О внимании.

— ты хочешь, чтобы я обожал тебя? — я не... намджун, будто не слышит смущения в голосе возлюбленного, берет его изящную руку своими двумя, подносит к губам и целует поочередно костяшки на кривых пальцах. сокджин выдыхает беспомощно и совершенно обезоружено. нам уже перешёл к тыльной стороне и мягко касался губами светлой, почти белой кожи. он вёл выше, не останавливаясь, аккуратно выгибая руку джина так, чтобы целовать было удобнее: согреты тëплыми касаниями уже запястье, предплечье, даже согнутый локоть. — намджун, ну куда ты... — я обожаю. каждый сантиметр, - он заставляет джина зажмуриться от поцелуя в щеку, - каждый миллиметр тебя. сок неконтролируемо пытается сжаться, смясться в позу эмбриона. не потому, что всё происходящее ему противно, просто... непривычно. необычно для него. прошлые отношения оставили на нём немало следов и меток, и те были никак не из приятных. сокджин научился правильно намекать, контролировать свои чувства, помогать и почти ничего не просить в замен, отдаваться партнёру без остатка, а сам? а сам переживёт как нибудь. ему ведь достаточно только любить. долго и болезненно. а потом появился намджун. неожиданно тёплый и притягательный. не отталкивающий его желание быть близко. отвечающий на просьбы о внимании. внимательный сам по себе, вовлечëнный... исцеляющий. — намджуни... сокджин лежал на спине. всё действо происходило на кровати, и простыня под ним прилично смялась. в животе непонятно затрепетало, однако намджун и не думал избавляться от предметов одежды своего бойфренда. он совершенно не напрягался, быстро и мелко целуя лоб, нос, линию челюсти, плечи, - ласково обходил шею, - а затем задрал футболку так, чтобы открыт был только живот, и касался уже его. — ну что же ты делаешь? - на глаза выступили слезы, а щеки подняла улыбка. джин плакал, сам того не осознавая, и смеялся. смеялся и плакал. — я обожаю каждую клеточку тебя так сильно, - ким прерывается, быстро целуя согнутые коленки, и после нависает над старшим, - что готов делать так каждый день. каждый день напоминать, насколько сильно ты дорог мне так, как ты этого захочешь. джин перестает смеяться, но пытается стойко удерживать улыбку на месте. нижняя губа трясется. — как я хочу? — ты чувствуешь себя любимым сейчас? сок задумывается на пару секунд. — чувствую. — тогда я буду делать это каждый день. — на это уходит время? — я готов потратить вечность, если ты чувствуешь себя любимым таким способом. голос предательски срывается на крохотную "ля", а свет в глаза вздрагивает вместе с мокрыми ресницами. — тебе не жалко этой вечности? ты бы столько успел... — хоть миллион таких вечностей. голос намджуна не повышается, но звучит уверенно и прямо. подставь сейчас пистолет к его виску и скажи сказать обратное, сказать, что джин ему противен и что он делает всё это лишь из жалости к израненному сердцу партнëра, он бы сказал всё то же самое, что говорил джину, а затем каким-то боевическим образом выхватил бы пистолет из рук противника для того, чтобы пристрелить его за грязную, мерзкую ложь. сокджин - драгоценность. сокровище, выбравшее его после длительного общения, притирания, выстроенной на крепком и тихом доверии дружбы. сокджин, такой яркий на публике, такой шумный и приятно вызывающий - этот человек больше всех в мире боялся, что на самом деле никто и никогда не полюбит его так, как его следует любить. что всем плевать на всех, и на него в том числе. что он лишь приятная глазу безделушка. таким людям не нужен никто, кроме них самих, верно? человек-праздник, человек-шум-гам, человек-развлеку-себя-сам. намджун знал, что скрывает этот человек, отдающий себя, свою искрящуюся душу каждому, кусок за куском. и он был готов провести с этим хрупким счастьем хоть миллион, хоть миллиард вечностей. в каждой жизни встречать его, влюбляться только в него, помогать собрать себя по крупицам только ему. целовать только его. сокджин уже плакал, не стесняясь, пока парень сверху, заботливо улыбнувшись, бухнулся рядом и прижал к себе. — я люблю тебя. — правда? — правда.