«Настоящая жизнь», или Варваре чего-то не хватает

Если у Варвары до этого и были какие-то представления о правильных поцелуях, то сейчас они рассыпались в пыль. Пряный жар разлился по ее телу и ударил сладкой тяжестью в низ живота, создавая в нем огромную, закручивающуюся пружину, туманяющую рассудок и сводящую желанием каждый ее нерв. Поцелуй Фили балансировал на грани нежности и силы. Его рука скользнула на ее затылок, зарываясь в волосы, притягивая ее ближе к нему. Ее губы распахнулись ему навстречу, впуская его язык, позволяя ему беспрепятственно целовать ее… …и она ахнула прямо в поцелуй. Потому что руки Кили, которые до этого легко скользили по ее коленям, чуть сжимая и поглаживая, уже добрались до ее бедер. И выяснилось, что они способны гореть жадным и нетерпеливым пламенем от каждого его прикосновения. — Какие нежные… — пробормотал Кили, и его голос стал неожиданно низким, — …невероятно… Он нырнул под ее юбки и его губы оказались прямо на ее коже, обжигая ее жаркими и влажными поцелуям. Ее сердце с размаху ударилось в ребра и взлетело прямо в горло. Дрожащей рукой она потянулась вниз и вцепилась пальцами в его волосы, не зная, хочет ли она прижать его жаркий рот еще плотнее или наоборот, как можно скорее оттолкнуть от себя, потому что неотвратимо накатывающее на нее желание оказалось таким сильным, таким темным и плотным, что вынести его было физически невозможно. А его язык все скользил и скользил по ее бедрам, так горячо и неправильно, а может наоборот — правильно, но через секунду это отошло на второй план, потому что пальцы Фили медленно, с нажимом пробежались по кромке выреза ее платья, ласково и жарко поглаживая ее грудь, а затем коснулись шнуровки корсажа. Она застыла, забыв, как дышать. Но тут он с силой рванул в стороны края корсажа, с легкостью разрывая соединяющие его тонкие ленты, и дыхание выплеснулось из нее громким стоном. Кипящая волна возбуждения пронеслась по ее спине. И еще его руки резко сдвинули вниз кружевной вырез ее платья, а его губы с рычанием опустились на ее грудь. Нежно. Лаская. Туго и влажно обводя языком. Сдерживаясь. С трудом сдерживаясь, чтобы не сорваться в жаркое прихватывание зубами. Она откинулась назад, поднимая грудь выше, подставляя ее под его поцелуи, и в ее голове пронеслось сначала с ужасом, потом с восторгом: «Я развратная! Развратная!!!» И тут произошли сразу три вещи. Язык Кили добрался до самого верха ее бедер и коснулся крайне чувствительного места между ними, зубы Фили все-таки нежно прикусили вершинку ее левого соска, а сама Варвара в результате этих их маневров выгнулась дугой. Именно в этот момент Кили не нашел ничего лучше, чем схватить кресло за ножки и рвануть его на себя, чтобы подтянуть Варвару как можно ближе. Наверняка кресло было неплохим. Скорее всего — очень даже хорошим. Но никак не рассчитанным на силовое воздействие со стороны молодого гнома, не обиженного гномьим физическим развитием. Потому что ножки кресла оглушительно кракнули, вслед за ними хрястнула спинка — и Варвара со всего размаха рухнула на пол, ощутимо приложившись затылком и локтями. Сверху в нее всем своим весом впечатался крепко выругавшийся Фили. Где-то внизу, путаясь в пышном ворохе кружевных юбок и в варвариных коленках, полузадушенно барахтался Кили. Варвара пискнула… охнула… а потом совершенно неприлично заржала. В голос. Потому что ничего другого с ней произойти и не могло — хоть в реальной реальности, хоть в виртуальной. Какой там разврат, какие сексуальные приключения, честное слово! О чем она вообще думала? Это же был совершенно не ее профиль. А вот разломать кресло — это да. И никакого другого варианта развития событий быть просто не могло. Потом она представила их троих со стороны и расхохоталось по новой так сильно, что совсем никак не могла остановиться. Когда она наконец просмеялась и оказалась готова воспринимать окружающую действительность, рядом с ней обнаружилось трагическое препирательство: — Ты сломал провидицу! — шипел Фили. — Почему сразу я, — вяло сопротивлялся Кили. — А кто? — Я починю… — Что ты починишь? Она же без остановки ржет как сумасшедшая! — Ну так можно ее это… снова уронить… только с той же высоты… может там чего на место встанет… — тут Кили оживился. — А давай ты ее за руки, я — за ноги, поднимем и… Раздался очень узнаваемый звук подзатыльника. — Ох, я так чувствую, мать кого-то в детстве уронила. С той же высоты. Лишний раз. — Почему сразу мать… — Сам тогда… ты же хуже ежей радагастовых… что не сломаешь, то потеряешь… — Почему сразу потеряешь… — Тебе Торин наследные королевские бусины для волос вручал? Вручал. И где они? Четыре сломал, четыре потерял. — У меня еще заколочка осталась… — И она моя! И половину от нее ты уже отломал! — Я починю… Тут Варвара снова радостно взоржала, очень живо представив крайне серьезного Торина, в торжественной обстановке вручающего честно пытавшемуся причесаться Кили пионерский значок и галстук, в смысле — наследные королевские бусины с узором рода Дурина, рядом — умиляющаяся матушка и гордый брат, растроганные и украдкой утирающие слезы Балин, Двалин и прочая толпа гномов, а потом Кили дает клятву юных пионеров, в смысле — королевских наследников, целует край фамильного гобелена… тут воздуха для хохота Варваре хватать перестало и она наконец села. Потерла ушибленный затылок. Подтянула повыше кружевной вырез. — Это было бодро, — сказала она. — Я все починю, — рванулся к ней Кили, все еще сжимающий в руках отломанную ножку кресла. — Он починит, — мрачно проворчал сидящий рядом с ней Фили. — Это же явно кресло не гномьей работы! — продолжал проникновенно бубнить Кили. — Это же явно только в этом дело! Я починю! — Или мы можем его просто сжечь, — весело сказала Варвара. — Это тоже можно, — оживился Кили. Фили хмуро смотрел на нее. Варваре показалось, что он прикидывал глубину факапа. — Да все нормально, — она накрыла ладонью его огромную руку. — Нормально. Эль? Портер? — улыбнулась она. — Портер, — тут же квакнул Кили, засовывающий в камин ножку кресла. — Эль, — Фили чуть наклонил голову, и в его глаза вернулись веселые искорки. Он легко поднялся и помог ей встать, придерживая ее под локоть. Потом поднял ее руку к своим губам, поцеловал ее пальцы. Варвара нежно улыбнулась ему и погладила по щеке. От былого возбуждения не осталось и следа. Сейчас она ощущала их своими близкими и довольно-таки непутевыми, особенно в одном случае, родственничками. Ну или старыми друганами. — Все хорошо, — сказала она. Ей почему-то очень не хотелось, чтобы он волновался. И пошла за барную стойку. Она налила эль, портер и легкое светлое пиво из крайней небольшой бочки для себя, собрала на поднос ветчину, сыр, хлебушек и прочую снедь и притащила к камину, в котором уже задорно полыхали обломки кресла. Варвара поставила поднос на ковер. Села рядом. Неосознанно минимизируя риски падения. Взяла свою кружку, немного отпила. Гномы тоже устроились на ковре. Фили хлебал эль и снова был мрачен, а Кили, опустив глаза, сосредоточенно грыз хлебную горбушку. — Значит так, — решительно сказала Варвара. — Запоминайте. Отсюда вы идете в Шир. Это вы знаете, да? Там вам нужен Хоббитон, а в нем — смиал Бэг Энд, дом мистера Бильбо Бэггинса. Именно там назначена ваша встреча. — Я вот сейчас не понял, — озадаченно произнес Кили. — Ты… — непонимающе нахмурился Фили, — но мы же… — …не произвели впечатления, — пробормотал Кили. — Произвели, произвели, — заржала Варвара. — Еще как произвели. — …но легенда… — Да и хрен с ней, — легкомысленно хихикнула Варвара. — Неужели вы думали, что я вас просто выставлю? Зная, что с вами может произойти? И не предупредив? Я вам что, эльфы, что ли? Короче, запоминайте. Бильбо Бэггинс. Хоббит. Он будет прикидываться, что вам не к нему, но вы не верьте… …Варвара трепалась, пытаясь предусмотреть самые чувствительные моменты и не сказать при этом прямым текстом, кто и где мог бы внезапно помереть, пока не охрипла. Когда она наконец иссякла, у камина повисло долгое молчание. — Драконья болезнь, значит, — наконец произнес Фили. — Это попадалово, конечно. — Это все, что ты услышал? — поразилась Варвара. — В остальном ты проблем не видишь? — Да остальное все решаемо, — махнул он рукой, — а вот не дать Торину в самый ответственный момент мозгами отъехать — это проблема, — он покачал головой. — Еще какая проблема. — Может его по голове шарахнуть? Посильнее? — с надеждой спросил Кили, догрызающий очередную горбушку. Фили только закатил глаза: — Надо будет поговорить с Балином. Пусть подумает. Попробуем минимизировать ущерб. Он взял руку Варвары. Перевернул ладонью вверх. Нежно поцеловал запястье, не отрывая от нее взгляда. Точно также, как тогда, в самом начале. — Спасибо, хозяюшка, — произнес он. И что такое было в его глазах, в его голосе, что сердце Варвары сладко сжалось. Также, как и тогда. Что-то изменилось. Воздух стал тяжелым и наэлектризованным. От камина полыхнуло сильным, непривычным жаром. От ощущения посиделок с родственниками не осталось и следа. И от этого она почему-то страшно смутилась. — Да все нормально, — в который раз сказала она. Не зная, куда девать руки, Варвара поправила юбку. Под ее кружевными складками обнаружился сияющий белоснежными камнями браслет, одетый Кили на ее щиколотку. Что же напоминало ей это сияние? Что же? Она было потянулась, чтобы снять браслет и рассмотреть его поближе, но ее пальцы накрыла горячая ладонь: — Он не нравится тебе? — коротко спросил Кили. — Нравится, — абсолютно честно ответила Варвара. — У меня такого никогда не было. И мне никогда ничего настолько красивого не дарили. Его ладонь волнительно обожгла ее щиколотку, нетерпеливые, лихорадочные волны жара разлились от нее по всей ее коже. — Тогда мы можем передвинуть его поближе, — Кили мгновенно расстегнул браслет, — например — на руку… И его ладонь двинулась вверх по ее телу, скользя все выше и выше, заставляя ее ощущать каждую каплю крови, движущуюся в ее венах, каждую клетку кожи, каждое нервное окончание, над которыми проходили его пальцы. Он мягко взял ее руку, жарко провел большим пальцем по предплечью. Раз — и браслет был уже застегнут на ее запястье. И она наконец сообразила, что ей напоминало это сияние — заинтересованный огонечек меню искусственного интеллекта. «Маленький поганец, — мелькнула у нее мысль, — ты же так и следишь за мной! Что ты задумал, скотина?» Но все мысли тут же вымело из ее головы, потому что она почувствовала на обнаженной коже плеча губы Фили. Жаркие. Влажные. Заставляющие ее дыхание ускоряться, а щеки — гореть. И еще взгляд Кили намертво приварился к ее губам. И вдруг стало непереносимо тесно. И воздух оказался тугим и пылающим. Да и не было больше воздуха, была только раскаленная лава, плавящая горло с каждым вдохом. — Неужели ты думала, что мы просто так уйдем? — низко, тягуче мурлыкнул ей на ухо Фили. — Не попробовав реабилитироваться? — Мы тебе что, эльфы, что ли? — ухмыльнулся Кили. И ее губы обжег его поцелуй. Сильный. Уверенный. И вот уже его горячий язык скользил по ее языку, вот уже его рука прижимала к нему ее дрожащее тело, а она, задыхаясь, судорожно хватала пальцами его широкие плечи, не в силах остановить кружение комнаты вокруг нее. И еще руки Фили скользили по ее собственным плечам, и его губы ласкали ее шею, чуть рыча, чуть прикусывая ее зубами, и от этого ее сознание уничтожалось, стиралось быстрее, чем пожираемая огнем папиросная бумага. — Мне кажется, — тяжело прошептал ей на ухо Фили, — нам пора избавиться от некоторых преград… мешающих процессу реабилитации… — Какая богатая идея… — проурчал Кили, отрываясь от ее губ. — Прекрасная идея… — срывающимся голосом согласилась она. Пальцы Фили пробежались по крючкам платья на ее спине, а затем она ощутила его горячую ладонь, плотно скользнувшую на ее ребра и дальше — на ее грудь. Нежно, нежно, так нежно стискивая ее, а потом жарко сжимая между пальцами напряженный сосок. Губы Кили опустились на ее шею, туго и жадно втягивая в себя ее кожу, проводя языком по ее горлу, а затем он прихватил зубами край ее платья и потянул его вниз. И сама она! Сама! Не узнавая себя, не зная, что где-то в ней была такая смелость, такая свобода, она торопливо проскальзывала ладонями под их одежду, впивалась пальцами в жесткую раскаленную кожу, изгибалась, чтобы притереться еще ближе, еще сильнее, с радостью ощущая и встречные движения, и быстрое, сбивающееся от ее ласк дыхание, и напряженные до предела мышцы, и влажные, теплые рты… И если бы она могла, она бы поставила на вечный, постоянный повтор в своей голове то, как их руки практически одновременно взлетели вверх, захватили ткань рубашек на спинах и стянули их через головы. Кажется, в этот момент она застонала в голос. Кажется. Кажется. Или это было уже тогда, когда она судорожно, нетерпеливо, разводя и сжимая пальцы, гладила напряженные мышцы живота Кили? Или когда она вцепилась зубами в крепкое плечо Фили, сумасшедше и ненасытно втягивая в себя такой незнакомый, такой мужской аромат его кожи, а потом как можно плотнее прижалась грудью к его груди? Или когда они наконец стянули с нее такое мешающее, такое лишнее и ненужное платье, шепча ей что-то настолько жаркое и страстное, что это практически вскрыло ее и вынесло за грань? Или когда они опрокинули ее на мягкий, пушистый ковер? Нет, скорее всего тогда, когда она наконец добралась до нежной кожи, бархатно обтягивающей их твердую плоть, и услышала ответный тяжелый звериный рык. А потом по ее до боли натянутой кипящей коже живота, по ее дрожащему телу скользил открытый рот Фили, и она выгибалась и хныкала под ним, терлась об него, прижималась к нему, запуская пальцы в его волосы и как можно шире расхлестывая ему навстречу свои бедра. А ее припухшие губы отвечали на требовательный поцелуй Кили, руки которого обжигающе и жадно оглаживали ее пылающую грудь, ее горящие ребра, вырывая у нее рваные всхлипы и катастрофическое, неистовое желание заполненности. А еще она задыхалась, лихорадочно задыхалась и дрожала, хватаясь за ворс ковра, когда их пальцы скользили не только по ее коже, но и в ней, в ней самой, такой невероятно влажной и мокрой. И внезапно стало так тесно. Так близко. Так невыносимо-нужно. Желание, желание, бесконечное желание накрывало ее с головой. И как можно, как можно быстрее. И она только всхлипнула, когда Фили накрыл ее всей своей тяжестью. И вцепилась в его плечи. И вскинулась навстречу его прикосновениям. И обвилась вокруг него. И закричала, когда он одним движением вошел в нее на всю длину. Так глубоко, так жарко, так влажно. Так всеобъемлюще. Так безостановочно. Она впивалась ногтями в его мокрую спину, все выше и выше закидывая ноги на его поясницу, так лихорадочно и отчаянно пытаясь двигаться ему навстречу, а он целовал ее, и нежно, и жадно, и резко, и все сильнее, каждым своим движением подталкивая ее туда, туда, откуда уже неслась высоченная горячая волна… а потом ее рот открылся и… ни одного звука не выплеснулось из него, только жаркая лава хлынула сквозь все ее тело, сладко сжимая дрожащие пальцы на ее ногах. А когда сильные руки Кили перевернули ее на живот, она яростно и ненасытно выгнулась ему навстречу. Выгнулась, как ненормальная. И он тугим, резким и таким желанным толчком оказался внутри нее. И она вздрагивала и стонала, двигаясь в такт его порывистым движениям, и его губы скользили по ее плечам, по ее шее, и его тело прижималось к ней так тяжело и хищно, и она вцепилась зубами и трясущимися пальцами в его предплечье, когда он начал двигаться совсем быстро, неимоверно, невыносимо, так горячо, так сильно, заставляя ее нескончаемо кричать и растекаться, пока все вокруг нее не растворилось в ослепительно-белом, сжимающим все ее тело сиянии, а по венам не разлилась сладкая, томная нега, заполнившая все ее сознание. И теперь ей всего, всего, всего хватало.