Young and beautiful

— Чёрт... — Тихо выругался доктор. Свернуть с тропы и заплутать не туда в лесу плёвое дело, особенно для того, кто не знает здешних дорог. К тому же, он таил множество опасностей в лице хищников. Те же волки. Растерзают и глазом моргнуть не успеешь. Оставлять его одного там... Черевато большой бедой.  Накинув первую попавшуюся верхнюю одежду учёный поспешил за изгнанным. Даже с расчищенной дорогой пройти было не так и легко. А находясь непосредственно в самом лесу, подобные путешествия в одиночку, можно смело назвать самоубийством. Уйма одинаковых белоснежных кустарников, тропинок, деревьев. Ориентироваться здесь не на что, разве что, непрерывно идти по одной и той же тропе, никуда не сворачивая. Но откуда это знать рядовому банковскому работнику? Как искать его в этом одинаково белом лесу? Доктор и представить себе не мог. Он шёл вперёд, надеясь, что на одной без полян обнаружит потеряшку. В принципе, он оказался прав. Банкира он нашел на большой поляне. С могучим замёрзшим дубом посредине. Огромное дерево промерзшее от самых корней до концов веточек. Он стоял приложив к нему руку. Одно из их мест. Когда хотелось немного погулять перед ужином, они прогуливались вместе по лесу, как раз по этой тропинке, до деревни и назад. Всегда останавливаясь немного у этого величественного дерева. Раньше сквозь глазурь ещё проглядывалась коричневая кора дерева, теперь же его целиком и полностью покрывал лёд. Панталоне всегда изумлялся насколько же жестока природа, многолетний дуб был похоронен под слоем мерзлоты. И насколько же это красиво.  — ... Пойдёмте, вернёмся назад в дом. — Наконец-то подал голос учёный. Банкир вздрогнул. Постояв немного лицом к дереву, он наконец-то оборачивается. Этот человек не внушал ему прежнего доверия. Перед глазами все ещё стояла эта сцена на кухне, эти слова... Безумец, не иначе. Идти с ним куда-то? Полное безрассудно. Но если он откажет? Что будет тогда? Убьёт его на месте? Или мирно отступит? — Я-я... Я всё могу объяснить. Насколько это возможно. Представляю, насколько бредом казалось, все то, что я сказал тогда на кухне. Но у всего есть своё объяснение. И если вы пойдете со мной, то я постараюсь. Насколько это возможно. Дождетесь в доме ваш экипаж, а уже в городе решите, хотите вы продолжить приезжать сюда или нет. Хотя, что-то мне подсказывает, нужно быть чудаком, чтобы захотеть сюда приезжать дальше после всего произошедшего. И я сразу понял о каком туалетном столике идёт речь. Я расскажу о нем. И покажу. Если согласитесь со мной пойти. — С горькой усмешкой произносит Дотторе. — Ладно, я-я... Я дождусь экипаж у вас. — Ловушка захлопнулась. Нужно было бежать от него сквозь чащу. Но что-то внутри заставило его согласиться. Любопытство. Оно и погубило кошку из той поговорки. До поместья они идут друг за другом, по узкой тропе, сохраняя молчание. Оба находятся в ужасном напряжении от предстоящего разговора. Добравшись до дома доктор провожает его в гостиную с камином, который сразу же принимается разводить, в тщетных попытках согреть себя и гостя. Но спички не слушаются, отказывая выдавать заветную искру, хворост не горит. Всё идёт на перекосяк. — Позвольте. И дайте, пожалуйста, какой-нибудь кусок бумаги. — Банкир забирает спички. Чиркает спичку о тёрку, подносит к краю заготовленной газеты и отправляет к деревяшкам в камине. Огонь медленно набирает силу. Оба собеседника расходятся по своим местам. Учёный тяжело вздыхает в попытке подобрать нужные слова. Выдержав паузу, он начинает разговор. — Едва завидев вас на пороге, я первым делом заметил, насколько же вы похожи на него. На моего покойного супруга. Даже прядка эта седая... Я солгал, когда сказал, что он погиб от той вспышки дряни. Нет, у него было редкое заболевание. Преждевременное старение, как чаще всего называют его люди. Природа которого не выяснена и по сей день. Первое время нам удавалось его успешно тормозить. Так и получилось, что постепенно из отношений больного и врача мы вышли на новый уровень. Совместные путешествия в которых я пытался узнать, можно ли как-то полностью излечить этот недуг, ведь он был для него самым большим комплексом. Представьте себе, совсем молодой мужчина уже начинает превращаться в старика. Мне было всё равно, но его было не убедить. А потом, по возвращению из одной такой поездки, болезнь начала распространяться с геометрической прогрессией. Буквально полгода и он из здорового человека превратился в... Не важно, во что он превратился. Видеть своего дорогого человека таким и врагу не пожелаешь. А затем он умер. Я пытался наложить на себя руки, но не получилось. И с тех пор и живу здесь один. Как отшельник. Как я уже говорил прежде, этот дом много для меня значит, ведь, я выстроил его в первую очередь для него. Все здесь было как он хочет. Я тогда состоял в ассоциации врачей... Хорошо зарабатывал. А потом это попросту потеряло значение. Я перестал приносить им пользу и меня от туда вышвырнули. — С горькой усмешкой произносит Дотторе. Прежде он никому не озвучивал и одной десятой от своей истории, одновременно грустно, больно и неловко. Тогда как его собеседник впал в ступор. Слова о той самой болезни его просто подкосили. Он и сам был её носителем, несколько лет назад опытный врач поставил ему этот диагноз, когда начали появляться первые седые волосы. Тогда же он и узнал, что вылечить это нельзя, да и в целом, медицина не знает как помочь с этим недугом.  — Вы ведь сказали... Что вам удалось заморозить преждевременное старение, так ведь? Но.... Я обошел всех врачей Снежной. И никто не знает как мне помочь с этим. — Панталоне не сводил взгляда с учёного. Его одолевал одновременно ужас и надежда. Если это так, то возможно, он знает как ему помочь?  — Эти идиоты из ассоциации? Они ничего не умеют кроме как высасывать деньги из кормушки. Знаю. Но помогать не стану. Что вас там интересовало ещё? Туалетный столик? На первых порах, когда мы сюда приехали, ему приснился туалетный столик. С тех пор он грезил о нем. Мы объехали половину Тейвата и большинство мастеров разводило руками. Пока мы не забрели в местную мастерскую. Мне нужен был письменный стол в лабораторию. Между делом мы обмолвились о столике с тамошним мастером и он сказал, что готов взяться. В, общем-то, вот и вся история.  — Пожалуйста! Умоляю вас! Мне на колени перед вами встать?! Вы единственный врач, кого я встретил за все эти года, кто вообще знает, что это и как мне помочь. Прошу вас... Я могу заплатить вам, столько, что это покроет весь ваш долг! — Плевать ему уже было на этот столик, если этот человек действительно знает как ему помочь... — Я же говорю, у меня нет лекарства от этой дряни. Как притормозить ее? Да, я знаю. Но не факт, что это прекратится раз и навсегда. Иначе бы... Иначе бы он был здесь. — Доктор вновь тяжело вздыхает и отводит взгляд в сторону огня.  — Хотя бы притормозить ее. Послушайте, я ещё молод. Мне и тридцати нет! А я уже седею. Куда это годится?! — Дотторе переводит на него остекленевшие глаза, рот передёргивает в странной усмешке. Неужели он сходит с ума? Снова. Все начинается заново.  — Я подумаю над тем, как вам можно помочь. А сейчас... Вы ведь хотели увидеть этот столик? Пройдёмте. Я вам его покажу.  Разговаривать о болезни желания совершенно не было, ровно так же, как и переживать это все заново. К тому же, с таким поразительно похожим человеком. Поэтому, до спальни он не обронил ни слова, лишь открыв дверь перешагнул груду стекляшек о которой предупредил уже непосредственно возле неё.  Взглянув в зеркало Панталоне ничего толком не ощутил, да, это оно. То самое. Из сна, но никакого особенного трепета. Прежде, ему казалось, что посмотрев в него, то откроется какая-то новая грань, но смотря на свое отражение он не испытывал ничего. Ни страха, ни волнения, ни-че-го. Вообще. Лишь собираясь уходить, он заглядывает в отражение ещё раз... И будто что-то замечает в нем, но решает не брать в голову. Устал, множество переживаний за день. Мало ли, что ему могло почудиться?  — Я приготовлю ужин. Есть его или нет — ваше право. День выдался не из лёгких, поэтому, советую все же отложить все наши неурядицы в сторону и поужинать. — Смотреть на банкира не было сил. День и так слишком сильно ударил по и без того разбитому рассудку.  — ... Соглашусь с вами. Могу помочь в приготовлении? — Быть может, если получится немного сблизиться, то доктор согласится ему помочь? Такую цель преследовал Панталоне, согласившись на ужин. Узнав о том, что это возможно единственный человек, который знает как ему помочь, страх перед ним отступил.  — Сомневаюсь, что вы можете толково почистить рыбу. — С усмешкой произносит Дотторе. В голове сразу всплывает, насколько же сильно его Лоне любил запечённую рыбу, и как же сильно ненавидел, да, впрочем, и не умел, ее чистить. Один вид чешуи на разделочной доске вызывал у него острый приступ брезгливости и он тут же уносился прочь как можно дальше от кухни.  — Не доводилось делать это самостоятельно. Предпочитаю заказывать ее где-нибудь в хорошем ресторане, нежели заниматься этим самому. — В голосе слышалась некая нотка высокомерия, которую он всячески пытался заткнуть. Он не должен сильнее обострить ситуацию между ними. — Но могу переступить через свою гордость и постараться помочь вам. — Нет, не стоит. Не хватало мне потом ещё кухню убирать. Поэтому, будет достаточно, если вы просто посидите тихо где-нибудь в углу на кухне. Если вечером будет настроение, то может быть, я найду бутылку хорошего вина. — Хмыкнул доктор. Нет, это не любезность по отношению к гостю. Иначе бы он предложил её распить ещё в первый день их знакомства. Его слишком утомили последние события.  До кухни они сохраняют молчание. Говорить больше не о чем, да и не хотелось совсем. Вся та атмосфера утра вновь погасла. Кухня погрузилась вновь в холод и траур, из светлой она вновь стала серой. И даже лёгкий огонек конфорки во мраке не спасал ситуацию.  Доктор приносит завернутую в пергамент рыбу, которую прежде оставил на холоде, дабы легче было чистить. Берет нужную доску и нож. И приступает к разделке. Неожиданно, его голову посетила идея для беседы.  — Могу узнать откуда вы вообще узнали про этот туалетный столик? Вы ведь намеренно его искали. Просто так в каталоге он бы не всплыл. Это не какая-то выдающаяся модель из особенного дерева. Так зачем он вам понадобился? И главное откуда. — Учёный бросает взгляд себе за плечо, наблюдает за реакцией своего собеседника.  — Если я вам скажу правду, то вы посчитаете меня душевно больным. — Вздыхает банкир. Обсуждать эту тему ему хотелось меньше всего на свете.  — А есть куда хуже, чем когда я вам рассказал о том, что вы копия моего погибшего супруга? — С усмешкой произносит доктор.  — Ну что ж, тогда готовьтесь... Я даже толком припомнить не могу когда это началось. Мои беспокойные сны. В них меня часто посещала фигура. Похожая на меня, только выше. И чем дальше я становился от дома где вырос, тем размытее она становилась и чувство тревоги меня покидало. Я был счастлив, но не тут то было. В одну ночь мне приснился сон. — Тяжело вздыхает рассказчик. — Будто я сижу перед тем самым зеркалом, в ночной рубашке. Завязываю волосы в боковой хвост перед сном, хотя у меня нет такой привычки. А, затем, я кладу расчёску, понимаю взгляд на отражение, а там я. Но не совсем я... Будто тот самый. Из моих детских снов. Жмурится, улыбается... Будто мое отражение, но в нем не я. Я понимаю, что это звучит как полный бред. Но этот кошмар одолевает меня уже множество лет. И мне казалось, что узнай, что это за столик. Увидь его в жизни, то понял бы что-нибудь. Но нет. Я-я... Я ничего не испытал взглянув в свое отражение.  — Интересно. Не думали, что это обыкновенный, скажем, психоз? Или невротическое расстройство? А вы всего-навсего навязали себе мысль. — В этот раз он не сводил взгляда с рыбы, продолжая счищать с нее блестящую гладкую чешую.  — Думал. Но разве у детей такое может быть? — Собеседник же не сводил взгляда с чужой спины.  — Если ребенок испытал глубокое психоэмоциональное потрясение, то много чего может быть. И плохие сны это лишь цветочки.  — У меня было более чем счастливое детство. Попытаетесь ещё? — Он не хотел задеть учёного, но его догадки выводили из равновесия.  — Не нужно скалить на меня зубы. Вы сами хотели узнать причину вашего расстройства сна. Вот я и пытаюсь помочь вам установить её. Вам не выписывали никакие успокаивающие отвары там? Нет? — Сохраняя полное спокойствие, произносит врач.  — Нет, я никому до этого дня не рассказывал обо всем этом. Точно так же как и вы. И я ведь не назвал вас безумцем, хотя, согласитесь, слабо верится во всю вашу историю, так и вы будьте добры, проявите должное уважением, а не записывайте меня сразу в душевно больные. — Раздражённо бросил Панталоне.  — Заметьте, это сказал не я. — С усмешкой произносит доктор. — Я выпишу вам успокаивающий препарат. Посмотрим, будет ли динамика.  — Лечить меня вздумали? — Настороженно спросил банкир. — А вы разве не за этим рассказали мне всю эту душещипательную историю? — Поверх мяса рыбы учёный насыпает специи.  — Давайте завершим этот разговор? Не хочу продолжать это обсуждать. — Вздыхает собеседник, он уже понял, что ему не выиграть в этом споре.  — ... Но это не значит, что я вам не верю. Будучи рядовым врачом в ассоциации я сталкивался с множеством различных странных случаев. И тамошним невеждам гораздо проще было поставить штамп «душевно болен», нежели разобраться в природе случая.  — Вот как. Но все равно выпишите мне таблетки? — Подозрительно спрашивает Лоне.  — А вы видите другой исход? Покрепче поспите. Нет, вы можете их не принимать, если вам угодно. Но тогда собственные сны доведут вас до помешательства. Дело ваше, конечно же.  Панталоне задумался над словами врача. В них действительно была доля правды. Порой собственные кошмары доводили его до такого, что он ночами не мог спать, и засыпал в самый неподходящий момент. Бывало посреди рабочего дня, списывая на переработки и усталость. Окружающие жалели его и с пониманием качали головой, а он в очередной раз повторял себе, что нужно что-то с этим делать. И вот, когда теперь решение у него прямо перед носом, неужели он откажется? Ведь правильно подобранный препарат действительно мог решить эту проблему.  — ... Я не стану отказываться. — Со вздохом произносит банкир. — Вы правы. Терпеть это изо дня в день невыносимо. Рано или поздно моя нервная система просто сдаст. В это время доктор как раз ставил противень в разогретую заранее печь, завёрнутый в фольгу ужин. Тот лишь самодовольно ухмыльнулся в ответ на чужую исповедь.  — Я не враг. Не для всех. Запомните одну простую вещь, господин банкир, я отношусь к людям ровно так же, как и они ко мне. Хотите чтобы я стал вам другом? Относитесь ко мне как к другу. Хотите чтобы я стал вашим врагом, что ж, вы знаете, что делать. — Учёный присаживается напротив гостя. — Пойду схожу за вином. Выпьем за этот вечер откровений. Что касается вашего предложения, насчёт того, чтобы я стал вашим врачом... Мне нужно время подумать. Я скажу вам через день-другой.  Дотторе поднимется со своего места и удаляется в небольшую кладовую. Где-то в корзинке на полках он находит заветную бутылку. Пускай та уже и покрылась пылью, да поросла паутиной. Сколько лет она там пролежала? Одна Царица знает. Да и не важно, не просто так ведь говорят, что вино с каждым годом все лучше и лучше. Доктор стирает с нее следы времени и приносит на кухню. Там же с полок он достает пару бокалов. Вино он специально открывает таким образом, столы банкир не увидел год урожая. Меньше знает крепче спит, не так ли? А тот уже и не задаёт лишних вопросов, берет бокал и пробует напиток.  — Ого, видимо выдержка у него что надо. — Смакуя алкоголь, произносит Панталоне.  — Ага, можно и так сказать. — Учёный садится напротив, берет свой бокал и в несколько глотков осушает его. Он уже и позабыл этот вкус. Их любимое. Раньше они часто брали его, чтобы отметить какую-нибудь дату. За что он пил теперь? Да не важно. Повод всегда найдётся.  — Кстати, а какой повод? — Будто угадывая его мысли, произносит банкир. — За ваше психическое и физическое здоровье. — Учёный вновь наполняет свой бокал и чокается бокалом с сидящим напротив Панталоне.  Оба осушают до самого дна свои бокалы. Нельзя назвать этот вечер идеальным, в понимании доктора. Но, пожалуй, это один из самых запоминающихся за долгое время. Он не чувствует себя одиноким в кои-то веки. И пускай он всё ещё не знает, как ему быть, стоит ли браться за лечение этого человека или нет, сейчас его это мало волнует. Вечер обещал быть достаточно приятным, пускай и заурядным. Всяко лучше, чем проводить его в душевных терзаниях о прошлом. Как он делал прежде. Да и вино, видимо, ударило в голову, отбивая все ненужные мысли. Видимо организм отвык от алкоголя. В любом случае, хуже от одного вечера без лишней боли точно не будет. Так ведь?.. Не будет?.. Или на утро уже его настигнет чувство безграничной вины? В любом случае, то будет утро. А пока у них вечер. Вечер, в котором можно опустить на время все свои заботы и душевные терзания