Глубоко под снегом расцветут цветы

      Я задумался, сколько раз случались ситуации, когда жизнь проносилась перед глазами? Мало. Ничтожно мало для того, чтобы понять, наконец, то, куда я лениво плыл по течению столько лет подряд. Медведь медленно двигался в мою сторону величественным шагом. Словно я должен был этому медведю за то черное золото, которое разрушило его покой. Я стал судорожно вспоминать все инструкции, которые нам обычно рассылали для галочки по почте. Нет, я конечно видел на своем лету с такой-то работой медведей, но не так: один на один. Обычно понурые, изголодавшиеся они приходили к обваловке, но от звука механической махины уходили, вороча нос. Я медленно шел спиной назад, не отрывая взгляда с медведя. Один шаг, второй. Потихоньку стал ускоряться. Но медведь не собирался отступать. Он шел со мной шаг в шаг. А я шагал в сторону снегохода и Максима. Точно, Максим! Я же вел его прямо к нему! Я обеспокоенно обернулся. Я ожидал, что он спрячется за снегоход или убежит. Как минимум, я ожидал увидеть его страх и отчаяние. Но на меня смотрели полные ярости и решимости глаза. Я словно оказался в тисках между двумя дикими зверями. Я покачал ему головой и судорожно прошептал скорее самому себе: «Не надо. Максим, только ничего не делай, не надо.» Под мой испуганный стук сердца Максим дернулся со снегохода, но свалился с него, зацепившись подолом куртки. Я облегченно выдохнул, пусть хотя бы снегоход удержит этого мальчугана от опрометчивых действий. Ведь я отчетливо помнил: нельзя бежать или кричать при медведе.       — Антон! — услышал я надвигающийся крик сзади себя. Нет, только не это.       Медведь услышал крик вместе со мной и бросился в галоп. Я понял, что все. Все пропало. Он набросится на нас и истерзает. Я слышал слишком много страшных историй про растерзанных работяг, которые по своей беспечности шли собирать ягоды или грибы в лес, около буровой. А теперь такая история будет ходить про нас. Про матерого инженера Антона, который расплылся перед новичком. Мда, смерть будет мучительный. Я застыл на месте. От ожидания собственной смерти мое тело словно онемело. Странное осознание пришло ко мне, что я не боялся смерти, ведь у меня тяги к жизни давно не было. Мне было жаль новичка. Вот кто точно сейчас жалел о том, что поехал за этой чертовой рыбой. Какая ирония. Он был самым живым человеком в нашем гиблом месте, а в итоге его постигнет такая участь в первую же вахту.       Медведи звери быстрые, он нагнал меня за пару прыжков. Сопротивляться было бесполезно. Вот уже снежный монстр оказался передо мной. Его тяжелая мохнатая лапа сдавила мне плечо, повалив меня на землю. Черные бездонные зрачки в ареоле снежного меха смотрели на меня в упор. Они словно заглянули в мою душу и устыдили за мою жизнь.       — Я готов, готов, — прошептал я, словно каясь. — Только не трогай новичка, оставь его.       Но он не торопился вонзить в меня свои клыки. Может он что-то пытался до меня донести, а я все никак не понимал? Кулак, с криком пронесшийся около меня и ударивший в нос медведю, выдернул меня из лап смерти. Медведь зарычал, сделал пару шагов назад. Максим красными от холода голыми руками схватил меня за капюшон и поволок меня по земле, как мешок картошки. Он остался в одном комбинезоне, без куртки, видимо он так и не смог освободиться, просто бросил ее и побежал ко мне на помощь. Зачем ему было меня спасать, я же ему совершенно никто?       — Антон! Жить надоело?! А ну вставай! — крикнул он.       Я вышел из ступора. Я понял, он не бросит тут меня одного, а если я поддамся течению, то оно захлестнет и его. Я тут же вскочил на ноги и мы с ним побежали в сторону снегохода. За спиной послышался громкий выстрел. Мы успели с Максимом нырнуть за снегоход. Я прижался спиной к ледяной железяке и попытался прислушаться к зверю сзади нас. Но лишь услышал стук зубов Максима и его рваное от бега дыхание. Он же замерз, бедолага. На улице было не мало, минус сорок два. Я быстро снял свою куртку и накинул ему на плечи. Он обернулся ко мне с благодарным видом, подцепил один край куртки и накинул ее нам двоим. Взорвался второй выстрел. Максим, закрыв уши руками, прижался ко мне и уткнулся головой мне в грудь. Руки машинально обняли его, прижали к себе. И я услышал всхлипы. Эти звуки задели внутри меня что-то. Что-то, что до этого было покрыто метровыми слоями вечного льда. Я поднял замерзшую ладонь Максима и поднес ее к своим губам. От моего теплого дыхания по его коже прошлись мурашки. Я хотел его согреть теми крохотными остатками тепла, что остались во мне. Он не поднял головы. Все так же вжимался в мою грудь. Не хотел, чтобы я видел его слезы.       — Вы в порядке? — услышал я голос с мягким акцентом.       Я поднял глаза и увидел того самого ненца, у которого мы купили рыбу. Он был на новеньком снегоходе, в той же дубленке, а через плечо висело ружье.       — Спасибо большое, вы нас спасли, — ответил я.       Ненец кивнул, осмотрел наш снегоход, открыл переднюю крышку, повозился под ней и с удовлетворением завел нашу предательскую машину. За помощь больше ничего не стал брать, как я его не уговаривал. Я вытащил куртку Максима, дал ему ее и мы вдвоем уселись на снегоход. Ненец с задумчивостью всматривался в горизонт, где только что медведь чуть не растерзал меня.       — Телом ты тут, а мыслями там, — ненец указал пальцем вниз на землю. — А Нга чувствует это, по пятам твоим ходит, — сказал ненец и развернулся в противоположную сторону.       — Кто такой Нга? — спросил я у Максима.       — Вроде какой-то злой бог по их преданиям, — шепнул он. Мне стало не по себе, и от его слов стало разрастаться плохое предчувствие.       Дальше мы ехали молча. Максим не проронил ни слова. Мы встретили Андрея вместе с туго идущим гусеничным трактором около обваловки и все вместе уже поехали назад.       Буровая теперь мне казалась не тюрьмой, а самым прекрасным безопасным местом. Мы зашли в спальный вагон и Максим тут же юркнул в свою половину, с грохотом закрыв дверь. Я разделся, сел на шконку. Мои глаза уперлись в его закрытую дверь. Я, наконец, пришел в себя. Я ведь мог сегодня умереть и мое равнодушие к собственной жизни меня неприятно удивило. Хотя это было ожидаемо. Что не было ожидаемо, так это страх за новичка. Сразу же вспомнилось, как он прижался ко мне. Отгоняя дурацкие мысли, я подошел к его двери. Постучал. Он не ответил, лишь завозился на шконке. — Макс, надо в баню пойти, прогреться. Мы с тобой замерзли сильно, можем заболеть. Тишина.       Я нахмурил брови. Что за детский сад. Я не стал церемониться и открыл настежь дверь. Он лежал лицом к стене, даже не раздевшись. В сером промокшем комбинезоне на чистом постельном белье. В горле застрял неприятный ком. Мне было жаль, что с нами приключилась такая история и чувствовал свою вину. Он, наверное, перепугался до смерти. «Ну теперь точно уволится», — вздохнул я.       — С барышнями разве в баню идут вместе? — съязвил он сквозь зубы.       Я покачал головой. Вся моя злость к этому парню совсем пропала. Молодой, импульсивный, безрассудный. Я был старше, а значит и поступать должен был мудрее. Я поднял его одной рукой за шкиряк, как щенка, и выкинул в коридор. Взял первое попавшееся полотенце, тапочки. Он был недоволен, бубнил себе что-то под нос, но мне уже нельзя было противостоять.       Баня оказалась полностью пустой, днем здесь обычно было мало народу. Я разделся до гола и пошел включать парилку. Аккумулятор жалобно пискнул, загрохотал и по бане разошелся теплый воздух.       — Подождем немного и можно идти греться, — сказал я и увидел все еще одетого в футболку и спортивные штаны Максима.       — В футболке собрался париться? — недоумевающе спросил я. Вид мявшегося у входа Максима вдруг вызвал во мне такую же непонятную неловкость.       Он неохотно стал стягивать с себя футболку. Аккуратно сложил ее, положил на скамейку. Затем неуверенно, отвернувшись от меня стал снимать штаны.       — Ты серьезно сейчас? Ты меня стесняешься?       — Я не так часто с кем-то моюсь, — нервно ответил он и, прежде чем я успел увидеть его зад, он обернул полотенце вокруг талии.       — Если не барышня, то и не веди себя соответствующе. Я прекрасно знаю, что у тебя под полотенцем.       — Вот пусть это и останется в воображении, а не в реальности, — холодно ответил он и зашел в парилку.       Я опешил. Такого я еще не встречал, конечно. Что с него взять, городской культурный мальчишка. Не долго думая, я схватил свое полотенце и тоже его перевязал на бедре. Не хотелось его еще сильнее смущать.       Я зашел следом в парилку и поддал пару. Замороженные конечности начали приятно отогреваться. Я грузно поднялся на верхнюю полку и уселся. Максим остался сидеть на скамейке внизу. Он понуро смотрел себе под ноги и тяжело дышал. Его непонятное смущение словно яд попало в воздух и передалось мне. Я взял ковш и полил воду на раскаленные камни. К моему облегчению, вырвавшийся густой пар полностью скрыл из виду красную, влажную спину новичка.       — Больше не надо, мне уже очень душно, — сказал он хрипло и схватил мою руку.       Не знаю в чем было дело, может в том адреналине, который мы испытали, или в этом расслабляющем жаре, но мои чувства словно обострились все разом. Под его скользкими пальцами моя кожа заныла. Дышать я перестал. Просто замер. Мне стало казаться будто он дышит слишком тяжело, слишком прерывисто, слишком громко для такой маленькой каморки. Перед глазами начал вырисовываться грязный, абсолютно непозволительный образ. Образ Максима без полотенца. Я тут же вырвал руку и облил себя холодной водой из ковша.       — У тебя фаланги нет на среднем пальце. Это ты зацепился обручальным кольцом о прибор?       Я провел рукой по лицу, словно снимая с себя паутину больного воображения. Боже, что только что пришло мне на ум?       — Да, приукрасил историю, чтобы ты точно свои цацки снял.       — Понятно, — хмыкнул он. — Болит плечо?       Я судорожно втянул воздух ртом. Хотя я был из тех мужиков, кто любил накаливать баню до красна, сейчас мне было очень душно. Грудь сдавило, словно медведь продолжал надо мной нависать. Я тронул свое плечо и только сейчас заметил огромный расплывшийся фиолетовый синяк. «Домой надо, срочно», — проговорил я как заклинание.       — Почему ты до сих пор тут работаешь? Ты же ненавидишь это место. Все таки любопытство перебороло его вежливость и осторожность, а может после того как он спас мне жизнь, он считал, что мы уже «лучшие» друзья?       — Надо же на жизнь как-то зарабатывать, — пробубнил я. — Я из маленького городка. Там нет работы, вот и приходится ездить.       — А ты пытался что-то искать другое?       — Я же сказал, нет ничего, — грубо ответил я. Его нездоровый интерес к моей скромной персоне вызвал во мне смешанные чувства. Обычно я старался держаться от людей на расстоянии.       — Как ты сюда попал? — не унимался он.       — Ничего особенного, друг меня посоветовал, — ответил я и тут же прикусил язык.       Он презрительно фыркнул. Скрестил руки на груди.       — А я целый год бегал за рекрутером. Задолбал его своими мотивационными письмами. А потом, когда мое резюме, наконец, дошло до начальства, прошел еще миллион собеседований.       — Боец ты значит у нас, Максим. Ну, удачи в твоем нелегком бою.       — Конечно, боец, а как по-другому, — он обернулся и пристально посмотрел мне в глаза. — Хочешь хорошей жизни, надо бороться, а не плыть по течению, как …       — Как я, хочешь сказать?       — Ты даже не поблагодарил меня за спасение. Ты как будто скорее готов был там сдохнуть сам, чем принять мою помощь.       Сердце обидно укольнуло. Так вот в чем причина его любопытства. Задел мужскую гордость. А я-то уж подумал, что я ему интересен. Не слушая его причитания, я опять поддал пару, и настойчивые, слишком заинтересованные голубые глаза Максима утонули в белой пелене.       — Не бери на свой счет. Дело совсем не в этом. Хочешь услышать благодарность, то спасибо, ты действительно спас мне жизнь. Но сделай мне одолжение, больше не геройствуй.       — Постараюсь, — это слово утонуло вслед за глазами. И я опять остался сидеть один в белом плену.