«Белый белый понедельник — завсегда последний день Молодой зелёный вторник — раскалённо-ясный день Желтоватая среда — бессвязный воспалённый день Фиолетовый четверг — такой огромный вечный день, Но мы проснёмся на другом берегу, Но мы проснёмся на другом берегу, Но мы очнёмся на другом берегу И может быть вспомним И может быть вспомним. Оранжевая пятница — глухой бездонный день Чёрно-красная суббота — ледяной кромешный день Голубое воскресенье — боевой победный день Белый белый понедельник — навсегда последний день, Но мы проснёмся на другой стороне, Но мы проснёмся на другой стороне, Но мы очнёмся на другой стороне И может быть вспомним И может быть вспомним.»
…это ощущение бытия целостным, всесторонне развитым: пока моё внутреннее, человеческое любовное было скулящим жалостным плачем, словно верный пёс, которого хозяин за просьбу ласки, ударил со всей дури кулаком по носу, вообще странное чувство, вроде бы всё так спокойно и тихо-радостно, малость суховато, но зияющая пустота внутри оставляет лёгкость с привкусом горького одиночества и обостряет внимание. Всё тело же будто просто робот, одна большая пилотируемая оболочка. Место, где можно выдохнуть и пожить — глубоко внутри себя, в душе своей, где можно побывать с надеждой полусонного бреда перед провалом в сон, словно ребёнок нестись по беззлобному миру, не вкусившему зла, где безопасность зайчат гарантируют волки, где добро и тепло, где нет тьмы, не заходит солнце, а также и плохого ничего нет: ни голода, ни холода и в густых чащах, полях, степях, бегая босиком по траве блестящей росою, можно смеяться звонко и беззлобно от опьяняющего счастья и со спокойным уютом обнять в добре весь мир. …а по пробуждению ждало то же самое: словно невесомость была вокруг и я в ней парил: опьяняла свобода с привкусом одиночества и пустоты, когда даже я справлялся с уроками и доп. заданиями, можно было бы как раньше уйти погулять с компанией друзей, но всем уже некогда, каждый сам по себе, как в песне пелось прямо:«Удаляясь друг от друга каждое мгновение, соприкоснуться всё невыносимее» = «Touching from the distance further all the time» © Joy Division — Transmission
«Если в жизни нет праздника, то жизнь эта нахуй не нужна!» © Егор Летов
Вот ища таковой праздник, чтобы не продаться, не умертвиться в разложении Содомского комфорта, не отупеть душевно, не сойти с ума от животного, звериного одиночества, чтобы остаться человеком, я решил обновлять себя приступами адреналина, да пока что и не понял как — только проверял самого себя на решимость, на прочность. Уходил в глухие леса ночью и едва малость меня одёргивал факт заботы о сестре, да вспоминая, что она во многом взрослее меня, я отмёл это как повод к трусости и бродил в одиночестве по городу, заброшкам и вообще испытывал желание всё острее провалиться на тот свет, заглянуть за горизонт, посмотреть на ту сторону едко-токсичных, оживляющих, красочных снов, полететь снаружи всех измерений, потому что тут, в бытии всё достиг, всё удовлетворил, а всякая мелочь типа тройки по математике в аттестате — просто прах и мелочь… …как-то однажды Кристина подошла ко мне в коридоре — Кристина, которая для меня умерла, ведь это был единственный выход, так её воспринимать, кусание локтей в истерике это слабость, ну, а потом ещё как-то с ней контачить — полная жалость. Девушка, полностью подтвердившая в отношении себя по крайней мере, народную мужскую мудрость: «Любовь как костёр. Не кинешь палку — затухнет», положив свою ладошку поверх моей руки, попросила не быть таким угрюмым, хмурым загруженным и что ей рассказали, как я переживал и что она беспокоится и хочет, чтобы всё было хорошо Что мне было? Я просто проугукал, прокивал, как-то отшутился, так что девушка мило улыбнулась. Внутри меня же всё было мертво и немножко больно, потому что Стася бегала по треням и всё рассказывала про своих знакомых, какие они дескать сильные ловкие, выносливые, да и с таким блеском в глазах, что со временем, для меня умерла и Стася. Бродил я лесами и меня отрубало полностью моментами. Вот, добрёл я до какого-то знакомого места в лесу и вижу внизу всё блестит, беглый осмотр показал удивительное: там снег. Ну, я дошёл — оказалась вода, вода мне по щиколотку. Понимая, что терять уже нечего, почему-то не вышел тут же, дабы сразу высохнуть, но побродил по этакому неглубокому по щиколотку, прудику, чавкая ботинками по дну, моча штанину, затем вернулся домой думая, что же это было и не ощущая ничего такого за своё действие…