Узник башни в Северном море

Кровь смешивается со слезами и сочится по подбородку и шее. Всхлипы переходят в сопение. Он сидит, спрятав лицо в коленях, и постепенно — растягиваясь в тягучих минутах, — его тело перестает дрожать, а сознание медленно, нехотя, признает случившуюся катастрофу. На смену яростному всплеску энергии приходят оглушающее раскаяние и слабость. Когда Драко приподнимает голову, то сквозь нависшую челку видит Грейнджер; она так же, как и он, сидит на полу, всего лишь на расстоянии вытянутой руки. Ее голова чуть откинута назад, макушкой упираясь в дверцу шкафа, руки вытянуты и лежат на подтянутых к груди коленях. В правой ладошке небрежно зажата палочка. Заметив его движение, Гермиона переводит на него взгляд. Глядит так, будто все еще не может поверить в случившееся. В порыве малодушия Драко хочется снова уткнуться в колени, чтобы отгородиться от нее. Грейнджер видела его в истерике? Он признался ей в своей трусости? Какой драккл дернул его за язык? Все случилось слишком быстро, занялось из короткой вспышки, а дальше понеслось нарастающим комом. Если бы только Драко проигнорировал тот ее вопросительный взгляд! Он последний раз шмыгает носом и садится ровнее, вытягивая ноги. Разводит плечи. Гермиона зеркалит его позу, но глядит в сторону. — Ты думаешь, я сошел с ума, да? Она сводит брови. Перепачканными руками Драко отводит слипшуюся челку от глаз. — Мне… — он выскребает из себя остатки смелости, — мне жаль, Грейнджер. — Он склоняет голову, пытаясь поймать ее взгляд. — Такое больше не повторится. Не знаю, что на меня нашло. Гермиона кивает, ерзает на своем месте, но молчит. Драко стискивает зубы, и давление челюсти отзывается в висках тянущей болью. — Я сожалею! — Он говорит громче, от чего она вздрагивает, бросает на него быстрый взгляд и, оперевшись на шкафчик, поднимается с пола. Драко от досады закусывает губу. Тыльной стороной руки шаркает под носом, размазывая свежую кровь. Внезапно его пронзает догадка, повергающая на самое дно. Он отчетливо осознает, что хоть и не знает подробностей, но, конечно же, существуют правила для осужденных под домашним арестом. Не покидать отведенную территорию, а что еще? Наверняка, есть условие, по которому поручителю не должен быть нанесен какой-то вред? Ему становится холодно. Драко резко меняет позу, заваливаясь вперед и почти вставая на колени. Он вскидывает на нее умоляющий взгляд, а его голос непроизвольно звучит звонче, чем до этого. — Грейнджер, не знаю, что на меня нашло, но я справлюсь! Тебе ничего не угрожает! Серьезно, слышишь? От его слов Гермиона меняется в лице. Ее щеки вспыхивают, а рот приоткрывается в немом движении. Отложив палочку, она наливает себе стакан воды и выпивает его одним разом. Следя за ней взглядом, Драко успевает придумать в своей голове сразу несколько вариантов ее ответа, в которых Гермиона заявляет, что сдаст его в Азкабан. Вздохнув, она оборачивается к нему. — Все… нормально, Малфой. Он ей не верит, потому что ее лицо по-прежнему напряженно. — Я не хотел тебя пугать, Грейнджер. — Ты пьешь зелье, которое я тебе дала? — На короткое мгновение Драко сбивается, вспоминая, но потом кивает. — Хорошо, не бросай… — Она застревает и избегает смотреть на его лицо, и когда он это понимает, то отворачивается. Ее собственные руки и одежда в порядке, так что Драко догадывается, что она использовала заклинание. — Тебе стоит промыть раны, а потом… используем мазь, чтобы снизить боль. Ухватившись за стул, Драко поднимается, но мнется на месте, одновременно не желая уходить и стыдясь своих жалких извинений. У него в таком почти нет опыта, он не может даже вспомнить, когда последний раз говорил кому-то «прости». Глянув на Грейнджер еще раз, он поджимает губы и все же плетется в ванную комнату. В какой-то момент он оборачивается, но Гермиона не провожает его взглядом: она, нахмурившись, смотрит на свои руки. *** Крови кажется слишком много. Его лицо, волосы, шея, футболка — все в красных разводах и пятнах. Драко тянется к крану, марая блестящий металл, включает воду и настраивает температуру. Склоняется над раковиной, складывает ладони лодочкой и плескает себе в лицо. Из его рта тут же вырывается болезненное шипение. Повторив несколько раз, он снова глядит на себя в зеркало. Влажной рукой растирает оставшиеся спекшиеся участки. Щеки, нос, лоб — вдобавок к прежнему большому порезу, — испещрены множеством мелких сочащихся лунок. Во многих местах сразу же выступает новая кровь, розоватыми дорожками направляющаяся вниз. Драко несколько раз моргает, стряхивая капли с белых ресниц, и упирается лбом в своего двойника. Некоторое время стоит так и почти не дышит. Под его опущенными дрожащими веками сплошная чернота. Длинные тонкие пальцы впиваются в края раковины с такой силой, что появляется боль в суставах, и Драко пару раз качается, ударяясь о стекло. Распахнув глаза, он видит двойника слишком близко. Настолько, что фактически это только глаза и край рассеченного носа. Возле внешнего уголка левого глаза тянется длинная полоса, прерывающаяся посередине от того, что Драко зажмурился, когда ногти Грейнджер резали по этому месту. — Кто. Ты. Такой? — спрашивает отражение, и Драко вздрагивает. Пэнси когда-то говорила ему, что он красивый. Теперь ее слова — ложь. Он изменился. Он сломался. Драко отворачивается от двойника. Должно быть, это какая-то ошибка. Темная магия. Парень в отражении не может быть наследником Малфоев, золотым принцем Слизерина. Между ним и настоящим Драко нет ничего общего. Даже цвет волос серее, грязнее. Драко раздражают слезы, выступившие на глазах. — Долбанный драккл! — рычит он и сжимает кулаки, зло размазывая ими соленую слабость. — Какого же хрена?! Ему непонятно, почему то, что прежний Драко презирал и высмеивал в других, превратилось в часть его натуры. Он не ныл, даже когда малолеткой раскроил себе бок, со всей дури навернувшись с метлы в неудачном полете, хотя боль была ошеломляющая. А в последнее время глаза на мокром месте — его постоянная. Резко обняв себя, Драко стягивает футболку. Бросает ее в ванную и на полную открывает воду. Мощный поток ударяется в комок ткани и поднимает столб брызг. Склонившись, Драко принимается дергать майку в разные стороны, перекладывая в руках, шаркая части друг об друга. Периодически новые партии капель отскакивают ему в лицо, но чем дольше он возится, тем чище становится вода, скапливающаяся на дне ванной: сперва от яркой до привычной бесцветной. Отжав ткань, Драко разгибается, чувствуя ломоту в пальцах от ледяной воды. Он встряхивает футболку и перекидывает ее через прут батареи. Еще раз облив лицо и промокнув его полотенцем, Драко кидает короткий взгляд в зеркало, а потом выходит. *** Грейнджер нигде нет. Драко проверяет всю их небольшую квартиру, в приступе глупости даже хватается за ручку шкафа, собираясь заглянуть туда, но вовремя спохватывается и отступает. Она ушла, оставив на его диване аккуратно сложенные чистые вещи, а на кухне прикрытую салфеткой чашку каши и пиалу с изюмом. Кастрюли с недоваренным, замороженным заклинанием супом уже нет. Сперва Драко не может найти себе места, бродит, как заведенный волчок, подстегиваемый мыслями о том, что ее исчезновение как-то связано с его выходкой, но все же убеждает себя, что дело в чем-то ином. В конце концов, Грейнджер сказала ему, что «все нормально», а она не из тех, кто врет, по крайней мере без причины. Он переодевается и, чтобы чем-то себя занять, садится в кресло. Перелистывает страницы книги с картинками светловолосого волшебника, который спасает неизвестный замок, но откладывает ее. Берет следующую, привлеченный будто бы знакомым зеленым корешком с золотым тиснением. Сборник отличается от магловских книжек — его обложка соткана из сыромятной кожи, бархатистой на ощупь, и Драко не ошибается, он на самом деле уже видел «Сказки барда Бидля» — в детстве у него была похожая. Его пальцы перебирают истории, останавливаясь на сказке о молодом, богатом и талантливом чародее, которому очень не нравилось, что влюбленные глупеют — чудят, теряют аппетит и вообще ведут себя несолидно. Чтобы избежать подобной неприятности, он с помощью Темной магии извлек из груди свое сердце и спрятал его в глубоком подземелье. Там, взаперти, оно за долгие годы обросло длинной черной шерстью, пока однажды, встретив лучшую девушку на свете, чародей не решил жениться. Тогда он при помощи палочки вернул свое сердце на место, но оно было уже достаточно повреждено, чтобы вынудить его убить любимую, а после и самого себя. Драко с удивлением обнаруживает, что читая предложение за предложением, он не теряет смысл повествования, а может следить за развитием истории. Он задумывается, происходит ли это от того, что текст, написанный для детей волшебников, как-то отличается от магловских сказок, но не пытается проверить. Напряжение от чтения все же дает о себе знать, и, продолжая ждать возвращения Гермионы, Драко постепенно засыпает. Открыв глаза, он думает, что прошло два-три часа — хотя Драко теперь не доверяет своему чувству времени, — однако в квартире он по-прежнему один. Добравшись до кухни, Драко поглощает холодную кашу и по одной отправляет в рот изюминки. Потом долго смотрит на чайник, пытаясь понять, как Грейнджер заставляла его светиться голубым, и, когда догадывается ткнуть на кнопку, отчего вспыхивает подсветка и появляется звук, похожий на бурление, чувствует, как внутри расползается удовольствие от победы. Пока закипает вода, Драко сидит на стуле и ждет, притопывая пяткой по полу. Поймав себя на этом, он тормозит. Но спустя пару минут, нога возвращается в движение туда-сюда. Ему сложно объяснить происхождение тревоги, но уставившись на поднимающиеся пузырьки, Драко не может отделаться от мысли, что Гермиона пропала не просто так. Она могла соврать. Все же Грейнджер была дружна с Поттером, и несколько раз прикрывала зад Избранного, чтобы тот не отхватил от профессоров за нарушение правил. Драко не может сходу припомнить конкретных примеров, но остается убежденным в своей правоте. Она соврала бы, если бы боялась его, Драко, и тянула время, чтобы сбежать. Он вспоминает ее сведенные брови, напряженное лицо и то, как она вновь и вновь переводила взгляд на свои руки, которые он неожиданно использовал, как оружие. Когда чайник с громким щелчком отключается, Драко вздрагивает и резко вращает головой, чтобы найти источник звука. Он нарушил условие, по которому поручитель не должен подвергаться опасности. И сразу после — Грейнджер пропала. У Драко подрагивают руки, пока он достает кружку и заваривает чай. В голове сами собой возникают картинки из коридоров Азкабана. Драко помнит, как шел по ним, когда его вели в камеру впервые. Тогда сырость тюрьмы еще не была привычной и ударяла в нос удушливой вонью, а крики других заключенных вызывали не безразличие, а сжатие сердечной мышцы. Драко прикрывает глаза. Грейнджер действительно испугалась и отправилась в Аврорат потребовать отменить соглашение о домашнем содержании. Мысль, едва появившись, сразу же становится прочной и почти осязаемой. Он не может заставить себя сидеть на месте, потому что внутри заводится тикающий механизм, в такт которому Драко принимается отмерять шаги по кухне. Его пальцы с тем же ритмом сжимаются и разжимаются, словно десять длинных пружин. Сколько бы он ни думал про это, лишь убеждается, что его догадка верна. Гермиона Грейнджер не собирается жить в страхе рядом с сумасшедшим Драко Малфоем. Ей это совершенно ни к чему. Даже гребанное гриффиндорское самопожертвование тут не поможет. Драко останавливается и смотрит на дверь, ведущую из квартиры. В прошлый раз она была заколдована. Достаточно ли он отчаялся, чтобы попробовать еще раз? «А что потом?» Драко медленно склоняет голову налево, а после направо, напоминая филина. Куда он пойдет? Квартира ведь наверняка где-нибудь в магловском районе, который ему неизвестен, а у него нет палочки — да даже магии нет, — при этом, в глазах магической Британии он все еще осужден. Аврорам даже не придется долго его искать. Но зато похвастаются перед остальными, как легко отловили жалкого в своей беспомощности бывшего Пожирателя смерти. Драко решает, что не доставит им такой радости. Покаянно склонив голову, он оглядывается в знакомом помещении. Приняв решение, Драко подталкивает стул ближе к столу, усаживается, положив руки на гладкую поверхность, и утыкается подбородком на перекрест запястий. Замерев, он принимается ждать. Почему так долго? Он определенно не станет ныть перед Грейнджер, когда она приведет авроров. Он все-таки Малфой, пусть и не самая удавшаяся версия. Он ведь стоял с прямой спиной перед Темным лордом. Так что нескольких авроров тоже выдержит. Он стерпит, пока его доставят в Азкабан, а там уже… сможет позволить себе вдоволь побарахтаться в океане-без-дна своего страха. Драко рассуждает, что не хочет, чтобы у Грейнджер после него начались приступы удушливой совести. Хватит с нее уже существующих ночных кошмаров. В конце концов, она ничего плохого ему не сделала. Мог ли он вообще подумать, что ей взбредет голову пытаться вытащить его из-за стенок? Справедливо будет, если она вернет его туда, где взяла. Ему осталось чуть больше года. Он справится. Или умрет там. Будет ли вообще какая-то разница? Мать, если ей расскажут, вероятно доломается. А может, она уже повреждена дальше некуда? Драко знает, что у нее с отцом была любовь. Такая, про которую пишут дурацкие книжки. Та самая, когда один без другого почти умирает. Отец после поцелуя дементора — пустая оболочка, так может и от матери осталось не намного больше? Мать будет оплакивать смерть сына, это точно. Но больше некому. Так что какая, к дракклу, разница? Малфои живучие. Может, он и выкарабкается… Чуть больше года… Драко чувствует, что от вынужденного положения затекают шея и поясница. Повернув голову, он плашмя ложится на столешницу так, что ему становится видно входную дверь. «Когда они придут, я просто пойду с ними. Я не опущу головы. Я не стану никого упрашивать…» Он косит взгляд на обруч, надетый на руку, выпластанную вперед. «С Грейнджер на прощание я разговаривать не стану. Не хочу, чтобы она слышала, как дрожит голос или что-то такое…» Драко неотрывно смотрит на дверь час или около того, поэтому, когда ручка опускается, ему сперва кажется, что это лишь обман замыленного зрения. Но дверь действительно открывается, впуская внутрь квартиры хозяйку. Драко резко выпрямляется на стуле, со звуком втягивая в легкие воздух. «Вот сейчас появятся авроры…» Однако дверь закрывается, а на пороге так и остается только Гермиона, которая в первый момент удивляется, обнаружив его, словно птицу на шесте в ожидании. — Привет, Малфой! — говорит она, спокойным шагом проходя дальше. Ее рюкзак опускается на стул с противоположной от Драко стороны стола. — Как ты себя чувствуешь? Драко часто хлопает ресницами, чувствуя, что от лица отливает кровь. «Где авроры?» — Хочешь есть? — спрашивает Грейнджер, с легкостью включая давно остывший чайник. — Не особо, — растерянно отвечает Драко. — У меня есть шоколад, думаю, тебе уже можно. Хочешь с чаем? — Не помню, когда последний раз ел шоколад. Впрочем, я многого не помню. — Не пропускай прием зелья. Оно должно помочь снизить твое угнетенное состояние, и как следствие, часть воспоминаний может вернуться. — Говоря, она открывает шкаф и достает из него несколько плиток шоколада. — Какой ты хочешь? Молочный? Горький? С орехом? Драко неловко глядит на яркие обертки. — Любой. — Малфой, выбери. — Любой. «Когда за мной придут?» Грейнджер раскладывает перед ним все плитки. — Слушай, то что случилось с твоим лицом, было… неожиданно. Ладно, если говорить начистоту, то это было даже страшно, в моменте. Но ведь мы с тобой оба видели вещи и похуже, да? Нужно двигаться дальше, Малфой. — Я понятия не имею, как это сделать. Грейнджер. — Когда мне бывает плохо, я занимаю себя рутинными вещами. — Магловскими? — Тебе стоит попробовать. — Драко бросает взгляд на руку Грейнджер — туда, где утром была сделанная им повязка, но ее нет. — Она запачкалась, — говорит Гермиона, перехватив его взгляд, — пришлось исцелиться. — И как? Помогают? Магловские дела. — Определенно да, Малфой. Ну так что, какая шоколадка? Он заставляет себя снова посмотреть на плитки. — Горький. — Отлично, видишь, это не трудно. Гермиона оставляет выбранную, а остальные убирает обратно. Снимает кружки с петелек, ставит на столешницу, опускает по пакетику чая и заливает кипятком. Пододвигает к нему одну кружку, а вторую ставит рядом, после чего усаживается так близко к Драко, что между их коленями остается совсем немного места. Он даже подумывает отодвинуться, но смиряется. — Горький тоже мой любимый. Драко смотрит на то, как она рвет фольгу и ломает лакомство на дольки, и окончательно теряется в происходящем. — Где. Авроры? — не выдерживает он. — Какие? Драко может поклясться, что она выглядит удивленной. — Авроры, магический правопорядок, Грейнджер. Помнишь таких? — Я знаю, кто такие авроры, Малфой, но я не могу взять в толк, почему ты вспомнил о них? Драко щурится. Но его уверенность вдруг ощущает шатание. — Ты разве… Слушай, я уже сказал, что мне жаль, что все так вышло, но я понимаю, что ты меня боишься и имеешь право пожаловаться в Аврорат, так что можешь сказать правду. Я пойду с ними, ты не думай, я не сошел с ума, я знаю свое место… Почти от каждого его слова, ее зрачки становятся все больше и больше. В конце концов, когда Драко заканчивает, то уже и сам чувствует себя странно. — Ты только что предложил мне вернуть тебя в Азкабан, потому что я тебя боюсь? Драко мотает головой. — Я не так сказал, Грейнджер. Она не сводит с него внимательных глаз. — Мне рядом с тобой угрожает опасность? — Нет. — Драко моргает, как совенок. — Хорошо, — Гермиона чуть подается в его сторону, — потому, что я не боюсь тебя, и сказала об этом еще утром. Да, я испугалась — я имею в виду, что в самом моменте, — но все же, твой приступ это и моя вина тоже, не следовало на тебя давить, пока ты еще… не в лучшей форме. — То есть ты… — Малфой, у меня есть волшебная палочка и я была на войне, помнишь? Я могу за себя постоять. Я просто на мгновение растерялась. И я признаю, что отчасти подтолкнула тебя. Так что никаких авроров или возвращения в Азкабан. — Я… — Драко низко склоняет голову, — не знаю, что сказать. Когда ты ушла, то я подумал… — Но я ведь ухожу каждый день. — Да, я не подумал. Вернее сперва так и подумал, но потом нет, и… в общем, драклл, не знаю, о чем я подумал! — Помолчав, Драко добавляет совсем тихо. — Ты в безопасности, ничего такого больше не будет. Обещаю. Она размышляет. — Мне стоило предупредить, наверное. Я была в библиотеке, взяла несколько книг, чтобы найти ответы. — Насчет моей магии? — Не совсем. — Она поправляет волосы, как всегда делает, когда нервничает, а потом лезет в рюкзак, достает из него зеркальце и протягивает его Драко. — Я могу показать. Он неуверенно принимает стекляшку, стараясь, чтобы их пальцы не соприкоснулись. — Посмотри, ты видишь свежие раны? — Я видел их, Грейнджер. — Нет, посмотри еще раз. — Драко вынужденно подчиняется и морщится, глядя в отражение. Гермиона берет в руки палочку. — Заклинание Эписео, ты помнишь, что оно означает? Драко роется в памяти. — Что-то медицинское? — Точно. Эписео залечивает раны на коже. Я сейчас наложу его. — Она наводит на Драко палочку и колдует, а он ловит себя на том, что не жмурится, находясь на прицеле, потому что верит ей. — Готово. Посмотри снова в зеркало. Драко подносит к лицу зеркальце, но ничего не изменилось. Он недоуменно хмурится. — Но почему? — Я не знаю, Малфой. — Попробуй еще раз, — начиная тревожиться, говорит он, — ты что-то делаешь не так. — Утром я пробовала несколько раз, пока ты еще приходил в себя. Драко осеняет. — А что насчет того заклинания, которое использовал Снейп, чтобы исцелить меня в туалете? — Вулнера Санентур? Я не помню движение палочкой для этого заклинания, Малфой, но в любом случае, оно исцеляет глубокие раны вроде Сектумсемпры, и заставляет кровь течь обратно. Это не твой случай. — Грейнджер делает паузу и как-то слишком пристально смотрит на Драко. — Я думаю, что дело в проклятии. — Ты меня прокляла? — удивляется он. — Нет, это сделал ты сам. Драко кривится от очевидной глупости. — Грейнджер, я же почти сквиб. — Когда ты держал мои пальцы у своего лица, я что-то почувствовала. Это было похоже на неконтролируемый выброс магии. — Может, ты перенервничала? — предполагает он самый разумный вариант. — Конечно я нервничала, но дело не в этом, Малфой. В обычное время я прекрасно контролирую свою магию. — Это не мог быть я. Я ведь не чувствую даже собственную, а завладеть чужой магией — такое вообще возможно? — Я бы не стала утверждать обратное, учитывая, что я была там и чувствовала это. Драко качает головой, но Гермиона остается убежденной. — Ты собираешься искать ответ в книгах? — Других вариантов у меня пока нет. — Она пожимает плечами. — Займусь этим позже. — Она подталкивает к нему разломанную плитку. — Ешь, пока чай не остыл, а потом я обработаю твои порезы. Пока мы можем сделать хотя бы это. Драко вздыхает, озадаченный тем, что она ему наговорила, но все-таки тянется, осторожно берет один квадратик и отправляет его в рот, прикрывая глаза от удовольствия. Забытого, сожранного дементорами удовольствия. . .