Ты всё испортил

Нет, он не был циником и считал, что настоящая любовь есть. Наблюдая за отношениями своих родителей, за тем, как они заботились друг о друге, оберегали, был уверен, что такая любовь существует. Но любовь – это проблема, появления которой необходимо избегать всеми силами. И он отнюдь не жаждал, чтобы это волшебство его посетило. Поскольку Пават привык добиваться всего, что хотел, то ничуть не сомневался в том, что сумеет найти привлекательную, умную женщину, в которую никогда не влюбится. И что тут особенного? Скорее всего он вообще никогда не обретет любви всей своей жизни среди женщин, даже если станет ее искать. Большинству мужчин это не удавалось. Таким мужчинам, как он. Которым вовсе не интересны женщины… Конечно, он ни с кем не делился мыслями о собственной ориентации. Даже с братом. Кто захочет выставлять на свет подобные вещи? Черт, да если бы кто-то пришел к нему и рассказал нечто подобное, Ом, вероятно, подшутил бы над ним. *** Пават с раздражением в очередной раз отметил, что его друг ослепительно красив. Одетый просто, в черный фрак с белой сорочкой, с небольшой брошкой-эскимо на лацкане, он, очевидно, даже не представлял, насколько горяч. Высокий, с гордой осанкой и гривой густых каштановых локонов, падавших на лоб, он выглядел мечтой многих фанаток. Однако не только фанатки грезили о нём в своих мечтах. Не только… И не девушки… – Красивый, не так ли? – пробормотала пи`Кван, когда они выходили после фанмита, а Нон опередил их на несколько шагов. – Светлая кожа, пухлые губки и уверенная походка, которой нельзя не восхищаться, –продолжила менеджер. Ом прикусил язык. Прикусил в полном смысле этого слова. Пават с такой силой сжал кулаки, что ощутил, как ногти вонзились в ладони. Пи`Кван улыбнулась довольно коварной, по мнению Ома, улыбкой. Он ответил ей подозрительным взглядом. – Зачем ты мне это говоришь? – раздраженно вставил фразу Пават. – Вовсе не тебе, чего завёлся, нонг? – пи бросила на него взгляд и тут же отвела. Пават с досадой понял, что ничего не может поделать со своими чувствами. Он начинает постепенно выдавать себя всё больше. Нон – золотой мальчик, сын актёра, с детства занявший свою нишу в шоу-индустрии, Ом – парень, пробивающий чуть ли не лбом себе дорогу на этом сложном пути. Какое у них совместное будущее, кроме профессионального? Да никакого… Они оба стоят сейчас посреди переполненной фанатами площадки. И не важно, что чувства не дают ему отвести взгляда от Нона. Придется дальше работать с ним. В бессильной злости на самого себя Ом натянул дежурную улыбку и продолжил общение с публикой. *** – Совершенно ни к чему тащить меня, – прошипел он Корапату, когда тот заботливо пытался увести Ома из окружавшей их толпы. Нон ослабил хватку. Ом стиснул зубы и поклялся себе, что Корапат никогда не узнает о его любви. Слишком тяжело будет осознать, что этот прекрасный, заботливый парень после признания станет холоден к нему, слишком равнодушен. – А теперь, – бросил Нон, – ты объяснишь, почему злишься? Ом сбился с такта шага и наступил другу на ногу. Ничего не скажешь, человек он прямой. – Ты ошибаешься, я не злюсь, – ответил он, с величайшей осторожностью выбирая слова, – ты же отлично меня знаешь. – Близкое знакомство и даже дружба не всегда служат основанием для понимания того, что творится в твоей душе, – мягко пояснил Нон, глядя на него с убийственной прямотой. – Ну же, Ом Пават Читсаванди, ты никогда не был трусом. Отвечай. Губы Ома дернулись в невеселой усмешке. – Всё хорошо, что еще ты хочешь знать? – спросил он, упрямо уставившись на губы любимого. Ом терпеть не мог слабости, особенно в себе, поэтому наконец-то вынудил себя смело встретить его взгляд. – Но… я обнаружил, что ты мне нравишься…, – неожиданно выдал Ом, очевидно совсем забыв об осторожности. Что-то в глазах Нона подсказало ему, что он оценит его суровую честность. Губы Нона сжались в мрачную прямую линию. Но он все же разомкнул их ровно настолько, чтобы произнести: – Я жду тебя в своей квартире. Код ты знаешь. Нам надо разъехаться на разных машинах. Подошедший стаф и мама Нона развели парней в разные стороны, кожей ощущая, что творится что-то такое, что на публике показывать нельзя. *** Поднимаясь в квартиру Нона, Ом вдруг сообразил, что позволил этому человеку заглянуть в слишком интимный уголок своей души. С языка были готовы сорваться слова извинения: бессознательная реакция на собственную глупую болтовню. Но он не хотел просить прощения даже за невольные проступки, так что войдя в дверь просто сказал: – Я здесь. Нон стоял к нему лицом. Слова не шли у него с языка, но парень решительно сглотнул комок, застрявший в горле, и сказал: – Я ценю твоё признание и уважаю твои чувства, Ом, но… Пават подался назад, будто его ударили. Темные глаза сейчас напоминали расплавленный блестящий шоколад. Слёзы заволакивали взгляд. Пальцы дрожали. Кислород слишком мучительно пробирался в легкие. – Я не мог удержаться, – совсем невесело улыбнувшись, он беспомощно поднял руки. – Как я мог сдержаться? Ты производишь на меня странный эффект, Нон. Ом с досадой понял, что слова его любимого – оружие, от которого ему нечем защититься. Ноги внезапно ослабели. Сесть… ему необходимо немедленно сесть. – Ом! – закричал от испуга Корапат и подхватил его, почти волоком подвёл к дивану в противоположном конце комнаты, но они так и остались стоять. Павату не хотелось показывать, как ему плохо. Он продолжал судорожно хватать ртом воздух. Заботливый и обеспокоенный взгляд друга не помогал унять бешеный стук сердца. – Тебе плохо? Воды? Скорую? – пробормотал Нон, медленно проводя пальцем по его щеке. – Прости… Ом сглотнул, больше не пытаясь сохранить даже видимость самообладания. Его большой палец скользнул к подбородку. – Нон, поцелуй меня, а? В последний раз… Корапат приоткрыл губы, но не смог бы выговорить ни единого слова, даже если бы от этого зависела его жизнь. Прикосновение Ома подействовало с такой силой, что он задрожал. Оказалось, что он способен дышать, только когда палец замирал. Но стоило ему шевельнуться, и у него перехватывало дыхание. Нон не сомневался, что его сердце сейчас бьется в одном ритме с пульсом Павата. – Скажи, – прошептал Ом, оказавшись так близко, что дыхание целовало его губы, – если ты этого не хочешь. Нон попытался утвердительно или отрицательно (сам не понимал) покачать головой. Но мышцы отказывались ему повиноваться, и он сам собой качнулся в сторону Ома. Когда между ними оставалось не более сантиметра, притяжение стало почти невыносимым. Запах друг друга неумолимо манил, дыхание невероятно возбуждало. Пламя желания неожиданно загорелось в них, посылая теплый зов по всему телу, вплоть до кончиков пальцев на ногах. Ом хотел провести пальцем по щеке, но неожиданно в ход пошла рука, уверенно опустившаяся на затылок, когда губы завладели губами в бурном взрыве эмоций. Нон простонал прямо в поцелуй, и он воспользовался этим, чтобы проникнуть языком в рот. Любимый окаменел в объятиях Ома скорее от удивления, чем от чего-то иного. Поэтому Пават пошел дальше, скользнув ладонями по его спине и сжав нежно ягодицы. – Я с ума по тебе схожу, – прошептал Ом парню на ухо, но не сделал попытки отпустить. В ответ прозвучал сердитый смущенный стон, однако тело Нона стало более гибким, что позволило ему теснее прижать его к себе. Пават понимал, что следует остановиться, и, черт побери, вообще не стоило даже начинать, но кровь уже пылала, и ему было… так хорошо с Ноном. Ом застонал, чуть отстранившись, чтобы попробовать на вкус солоноватую кожу его шеи. Было в нем что-то привлекающее его, как не привлекала ни одна женщина, ни один мужчина, словно его тело обнаружило нечто такое, что полностью отказывался принимать ум. Что-то… очень правильное. Правильно, когда Нон в его объятиях. Правилен сам запах, исходящий от него. Правилен этот чуть солоноватый вкус. И он знал, что, если сорвет с него одежду и возьмет прямо здесь, на полу его квартиры, или если он примет его в себя, то ему будет хорошо и спокойно, как никогда в жизни. Руки Нона медленно поползли вверх, пока не легли ему на спину. Тело заметно стало отвечать на ласки. Он определенно так же страстно отвечал на поцелуй. Тихое торжествующее рычание вырвалось из глотки Ома. Он снова стал целовать яростно, исступленно… – Ноооон! – выдохнул он, продолжая теснить его, пока тот не уперся спиной в стену. – Боже, ты такой горячий… – Пават, – пробормотал Нон дрожащим голосом. – Ничего не говори. Что бы ни происходило между нами, молчи, умоляю! – Но… – Ни слова, – перебил он, прижимая палец к его губам. – Но, Пават, черт тебя возьми, – всё же отстранился Корапат и прерывающимся голосом продолжил, – послушай. Хотя о чем я. Ты не умеешь слушать. И видеть ты не умеешь. С чего у тебя вдруг возникла мысль, что я тебе отказываю? Черт бы тебя подрал! Ом от неожиданности стал хватать ртом воздух. – Ты же сам сказал, что ценишь признание, но… – не понимая, что происходит, протянул Ом. – Но... Но! Но почему твое признание случилось первым??? Вот чем я хотел закончить своё обращение к тебе! На Павата будто рухнули стены храма Изумрудного Будды. – Ты хоть немного догадывался, что после фанмита я планировал поужинать и поговорить с тобой начистоту? Пи`Кван помогала мне бронировать приватный зал в ресторане. Придурок ты чертов… Испортил всё. – Похоже, всё у нас хорошо, – смущенно улыбнулся Ом, обнял любимого до треска суставов и зарылся губами в его макушку, с трудом скрывая свое счастье.