коротко кивает, давая согласие, — всё равно вариантов немного. — Чудесное решение! — почему-то радуется от этого Арахабаки, — Следуй моим коротким инструкциям до последнего вздо-оха. Тело податливо исполняет каждое указание, словно верный пёс, заставляя встать с кровати, как самая шаткая тряпичная кукла, а следом и кровь тонкой струйкой потечь с руки. Память больше не запоминает происходящее. Глаза не складывают единую картину, а мозг путается в долгий клубок. — Я, великое божество Арахабаки, заключаю бессрочный контракт с телом, — останавливается и неприятно тихо смеётся, — начиная для него самые долгие из возможных девять жизней. Где-то вдалеке раздаётся знакомый голос напарника, растворяясь в далёких глубинах. — Ибо с этого мгновения, — ноги подкашиваются, создавая ощущение увядшего цветка, — начинается обратный отчёт. Только больше уже не слышит.Ведь взгляд замечает затуманенную фигуру вдалеке,
навечно закрывая глаза в пропавшем мире.