В темноте

Часы бьют полночь. Гелла потягивается в кресле и лениво подбрасывает в камин полено. Огонь жадно плюется, сыплет искрами на пушистую бежевую шкуру, выстланную у решетки. Гриндевальд следит за пламенем из-под ресниц, чтобы не бушевало. Свечи догорают, истекая тягучим воском. Гелла наконец откладывает так и не законченное письмо, залпом допивает выдохшееся вино и бесшумно поднимается. Альберта спит, поджав под себя озябшие ноги и по-детски подсунув под щеку ладонь. Гриндевальд склоняется над ней, проводит ладонью по волосам, отметая за ухо. Присаживается на край тахты, убирая в сторону тяжелую кисть сползшего с плеча подруги пледа. — Аль… — зовет шепотом, поглаживая Альбу по волосам, — Аль, проснись. Пойдем наверх, ты тут себе спину сломаешь. Альба открывает глаза, сонно моргает, но даже не осознав себя уже подаётся Гелле навстречу. Гриндевальд на это лишь фыркает и легонько тянет ее за прядку волос у виска. — И что ты за упрямица? — шепчет Гелла, помогая девушке сесть. Плед падает на пол им под ноги. Альба коротко зевает и трет глаза, бросает быстрый взгляд на часы и хмурится. — Ты почему меня раньше не разбудила? — бормочет хрипло. — А зачем? — с улыбкой отвечает Гелла, обнимая подругу за талию и прижимая к себе теснее. Альба горяча и мягка, податлива как свечной топкий воск. В свободном домашнем платье, с распущенными по плечам рыжими кудрями она напоминает прекрасную Гвиневру с полотен прерафаэлитов. Геллертин, не удержавшись, прижимается губами к ее скуле, целует смазано, уводя касание к виску. — Ты давно закончила?.. — шепотом интересуется Дамблдор, ловя ее ладонь на своей талии и сплетая пальцы. Гелла коротко качает головой, щекоча скулу подруги неровно обрезанными волосами. Альба морщит нос, фыркает и привычно принимается убирать их за уши, да только локоны Геллы столь же непокорны, как и она сама — упрямо лезут на лицо вновь дай им только повод. — Только что, на самом деле. Пыталась составить прошение в Архив, чтобы получить возможность там покопаться, но ни одно умное слово от усталости в голову не лезет. Завтра перечитаешь, что я там написала, ужаснешься. А пока… — Гелла фыркает, целуя Дамблдор рядом с мочкой уха, задевая выдохом длинную изумрудную сережку, — А пока, пошли-ка спать. У тебя глаза слипаются. Альба кивает и нехотя отстраняется, поднимаясь на ноги. Напрочь игнорируя домашние туфли, подхватывает плед и закидывает его на спинку кресла. Идет к лестнице прямо так, босиком. Геллертин наблюдает за ней долгое мгновение, с отстраненным удивлением ощущая, как в груди разгорается дикое, странное, то, чему она никак за столько лет не подберет нужных слов. Альберта останавливается у подножия лестницы, кладет белую руку на перила, оборачивается. — Ну, ты идешь? Или решила выгнать меня, чтобы не мешала своим сопением работать?.. Гелла фыркает и гибко подхватывается следом. Она все еще в уличной блузе и узких мужских штанах — не успела переодеться после ужина, — но тоже босая и встрепанная, домашняя. Набросив заклятье на каминное пламя, Гриндевальд подхватывает Альбу под талию и ведет наверх — в их общую спальню. Они ступают тихо, одновременно прислушиваясь ко всему, что творится в доме. Ариана уже спит, но кто знает, вдруг жажда выгонит ее на кухню за стаканом воды или в уборную ночью. В прошлый раз она чуть не застала их в гостиной. Впрочем, Гелла сильно сомневается, что Ариана настолько глупа в свои шестнадцать, чтобы ничего не понимать или как минимум не подозревать, но ради спокойствия Альбы она готова и дальше играть роль надежной подруги столько, сколько потребуется. Пока Гелла накладывает на комнату заклятье тишины, Альба разжигает свечи в тяжелом шандале на прикроватном столике — по-магловски, спичками. Ей нравится аромат истаявшей серы; ей ужасно не хватает алхимических опытов, но в крохотном съемном доме на Монмартр лабораторию не поставишь. Нужно дождаться лета и тогда, возможно, Альберта переберется в жилые апартаменты при чете Фламелей. Гриндевальд с ужасом думает, что тогда видеться они станут ещё реже. Ей и сейчас мало Альбы, сколько бы ночей они не проводили вместе. Наверное, это называют любовью, но Гелла не уверена, что в принципе способна любить. Однако то, что она чувствует к Альберте, не просчитывается логикой — это просто есть, и каждый взгляд голубых глаз пробивает грудь навылет, заставляя сердце срываться с привычного ритма. Геллертин катает на языке это пресловутое «люблю» — слово кисло-сладкое, как любимые леденцы Альбы. Она повторяет его про себя столько сотен раз, что каждый звук теряет смысл и складывается во что-то новое. Гелла, полуприкрыв глаза, следит за тем, как Альба ходит по комнате в сонной рассеянности отыскивая ночную сорочку. — Помоги мне? — зовет она, замирая к Гриндевальд спиной и перехватывая густые рыжие пряди над затылком. Альба могла бы расстегнуть мелкие пуговицы на платье магией, но ей приятно, когда пальцы подруги касаются ее тела сквозь тонкий муслиновый шелк. Гелла медлит, размышляя, поцеловать ли Альбу в шею или обождать. Тянется к мелким перламутровым пуговкам на спине, неторопливо расстегивает каждую, спускаясь вдоль ломкого изгиба позвоночника к талии. Альба отпускает волосы, позволяя им свободно рассыпаться по плечам. Стягивает рукава платья, и оно стекает с покатых плеч переливчатой темно-синей волной. — С нижней рубашкой тебе тоже потребуется моя помощь? — фыркает Гелла, зарываясь носом в текучую медную гриву. Альба коротко смеется в ответ, чуть прогибаясь в пояснице. Она обнимает узкие ладони на своем животе и трепетно оглаживает пальцы. — Не откажусь, знаешь… — тянет игриво и томно. — И куда только делась вся твоя сонливость? — ворчит Гелла, прижимаясь губами к основанию ее шеи, прихватывая тонкую кожу некрепким укусом. Альберта длинно втягивает воздух сквозь сжатые зубы; заводит ладонь назад и зарывается в светлые волосы Геллы. — Ты действуешь на меня лучше любого бодрящего отвара, — мурлычет она с придыханием, разворачиваясь в чужих объятиях и переступая через отброшенное платье. Обхватывает лицо подруги ладонями и крепко целует в губы. Гелла сжимает ее бедра, комкая подол атласной сорочки. Тянет его вверх, скользя пальцами выше, и ругается прямо в поцелуй: что за дурацкая привычка не носить дома белья?! Альба смеется, обнимая ее за шею, крестит запястья и смотрит из-под ресниц, закусив губу. Во взгляде — все пытки геенны огненной, но Гриндевальд та еще грешница. Она тянет прочь сорочку, снимая через голову, оставляя Альбу обнаженной в одном лишь облаке закатных прядей. В комнате тепло, даже душно, но под пальцами Геллы вдоль острых ключиц разбегаются мурашки. Розоватые, крупные соски заостряются и набухают. Гриндевальд склоняется и ловит их губами поочередно, обводя языком и чуть прикусывая. Дыхание у Альбы срывается, а сердце в груди принимается заполошно частить. — Пойдем… в постель, — шепчет она, запуская ладонь в чужие волосы и накручивая пряди на пальцы. Альба уже полгода уговаривает Геллертин вновь отпустить косы, но та упрямится. Хватит того, что мы по ночам путаемся в твоих, — смеется она и стрижется коротко даже по меркам бесстыдной парижской моды. Впрочем, ей идет. Как идет и мужская одежда, хищная грация и чуть грубоватые, вызывающие манеры. Это все лишь дополняет ее хлесткий образ, от которого Альба без ума. — Ты уверена, что у тебя хватит сил? — поддевает ее Гриндевальд, кончикам пальцем прочерчивая дорожку от ключиц, между налитых тяжёлых грудей до впадинки пупка. Альба тихо вздыхает от едва ощутимой щекотки. — А ты проверь, — фыркает она, толкая Геллу в плечо, отстраняя. А после обходит ее и опускается на край постели, в немом приглашении распахивая колени. Геллертин замирает, не в силах вдохнуть. Голову обносит лихорадочным жаром, а кончики пальцев напротив немеют в холоде яростного желания коснуться. Они такие разные: по-мальчишески худая и острая Гелла, с этими ее локтями-коленям, выпирающими на излет ключицами, тонкими чертами лица и запястьями в обхват двух пальцев, и яркая, томная Альба, женственная и мягкая, с крепкой грудью и широкими бедрами, узкой талией в две ладони и покатым изгибом плеч. Этот контраст не перестает восхищать; у Геллы предплечья в мурашках. Гриндевальд подходит ближе и буквально бросается перед Альбой на колени. Впивается пальцами в белую плоть до тихого стона. Жмется ближе, проходясь цепочкой поцелуев по внутренней стороне бедра до лобка. Альберта смотрит на нее сверху-вниз, закусив губу, и чуть откидывается назад, на локти. Гелла ловит ее взгляд и облизывает губы, прежде чем прижаться к нежным складкам плоти, раздвигая их пальцами. Альба стонет, закидывая голову. Здесь, внизу, она горячая и влажная; Гелла чувствует ее солоноватый сок на языке и жмурится, запирая в глотке голодный рык. Она толкается языком, жадно и требовательно, крепче впиваясь ногтями в сочные бедра. Тянет Альбу на себя, понуждая закинуть колено на плечо, раскрыться сильнее, мягко прихватывая губами набухший клитор. Альберта стонет, комкая в пальцах простыню, подается навстречу чужом рту. Ей сладко и томно, и почти больно от жара, пожирающего изнутри. Гелла ласкает с тщательной обстоятельностью, доводя почти до безумия — слишком хорошо зная ее тело. Альбе нравится вот так, губами. Иногда — пальцами, но только перед самым оргазмом, когда бедра начинают непроизвольно дрожать, а дыхание сбивается. Геллертин доводит ее до исступления, чувствуя, как сокращаются под прикосновениями нежные стенки, собирая губами смазку и толкаясь языком внутрь, насколько позволяет неудобная поза. Пальцами она придерживает, раздвигает набухшую плоть, потирает клитор, изредка прищелкивая по нему ногтем до легкой сладостной боли. Альбу выгибает; она почти скулит, запуская ладонь во встрепанные светлые кудри. Тянет, надавливая на затылок, грубовато вжимая голову Геллы себе между ног. — Да-да… Да-а… — шепчет она на выдохе, задыхаясь, и кусает себя за щеку до крови, подкатывая глаза под трепещущие веки. Гелла не дает ей сорваться с крючка, ласкает с жадностью, то приникая, то вновь отстраняясь, а то и вовсе размашисто проходясь языком по нежным складкам. — Стой… — голос срывается, цветет статикой, — Стой… Гельхен, не так… Гелла отстраняется от нее, все еще опаляя дыханием, ловит взгляд и облизывает темные, влажно блестящие губы. Альба хочет ее поцеловать, но кончить хочет сильнее. Она откидывается на лопатки, шире распахивая колени, упирается пятками в край постели и обхватывает ладонями свои набухшие груди. Крепко сжимает, выкручивает соски. Гриндевальд понимает ее без слов. Садится ближе, укладывая ладонь на дрожащий живот, коротко царапает ногтями, а пальцы свободной руки проталкивая в сжимающийся вход. Альберта высоко вскрикивает и бессильно хнычет, елозя затылком по сбитому покрывалу. Гелла прижимается губами к клитору — он набухший, обжигающе горячий и почти пульсирует, о, Альбе нужно совсем немного ласки, чтобы кончить, — и обводит языком, грубовато трахая ее пальцами. Альба слепо нашаривает руку Геллы, лежащую на животе, и сжимает, царапая тыльную сторону ладони до алых полос. Подкидывает бедра в жадном исступлении, добирая те крохи удовольствия, что наконец толкают ее за грань. Она вскрикивает, подкатывая глаза, сжимая пальцы Геллертин внутри и выгибаясь натянутой тетивой над постелью. Гелла отстраняется, чтобы взглянуть — это любимый момент, она не желает упустить ни секунды, — но продолжает двигать пальцами внутри спазмически дрожащего тела, все замедляя движения. Наконец, всхлипнув, Альберта раскидывается по постели, склонив голову набок. Длинные загнутые кверху стрелки ресниц трепещут. Гелла медленно отстраняется, облизывает влагу с ладони и ложится рядом. Набрасывает короткое очищающее и отводит со скулы Альбы прилипший локон. — Ты как? — выдыхает одними губами. Альба капризно морщит нос, ловит ее пальцы и прижимается к ним губами, по очереди целуя каждый. Гелла фыркает, касаясь ее плеча поцелуем. Смеется тихо, потираясь о веснушчатую, покрытую испариной кожу носом и щекой. — Мне хорошо… Очень, очень хорошо… — бормочет Альберта, не открывая глаз. — Я… сейчас… подожди мгновение. Гелла качает растрепанной головой. — Ты засыпаешь, милая. Ложись, я обойдусь, — шепчет она, прижимаясь поцелуем к уголку искусанных губ. Альбу недоверчиво распахивает глаза. — Куда это ты обойдешься? В ванну? — ревниво зыркает из-под ресниц, заставляя Геллу вновь рассмеяться. — Дай мне пять минут, хорошо? И я тебя трахну. Гриндевальд от ее слов продирает от затылка до поясницы, а внутри все стягивается в возбужденный горячий узел. Белье промокло насквозь, низ живота невыносимо тянет. И пусть обычно она играет в долгую, в отличие от чувствительной Альбы, но сегодня кажется готова кончить от первого же прикосновения. — Хорошо, как скажешь, — улыбается Гелла, целуя Альберту в щеку, но в последний миг та поворачивает голову, обхватывает ее за шею и утягивает в крепкий, жаркий поцелуй. Кусает и оттягивает нижнюю губу, проходясь по следу зубов языком. Изворачивается и перекидывает ногу через бедра Геллертин. — Ох, Мерлин! — выдыхает та, жмурясь до белых мушек под веками. Альберта насмешливо улыбается: — О, нет, милая, всего лишь я. Ремень брюк звенит пряжкой. Альба выдергивает его из шлевок и бросает на постель. Склоняется, собирая растрепавшиеся пряди волос за ушами, и жадно целует Геллу в губы, толкаясь в рот языком. Гриндевальд позволяет ей расстегнуть пуговицы на брюках, забраться мягкой ладонью под белье. Альба любит ее мучить, хотя бы потому, что с Геллой это сделать легче легкого. Она выносливая, крепкая и при том очень-очень тихая. Добиться от нее стонов, а то и криков — та еще задачка со звездочкой, но Альберта научилась справляться с ней на ура. Гриндевальд нравится, когда ее трахают грубо, и Альба не церемонится: выворачивает запястье и врывается в ее горячее тело сразу тремя, сложенными щепотью пальцами. Гелла стонет, подкидывая бедра. Распахивает темные пустые глаза и впивается взглядом в склоненное лицо подруги, точно слепая. — Нравится? — Альба улыбается, цепко следя за тенью эмоций на лице Геллертин. Та слабо кивает и подносит ладонь к губам, с явным намерением прикусить пальцы. Альберта с шипением бьет ее по запястью. — Нет! Не смей! Хочу тебя слышать… Внутри она горячая и такая тесная, словно они впервые занимаются любовью. Короткие волоски на лобке щекочут Альбе запястье. Она трахает Геллу грубо и жестко, чуть сгибая пальцы и медля. Разводит, трет подушечками ребристые стенки, слыша, как дыхание Гриндевальд сбивается с ритма, становясь хрипами. — Блять, Аль… — шипит Гелла, пытаясь насадиться глубже. Альба садистки улыбается, замирая у самого входа и обводя большим пальцем клитор. — Нет. Вслух. — А я не… Боги! — Гриндевальд срывается в задыхающееся ругательство. Альберта хмыкает и сжимает ее небольшую грудь через рубашку. Острая бусина соска толкается под пальцы. Альба прижимается к ней губами, смачивая ткань слюной, и прикусывает. Геллу выгибает в пояснице; она вцепляется пальцами в простыню, до треска сжимая ее в горсти. — Аль! — вскрикивает она уже не таясь, — Аль… пожалуйста… Альба улыбается, зарываясь носом в глубокий вырез ее блузы, вдыхая заострившийся аромат тела. — Видишь, стоило только попросить… — шепчет она, прижимаясь к раскрытым губам Геллы, сцеловывая с них тихие стоны. — Стоило только… попросить. Оргазм Геллертин долгий и иссушающий. Она дрожит, сжимаясь, и так тесно сводит колени, что Альбе кажется, сейчас ее запястье хрустнет, переламываясь. Гелла закрывает лицо ладонями и шумно втягивает воздух сквозь зубы. Альберта знает: ресницы ее влажны, а из уголков глаз к вискам катятся одинокие слезы. В первый раз это едва не довело ее до паники, а теперь заставляет лишь умилиться беспомощной доверчивости. — М… Я бы могла ласкать тебя всю ночь, — мечтательно тянет Дамблдор, склоняясь за поцелуем, когда подругу наконец перестаёт лихорадочно колотить. Гелла обхватывает ее затылок ладонью и прежде, чем поцеловать, шепчет в губы: — Ты так уже делала. Альба тихонько смеется. — В следующий раз я свяжу тебя твоим же ремнем и оставлю на теле сад поцелуев, — и добавляет с мягкой улыбкой, — Тебе понравится, милая. — Конечно, мне понравится! — фыркает Гелла, запрокидывая голову и осоловело таращась в потолок. Ей кажется, что он качается, провисает у нее над головой, как цветастый купол циркового шатра. Геллертин медленно моргает, пытаясь восстановить сбившееся дыхание, а Альба поглаживает ее влажной ладонью по низу поджавшегося живота. — Теперь и впрямь можно ложиться, — мурлычет она, под взглядом Геллертин облизывая испачканные в ее смазке пальцы. Гелла подается навстречу и целует подругу в губы, а после, смазав нитку слюны, долго изучает лицо широко распахнутыми глазами. — Я тебя… Альба прижимает ладонь к чужим губам, запирая неосторожные слова. — Я знаю, — серьезно произносит она, мгновенно растеряв всю свою насмешливость. — И я тебя тоже. Но прошу, никогда не говори этого вслух. — Почему? — шепчет Гелла, опаляя горячим выдохом. Альберта утомленно жмет плечами, скатываясь с нее и ложась рядом — лицом к лицу. — Мне всегда кажется, что после произойдет что-то плохое. Гелла несколько долгих мгновений смотрит на нее, а затем кивает. Садится, лениво избавляясь от рубашки и штанов, стягивает влажное белье, и отбрасывает на пол. Альба сдвигается к стене, давая ей место. Лениво зевает: сон накатывает неудержимо, глаза слипаются. Она видит, как Геллертин гасит свечи, по-варварски прихлопнув каждую ладонью, как в полумраке спальни сковыривает горячий воск с кожи, а потом забирается под одеяло, прижимаясь худым горячим телом к ее боку. Альберта обнимает ее поперек груди, нащупывает сбившийся набок кулон их кровной клятвы и сжимает фиал в горсти. Закрывает глаза, проваливаясь в сон, отстраненно ощущая, как губы Геллы касаются лба. Завтра будет новое утро и еще сотни, тысячи таких же. Ведь у них все только начинается, верно?..