Узник башни в Северном море

Он делает глубокий вдох и ныряет, кожей ощущая, что Грейнджер не сводит с него внимательных глаз. Драко лежит, отвернувшись к стене, и сжимает кулаки, пока вынужден терпеть ее прикосновения. Каждая клеточка его тела против. Голова раскалывается от усилий, которых ему стоит удерживать себя, чтобы оставаться статичным. Грейнджер не причиняет ему вреда. Не в прямом смысле. Ее касания аккуратны, а целебная мазь притупляет физическую боль. Но Драко слишком остро чувствует, когда девичьи пальцы повторяют контуры надписи над его лопатками. Будто она выжигает их и, того и гляди, появится запах паленой плоти. Драко жмурится от страха, стыда и горечи. Адский коктейль, в котором каждая из эмоций восстает против того, чтобы продолжать. Он знает, что Грейнджер чувствует, как его тело подрагивает в ответ на ее действия. Видит, как он сводит лопатки, борясь с потребностью оттолкнуться и уйти. Скинуть с себя чужие руки. — Потерпи, Малфой. Все будет хорошо… Потерпи, пожалуйста. Ее шепот делает только хуже. Винтит в нем остатки терпения, перетирает натянутые канаты нервов. Драко свыкся с тычками и повреждениями — окклюменция позволяет уходить в себя, когда кто-то вредит его телу. Однако Грейнджер делает обратное: заботится о нем. И Драко понятия не имеет, как с этим справиться. Не знал раньше, а теперь и подавно. Его конечности подрагивают от напряжения. Обжигающе-горячие ладошки мягко спускаются вдоль позвонков, втирая мазь по всей голой коже. Ее пальцы почти не давят, но она все же разминает закоченевшие мышцы. Тело отказывается слушать голос разума, требуя откатиться и свернуться калачом. «Не дергайся! Замри! Терпи! Или ты настолько жалок, что не можешь даже этого?» Драко терпит, потому что достаточно рационален, чтобы не отталкивать единственную помощь. Знает, что Грейнджер ему не враг. Не сейчас. Но все его инстинкты орут об обратном. Это слишком выучено. Чересчур отпечатано на подкорке. Драко справляется ровно до того мгновения, когда грязнокровка обхватывает основание его шеи большим и указательным пальцами. Этот жест взрывает и без того надтреснутое самообладание, посылая доводы разума к праотцам. Сердце совершает кульбит и отскакивает к задней стенке грудины. Драко срывается и, крутанувшись, отталкивает Грейнджер. От неожиданности банка с мазью слетает с ее колен и опрокидывается на пол открытой частью вниз. — Не прикасайся! — кричит он раньше, чем успевает осознать. Драко кажется, что из комнаты выкачивают весь воздух, и он рвано пытается заполнить легкие хотя бы остатками. Выражение его в лица в этот миг настолько пронизано ужасом, что Гермиона жмурится, чтобы не видеть этого. «Помощь и поддержка», — всплывает в памяти совет, и она берет себя в руки. Какое-то время в его ушах шумит так сильно, что Драко даже не слышит голоса Гермионы, хотя ее губы беспрестанно шевелятся, и она не сводит с него глаз. Когда он немного приходит в себя, Грейнджер все еще сидит на том месте, куда сдвинулась от его толчка. — Драко, пожалуйста, дыши! Глубже! Ты справишься, Драко, ты можешь, я знаю! — Ее призыв похож на маяк беззвездной ночью. — Все в порядке, все хорошо, давай, вдох-выдох, вдох-выдох… Драко все еще жадно хватает воздух, но пытается сконцентрироваться на ее лице. — Малфой, я не причиню тебе вреда. Ты в безопасности, помнишь? «Вдох-выдох. Вдох-выдох.» Он оглядывается, понимая, что стоит посреди комнаты. На ковре все еще лежит перевернутая банка, а глаза Грейнджер широко распахнуты, но не злы. Драко сглатывает, чувствуя, как сердце по-прежнему стучит быстрее, чем нужно. — Что я сделала не так? Шея? С прикосновениями к ней связаны какие-то особые воспоминания? Не сразу, но он кивает. Вдоль его позвоночника ползет холодок, когда Драко ощущает фантомные пальцы, безжалостно, до синяков, впивающиеся в его шею сзади. Чувствует, как преклоняются колени, и щека врезается в каменный пол. Слышит свой хрип и болезненные стоны, когда на него сыплется град ударов, а он, будто приколотая букашка, корчится, но не может спастись. — Мне искренне жаль, я запомню, Малфой. — Она поднимает банку, видя, что большая часть крема вытекла наружу. Достав из кармана палочку, Грейнджер накладывает очищающее заклинание, а потом поворачивается к нему. — Тогда будем считать, что я закончила со спиной. Присядешь? Драко требуется передышка, но вместе с тем он уверен, что Грейнджер не оставит его в покое. Несмело, но он садится рядом и мысленно возводит стену, за которой скрывается. — Ты на меня злишься, — говорит, не глядя на нее. Гермиона не понимает вопрос это или утверждение. В любом случае их детские стычки кажутся слишком далекими, чтобы зацикливаться на них. «Если только Малфой не станет вести себя как прежде, когда достаточно окрепнет». — Неправда, — спустя время, будто его слова вынуждают задуматься, отвечает Грейнджер. — В Хогвартсе ты вел себя гнусно и говорил мне ужасные вещи, но прошло достаточно времени, чтобы я перестала злиться. — Я про сейчас. Она кладет руки ему на плечи — осторожно, ожидая новой вспышки, — и Драко кажется, что нервы там, где она касается, обнажены. Даже сквозь барьер окклюменции к нему пробивается ощущение тревоги. Между их телами значительное расстояние, Грейнджер вынуждена тянуться, чтобы наносить мазь. — Мне жаль, что тебе пришлось пережить все это. Визенгамот был удивлен, когда я пришла к ним. Гарри сказал, что они не знали, не догадывались о твоих условиях. Даже заключенных, отбывающих длительный срок, нельзя оставлять замерзшими и голодными… Драко морщится, не веря ни единому слову. Дементоры подчинялись Визенгамоту. Так же, как и авроры, безразличные к его пыткам в общей камере. — Это ложь, Грейнджер. Меня водили на инспекции, и им было наплевать. — Горечь в нем поднимает голову, подобно змее. — На меня накладывали диагностику и вели записи. — Малфой, в первую ночь, после того как ты уснул, я использовала диагностические чары. Не считая наружных повреждений и худобы, физически ты здоров. Драко не нравится знать о том, что она проводила с ним манипуляции, пока он был в отключке. Осознавать, насколько он не контролирует происходящее вокруг себя — паршиво. — А мой мозг… «Почему слова застревают в глотке?» — Что с моим мозгом? Грейнджер слишком резко выдыхает, а Драко бросает торопливый взгляд на ее пальцы, запачканные мазью, которые она заламывает в нервном жесте. — Если ты считаешь, что готов это увидеть, я покажу. — Не знаю, — честно говорит он и тут же стыдится своей трусости. Ему нужно знать! Отвага есть не только у гриффиндорцев. — Давай, — на выдохе. Она смотрит ему в глаза, и Драко неуютно, хочется втянуть голову. — Нужно закончить с мазью, Малфой, — ее взгляд медленно проходится по его лицу, по уродливой ране, — а потом, если не передумаешь, мы сделаем это. — Не передумаю, — настаивает он, обещая то ли ей, то ли самому себе. — Как спина? — Ощущается лучше. Это магическое? — Конечно. Вариант летейского эликсира доктора Летто. С моими доработками. Она зачерпывает из банки новую порцию лекарства и поднимает руку, показывая ему. Чтобы он видел ее действия. Чтобы быть предсказуемой. И все равно он задерживает дыхание, когда Грейнджер пододвигается вплотную. Она терпеливо ждет, пока Драко справится с собой. В конце концов, он вымученно кивает, удерживая себя на месте. Она касается его лица, и ему приходится стиснуть ткань джинсов в кулаки, потому что потребность уклониться сродни множеству иголок, одновременно впившихся в кожу. «Вдох-выдох. Вдох-выдох.» — …Вот так… Ты отлично справляешься. — Грязнокровка улыбается ему, так открыто и искренне, что Драко застревает, глядя на ее губы. Все, что с ним происходит — неправильно, в том числе и она, сидящая рядом и довольная его крохотными успехами в том, чтобы не стиснуть ее плечо и не отшвырнуть подальше от себя. «Выдох-вдох. Выдох-вдох.» Грейнджер старается, Драко вынужден это признать. Ее касания аккуратные, и давление ничуть не больше необходимого, чтобы нанести лекарство. Его глаза закрыты, чтобы не видеть чужое лицо чересчур близко от своего, — так проще представить, что ласковые касания безопасны и принадлежат матери. Щека, нос, губы. Драко все-таки распахивает глаза, когда Грейнджер проводит пальцем по его губам. И тут же, смутившись, усердно жмурится. Ощущения странные. Если подумать, то даже противоестественные. Гермиона Грейнджер прикасается к его губам. Его пальцы все еще стискивают ткань штанов, и, когда грязнокровка, наконец, отодвигается, Драко ощущает, как они занемели. Он слышит, как она поднимается, перемещается по комнате, что-то переставляет с места на место, но не глядит на нее, уставившись в пол и пытаясь восстановить самообладание. Кажется, на сегодня его пытка подошла к концу. *** — Уверен? — в очередной раз спрашивает Грейнджер. Драко отрывисто кивает. — Покажи мне. Она читает заклинание и накладывает диагностические чары. Он задирает голову, чтобы увидеть над собой разноцветное свечение. — Это карта твоей памяти, Малфой. Зеленый цвет — неповрежденные участки. — А серый? — Хотя у него уже есть нехорошие предположения. — По мере того, как цвет тускнеет, воспоминания становятся поврежденными или утраченными. Зрачки Драко расширяются, почти перекрывая радужку. По крайней мере треть его диагностической карты — различные оттенки серого. — Есть кое-что необычное в твоей голове, Малфой, — помедлив, сообщает Грейнджер. Он переводит на нее взгляд. — Красные точки. Мне пришлось специально искать это в книгах, потому что они достаточно редко встречаются. Это разновидность поврежденных воспоминаний, но я бы назвала их скорее измененными, потому что они ненастоящие. Драко приходится попросить ее повторить, потому что ему по-прежнему трудно соображать. — То есть я помню то, чего на самом деле не было? — Полагаю, что так, Малфой. — Как я отличу ложное воспоминание? — В основном исследования на эту тему относятся к воспоминаниям, измененным специальными заклинаниями. Случаев подобной реакции на общение с дементорами я не нашла, никто не занимался этим. Драко с тревогой вглядывается в свечение и вдруг вспоминает глаза отца после того, как тот вернулся из Азкабана. Люциус не был прежним собой, но никто не провел его диагностику. «Был ли отец так же поврежден? И что осталось во мне от прежнего Драко Малфоя?» — Не жалеешь? — спрашивает Гермиона. — Может быть, мне не стоило… — Я должен был знать, Грейнджер. — Часть воспоминаний восстановится со временем, — обещает она, но без чертовой уверенности в голосе, за которую сейчас Драко многое бы отдал. *** Он ест, зачарованно уставившись в стену напротив. В его голове шумят множество мыслей, перебивающих одна другую. Еда отправляется в его рот механически, Драко совершенно не чувствует вкуса. Грейнджер стоит слева от него, у окна, отвернувшись, и время от времени делает глотки терпкого чая. Драко не знает, как он к ней относится. На младших курсах все было просто: она таскалась с Поттером, что само по себе делало ее объектом для его нападок. Долбанная гриффиндорская заучка, которая, как специально, пыталась соперничать с ним буквально во всем. К тому же — и Дамблдор, и Макгонагалл, да куча учителей ставили Гриффиндору несправедливо больше баллов из-за особого отношения к Избранному. После того, как Драко вырос, неприязнь к Грейнджер стала привычкой. Придумать что-то пообиднее, уколоть так, чтобы она стиснула кулаки, а потом крутанулась на пятках, взметая в воздух свои непокорные кудри, было особенно приятно. Драко наслаждался, когда она пялилась на него, пребывая в высшей степени раздражения. А потом началась его личная война, и он почти перестал замечать грязнокровку. Она осталась где-то на задворках его мира, лишь изредка вынуждая фокусироваться на ней, когда, будто специально, лезла под руку. Например, налетела на него в коридоре, когда Драко выходил из Выручай-комнаты, в очередной раз потерпев поражение с Исчезательным шкафом. — Смотри куда прешься, Грейнджер! — рявкнул он, глядя на нее сверху вниз. К его удивлению, она не съязвила в ответ, а уставилась на него своими карими глазищами. — Что с тобой случилось, Малфой? Драко, уже сделавший шаг в сторону, замер. Медленно, не рискуя выдать в мгновение ока разбежавшееся сердце, он повернулся к ней. Она выдержала его жалящий взгляд и не отступила, когда Драко навис, расправив невидимые острые крылья. Он впился в нее глазами, лихорадочно соображая, могла ли она разгадать его план со Шкафом. Какого иначе драккла, ей приспичило интересоваться его делами. — Поясни. Грейнджер все-таки боялась его, это было очевидно по тому, как она нервно сглотнула и скользнула глазами вокруг, ища пути отступления. — Я же вижу, что тебе больно. Это было похоже на удар со всего маха, от которого темнеет перед глазами. Драко на миг забыл, как дышать. Он выпучил глаза, уставившись на нее, и Грейнджер сошлась с ним в поединке. Прошли долгие секунды, за которые, кажется, ни один из них не моргнул. И они оба вздрогнули, когда совсем рядом раздался смех Пэнси, появившейся вместе с пыхтящим Крэббом. — Не лезь не в свое дело, — приказал Драко, несколько раз моргнув, чтобы сбросить с себя оцепенение. Его руки зачем-то потянулись к Паркинсон, хотя они уже несколько недель как даже не целовались, и скользнули вокруг тонкой фигуры. Пэнси напряглась, но Драко лишь усилил объятия, не сводя с Грейнджер злобного взгляда. — И вообще, держись от меня подальше. Грязнокровка, — добавил он, зная, что укол безотказно попадет в цель. Она подавилась ответом, сжав рот в напряженную линию, и, под смешки его приятелей, гордо пошла прочь. Драко прожег ей спину, а после увернулся от подружки, которая повисла на его руке. А теперь, поздним вечером, он сидит на кухне Грейнджер, поглощает еду, которую она ему дала, и зависит от нее так сильно, как это только возможно. Он поворачивается к ней, и она резко прячет взгляд, будто застигнутая врасплох. Драко откладывает ложку, встает и озадаченно глядит на пустую тарелку. Поразмыслив, переносит ее в раковину. Моет. Грейнджер внимательно наблюдает за ним, но молчит. Они стоят в тишине довольно долго, по крайней мере так ему кажется — для Драко время теперь слишком тягуче в своей бесконечности. Он запускает пальцы в волосы, тормошит их, погруженный в свои мысли. Грейнджер принесла ему новые вещи — меньше размером, — и на нем теперь спортивные штаны и черная майка. — Малфой, насчет Рона. Мне жаль, что ваша встреча не задалась. Если честно, я не сказала ему, а он до последнего надеялся, что я передумаю. На самом деле, когда я просила, Рон даже замолвил за тебя пару слов в Министерстве. — Вы с ним вместе? — Драко спрашивает просто потому, что ему кажется логичным уточнить. Он ведь видел колдографию с их поцелуем. Грейнджер кивает, но поняв, что он на нее не смотрит, произносит вслух: — Да. — Понятно. — Драко это не тревожит. У него слишком много собственных забот, чтобы еще думать о Уизли и его отношениях с Грейнджер. — Гарри хотел бы прийти. Например, через пару дней, когда ты больше освоишься здесь… Он переводит на нее усталый взгляд. — Поттер спас меня в Выручай-комнате, после того как Крэбб выпустил Адское пламя. Правда? — Драко вдруг пробует разобраться в остатках своих воспоминаний. — Да. — А на суде он сказал, что был в ту ночь в Астрономической башне… Я видел его, перед тем, как Дамблдор получил непростительное? Грейнджер качает головой. — Нет, Гарри бы сказал мне. — Поттер стоял этажом ниже, под макетом планеты, и наши взгляды встретились за мгновение до того, как Снейп отправил Аваду. — Малфой, этого не было. Вероятно, это одно из твоих измененных воспоминаний. Драко копается в них, пробует их на вкус, но не чувствует разницы. — Они для меня одинаковые, Грейнджер, — озадаченно говорит он. Она подходит и встает рядом. — Мы что-нибудь придумаем, должен быть способ исправить это. Драко вскидывает на нее глаза. «Мы» из уст грязнокровки звучит, как издевка, даже если она сама не имеет в виду чего-то такого. Драко внезапно в полной мере осознает, что он по-прежнему заключенный, его срок еще не истек. Изменился лишь надзиратель. Ему хочется сказать колкость, но он приказывает себе промолчать. Вздохнув, потирает лоб. — Я устал. — Хорошо. В дверях она окликает его. — Увидимся утром. Драко выходит, не обернувшись. *** Посреди ночи его будит странный шум. Он спит беспокойно, периодически выныривая из появившихся дурных снов, но сейчас его привлекает чужой голос. Драко приподнимается на локтях и прислушивается. Звук идет из спальни Грейнджер. Она разговаривает с кем-то. Или плачет? Он снова ложится и мысленно перебирает варианты. Должен ли он пойти и выяснить, что случилось? За окном темнота, так с кем она говорит? Второго голоса не слышно. Может, она действительно плачет? Драко переворачивается на бок. «Это не мое дело», — убеждает он себя и постепенно погружается в свой личный кошмар. . .