Объятия твоей воды

***

Как же сложно устроены люди! От описания всех мышц, нервов и жидкостей, которые нужны хотя бы для того, чтобы просто вздохнуть, у Ризли заболела бы голова – если бы там было чему болеть. – Когда океанид пытается принять человеческий облик, самое сложное – обычные человеческие реакции. Эмоции, движение, дыхание – всё это полностью зависит от того, как функционирует человеческое тело, – так объяснил Нёвиллет. – Тебе должно быть проще, поскольку ты уже помнишь, что именно должен ощущать в той или иной ситуации. И всё же, одно дело воспринимать работу тела как нечто само собой разумеющееся, и совершенно другое – пытаться осознанно всё это воспроизвести. Подход «не задумываться, а просто делать» здесь явно не подходил. Страницы анатомического атласа Сиджвин были плотными, толстыми и, самое главное, водонепроницаемыми; рисунки в нём – яркими и чёткими. Книга была рассчитана на то, что её читательницей может оказаться обычная мелюзина – с похожими на ласты лапками и непредставимым чувством цвета, а читать её, возможно, будут прямо в их подводной деревне. Ризли быстро наловчился переворачивать листы своими крыльями; сообразить, какой оттенок серого на картинках какому цвету человеческих внутренностей соответствует, тоже удалось без особого труда. Движение крыла, протянутого вперёд, подцепившего страницу и толкнувшего её в сторону – это всего лишь перетекание воды, перемещение тысяч совершенно одинаковых капель. Человеку для этого пришлось бы задействовать суставы, связки и мышцы, чтобы согнуть руку и сжать пальцы, кожу и нервные окончания в ней – чтобы ощутить бумагу, не смять её и не порвать, а всё это время по сосудам руки должна течь кровь, чтобы рука оставалась живой… – Это настоящее чудо! – заметила Сиджвин, когда Ризли в её присутствии возмутился всеми этими сложностями. – Строение человеческого тела никогда не перестанет меня удивлять и восхищать! – А разве ты… – Ризли окинул взглядом фигурку, вроде бы не слишком отличавшуюся от обычной девочки – не сильнее чем Линнет с её ушками и хвостом, но… Впервые он задумался, насколько же сильными были различия мелюзин и людей. – Не думайте об этом! – строго сказала Сиджвин. – Вам сейчас нельзя – вы же не хотите случайно превратиться в мелюзину? Она заспешила по своим делам; Ризли, оглядевшийся по сторонам прежде, чем возвращаться к атласу, заметил на своих перчатках – они лежали рядом на столе, неприкосновенные ни для кого кроме Сиджвин – пару новых наклеек, все ещё мерцавших свежими голубыми брызгами. Ни на лапку мелюзины, ни даже на ручонку Сиджвин эти перчатки никак не наделись бы. …– Никакие законы не возникают на пустом месте – ни те, по которым функционирует общество, ни те, которым подчиняется природа. Рано или поздно эти взаимосвязи становятся очевидными, и мир вокруг обретает целостность. Дорогу от кабинета Ризли до подъема их крепости наверх, по которой неспешно шли они с Нёвиллетом, можно было растягивать сколько угодно. Вечер перед почти всеобщим выходным, турнир по панкратиону (шум, издаваемый ликующими болельщиками, по стенам и трубам достигал аж до верхнего яруса) – лучшее время для того, чтобы навстречу попадалось как можно меньше глазеющих прохожих. – Вы прямо как про детективное расследование говорите. Ха, это очень в духе… да что там такое происходит?! Шум внезапно стих – а потом грянул так громко, что Ризли на мгновение показалось, будто на него обрушился потолок. Дезориентированный, он закружился на месте. – Необычный ажиотаж. – Голос Нёвиллета, словно корабельный колокол посреди бури, указал направление к тому; Ризли кое-как качнулся в его сторону. – На турнир явился какой-то интересный противник? – Чтоб я знал – давненько не бывал там, и похоже, что очень зря! Океаниду не нужно было дожидаться, пока лифт поднимется к нему и снова опустится – Ризли попросту плюхнулся в шахту, слегка расплющился о пол, собрался, встряхнувшись, и как только мог быстро поскользил к арене. Огромное притяжение Нёвиллета оставалось где-то сзади и наверху, понемногу опускаясь и приближаясь – должно быть, в отличие от него, судья всё же воспользовался лифтом; шум голосов и ударов быстро приближался, а вместе с ним – неожиданно выросшая влажность, принёсшая с собой капельки ошеломления, страха и боли, злорадного воодушевления… Влетев в зал с ареной, Рилзи уже был готов встретить жесткое убийство, залившие арену реки крови, массовое побоище стенку на стенку… Но нет, зрители оставались на своих местах и, похоже, наоборот, старались держаться подальше от арены. Поединок проходил по правилам – вернее, судя по всему, уже закончился. Один из противников, оглушённый, лежал на переливающейся синевой – полностью залитой, но, к счастью, не кровью – арене, второй возвышался над ним… – О проклятие! …во весь громадный рост океанида, грозно размахивая крыльями. Этот заключённый появился у них несколько дней назад – Ризли снова присутствовал на суде, а затем лично сопроводил его в тюрьму, пожертвовав ради полного суровых предостережений инструктажа очередным визитом в кафе. Океанид, состоявший из слившейся воедино целой шайки воришек, был пойман с поличным во время идиотской попытки ограбления: он протёк под дверь дома, кое-как сгрёб груду вещей – и не смог ни вынести их наружу, ни, позже на суде, объяснить, что собирался с ними делать. Ризли подробно объяснил ему все меры предосторожности – но, проклятье, панкратион был без оговорок доступен для всех обитателей крепости, он и не подумал, что океанид сюда полезет! Противник-человек тем временем начал с трудом подниматься с пола; насквозь мокрый, он явно был слегка притоплен. Всё верно, сообразил Ризли – океаниду не страшны удары ни руками, ни обычным оружием; ему же самому достаточно обхватить человека и притянуть к себе. От объятий воды не защититься. – Стой! А ну стой, говорят тебе! Ризли скользнул между человеком и подавшимся к нему океанидом, расставил крылья, готовясь подхватить человека и немедленно заморозить океанида. И коснулся их обоих. Боль человеческого тела, избитого, придавленного, с силой брошенного на пол – теперь, после долгих часов корпения над атласом, Ризли мог назвать каждую растянутую мышцу, каждый ушибленный нерв. Боль в лёгких, головокружение, темнота в глазах – ожившая глава о симптомах утопления. Страх, злость, стремление защититься и отомстить – букет веществ, окрасивших кровь как сложная смесь для заварки – воду в чашке. И те же самые ощущения, впитанные и воспринятые океанидом, словно пропущенные им через ситечко; чувство полной победы, исчерпывающего торжества над поверженным противником, недоступное человеку. В этот миг Ризли полностью осознал и сопоставил разницу. В следующий же противника-океанида придавила к полу невидимая тяжесть – словно луна притянула приливом лишь одну волну, не коснувшись остальных. – Не уверен, какие именно правила поединка нарушил этот оппонент – полагаю, господин герцог позже объяснит мне. Чуть позже Ризли, закончив разъяснять смущённому океаниду суть правила о запрете тяжких повреждений, заглянул в лазарет, где Сиджвин оказывала первую помощь его противнику – осведомиться о его состоянии и посочувствовать проигрышу. – В следующий раз подумай хорошенько над стратегией, прежде чем выходить против такого зловредного соперника. Можешь перед этим на мне потренироваться разок-другой. Щипание, а затем лёгкое онемение от целебной мази, которую Сиджвин накладывает на ссадины. Тепло от кружки целебного чая в руках, а затем внутри; его знакомый отвратительный вкус. Прохлада воздуха, проходящего через лёгкие; шершавое прикосновение одежды. Все эти знакомые фрагменты реальности Ризли аккуратно впитал, тут же мысленно сверяясь с атласом. Как и обещал Нёвиллет, с осознанием мир вокруг становился целостным. Нёвиллет ждал его в кабинете – из-за притяжения Ризли ощущал его присутствие практически через всю крепость. И он направился туда, по дороге продолжая размышлять и не глядя по сторонам. Путь, знакомый наизусть, закончился незаметно; Ризли остановился перед запертой дверью и постучал. Рука больно ударилась об мокрый металл. Он почувствовал воду. В первый раз за всё это время он почувствовал воду не как часть себя и не как полную вкусов и эмоций, но неосязаемую субстанцию. Он чувствовал влажность – и чувствовал боль. Медленно-медленно, стараясь не спугнуть это ощущение, Ризли опустил взгляд. Перед глазами вместо чёткой серо-синей картины была разноцветная каша. Ризли старательно припомнил ту главу, где говорилось про устройство глаза, и несколько раз сморгнул, словно настраивая фотокамеру. Вот его рука – бледная кожа и чёрная ткань перчатки на фоне бронзовой двери. Вот потёки воды – прозрачной, самую малость мерцающей. Вот… Чувство притяжения резко приблизилось, и дверь открылась. Что ж, Ризли получил ответ на свой вопрос: для его теперь почти-человеческих глаз Гидро дракон сиял точно так же, как для элементального зрения океанида. Несколько мгновений они так стояли, глядя друг на друга. Нёвиллет шевельнулся первым, без малейшего усилия подхватывая Ризли за руку, а затем ловя в объятия – за мгновение до того, как тот покачнулся и едва не сел на пол с размаху. Тело стало слишком тяжёлым, чувство равновесия словно сошло с ума. – С возвращением, Ризли. Одежда, очевидно, была частью его тела – Ризли чувствовал прикосновение Нёвиллета точно так же, как если бы тот положил ладони на обнажённую кожу. Чужие эмоции теперь были приглушены, как будто эта иллюзорная ткань стала для них препятствием – но радость Нёвиллета пробивалась даже через нее. – Я знал, что у тебя получится – но даже не надеялся, что настолько быстро. Сейчас этот голос не резонировал с каждой капелькой его тела – но ощущение притягивающей к себе гигантской тяжести не исчезло. Поддерживая его под локоть, подхватывая при каждом спотыкании, Нёвиллет помог Ризли подойти к столу. Скатерть на столе, которую он полагал однотонной, оказалась покрыта узором. Синие цветы в блестящей вазе действительно были синими. Осторожно, внимательно соизмеряя усилия, чтобы не выпустить вазу из рук и не раздавить, Ризли поднёс её к глазам и посмотрелся в отражение. Он выглядел почти так же, как раньше. Облик, который он запомнил и воспроизвёл, в точности повторил и наброшенную на плечи куртку, и шрамы на шее, и голубые глаза, и… Ваза выскользнула из пальцев в подставленные руки Нёвиллета. Ризли растерянно запустил пальцы в растрёпанные голубые пряди. – Ну ладно, это в случае чего и перекрасить можно… – Ох, нет-нет! – встрепенулся Нёвиллет. – Боюсь, что состав краски для волос может оказаться для тебя довольно вредным. Если цвет волос для тебя некомфортен, ты можешь обзавестись париком… Ризли фыркнул. – Ладно уж. Представим, что это я так... скажем, преждевременно поседел. Ну а хоть чаю-то я могу выпить? – О да, конечно! – ответил Нёвиллет, прежде чем Ризли всё-таки проклял жестокую судьбу. – Не думаю, что чай чем-то тебе повредит. Он накрыл ладони Ризли своими, помогая на первых порах удержать чайник. Отмерить нужное количество заварки, которое хватит для нескольких чашек, но не останется портиться, бросить его в чайник, залить достаточно горячей водой, не слишком много и не слишком мало – Ризли вспоминал все нужные движения и повторял их, всё увереннее и увереннее. – Тебе можно даже съесть немного обычной пищи – но только не угольные лепёшки, умоляю! Это чудовищное блюдо способно довести до критического обезвоживания даже обычного человека. Почти не расплескав, Ризли разлил неожиданно оказавшийся оранжевым чай в две чашки – он сомневался, что Нёвиллет решит изменить своей привычке, но правила гостеприимства прежде всего! – аккуратно взял свою в руки и отпил. Разочарование пришло с задержкой, достаточной для того, чтобы Ризли осознал, почему напиток ощущается просто как горячая вода. – Это какой-то новый чай, да? Я никогда его раньше не пробовал. Понятия не имею, каким он должен быть на вкус. Не говоря ни слова, Нёвиллет решительно взял свою чашку и отпил несколько глотков – смакуя чай словно свою любимую воду. Затем стянул перчатку и взял Ризли за руку, переплетая его пальцы со своими. Их ощущения снова слились воедино. Ризли отпил из своей чашки, старательно соотнося то, что должен был чувствовать он сам, с ощущениями Нёвиллета. Горьковатый вкус отборных чайных листьев и сладость сахара, аромат растёртых шкурок пузырина, тепло и твёрдость чашки в одной руке и мягкое прикосновение к другой. Уютный покой, удовольствие… удивление? Что не так? Проследив за взглядом Нёвиллета, Ризли увидел своё отражение в вазе. Голубые волосы медленно принимали оттенок чая с пузырином – теперь Ризли здорово смахивал на недоброй памяти Тарталью. – Вот и решение проблемы: всего-то и надо будет что очень чёрного чаю глотнуть… – пробормотал Ризли. Пальцы Нёвиллета дрогнули и сжались крепче. – Послушайте, вам не обязательно допивать чай, если не нравится! – Мне нравится. – Нёвиллет отпил ещё глоток, снова разделяя с ним вкус. – Ты ведь чувствуешь, что мне нравится. Даже ради соблюдения этикета я не смог бы солгать тебе или обмануть тебя – в этом власть океанида даже над Гидро драконом. – Поставив опустевшую кружку на стол, Нёвиллет накрыл их переплетённые пальцы освободившейся рукой. – Вкус этого чая – это вкус твоего счастья.