Честью и верностью

В тишине палатки грохот сердца звучал невообразимо громко. От мыслей, кружащихся в голове, плавилось сознание. Хонори пробрало дрожью до костей: страх подкашивал колени. — Будем играть в молчанку? — первым прервал тишину он. Ризли мерещился ей далеким. Совсем недавно он был воспоминанием, которое ей повезло увидеть наяву. Сейчас же их разделяло расстояние в несколько шагов, а ощущалось — между ними стена, ровно как в крепости, способная выстоять под давлением морского дна. Ризли мерещился ей далеким. Чужим — она его не узнавала. В нем совершенно ничего не изменилось и одновременно он был совсем другим: глаза изучали холод, от которого мерзли руки; красноватые шрамы на предплечьях, свежие, внушали необманчивую опасность. Его фигура в целом скопила в себе угрозу, молчаливую и одновременно кричащую бежать от него подальше. — Ты меня нашел, — глухо констатировала факт она. Он кивнул. — Ты не рада? Хонори до боли прикусила внутреннюю сторону щеки. — Я думала, ты не захочешь меня видеть. — Почему же? — секунда: Ризли сделал к ней шаг, неширокий, но, казалось, он враз сократил между ними расстояние. Хонори не шевелилась, от страха приросла ногами к полу. — Объясни, почему я должен не хотеть тебя видеть? — Я… ушла от тебя и даже не попрощалась, — Хонори говорила ровно, пусть и слова давались ей тяжело. — Верно, — кивнул. — Почему ещё? — Я соврала тебе. Много раз. Не договаривала. Не доверяла, — отвела взгляд. — Ты все это знаешь… но что ещё? Хонори, ты забыла? — Ризли хотел приблизиться, но твердо оставался на месте. Хонори на него не смотрела: это было выше её сил. — Ты забыла, что мне обещала? Она резко подняла на него взгляд. Обещание… Хонори ощутила, как грудь стягивает от осознания. — Мне жаль, — только и выдавила она. — Я так не думаю. Но я не хочу, чтобы ты мучалась чувством вины, — Ризли опустил голову, не глядя на неё, спросил: — Но почему? Хонори. Скажи мне, в чем причина? Почему ты ушла? Почему не поговорила со мной? Почему все решила сама? Так много «почему». Хонори могла его понять: в подобной ситуации неизбежно задаешься вопросами, и их так много, а ответов никаких нет, отчего начинаешь тихонько сходить с ума. — Ты можешь мне объяснить? — глухо повторил, возвращая к ней взгляд. Хонори боролась с комом в горле. Что ему сказать? Вновь скормить ложь? Ризли её не заслуживал: ни её лжи, ни саму Хонори. Говорить правду? А какие последствия будут у этой правды, если Слуга прознает обо всём? Что будет с Ризли, если Арлекино сочтёт его своим врагом? Цена высока. Сомнения, словно черви-паразиты, съедали ее сердце, оставляя зияющие дыры. В Хонори не оставалось ничего: ни надежды, ни тоски, ни горя. Всё, чего ей хотелось — чтобы Ризли был жив и цел, и это можно сделать только при одном условии… — Так было нужно, — ответила, проталкивая ком слез и заглушая горечь в горле. Так было нужно. Но кому? Слуге, Снежной, её Родине? Нет. Ей, Хонори? Тоже нет. Ризли и подавно не нуждался в лишних страданиях. Но так было нужно. — Ясно, — произнес, так и не получив ответа на свои вопросы. Они некоторое время не двигались, застыли, словно каменные изваяния, даже не смотря друг на друга. Но Ризли не спешил уходить. Хонори чувствовала, как внутри неё рвались нити выдержки и хладнокровия. Ризли приблизился к ней в последний раз и, терзаемый сомнениями, всё-таки протянул руку и коснулся её плеча. — Я не могу тебя отпустить, — сказал шепотом, и в его голосе скопилось столько боли, что Хонори стало в разы хуже. — Сможешь. — Ты смогла? Хонори, — ее имя из его уст резало острее ножа. — Ты смогла меня забыть? Она подняла голову и посмотрела на него глазами, накрытыми пеленой слез. — Нет. Не смогла. Ризли резко вобрал ее в объятия, прижал к себе, словно нечто ценное. Сжал в тисках, зарылся носом в волосы, дыша часто и прерывисто, вынуждая крупно дрожать всем телом от нахлынувших лавиной эмоций. — Я хочу, чтобы ты побыла со мной немного… — тихо признался, отдаляясь и на мгновения заглядывая в лицо. Хонори смотрела в такие родные и одновременно чужие глаза, понимая, что больше не вынесет. Ее сердце не выдерживало. Ризли склонился к её губам и осторожно поцеловал. Первое желание — разум вскричал: «Оттолкни, не смей, не позволяй! Не нужно!». А сердце завыло, и тоска прорвалась сквозь выстроенную линию защиты. Слезы хлынули градом. Всё происходило, словно в дурмане. Бредовый сон. Хонори буквально лихорадило. Она сжимала его плечи, трогала спину, зарывалась пальцами в волосы. Ризли дрожал, углубляя поцелуй, нависая над ней и почти отрывая её от пола. «Хватит! Остановись!» — кричали остатки рассудка, затмевающегося под воздействием чувств. Хонори сдалась. Ризли захватил ее: поднял на руки, не разрывая поцелуй, вместе с ней опустился на спальный мешок. Судорожно снимая с себя одежду, они не отрывали друг от друга голодных взглядов. И стоило обнажиться, как падение стало неизбежным. Кроткие поцелуи сменялись грубыми. Ризли навис над ней, сжав её бедра, туго вошел, простонав сквозь плотно сомкнутые губы. Они бежали, горели, и в спешке, в пожаре забывали самих себя. Хонори металась по всей поверхности мешка, хваталась то за ткань, то за собственные волосы, то за его плечи, когда он склонялся, чтобы поцеловать её в шею. Сумасшествие. Верно: они давно сошли с ума, и обнажили себя и в этом, демонстрируя животный голод, когда души страдали от осознания — они больше не увидят друг друга с первым рассветным лучом. Их прощальное воссоединение наполнилось болью, жаждой и страхом. Оргазм настиг Хонори яркой вспышкой во всём теле и не опускал ни на мгновение, вынуждая выкручиваться на простыне, проглатывать стоны и слезы. Ризли держался долго: постоянно замедлялся, мучил сменой темпа, и вновь врезался в неё болезненно глубоко, каждым толчком оставляя вспышки в памяти. Он замедлился в последний раз и вскоре излился, не став её покидать. Он остался в ней надолго, и Хонори, гладя его по спине, желала, чтобы эти мгновения превратились в вечность, чтобы они навсегда остались соединенными. И уже засыпая в его руках, все ещё чувствуя его внутри, Хонори услышит тихое: — Я хочу остаться с тобой. Навсегда. Но не ответит. Не скажет заветных слов в ответ. Потому что так было нужно. Сон будет глубоким и пустым. А на утро, разлепив свинцовые веки, Хонори не почувствует тепла. Лишь рассветные лучи пробьются сквозь ткань палатки. Ризли уйдет. Ризли отпустит её. Навсегда.

***

Спустя пару дней, перед возвращением в Снежную, Хонори, подготовив отчеты по операциям, направлялась в штаб-квартиру Дома Очага. Её шаги, грузные, раздавались в тишине улиц вечернего Фонтейна. Уйдя глубоко в себя, Хонори лишь скупо отмечала, что дом совсем близко, а значит, её час скоро наступит. — Входите. Арлекино сидела в своем кабинете. Она всегда работала ночью по части бумаг: днём не было времени на формальности. Хонори зашла тихо, как мышь, проскользнула к её столу и сложила перед ней отчёты. — Благодарю, Хонори. Можешь идти. — Мэм, — обратилась Хонори. — Извините. Я хотела бы спросить вас. Арлекино отложила перо к чернильнице и сложила руки под подбородком. — Я слушаю. — Пожалуйста, позвольте попросить вас… — язык едва волочился: Хонори не до конца верила в то, что в самом деле собиралась сделать. — Сотрите мне память. Арлекино удивленно вздернула брови. Она не сразу ответила, став задумчивой и ещё более строгой. Хонори уже было подумала, что ей откажут, когда вдруг Слуга осторожно спросила: — От каких именно воспоминаний ты хочешь избавиться?

***

— Мамочка! Нет, не трогай её! Детский плач. Крик, зовущий на помощь. — Это твоя боль, — голос Арлекино звучал со всех сторон, пока воспоминания проигрывались в сознании, словно плёнка. — Она останется с тобой. — Аякс, прошу тебя, его нужно остановить! Он убьет её! Бездыханное тело отца. Окровавленные руки Аякса. Ужас, сковавший душу. Она убила своего отца, пусть и не собственными руками. — Всё было совсем не так, — Арлекино сметала кадры, стирая их напрочь и создавая новые. — Это была не твоя вина. Бегство — вовсе нет, это было путешествие, которое окончилось переездом. В Мондштате Хонори нашла не путь мести, а обрела надежных товарищей. — Как интересно… — Арлекино просматривала её воспоминания. — Будем считать, ты искренне хотела им помогать и стала вестником справедливости. Годы разъездов по миру, задания, миссии — всё это оставалось в воспоминаниях Хонори. Это были ее личные достижения, показатель ее силы духа. — В соответствии с решением Оратрис Меканик Д’анализ Кардинал, Хонори Сиверс признана виновной. Ее суд, её прервавшаяся жизнь — неотъемлемая часть становления её личности. Но… из-за чего ее судили? — Это было ложным, сфабрикованным обвинением. Ты знала, что не виновна, но не смогла доказать это. Ты была сослана в Крепость Меропид… Принятие, смирение. Первые дни в тюрьме давались тяжело. Тогда произошла их первая встреча… — Ты приглянулась Его Светлости как исполнительный и ответственный работник. Он нашел тебе работу по плечу и доверял чуть больше, чем остальным. Их долгие вечера за работой. Их разговоры, наполненные теплом и заигрыванием. Но Ризли не переступал черту, теперь нет. — Вы стали хорошими друзьями. Ризли увидел в тебе надежного товарища. Ее откровение, его прикосновения. Первые недопонимания, первый поцелуй… Фрагменты яркими вспышками меркли в темноте, сгорали в забвении. Хонори чувствовала, как постепенно её сердце пустело. — Фатуи предложили тебе присоединиться, и ты увидела в этом шанс начать всё сначала. Но ты не хотела предавать Ризли, поэтому долго не могла решиться… Хонори забывала тепло его объятий, крепкость рук, порывистость движений. Забывала мороз и нежность глаз. Улыбку, что заставляла её улыбаться в ответ, она тоже забывала… — Ты решила сбежать в день исполнения пророчества. Ризли не знал о твоем плане, но ты знала: он поймет тебя и простит. Он отпустит тебя. Она чувствовала биение его сердца своей ладонью. Смотрела в глаза, полные надежды. — Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Обещай, что ответишь мне позже. Хонори забыла, что задолжала ему обещание. — Вас больше ничего не связывает, — заключила Арлекино. — Остальное пережитое останется с тобой как пройденный этап. Мир погружался в темноту. Хонори чувствовала, как опускалась в неведомый кокон — в своё новое сознание, в свою обновленную память.

***

Часы мерно тикали над окном. Голова раскалывалась: её словно бы распирало изнутри. Хонори с трудом открыла глаза и увидела Арлекино, склонившуюся над ней. — Пришла в себя? — спросила она. Хонори вспомнила, что она сильно ударилась головой при падении, пока шла к Арлекино. — Мэм, мне так неловко, извините… — Не извиняйся. Ты устала, — Арлекино выпрямилась и неспешно вернулась к столу, убедившись, что Хонори в порядке. — Я дам тебе увольнительную на пару дней. Сможешь отдохнуть. Подумаешь о себе и своих желаниях. — Мэм, почему вы вдруг так щедры? — искренне недоумевала Хонори. Арлекино беспечно пожала плечами. — Особо важных миссий в ближайшее время всё равно не планируется. Я стараюсь заботиться о каждом человеке, кто находится в моем подчинении. Так что… — она села за стол. — Найди себе какое-нибудь занятие. Отвлекись, переведи дух. Потому что через месяц, когда фатуи развернут проект «Стужа», мы совсем забудем о возможном отдыхе. — Вы правы, мэм, — Хонори медленно поднялась: голова всё ещё шла кругом. — Вы так добры. Спасибо. — Ступай, Хонори. Увидимся через пару дней. Хонори откланялась и быстро покинула кабинет. Арлекино же, после проведенного ею ритуала, ощущала себя выжатой: ей пришлось пропустить через себя чужую боль. — Чтобы продолжать двигаться дальше, нужно уметь отсекать прошлое. Но кто-то не может сделать этого физически: не хватает силы духа. Я лишь помогаю людям переродиться, — Арлекино постучала ногтями по столу. — Жаль, что я не могу стереть себе собственные воспоминания…

***

По наставлению Арлекино, Хонори нашла себе занятие на два увольнительных дня. Вместе с Вайолет, оперативницей ветра и непосредственным товарищем, Хонори направлялась в Дом Очага. Вайолет помогла Хонори донести коробки, наполненные разномастным добром, и распрощалась до следующей встречи. — Мисс Хонори, вы пришли! — обрадовалась малышка Сьюзен, завидев Хонори самой первой. Проект «Стужа» должен был развернуться через месяц. Месяц — период, который кажется большим, но фактически он пролетал по щелчку пальцев, не успеешь моргнуть — за ним кончится и второй. Хонори широко улыбнулась детям, окружившим её и спрашивающим наперебой: — Вы к нам надолго? — Вы научите нас своим боевым приемам? — А где вы успели побывать за последний месяц? — А что вы принесли? — Я не успеваю ответить, — Хонори рассмеялась, чисто, искренне. Детей, не только из Дома Очага, она любила: в детях заключалась незапятнанная любовь к жизни. Чего стоили их горящие глаза. — Подарки вам принесла. Книжки, игрушки, конфеты… — Мисс Хонори — самая лучшая воительница! Наверняка бы Арлекино не одобрила подобные подарки, но только на словах. Отец пусть и был строг, но тоже иногда радовал детей мелочью, поэтому энтузиазм Хонори никем не пресекался. Пока дети увлеченно разбирали и делили между собой подарки, Хонори наблюдала за ними, сидя в кресле. Через пару минут на соседнее место опустилась Линнет, поставившая на столик между ними две чашки чая. — Ты так редко здесь появляешься, — заметила Линнет, улыбаясь. — Дети рады тебе. — Думаешь? Мне кажется, они рады конфетам, — Хонори улыбалась в ответ. — И этому тоже. Пусть жизнь будет хоть в чем-то сладкой. Через месяц проект «Стужа» унесет с собой многих. Самое ужасное, что среди них окажутся и эти дети. Арлекино припасла план по защите своих подопечных, но окончательный результат никто предсказать не мог. — Хотела спросить, — Линнет отпила чая и вернула чашку на стол. Она не скрывала беспокойства: все им, солдатам фатуи, было тревожно перед неизбежным и неизвестным. — Если тебе прикажут умереть, ты умрешь? Хонори не отрывала взгляда от детей. — Мне нечего терять. И если моя смерть принесет пользу другим, то да, я выполню этот приказ. — Нечего терять? — переспросила Линнет, задерживая на Хонори взгляд. — Моих близких больше нет в живых. Служба — единственное, что у меня осталось. Так что моя жизнь едва ли имеет вес. — Но как же… господин герцог Ризли? Хонори удивленно перехватила ее взгляд. — Причем здесь герцог? — Ну вы же… мне казалось, вы стали близки за то время, что ты находилась в крепости, — объяснила Линнет. Хонори задумчиво повела плечом. Ризли она уважала как своего прежнего руководителя и даже могла бы назвать его своим другом, но, увы — она выбрала свой путь. Ризли её отпустил. — Я благодарна ему за всё, — сказала она. — Он во многом мне помог. Но наши дороги разошлись, и теперь мы чужие друг другу люди. — Мы с Лини завтра даем последнее представление в театре Эпиклез. Герцогу тоже отправлено приглашение. Не хочешь передать ему послание? Напоследок. Хонори, помедлив, кивнула. — Скажи ему при встрече: пусть бережет себя и своих людей. В этой войне… пострадают многие. И я надеюсь, что Ризли и другие смогут ее пережить, — Хонори печально улыбнулась: — Передай ему, что я надеюсь, что мы ещё обязательно встретимся после всего. Линнет грустно улыбнулась в ответ. — Обязательно передам. Хонори забыла обо всём: и как любила, и как страдала и тосковала. Ее разум очистился от болезни под названием «любовь». Ризли стал для неё воспоминанием, далеким и теплым, и она испытывала к нему только благодарность. — Чтобы сохранить этот Дом, чтобы уберечь жизни этих детей и людей, которых мы ценим… мы должны сражаться до последнего, - твердо произнесла Хонори. Ведь иного не дано. Хонори поклялась служить своей Родине честью и верностью. И эту клятву она пронесет до последнего, чтобы после себя, после них всех, в мире осталось их продолжение, которое будет помнить. Которое сможет жить и любить за всех тех, кто отдал в жертву свои жизни.