Пепел надежды

Старая деревянная кровать в больничном крыле школы скрипнула и вслед за этим противным звуком послышалось больное шипение. В помещении еще было темно и открытые глаза долго привыкали к темени перед рассветом. Попытавшись приподняться и упереться спиной в спинку кровати, демон еще раз издал тихий стон и машинально потянулся к очагу боли. Слабость взяла под свой контроль все тело и даже такое простое движение руки далось мужчине с трудом. Его грудь перебинтована идеально-белыми бинтами. Собрав все силы, он все же приподнимается и только сейчас замечает, что голова чудовищно раскалывается, так, что аж в висках пульсирует. Голод не был уверен, проснулся ли он с головной болью, или это была та самая головная боль, которая накрыла его незадолго до рассвета. В любом случае, голова раскалывалась словно от стука кулаками по глазницам. Он стиснул зубы от боли. За окном, словно вместе с его пробуждением, проснулось и солнце. Оно стало медленно выползать из под горизонта и разбрасывать бледные лучики на влажную траву, крышу школы, сад и беседки во дворе. Демон прищурился, когда слишком яркий свет плеснул ему по роговицам новой порцией боли в голове. Соседняя кровать скрипнула и он медленно повернул в ту сторону голову. Война выглядел…нормально. На нем была широкая серая футболка, такого же цвета спортивные штаны и внушительный фиолетово-черный синяк на левом предплечье, который тянулся вверх до локтя и скрывался под краями футболки. В некоторых местах гематома начинала желтеть, что свидетельствовало о том, что на коже скоро и следа не останется. — Как ты? Голод дернулся. Они сидели в гробовой тишине, что голос брата прозвенел в ушах, как сирена. Брови сразу же свелись на переносице. Он не ответил. По горлу будто скребли гвоздями. Он бросил короткий взгляд на тумбу. Стакан с водой сразу же оказался в руках Войны. Демон протянул его Голоду и тот высушил его одним глотком. — Ты четыре дня был в отключке, медсестра сказала, что твой мозг заторможен и у тебя не получится сразу строить предложения. — он забрал из рук Голода стакан и поставил обратно на тумбу. — Попробуй что-нибудь сказать. Голод открыл рот, но быстро его захлопнул. Ему нужна тишина, почти необходима. Он старался склеить последние воспоминания в единую картинку, но мозг издевался над ним и подбрасывал смазанные эпизоды произошедшего в ритуальном зале. Война заметил бегающий взгляд Голода и вздохнул. Повернул голову к окну, подставляя лицо преломленным лучам утреннего солнца. — Я проснулся той же ночью. Мы уже были в палате и когда я увидел твое состояние, испугался не на шутку. Ты и так бледный, а тогда был просто… Крылья ангелов и то темнее. — он слегка улыбнулся и вернул свой взгляд Голоду. Тот внимательно смотрел на него и молчал. — Тебе досталось больше, чем мне, потому что до того, как энергия проклятия покинула твое тело, тебя что-то…повредило. А еще, — он приподнял футболку. — на груди останется небольшой шрам. — на темной коже в районе солнечного сплетения красовалась светлая полоска. — У тебя, наверное, много вопросов, но их задавать нужно не мне. Я помню, как говорил со Смертью, пытался отговорить его, но он не слушал. — Война хмыкнул себе под нос и покачал головой. — Если бы я знал тогда, что это мой последний разговор со старшим братом. Голод приподнял голову. Пульсация в висках становилась более терпимой и он обрывисто вздохнул. Он убил своего брата. Война поджал губы. — Чума вернулась. С ней это тоже произошло, Смерть ошибся. Необязательно было там присутствовать. А он поместил меня в один из своих пузырей и притащил туда. — он положил ладонь на шею и наклонил голову вправо. После хруста он продолжил. — Она легко отделалась на самом деле. Просто вырубилась на какой-то частной яхте и упала за борт. Когда ее вытащили, нить уже пропала и свечения никто не видел. — в глазах Войны появился блеск. — Я так рад был видеть ее рядом, когда проснулся, но она завалила меня вопросами и предъявами, что я был готов сбежать из палаты. Война слегка рассмеялся, но не заметив радости в глазах Голода, он насторожился. — Твою ж! Тебе ведь могло память отбить. — он потер синяк на руке. — Бляяять… ты ведь можешь не помнить меня, а я тут тебе все это рассказываю. Голод приложил максимум усилий, чтобы не улыбнуться. Война забавно нервничал. Демон был рад тому, что сестра вернулась, к тому же, он заберет у нее амулет и свалит на Землю. Туда, где его и Вики не найдут. Вики… Голод прикрыл глаза и картинка с рвущейся кожей девушки заставила длинные черные ресницы дрогнуть. Война продолжал ему что-то рассказывать, но он не слушал. — Люцифер привел совет… Она даже не кричала. Столько энергии выбросила в сферу, что можно было ослепнуть от свечения. — Отца заперли до суда, а Сатану лишили… Взрыв и нестерпимый огонь в легких. Звенящая тишина и падающий на пол пепел. — Люцифера готовят к посту Сатаны и через пару недель он сядет на тр… — Где она? Война проглотил не до конца сказанное слово и замер. Он несколько раз моргнул и опустил глаза на свои колени. Голод сильнее приподнялся и, несмотря на боль в горле, чуть громче повторил. — Вики где? — Я… не знаю. Ее не нашли, по крайней мере в больничном крыле ее точно не было. Все, что осталось в том проклятом зале, куча пепла и обожженные перья. Голод услышал в своей голове странный звук, похожий на выстрел. Не может быть такого, чтобы она просто исчезла. Он отказывался верить в это. — Тебе нужно думать сейчас о своем полном выздоровлении, а потом… — Я здоров, разве не видно?! — Не видно, выглядишь херово. — Война поймал его ледяной взгляд и смягчился, несколько раз прогнал в мыслях слова, которые невозможно было преподнести мягче. На выдохе он сказал то, о чем думал, то, в чем был уверен. — Она умерла. Голод закрыл глаза. Хотел закрыть уши руками, но быть сейчас ребенком, которому не нравится услышанное, не хотелось. Откинув одеяло и на секунду почувствовав облегчение о того, что он в пижамных светло-зеленых штанах, он спустил голые ступни на прохладный пол. Война резко поднялся и широкими шагами обошел кровать брата. Он стал говорить что-то о том, что Голод должен лежать в кровати и ждать медсестру, что его тело требует больше отдыха, но демон не слушал. Он игнорировал боль в груди и слабость в теле. Сделал несколько шагов в сторону двери и уперся рукой в гладкую белую стену. Дыхание постепенно приходило в норму. Он делает еще шаг и дверь палаты открылась. Высокая худая девушка заметила стоящего у стены Голода и через секунду оказалась около него. — Нет-нет, обратно в кровать. — Да отстаньте от меня! Все! — он срывается на крик и горячие слезы стали скапливаться в уголках зеленых глаз. — Все со мной в порядке, просто… дайте мне выйти отсюда. Голод вырвал свою руку из крепкой хватки медсестры и сделал несколько шагов к выходу. Босиком и в одних штанах. Да плевать. Он пойдет так и найдет ее. Не могла она умереть. Не могла, потому что он бы себе этого потом не простил. Что-то крошилось в нем, что-то хрупкое и пытающееся жить. Он ускоряет шаг и почти выбегает в коридор. На него пялится демон в белом халате. Хочет что-то сказать, но Голод проходит мимо и идет в свою комнату. Бинты упали на пол. На груди был почти такой же шрам, как у Войны. Немного больше, светлее и уродливее. Одевшись в первое, что попало ему в руки, он поворачивает голову к зеркалу. Он действительно бледнее, чем обычно. Если бы мертвецы восставали из своих могил, он был бы эталоном среди них. Головная боль, которую он так старательно игнорировал, ударила новой, более сильной порцией. Ему хотелось кричать. Хотелось что-нибудь сломать. Например, себя. Слова Войны отскакивали от стенок черепа. Она умерла. Она умерла. Это было больнее, чем то, что творилось с его головой и телом. Больнее в тысячу раз, потому что он понимал, что от такой боли избавиться никогда не сможет. Он должен сам убедиться. Он отказывается верить в это. Ноги несут его в ад, в тот зал, к тому ужасному холоду и страшным воспоминаниям. Ничего. Зал пуст. Нет чертежа и даже того хлипкого стульчика, на котором сидела рыжеволосая демоница. Он делает несколько шагов вперед и останавливается, когда наступает в небольшую горку… сажи? Приблизительно в этом месте и произошел взрыв. Голод провел пальцами по полу и они окрасились в темный цвет. Она умерла. Он сморгнул слезы. Еще раз окинул взглядом зал, пытаясь возобновить картинку. Пара шагов в сторону и пол под ним намного темнее. Он снова проводит ладонью по нему и собирает хлопья пепла. Опускает вторую руку и та тоже пачкается. Колено ударяется о мрамор и он уже не сдерживает рыдания. Он чувствует ее присутствие, но ее нет. Нет ее запаха, нет ее голубых глаз и русых волос. Нет бархатной кожи и искренней, такой родной улыбки. Ее нет. Но он, блять, чувствует! Голод пытается стереть дорожки слез со своих щек, проводит по ним ладонями и оставляет на них черные мазки. Слезы все никак не заканчиваются. Видимо, они копились все четыре дня, что он лежал на больничной койке. Голос срывается на крик, горло сразу стало першить и его вопль превратился в хриплое шипение. Демон смотрит на свои ладони. Они дрожат, как листья деревьев, перебираемые осенним ветром. Черные дорожки тянутся по щекам к его подбородку и шее, марают бледную кожу. Он проглатывает ком. Черные крылья оставляют следы на грязном полу после каждого движения его спины и плеч. Демон сидит на полу больше двух часов. Его, наверное, ищут. Но какое теперь дело? Он мог сидеть тут вечность. Голод нахмурился и встал на ноги. На руках были темные подтеки из-за слез и сажи. Он вытирает ладони о кофту и быстрыми шагами выходит из этого зала. Из ада. Не станет он рыдать здесь, как девчонка. Не станет принимать эту горечь потери. Он чувствует, что она жива, их связь никуда не пропала, никуда не делась. Она так и осталась в его груди, под светлой полосой шрама. Вернувшись в комнату, он снимает с себя грязную кофту и кидает ее на пол. Захлопывает дверь ванной и снимает ботинки со штанами. Встает под душ и вкручивает вентиль с ледяной водой. Смывает с себя слезы, сажу и отчаяние, которое почти поселилось в нем. Вода отрезвляет. Стекает по его телу и вызывает рой мурашек по спине, рукам и шее. Голод поворачивает голову к закрытой двери и перед глазами всплывает воспоминание. Вики стоит в проеме в своей милой пижаме и разглядывает его. Ее «Доброе утро» проносится в его голове. Удар ладонью по плитке. Зажмуренные глаза. Он выходит из душа и идет к кровати. Ему действительно нужно больше сил. Демон проверяет, закрылся ли он и ложится на прохладную постель. Он закрывает глаза и почти сразу проваливается в сон.

***

В его дверь со всей силы били ладонью. Голод открывает сухие глаза и прикладывает минимум усилий, чтобы понять, кто стоит за дверью. Чума продолжала бить своими ладошками по двери. — Открой мне! Он закрывает глаза и решает игнорировать всех, кто будет приходить к его двери. Не до них сейчас. Через какое-то время стук прекратился и демон снова провалился в короткий сон. Проснулся он ближе к вечеру. Подошел к подоконнику и выкурил две сигареты подряд. Они не помогали. Впервые никотин не смог успокоить его, терзающую саму себя, душу. Он роняет пепельницу и пепел рассыпается по полу. Голод сжимает зубы и смотрит на это. Смотрит, а глаза уже подбрасывают ему флешбеки. Он перешагивает пепельницу и выходит из комнаты. Рука тянется к ручке знакомой двери, но останавливается в миллиметре, поднимается чуть выше и стучит по светлому дереву. Ответа не последовало и он толкает дверь. Мими складывала в большую сумку свои вещи. Ее кровать пуста. Нет ни постели, ни даже матраса. Ее волосы убраны за уши, а руки нервно снимают с вешалки клетчатый жакет. Она переводит на него свои красные глаза и шумно вдыхает через нос. Голод не смеет сделать и шага, смотря на дрожащие плечи демоницы. Он переводит взгляд на вторую кровать, ее кровать, и в его грудь врезается хрупкое тело девушки. Он хмурился из-за резкой вспышки боли, а потом прижимает к себе Мими. Ее плечи дрожат так сильно, что упавшие на них волосы Голода спали на ее спину. Она плакала так сильно, что он начал чувствовать влагу через свою футболку. Демон гладит ее по спине ладонями, положив свой подбородок на макушку девушки. Слезы снова приготовились побежать по его щекам, но он держался. Старался держаться. А Мими все плакала. Она умерла. Им пришлось стоять у двери около пятнадцати минут, пока девушка не успокоилась и не отстранилась. Она подошла к кровати и застегнула сумку. — Куда ты собираешься? — В ад, не стану я жить в этой комнате без… — она судорожно вздыхает и вытирает новую дорожку слез тыльной стороной ладони. — Без Вики. — Мамон встретит тебя? — Я не к родителям. Война с Чумой предложили жить с ними, я согласилась. — Вы снова втроем? — Да, но в этот раз все серьезнее. — на ее лице появляется легкая улыбка, а потом снова исчезает, будто ее и не было. — Ты говорил с ними? — С Войной немного. Демоница закинула сумку на плечо и оглядела комнату. — Ты можешь остаться здесь, если хочешь. — Да, я останусь здесь. — Хорошо. — она подходит к нему и обнимает одной рукой. — Мы справимся. — Да, справимся. Демоница закрыла дверь и Голод шагнул вперед. Ее кровать была идеально заправлена, сложенный плед лежал рядом с подушкой, на полу стояли тапочки. Он подходит к столу и открывает первый ящик. Ее блокнот для рисования и карандаши. Книга, которую она читала ему вслух. Голод вспоминает о своей книге и начинает открывать все шкафчики, но так ее и не находит. Желание найти книгу становится просто бешеным и демон уже открывает дверцы ее шкафа. Запах цветочного парфюма ударил в нос и мужчина так и замер, держась за ручку. Он проводит ладонью по стопкам вещей и останавливается на своей сложенной как попало рубашке. Голод немного улыбается. Наверное, спешила на занятия и просто бросила ее в шкаф. Под белой рубашкой он нашел книгу с ветхим переплетом. За окном начинало садиться солнце. Он садится на кровать и открывает первую страницу, проводит пальцами по своему почерку и грусть смешивается с чем-то теплым, чем-то родным. Он берет из ящика стола карандаш и возвращается на кровать. Ему есть что добавить. Невольно погрузившись в чтение, Голод заметил, что Вики тоже выделяла некоторые фразы героев книги. Где-то она даже писала свои впечатления, выражала мысли и эмоции. Демон вчитывался в каждую буковку, которую она выделила. В каждое написанное ею слово. Иногда ему удавалось даже посмеяться от ее размышлений, но больше всего это вгоняло его в глубокую тоску. «Хоть человеческая жизнь дороже всего на свете, но мы всегда поступаем так, словно в мире существует нечто еще более ценное, чем человеческая жизнь... Но что?» Ее ровный почерк почти не вместился. Из-за этого он был мельче к концу слова. «ЛЮбовь?» Демон закрыл книгу. В комнате стало темнее из-за наступления ночи. Он хочет умереть здесь, на ее кровати, где цветочный запах впитался в ее одежду, кровать и подушку. Даже страницы книги пахли ее парфюмом. Он сжимает карандаш и открывает последнюю страницу книги, где было достаточно места, для вытекающих из его головы мыслей. «Ты пришла и перевернула все с ног на голову. В начале, я был в глубоком шоке от твоих поступков, пытался найти им логическое объяснение, а потом понял, что тебе не нужны причины для того, чтобы что-то сделать. Ты настолько удивительная, что не боишься идти против мира ради того, во что веришь, настолько сильная, что можешь жертвовать собой ради тех, кто тебе дорог, настолько настоящая, что тебе претит любая фальшь или лицемерие. Это все так сильно выделяло тебя из толпы, что я не мог противиться влечению, которое охватило меня с первой минуты нашей встречи. Все так быстро произошло, что я и не понял, как привязался к тебе, как ты стала моей потребностью, вроде нужды есть и дышать. Обычная непризнанная лишила меня воли. Ты сама того не осознавая, захватила мой разум и мысли. Ощутив тепло твоего оголенного, хрупкого тела, я в конец лишился рассудка. Я так сильно тебя полюбил, что никак не могу смириться с тем, что тебя нет. Я не хочу в это верить. Не хочу об этом думать. Но я сижу в твоей комнате и пишу все это, чтобы хоть как-то удержаться за тебя. Ухватить призрачную надежду за золотые крылья. Моя жизнь, мои действия уже не зависят от меня. Ни одна женщина впредь не сможет дать мне то, что я испытал от близости с тобой. Ты — проклятье, Вики, но ты же и спасение.»