«Господи, вот уже заканчивается этот день, и перед ночным покоем я хочу душою вознестись к Тебе.»
Губы едва движутся, когда он шепчет слова в тишину полутемной комнатушки. Алексис не задумывается о том, что произносит, — всё происходит на рефлексе, отработанном за проведённые в одних стенах годы. Молитва давно потеряла своё сакральное значение в его глазах, превратилась в каждодневный ритуал, который он вынужден соблюдать, чтобы иметь крышу над головой и еду на столе. Но то, что происходит во время молитвы, — совсем другое дело.«День этот я начал во имя Твое.»
Предвкушение собирается внутри густым румянцем на щеках, горящими ушами и слегка подрагивающими пальцами. Он старается не выдать нетерпения: говорить спокойно, не раскрывать глаз, сидеть ровно. Но какой смысл таких игр с чем-то, явно не относящимся к миру земному?«Во имя Твое хочу я и завершить его.»
Он сидит смирно, покорно бормочет молитву, чувствуя на себе чужой пристальный взгляд, посылающий вниз по загривку холодок.«Я благодарю Тебя за все блага, которыми Ты одарил сегодня мою душу и мое тело.»
Слова слетают с языка без раздумья, хотя в голове крутится совсем другое: Кайзер. Кайзер пришёл. Он тут. Он здесь. Он смотрит. Его главный грех, который не отмолить никак. Его собственный идол, ради которого он готов отринуть Бога, служить которому его так упорно учили с детства. Он пришёл навестить его.«Но был ли я сегодня действительно благодарным?»
Несс не слышит шагов Михаэля: тот ступает, не касаясь земли, но приближение демона чувствует кожей, покрывается мурашками, едва сдерживаясь, чтобы не прекратить молитву и повернуться к Кайзеру, но терпит — его Господин любит отрывать его от дел сам и только тогда, когда пожелает этого. До этого момента нужно продолжать и терпеливо ждать команды.«Может быть, и сегодня, как не раз уже прежде, мне следует сожалеть и раскаиваться во многих прегрешениях?»
Руки, сжимающиеся на хрупких плечах поверх ночной рубашки, не застают его врасплох, но заставляют вздрогнуть всем телом и запнуться на полуслове. —Тц! Соберись, Лекси, — недовольно раздается прямо над ухом, —Я пришёл тебя послушать. Неужели ты собираешься разочаровать меня? Длинные тонкие пальцы скользят под ворот рубахи со спины, ложась на трапециевидную мышцу приятной до головокружения тяжестью. Алексис отчаянно жмурится, чтобы сконцентрироваться на словах молитвы, — перед глазами летают белые мушки, плывут сине-зелёные пятна, но пальцы, методично разминающие затекшие от сидения в одной позе плечи, ощущаются до ужаса прекрасно. Он пытается вспомнить о том, чем он провинился сегодня, но перед нынешней ситуацией всё меркнет. Силится сформулировать связное предложение самостоятельно — всё безуспешно. На ум так ничего и не приходит, а сжавшиеся на плечах руки говорят: ему надоело ждать, тебе следует сказать что-нибудь.«Увы, Господи, я снова оказался слабым и неверным Твоим сыном.»
Над ухом вновь раздаётся смешок: —Неужели тебе даже рассказать нечего? Перескочил через самую важную часть. Ты должен был покаяться в своих грехах за сегодняшний день. Неужели мне придётся учить тебя тому, как правильно молиться? — горячее дыхание обжигает щеку, а руки соскальзывают ниже, ложась на грудную клетку, когда Кайзер нависает над Нессом. Того бьёт крупная дрожь волнения. Алексис почти плавится каждый раз, когда острые ногти невзначай поглаживают его в районе солнечного сплетения. Вязкая слюна собралась во рту, мешая произнести хотя бы что-то осмысленное. —Чего же ты замолчал, Несс? Не разочаровывай меня. Неужели ты так безгрешен? И Несс правда силится сказать что-то: находит в своей памяти и лень, и ложь, и чревоугодие, но они вертятся в голове такой безумной чехордой, что вычленить их не получается. —И правда не собираешься говорить? — Кайзер тихо вздыхает, — Так дело не пойдёт. Руки выскальзывают из-под рубашки, оставляя Нессу лишь холод вечернего воздуха. Одна ладонь переходит на затылок, ногти слегка проходятся по коже головы, почти нежно лаская Алексиса. А тот млеет пригретой зверушкой, жмурится, покусывает свою нижнюю губу, отвлечённый обманчивой лаской. —Раз тебе нечего рассказать сейчас, то давай решим эту проблему. Хорошая идея, да? Рука в волосах сжимается, заставляя Алексиса напрячься, замереть натянутой струной в предвкушении чего-то особенного. Глаза всё ещё плотно закрыты, дыхание шумное, словно он долго бежал, в ушах звенит. Он на мгновение теряется и едва успевает смягчить руками удар о жёсткий деревянный пол, когда Михаэль наваливается на него со спины, прижимая его своим весом. С губ срывается задавленный болезненный вдох, когда Несс подбородком ударяется о твёрдую поверхность, но ощущение чужого горячего тела, плотно прижатого к нему со спины, вызывает легкое головокружение от волнения, прекрасно отвлекая от боли. —Не хнычь. Обопрись на колени, руки за спину, грудь на полу. Кайзер поднимается, но рукой продолжает вжимать Алексиса в деревянный пол щекой, а тот до боли прикусывает губу, ëжится от холода и подтягивает под себя колени, опираясь на них. Поза неудобная и стоять голой кожей на дереве действительно больно, но то, как успокаивающе-ласково Михаэль проходится второй рукой от его лопаток к пояснице, слегка нажимая на неё, чтобы заставить выгнуться, не даёт сконцентрироваться на неприятных ощущениях. —Вот так, молодец. А теперь продолжай. Я хочу, чтобы ты не переставал говорить ни на секунду, — он задирает ночную рубашку, оголяя мягкие бёдра, едва ли покрытые пушком тёмных волос, щекочет их лёгким прикосновением кончиков пальцев. У Несса в голове пустота, он отчаянно пытается вспомнить, на чем прервался, ищет в памяти следующие строчки. Находит — слюна во рту мешает говорить. Он гулко сглатывает, голос хрипнет, когда он начинает, и срывается на какую-то звонко-писклявую ноту, стоит Кайзеру сжать его бёдра в своих руках.«Моя неблагодарность причиняет Тебе боль. Прости меня. Помоги мне начать жить иначе.»
Несс чувствует себя таким отвратительно грязным, неправильным, что от этого становится как-то по-извращенному хорошо. Он старается не думать о том, что раз существует Кайзер, то и тот, кому Алексис молится прямо сейчас, тоже существует, о том, что за его падением могут прямо сейчас наблюдать, о том, что ждёт его, когда наступит час предстать перед Судом за свои грехи.«Молю Тебя, Отче Небесный, не лиши меня Твоей помощи и в эту ночь.»
Но все мысли и тревоги из головы вылетают в мгновенье: Кайзеру для этого достаточно лишь сомкнуть пальцы узким кольцом на основании чужого члена. Несс едва сдерживается от хныканья, когда те начинают ласкать его на сухую, поглаживая разгорячëнную кожу размеренными движениями от основания к головке. Алексис мечется между ощущениями, кипящими внутри: стыд, боль, удовольствие — всё смешалось в коктейль, от которого кружится голова. Кайзер усмехается из-за спины — Алексису до боли хочется повернуться к нему лицом. Перед плотно зажмуренными пурпурными глазами взрывается фейерверк, когда Михаэль смешает руку от основания вверх, накрывая и медленными движениями растирая ей щёлку на головке. Несс дышит через рот, раскрывает глаза, но видит лишь пол и стену спереди. Голос не слушается, и кажется, что любые его слова звучат как отчаянные просьбы о чём-то недопустимом.«Даруй мне спокойный отдых, чтобы завтра с новыми силами я мог усердно исполнять Твою волю.»
—Молодец, вот так. Продолжай, если хочешь, чтобы я сделал так, как ты желаешь. Кайзер, видимо, доволен. Он прижимается ближе, удерживая Несса за бедро, а тот довольно стонет, чувствуя голой кожей ткань чужой одежды, но тут же кусает губу, задумываясь о том, какая в этих комнатах хорошая слышимость. Он почти уверен, что ободрал себе щеку об пол, а ещё в том, что он, вероятно, измазал всё своё лицо в слюне, но то, как прекрасно ощущается чужая рука, просто выше его сил.«Отче наш…»
Несс гулко сглатывает и утыкается лбом в пол, жмурясь до звёздочек перед глазами. По ногам вверх ползёт хорошо знакомый жар, заставляя прогибаться до боли в пояснице в погоне за собственным удовлетворением.«Радуйся, Мария…»
Под конец фразы с губ всё же срывается тихий всхлип. Несс дышит загнанно, широко раскрыв рот в попытке лишний раз глотнуть кислорода. Кайзер склоняется над ним, скользя свободной рукой вдоль линии позвонков, на долю секунды останавливается в месте, где неровными складками собралась ночная рубаха, и зарывается пальцами в пышную шевелюру, убирая её с чужого лица и вглядываясь в него. И теперь он точно доволен зрелищем: юноша смотрит вверх на него, закатывая влажные глаза, ресницы слиплись от слез, губы влажные и блестят в полумраке отблесками свеч, щеки раскраснелись.«Слава… Верую…»
И Михаэль сам не знает, почему не сдерживает странного порыва: наклоняется ниже, касаясь чужой щеки губами, смакуя на кончике языка солоноватые слезы, и одновременно с этим крепче обхватывает пальцами болезненно напряжённый член, с усилием проводя ими от основания к головке. Несса колотит крупная дрожь, он сжимает руки в кулаки, всё ещё послушно держа их за спиной, хотя колени упрямо разъезжаются в стороны, грозясь заставить его потерять равновесие. —Умница, Несс. Так держать, — Кайзер почти мурлычет, зубами сжимая мочку чужого уха, —Давай, я разрешаю тебе.«Ангел Господень. Аминь! »
У Несса перед глазами взрываются белые звёздочки, горячий узел в низу живота развязывается, а голос так явно грозится сорваться на тихий вскрик, что Кайзеру приходится вжаться в его губы своими, глуша любые лишние звуки. Они замирают на пару мгновений: Алексис дышит загнанно, жмурит глаза, купаясь в отголосках удовольствия, а Кайзер распрямляется, обтирая испачканную руку о пол, и смотрит на молодого человека с нескрываемым удовлетворением. У него самого стоит почти болезненно и это вызывает в груди какой-то детский восторг того, что ему не чужды человеческие удовольствия. В этот раз его дорогому служителю требуется не в пример больше времени, чтобы оправиться: Кайзер успевает встать, загасить свечи и отойти к окну к тому моменту, как Несс встаёт с пола, отправляя рубашку. Он восстанавливает дыхание, убирает с глаз мокрую чёлку и мнётся пару секунд в неуверенности, прежде чем притереться к чужому горячему телу сбоку. —Рад тебя видеть, Михаэль, — он улыбается и смотрит в прямо лицо настолько пристально, что становится слегка жутковато — слишком уж большие и внимательные у него глаза для обычного человека. —Помолчи, не надоедай, — старается быть строже, но выходит как-то совсем дружелюбно, так что Михаэль лишь вздыхает и прижимает чужое разгорячëнное тело к себе за плечи. Несс рядом млеет и льнет к теплу, как кот, которого с холода запустили в помещение. Михаэль Кайзер тихо вздыхает и качает головой, глядя на умиротворённое лицо. Снова обещает себе перестать возиться с этим мальчишкой, но почему-то уверен, что в итоге всё равно снова придёт. Видимо, ему действительно не чуждо что-то человеческое.