Под звук шагов Распадается надвое Тень.
(автор неизвестен)
После ухода Рукии и Ренджи через Сэнкаймон, Урахара медленно подполз к нему вдоль кромки стола, за которым они сидели. Всё то время, что учёный молча перемещался по татами, двигая бёдрами и хитро сверкая глазами из-под панамки, Ичиго в лёгком недоумении созерцал эту сцену, не решаясь прервать процесс ни вздохом, ни словом. — Что это всё значит? — наконец проговорил он неуверенно, когда Киске устроился за его спиной и положил руки на плечи в оглаживающем жесте. Рыжий не был уверен, о чём именно спрашивает: об адских псах и всей этой истории с Гриммджо или о том, что Урахара делал сейчас. — Помогаю вам с бакудо, — просто объяснил тот. Чужое дыхание коснулось уха. — Долго продержалось, нужно сказать. Эти несколько лет были спокойными для вас. — Потому что я не был здесь, — Куросаки закатил глаза. — Ах, как же обидно, что вы всерьёз считаете нашу скромную компанию источником хаоса в вашем внутреннем мире, — лепетал Урахара, слегка массируя его плечи. Ичиго знал, что тот не обижен. — Всерьёз, — сказал он и помолчал секунду, — я и правда давно не видел кошмаров. Руки переместились к лопаткам, совершая однообразные круговые движения. — Это хорошая новость для всех нас. Мы о вас беспокоились, вы же знаете. Даже не написали ни строчки с тех пор, как ушли, — обвинение в его голосе не звучало как обвинение. Скорее как облегчение вперемешку с типичным лукавством. — Я почему-то уверен, что ты знаешь обо всём, что со мной происходит. И это жутко,— бросил он за спину и вздрогнул, когда почувствовал воздействие чужой духовной энергии. Урахара буквально щупал его внутренний мир. — Есть двери, запертые даже для меня. — Ты просто пока не придумал, как их взломать. Урахара не ответил и стал читать заклинание. Ичиго чувствовал, как нечто внутри успокаивается. Он не осознавал, что вообще существует какое-то волнение реацу внутри и вокруг него, пока, заключаемая в барьеры кидо, она не стала более контролируемой и текучей. — Ваша ссора с Гриммджо-саном, наконец, окончена? — невзначай поинтересовался Киске, обвивая руками торс рыжего, и положил ладони на грудь. Телодвижение странное, но, как понял Ичиго по новой волне спокойствия, необходимое. — Что-то вроде, я думаю, — неуверенно пробормотал он. Невозможно быть уверенным в том, что Джагерджак не захочет выпотрошить его снова, учитывая всё произошедшее между ними. Особенно много сбивающего с толку случилось за последние несколько часов. — Вот как, — протянул тонкий голос над ухом, пока ладони сильнее надавливали на ему на грудину. — Я подумал, если он решил остаться у вас, на сей раз миновав нашу обитель, то всё разрешилось благополучно. Волна собственной реацу, будто движимая приливными течениями, вливалась внутрь него очень мягко и постепенно. В самом центре груди Куросаки чувствовал тяжесть от собиравшейся там энергии. Он знал, что скоро тяжесть исчезнет, и это странное море успокоится. В прошлый — единственный за многие годы — раз так и было. А вот новость о том, что этот визит Гриммджо в мир живых был не единственным за восемь лет, немного обескуражила. — Он… бывал здесь? —спросил рыжий осторожно, насколько мог, чтобы не выдать любопытства и, всего немного, досады. Урахара так же осторожно отнял руки. Ичиго не был хрупким, однако его внутренний мир мог рвануть при неосторожном обращении, — учёный это тоже знал не понаслышке. — В основном по делам перемирия, — проговорил он ровно, поднимаясь на ноги. — Как вы? И отчего-то — будь то проницательный взгляд серых глаз из-под панамки или же то, как тёплые пальцы слегка сжали его плечо — Ичиго понял, что в этом вопросе был ещё один. Только Урахара мог спрашивать его обо всём сразу. Ичиго было легко и пусто. Легко потому, что реацу, окружавшая его, больше не заполняла собой комнату (он понимал это только тогда, когда его духовную силу запечатывали). А пусто было из-за пост-эффекта от постановки бакудо, когда внезапно пространство вокруг казалось шире и как будто свободнее. Как если бы из твоей комнаты вынесли все вещи и мебель, содрали обои и оставили только пол, потолок и стены. Да, пусто было из-за этого. — Всё в порядке, — сказал он, кивнув, и попытался улыбнуться. — Стало даже легче дышать. Рыжий поднялся на ноги и взглянул на небритое вежливое лицо. — Спасибо, — добавил он с улыбкой. Может быть, слегка кривоватой, но он старался. Взгляд Урахары заискрился чем-то, смутно напоминавшим нежность. Вперемешку с печалью. — Рад быть полезным вам, — его голос звучал мягко и как-то тихо. — Буду держать вас в курсе происходящего. Ичиго распахнул глаза в удивлении. И то, как учёный слегка кивнул ему, будто подтверждая догадку, прояснило многое, что тот говорил — и не говорил — сегодня. — Ага, — правильно прочитав взгляд Урахары, можно было избежать лишнего дерьма. — Буду ждать новостей. Он сказал это так сухо, как сам от себя не ожидал. Они быстро попрощались, и Ичиго вышел из магазина. Пока он не покинул территорию Урахары, преодолев барьер кидо, вечно скрывавший часть происходящего от глаз обычных людей, странное напряжение не покидало плечи и мышцы. Через пару кварталов, рыжий, наконец, выдохнул и расслабился. Только теперь он понял, что снова хмурился с силой своей подростковой упёртости. Всё из-за последних слов Урахары. Дело было в том, что когда-то давно тот научил его некоторым сигнальным словам, просто «на всякий случай, Куросаки-сан, никогда не знаешь, как начнётся завтрашний день». Урахара Киске никогда и ничего не делал просто так. Та фраза… «буду держать вас в курсе» …означала лишние уши.***
Он вернулся домой, полный странной тревоги, тоски и раздражения. Да, ему рассказали о том, что происходит. Даже посвятили в дальнейшие планы. Даже заговорчески подмигнули. Но, чёрт возьми, этот последний ход Урахары. Их подслушивали? Но кто? Общество Душ? Были ли Рукия и Ренджи вовлечены в это? Или слежка велась без их ведома? Ичиго был раздражён. Никаких чертовых ответов он не мог получить на месте, и теперь вообще было неясно, когда он сможет хотя бы задать свои вопросы безопасно. Потому что Урахара даже не намекнул, когда свяжется с ним и как. И свяжется ли вообще. Он был готов поучаствовать в этом странном и запутанном деле. А его просто послали восвояси… К такому Куросаки Ичиго был не готов. Обеспокоенная Орихиме встретила его в молчании. Он просто обнял её, говоря, что всё в порядке. Он знал, что это не так и она прекрасно это видит, но ничего не мог поделать с собой. — Что-то снова происходит? — спросила она, не разрывая объятий. — Нет, пока нет, — сказал он, уперев подбородок в её макушку. Пахло ванилью. — Ты всегда можешь рассказать мне, — тихо улыбнулась она куда-то ему в грудь. Мягкая и никогда не настаивавшая, когда дело касалось его внутренних бурь. — Да, — всё, что он мог ответить прямо сейчас. Дурацкая привычка переживать свои проблемы и депрессивные состояния в одиночку, взращённая в юности, теперь уступила место другой. Сегодняшний Ичиго был более открыт к близким, позволяя помочь себе в трудной ситуации, хоть ситуаций этих за десять лет едва ли набиралось две или три. — Малыш Казу уже уснул, — с более светлой улыбкой сказала Орихиме, отпуская его. — Устал гонять пустых. Ичиго усмехнулся. Его сын как раз был одной из этих ситуаций. Казуи в младенчестве его сильно шокировал. Маленькие дети вообще шокируют, особенно когда испускают реацу. Благо, Урахара оставался в Каракуре, будто только и ждал чего-то такого. Ичиго пообещал убить его особо жестоким способом, если тот хотя бы задумается о том, чтобы ставить на его ребёнке эксперименты. А ещё раньше Куросаки долго переживал кризис воина, вынужденного жить в мирное время. После войны с Яхве Ичиго чувствовал себя потерянным и ненужным даже сильнее, чем во времена после Финальной Гетсуги. Тогда он, пожалуй, впервые смог открыться друзьям. Тогда он сблизился с Орихиме. А потом Гриммджо вновь появился в мире живых, и кризис воина как-то сам собой растворился в битве. Битвах. Множестве битв. И иногда пьяных вечерах в магазине Урахары. Но после того боя в Уэко Мундо, когда Гриммджо почти убил его, весёлые времена закончились. Ичиго никому не рассказывал об этом. О том, что чувствовал. Про то, что его тело исполосовали вдоль и поперёк, знали все, кто его тогда видел. Урахара явно о многом догадывался, но не спрашивал. Орихиме слишком долго плакала, чтобы заговаривать с ней на эту тему снова. Да и беременность осложнять не хотелось. Папа хмурился, Карин и Юзу, возможно, прокляли Джагерджака каким-то сомнительным ритуалом вуду, Исида в лучших традициях квинси презрительно ругался на всю расу пустых, а Чад молча сжал его плечо однажды и просто сказал: «Живи дальше». После попытки Ренджи сорваться во внеочередную командировку в Лас Ночес, чтобы разобраться с «этим подонком», Ичиго немного отпустило. Он видел, как близкие заботятся о нём, чувствовал их поддержку. И вот тогда, в одну из их уже практически традиционных встреч у Урахары он впервые сделал это. Под проницательным взглядом Йоруичи и двумя токкури саке он рассказал ей. Сам Киске делал вид, что отрубился на полу, прикрыв лицо панамкой, но Ичиго, как и всегда, ему не верил. Тессай в тот момент учтиво удалился на кухню за новыми закусками. А Ичиго говорил. Много. С тех пор брала начало его новая привычка, отчасти дурацкая, но он уже хотя бы не пытался замыкаться в себе, перекручивая в фарш всё своё нутро. Ему до сих пор было сложно делиться личным, но после стольких лет семейной жизни дело шло легче. Саке всё ещё требовалось, но уже не так много. Он не стал ужинать и отправился в клинику. Вечерний приём он проводил даже в выходные. Сегодня было не с кем пить, да и незачем. Работа хорошо помогала отвлечься от гнетущего дерьма. Иссин научил его базовым вещам, чтоб не пришлось забрасывать «дело всей моей жизни», а Исида Рюкен посодействовал в окончании курсов, поэтому вечерами Ичиго занимался больными в клинике, пока не был занят переводами с английского на японский и обратно. Но в клинике отчего-то он чувствовал себя спокойнее. Мог расслабиться. Возможно, потому что это был дом. Возможно, потому что вправлять переломы и отмываться от чужой крови было как-то… Привычнее. Когда-то давно он только этим и занимался, хоть и врачом не был. Поправив очередной нос и отпустив подростка домой, Куросаки развалился в рабочем кресле, вздохнув с облегчением. День подходил к концу. В это время года, когда все уезжали к морю, срочных пациентов было меньше. В последние месяцы, с тех пор, как Ренджи случайно упомянул о неизвестной рейши в Дангае, Ичиго стал чаще думать о том, чтоб снова начать помогать Обществу Душ, хотя бы патрулировать улицы по ночам. Но он обрывал эти мысли в зачатке и успокаивался тем, что наверху достаточно сильных синигами, чтобы справиться без заместителя Куросаки. В конце концов, к его помощи всегда прибегали лишь в крайних случаях. Он бросил взгляд на пустую кушетку, воскрешая в памяти образ. Гриммджо нарушил этот порядок. Теперь Ичиго хотел знать. Хотел биться. Хотел защитить. Хотелось, чтобы как раньше. Вот только мир изменился. У Ичиго была новая ответственность, новые нормы жизни, жена и сын, который постоянно напрашивался на приключения на свою мелкую задницу. И в кого такой, в самом деле… Куросаки Ичиго должен защищать свою семью в Каракуре, работать над переводами, соблюдать режим сна и охранять кухню от своей жены, а не ломиться через Адские Врата за новой дозой адреналина. Куросаки Ичиго — человек, а не синигами. Человеку не место в междуховных разборках трёх миров. Игры в героя закончились. Но болело, болело и чесалось нутро от глупого желания быть там. Быть частью этих миров и этих разборок. Почему-то он осознал это так ясно только сейчас. Хотя, вспоминая себя в последние несколько лет, Ичиго с досадой обнаруживал зачатки этого растущего желания уже там. Тяжелые веки опустились, голова потянулась вниз. Он так устал от этих мыслей. Лучше бы и не знал ни о чём, в самом деле. А всё из-за… — Ой, — раздалось совсем рядом. Ичиго вскинулся на кресле и упёрся ошалелыми глазами прямо в Джагерджака. Который расселся на кушетке точь-в-точь как секунды назад сидел у него в голове. — Пф, Куросаки, тебя так легко застать врасплох. Тебе точно нужна встряска. Его глаза сверкали в сумерках, проникавших в окна. Дико. Призывно. Сердце отзывалось на этот зов, учащая ритм. — Почему ты вернулся? — спросил он в попытке заглушить звон в ушах. Гриммджо откинулся головой на подушку в изголовье кушетки. Ичиго не помнил, чтобы клал её туда. Чёрт возьми, Гриммджо сидел на его кушетке, играл с его сыном, ел за его столом, а Ичиго, как дурак, упрямо не замечал его присутствия. Что он пытался себе доказать? Что ему плевать? Что он давно всё забыл и отпустил? Да чёрта с два. Всё он помнил, в деталях, в сотнях повторов перекручивал. — Есть дела с Киске, — лениво протянул Джагерджак, поправляя подушку под головой. С Киске. Не с «ублюдком в панаме». Не со «сраным Урахарой». С Киске. Неприятно кольнула лёгкость, с которой Гриммджо произносил это имя. В прежние времена тот не называл Урахару так при нём. Не то, чтобы это сильно волновало, но, казалось, что первым, к кому Джагерджак обратится по имени, должен быть Ичиго. — О-у, вы так близки, — не удержался он от едкого замечания. Гриммджо секунду смотрел на него нечитаемым взглядом, а затем просто отвернул голову. — Этот ублюдок должен мне. Много должен. Называю, как хочу. Всё-таки ублюдок. Сразу стало спокойнее. — Общество Душ отслеживает Гарганты в мире живых, — напомнил Куросаки на всякий случай. — Сейчас через бункерную прошёл. В тот раз было некогда. — У вас там подпольная империя или что-то типа того? — новость о скрытом портале удивила Ичиго. Он, конечно, когда-то только через него и попадал в Уэко Мундо, но тот факт, что между Урахарой и арранкарами есть какое-то секретное соглашение, задел что-то внутри. — Просто бартер. Ничего опасного для вас, синигами. — Я человек. — Ага, а меч у тебя игрушечный. Впечатлённый информацией, он не стал вступать в перепалку, как бы обязательно сделал в любой другой раз. Уэко Мундо и Урахара. Неотслеживаемая Гарганта. Сделки, о которых не знало Общество Душ. И Ичиго не знал. Возможно, если бы за последние несколько лет он хоть раз появился в магазинчике, то не смотрел бы сейчас на Гриммджо так поражённо. — Что за дела? — опомнился он. — Они там собираются навести порядок в подвалах Гранца. Выгребал мусор, пока тот чудик из Общества Душ не забрался туда. — Маюри? — Ага. — Поэтому Йоруичи тоже там? — Ага. Только какого-то хрена этот хлам сюда таскаю я вместо неё. Куросаки улыбнулся, глядя на ворчащего арранкара на своей кушетке. Сейчас он не выглядел угрожающим, как ещё несколько часов назад. Наоборот, необычно домашним. Оказалось, что Гриммджо очень даже вписывается в обстановку дома Куросаки. — Урахара что-то пообещал тебе взамен? — спросил Ичиго, уже зная ответ. — Что подерётся со мной в своём бункере. Вместе с этой кошкой, — фыркнул арранкар, сложив руки на груди. Ичиго прыснул в кулак, не сдержавшись. Под пристальным взглядом он старался не смеяться откровенно сильно, но не вышло. — И чего такого я сказал? — с угрозой прорычали с кушетки. — Ни-ничего… — откинув голову на кресло, Куросаки выдохнул, смотря в потолок. — Просто ты… Такой ты. Вечно хочешь сражаться с кем-нибудь. После войны они не так много общались, но в многочисленных спаррингах Ичиго понемногу лучше узнавал Джагерджака. Как изменялось его настроение, когда он не получал того, чего хотел. От чего раздражался. Каким был в мирное время. Что ему нравилось. Гриммджо нравилось драться. И ещё саке из тайных погребов Урахары. Гриммджо бесился, когда Ичиго относился к их битвам как к тренировкам и не использовал всей силы в бою. Он бесился и валял Куросаки по земле, пока их сражение не становилось похоже на драку двух пьяных бездомных. Он почти ни с кем не разговаривал у Урахары, пока бывал там, и откровенно плохо переносил Дзинту в его переходном возрасте. Во время их попоек всегда сидел в дальнем углу комнаты и делал вид, что зашёл сюда выпить случайно и никого здесь не знает. И наблюдал. Ичиго не хотел думать об этом, но не почувствовать кожей острый взгляд хищного опасного существа было невозможно. Отчего-то Гриммджо не привлекала полуголая Йоруичи. А ещё Гриммджо был предельно честным. Не лукавил и не заискивал. Говорил то, что думал, и в выражениях не стеснялся. — С кем-нибудь не так весело. Я хочу с тобой. Что-то в этих словах заставило Ичиго на секунду — долгую, очень долгую секунду — задержать дыхание. Прежде, чем снова взглянуть на Джагерджака, он медленно выдохнул весь воздух из лёгких, дожидаясь, пока выровняется пульс. Гриммджо выглядел как обычно. По крайней мере, на его лице Ичиго не увидел ничего, кроме той же спокойной уверенности в себе и своих словах. Он сказал их так просто, будто это только Ичиго придумал себе в голове какой-то особый смысл. Будто так было всегда. Будто каждому в мире было известно, как непреложная истина, как данность, что Гриммджо Джагерджак получает удовольствие от битвы только с Куросаки Ичиго. Ичиго смотрел на него и не знал, что ответить. Что вообще на такое отвечают? «Да, я согласен», — шепнул в голове довольный голос Широ. Гриммджо растолковал его молчание по-своему. — Пойдём, — сказал он с ухмылкой. — В Уэко Мундо полно места, чтобы выбить из тебя дурь. Как ни в чём не бывало его звали в Уэко Мундо, просто выпустить пар. Просто подраться. Ведь ничего же такого не произошло в последний раз, когда они были там вдвоём. Ведь это только Ичиго снова чувствовал боль старых шрамов. Только он думал об этом восемь чёртовых лет. Просто пойдём в Уэко Мундо, Куросаки. Что ты как не родной? — Урахара только снова поставил бакудо, — вздохнул он устало. Либо Гриммджо делал вид, что не понимает, либо и вправду забыл. В конце концов, арранкары живут сотни лет, память, наверное, на таких расстояниях по-другому работает. Но сегодня днём он ведь ответил ему, он ведь понял… — Насрать, сломаем ещё раз, — фыркнул Джагерджак и тут же посерьезнел. — Если долго сдерживать жажду, можно свихнуться, Куросаки, знаешь? Ты вот близок, я смотрю. Когда ты в последний раз дрался без этого дурацкого «я должен», м? Когда он вообще дрался в последний раз? Когда ощущал бурлящий по крови восторг вперемешку с адреналином, отбивая атаку противника и тут же несясь в контратаку? Когда в последний раз его мысли были заняты только битвой, не давая ничему другому места? «Идёт в ближний бой» Никакого долга. Никаких препятствий. Никакой ответственности за других. Только ты и противник. Только лязг Зангецу и хохот где-то рядом, предупреждающий о новой атаке. Он до сих пор помнил это. «Открылся» Куросаки Ичиго был защитником, всегда шёл в битву потому, что хотел спасти своих близких. Он всегда бился за кого-то, ради кого-то. Он сам этого хотел. Благодаря этому стремлению он стал тем, кем стал. «Будет серо, в сюмпо» Ичиго мог назвать себя синигами капитанского класса. Его оценивали как мощную боевую единицу с огромным объёмом реацу, быстрым прогрессом, силами пустого, синигами и квинси. Он умирал и воскресал в бою, ради своей цели — спасти дорогих ему людей и товарищей. Вот и всё. «А сейчас он выпустит когти» Но помимо всего этого Куросаки Ичиго был воином. И, пожалуй, слишком долго прятал от самого себя эту часть души. Да, он хотел защищать людей, синигами и всех, кто в этом нуждается. И он хотел сражаться. Становиться сильнее в бою вместе со своим занпакто. Побеждать сильных противников. Сильнее. Ещё сильнее. Куросаки Ичиго жаждал сражений. Это, поначалу постыдное, а позже необходимое, наслаждение битвой ради самой битвы, когда один на один с врагом, клинок к клинку, когда сила схлёстывается с такой же силой, — Ичиго потерял это чувство когда-то давно, позволив ему утонуть в белом песке вместе со своей кровью. Гриммджо всё ещё смотрел на него, требуя ответа. Когда он в последний раз чувствовал себя удовлетворённым от сражения? «С тобой». Ичиго не собирался говорить этого вслух. Как и того, что сорвалось с губ совсем бездумно: — Почему тебя не было так долго? Он не успел закрыть рот. Восемь лет он мусолил в голове эти слова, этот чёртов вопрос, который некому было задать. Он вообще не дрался с тех пор. Ни разу. Ни с кем. Раны, что уже давно затянулись на его духовном теле, всё ещё покалывало в сезон дождей, и даже в человеческой форме они ныли, будто острые когти только-только проткнули его. Ичиго сам не догадывался, насколько много чувств вложил в свой вопрос. И потому не ожидал увидеть выражение, которое приобрело лицо Гриммджо. На пару мгновений тонкие брови взлетели вверх, веки приподнялись в удивлении, широко раскрывая яркие ошарашенные радужки. Пару мгновений от неожиданности его гость просто моргал, приоткрыв рот. Но вот губы снова сжались в жёсткую линию, стигмы вокруг глаз дёрнулись в прищуре. Странное дело: Гриммджо Джагерджак сидел на кушетке в его доме и явно думал, что ответить. Ичиго был готов к любым словам, но Джагерджак продолжал молча щуриться, и в груди зарождалось намерение выбить их силой. — Ещё скажи, что ждал, — наконец процедил он, разворачивая голову влево так, будто разминал шею. Клыкастая маска на щеке смотрелась всё также угрожающе, напоминая, с кем Куросаки имеет дело. Ичиго иногда думал о том, как она крепится и можно ли её оторвать. У Гриммджо был красивый профиль. — Да. Ленивые движения как ветром сдуло, чужие глаза уставились на него с недоверием. Джагерджак оставался прежним в своей импульсивности. Ичиго смотрел открыто в ответ и думал, что да, стоило сказать честно. Хотя бы ради этого взгляда сейчас. Тёмного. Злого. Горящего. — Будешь уши полоскать кому-нибудь другому, — и, вопреки собственным словам, Гриммджо поднялся с кушетки и сделал шаг к нему. Ичиго пошёл ва-банк. — Ты обиделся, что не пригласил тебя на свадьбу? Просто Нелл сказала, что ты… — Да кому нахер нужна твоя свадьба? Я арранкар, Куросаки, — прорычали на него, приближаясь. Ну, точно. Арранкары ведь не обижаются и не ходят на свадьбы. Раса такая. Не положено. Как Ичиго мог забыть. — Тогда почему? — бросил он с вызовом, выпрямляясь во весь рост. На его вызов Джагерджак всегда отвечал. — Много дел, — он глядел прямо в глаза. — После этой сраной войны с квинси Лас Ночес лежал в руинах, а тех, кто мог хоть что-то сделать, всего с десяток. Подумай башкой. Ичиго умел думать. Он закончил школу в первой двадцатке рейтинга. Сложить одно с другим ему ума хватало, как и понять, что в этой войне Уэко Мундо пострадало едва ли не больше Общества Душ. По крайней мере, у Готей 13 осталось достаточно синигами для восстановления. Ичиго понимал, что арранкаров без силы Хогиоку в мире пустых не прибавится, и потому вся тяжесть восстановления Лас Ночес легла на плечи Тии Халлибел с её фракцией, Нелл и Гриммджо. Но это была не вся правда. Потому что раз в неделю Джагерджак находил для него время, каждый раз на протяжении года. И поверить, что у того резко накопились срочные дела, после всего... было бы просто абсурдно. Поэтому Ичиго не собирался останавливаться. Когда он, в конце концов, сдавался на полпути? Лучше момента уже не будет. — Урахара сказал, ты бывал у него в эти годы. Рот Гриммджо дёрнулся. Ичиго сделал шаг. — Урахара может сказать что угодно. Шаг. Ичиго сжал кулаки. В крови вскипала злость. — Ты игнорировал меня, Гриммджо. — Что за херню ты… Ещё шаг. Куросаки Ичиго был упрямым парнем. Это в нём никогда не изменится. — Ты. Игнорировал. Меня. Они стояли нос к носу, сверля друг друга глазами. Ичиго — требовательно, Гриммджо — упрямо. В тяжёлой тишине, заполнившей комнату, было очень хорошо слышно их дыхание. Ичиго чувствовал его тепло на своём лице. Шумно дыша, гневно раздувая крылья носа, Гриммджо изучал глазами его лицо со странным выражением. Он явно от чего-то сдерживался. Ичиго предположил, что дело было в его человеческом теле. Случайное убийство в приступе ярости — вряд ли тот способ, которым Джагерджак хотел закончить их противостояние. Сам Куросаки старался дышать ровно. Получалось плохо. Шрамы рядом с Гриммджо начинали болеть и пульсировать под кожей. Пульс учащался уже почти рефлекторно, тело помнило давние времена и реагировало соответствующе, вбрасывая в кровь адреналин. Предвкушая опасность. Только в этот раз они сражались друг с другом иначе. Ичиго потерял счёт времени, пытаясь понять, о чём кричали чёрные колодцы зрачков напротив, поглощавшие яркую синеву. Почему так сжимались челюсти на лице и маске. Почему Гриммджо молчал, хотя его всего буквально трясло от сдерживаемой внутри бури. Их битва закончилась также внезапно, как и началась. Вмиг Гриммджо просто отступил на шаг и выругался ему в лицо: — Сука ты, Куросаки. И вообще, Киске просил, чтобы ты пришёл через два дня. И сонидо унесло Джагерджака прочь в мгновение ока. Ичиго так и остался стоять посреди комнаты с открытым ртом и полным смятением в мыслях.