Когда солнце опустится за горизонт.

— Реммао… Эва, он сказал охотникам, — Рэймсс с трудом выговаривал каждое слово.       Ошарашенный взгляд девушки ударил в самое сердце. Помочь он ей не мог, а знал бы раньше, то помог бы бежать. Сейчас она стояла дрожа, пыталась поверить в сказанное, поверить в то, что это не сон. Но всё было слишком реальным. Холод окутавший её тело, заставил замереть на месте.       Что делать? Бежать к Ливию, рассказать обо всём или бежать прочь, надеясь на несуществующие спасение? Тонкие пальцы нервно теребили подол платья, а карие глаза, устремлённые в силуэт друга, явно смотрели сквозь. — Эва, тебе нужно… — Ливий, где он? — наконец отойдя от оцепенения выпалила девушка. — Ты не об этом должна думать! — Рэймсс схватил её за плечи, тряся, пытался привести в чувство, — Тебе нужно бежать, Эвтида! — он пытался достучаться до неё, и сам зная насколько абсурдна эта идея. — Плевать. Я не успею, Рэймсс, — Эва спешно взяла его ладони в свои, с застывшими слезами на глазах, девушка выдавила подобие ухмылки дрожащими губами, — Ты был хорошим другом, Рэймсс. Я безмерно благодарна тебе за всё. Прощай.       Отступив на несколько шагов назад, Эвтида развернулась уходя прочь. Ноги сами вели её по поселению, как дикая кошка, она пряталась среди деревьев и домов. Одна ошибка и она не сможет сделать то, что задумала. Завидев лишь её силуэт, охотники тут же схватят её. Они окружили всё поселение, не дав и малейшей надежды на побег.       Как вдруг знакомый мужской силуэт показался среди домов. Ливий, пронеслось в её голове. Хотелось сорваться, побежать, чтобы в последний раз ощутить его объятия, в последний раз почувствовать уже такой родной запах, увидеть глаза, которые смотрели на неё с особым трепетом. И в конце концов услышать от него — моя милая госпожа.       Пальцы нервно теребили подвеску, подаренную им накануне. А взгляд, полный отчаянья, был прикован к мужчине, который чувствовал её, знал, что она где-то рядом. От того и ходил озирался, чтобы выцепить глазами желанный силуэт и наконец прижать к собственной груди хрупкую, нежную девушку, которая была отрадой его души.       Ночная тьма уже опустилась на город, прятала девушку, пыталась защитить. Но кто способен на подобное? Нет человека, который бы мог уберечь её. Теперь точно нет. Видела, как Ливий направился к её дому, знала, что не застанет её там, оттого осела наземь закрывая рот рукой, чтобы спрятать ото всех всхлипы, от которых разрывалась душа. Слёзы обжигали остывшие щёки, беспощадно стекали вниз, оставаясь влажными дорожками на её одежде.       Как же сердце рвалось к нему, молило о последнем разговоре, прощании. Но каков был риск подставить любимого лекаря? Риск был невероятно велик. А потому всё, чем она могла довольствоваться — наблюдать из тени деревьев. Охотники схватят её ночью, когда всё поселение уснёт, в этом она была уверена наверняка. Дождавшись, пока Ливий уйдёт, Эва, на негнущихся ногах, вернулась в дом.       Осела на пол, и стала ждать своего часа. Мучительные минуты, растягивались слишком долго. Пустой взгляд буравил стену. Эвтида была слишком опустошена, чтобы обратить внимание на кровать, где лежала записка от Ливия. Увидев бы она её, так сама бы побежала в руки охотников, лишь бы возлюбленный не видел, то, как её будут выводить из дома.       

«Не застал тебя дома и за ужином, но я ещё вернусь позже. Нашёл решение нашей проблемы, милая госпожа.»

      Тонкие кисти рук обхватили собственное дрожащее тело, она раскачивалась из стороны в сторону, словно в бреду. Время неумолимо сокращалось, всем нутром Эвтида чувствовала, что скоро эпистат придёт по её душу. В мыслях крутились сюжеты, что было бы, если Реммао не был её наставником. Если бы она родилась в любящей семье, если бы Исман не погиб, и встретилась бы она с Ливием не будь она проклятой шезму.       Эва вышла из транса, когда чья-то рука коснулась её плеча. — Ливий? Нет, уходи, — со слезами на глазах стала твердить девушка. — Моя милая госпожа, что случилось? — мужчина сбитый с ног состоянием возлюбленной, прижал её к себе в попытках успокоить. — Уходи, — при всём желании она не могла оттолкнуть Ливия, готова была умереть в его объятиях и считала это достойной смертью, самой мягкой и блаженной, — Амен знает кто я.       В этот момент любые слова были излишни. Янтарные глаза отражали безутешное отчаяние, они горели светом, пытаясь удержать в себе ту печаль, что готова была разорвать его на части. Руки Ливия обвивали её тело, как будто он мог бы защитить милую госпожу от всего зла этого мира, несмотря на беспомощность перед этой ужасной ситуацией.       Эва упрямо поднимала голову, пыталась сохранить храбрость и достоинство в своих глазах, невзирая на то, что они были залиты слезами. Её взгляд переплетался с его, будто она хотела передать ему всю свою любовь, всю свою благодарность за то мгновение, что они могли провести вместе.       Время казалось застывшим, их мир завис в этом моменте, когда они стояли, объявив свою бесконечную любовь, стоящую выше угрозы смерти.       Но громко распахнувшаяся дверь, захрустевшая под напором сильных мужских рук, вырвала Эву и Ливия из этого момента. Амен застал девушку в слезах, трясущуюся, в руках Ливия. На секунду его сердце дрогнуло, но привкус сладости на губах никуда не исчез. Привкус власти и победы, пойманной шезму, которых он искал так долго.       Жестом приказал другим охотникам схватить её и вывести из дома. Безвольное, уже практически неподвластное ей самой, тело подняли мужчины с обеих сторон. Эпистат отгородил Ливия от охотников, одаривая его взглядом презрения. — Умоляю, господин эпистат… — увидев его жестокий, горящий восторгом взгляд она осеклась на полуслове.       Грудную клетку сдавило, дышать удавалось с трудом, и всё, что она могла делать рваные вздохи, которые не давали насыщения. Горькие всхлипы отчаянья слетали с её губ, растворяясь в ночной тишине. Подняв голову, она встретилась с ним взглядами. — Ливий, — едва слышно вымолвила девушка. — Милая госпожа, — мужчина ринулся в её сторону, пока один из охотников не остановил его, — Эвтида! — его отчаянный крик эхом раздался по округе, отчего девушка взревела словно раненный зверь.       Ноги подкосились, и она бы рухнула наземь, если бы не крепкая хватка охотников. Они уводили её всё дальше, пока не привели в затхлое, закрытое помещение. Никто бы не стал церемониться с шезму. Проклятой, ненавистной многим. Один охотник грубо толкнул её на бетонный пол, в то время как Тизиан, сделал это неуверенно, практически ласково. Если так можно было считать.       Тизиан отошёл в сторону, не хотел принимать во всём этом участие. Знал, что доказательств толком нет, если и были лазейки, то всегда приводили в тупик. В то время как Ёран усадил её на стул привязывая верёвками. — Попалась, шезму, — ненавистно выплюнул он, грубо притягивая её к себе за волосы, — Лучше бы тебе признаться сразу, — он замахнулся чтобы ударить. — Оставь это! — Тизиан приблизился к Ёрану, грубо перехватывая его руку, — Без того девчонка напугана, а ты не верховный эпистат, чтобы позволять себе лишнее! — Ей же лучше, если будет готова к эпистату, — он вырвался из хватки Тизиана, — Или ты вздумал шезму защищать? — Ёран стал медленно приближаться к охотнику, — Может вовсе знал о её секрете? — Что ты несёшь?! — Тогда не мешайся под ногами, иначе мне придётся доложить эпистату об этой ситуации.       Ёран вернулся к Эвтиде, нещадно залепив ей пощёчину. Голова девушки дёрнулась параллельно стороне удара. Тизиан зажмурился на несколько секунд. — Твой глубокоуважаемый наставник подставил тебя, Эв-ти-да.       Охотник упёрся руками в ручки стула, не отнимая внимательного взгляда от девушки, чьё лицо заливалось слезами. Его раздражало её молчание, а потому он опрокинул стул, отчего Эвтида ударилась головой об пол. Травма совместимая с жизнью вызвала только писк в ушах и темноту перед глазами. Она чувствовала, как из её головы сочилась кровь. Чувствовала, что стул вновь поставили на место, а тьма перед глазами стала медленно исчезать, открывая вид на Амена, который уже сидел перед девушкой. — Ну что, Эва. Есть некоторые правила, взаимосвязанные друг с другом, — жестом он указал охотнику на инструмент, который тут же оказался в его руках, — За каждую ложь, я буду вырывать твои ногти, а когда они закончатся, я перейду к пальцам. Но если ты будешь говорить правду, то мы обойдёмся без этого. — Какую правду, господин? — с сухих губ впервые за несколько часов сорвался голос, — Правда которая понравится тебе? Неужто если я скажу, что не черномаг, то ты поверишь? — девушка натянуто улыбнулась. — Подлая девчонка, — он воткнул остриё железного инструмента в её ногу, ту самую, которая виднелась из-под накидки, когда они чуть не попались с Рэймссом. Женский крик раздался в подвале, отражаясь от стен, летя острым кинжалом в сердце каждого, кто слышал его, но не в сердце Амена, — Какого это быть одной из них? Одной из тех, кто причастен к смерти Исмана. — Не смей! Не произноси его имя! — Эва скулила, от пульсирующей боли в ноге. — А может это ты и убила его? Видел тебя за чёрными делами? Угрожал рассказать нам? — эпистат смотрел не в глаза, он смотрел в душу, переворачивал там всё вверх дном. Эва плюнула в его лицо. — Ты черномаг?! — грубо схватив кисть девушки, инструментом он уцепился за кончик ногтя. — Нет. — Ложь, — обещанные действия не заставили себя долго ждать, как и крик вновь слетевший с губ Эвы. — Ты черномаг?! — Нет. — Ложь, — действия повторялись. — Ты черномаг, — в этот раз это не звучало как вопрос, скорее утверждение. — Да, — еле слышно сорвалось с её губ, в глазах мутнело. От нанесённых увечий становилось трудно мыслить. — Реммао черномаг? — Да, — уж этого скрывать теперь точно не хотелось. — Рэймсс тоже? — Нет, — трезво и звонко ответила девушка. Друга ей предавать не хотелось. — Кто же он тогда? — Амен поддел инструментом кончик ногтя. Всё тело девушки напряглось, готовясь к новой порции боли, однако ждать не пришлось, тьма приняла её в родные объятия.       И Эва сочла бы это за подарок, но кошмар, который перенёс её в детство, наносил куда больше увечий чем эпистат. — Ты же знаешь, что она не шезму! — Тизиан смотрел на эпистата с вызовом. — Она сама в этом призналась! — Амен, с особой злостью посмотрел сторону охотника. — Нет, ты вынудил её сказать это, — он указал пальцем в сторону эпистата, — Ты же сам знаешь, что нет никаких доказательств, кроме слов Реммао. Не находишь это странным? В конце концов, ей снятся сны, черномаги лишены этого, знаешь ведь. — Никто из нас не ночевал с Эвтидой, а значит, это не доказательство, Тизиан.       Прямо сейчас, с губ Эвы сорвалось неразборчивое бормотание, как бы подтверждая слова охотника. Амен приблизился к девушке, схватил её за лицо, вынуждая посмотреть. — В сознании ведь? Играешь с нами?!       Эпистат затряс девушку, но та и мускулом не повела, прибывая в одном из самых страшных кошмаров. А затем взял в руки острый инструмент, чтобы убедиться в правдивости её состояния и оставил порез на левой ноге. Эвтида промычала, но в сознание не пришла.       Прошло несколько часов, прежде чем девушка открыла глаза. Амен вылил на неё ледяную воду из кувшина. — Очнулась? — скептически повёл бровью, а затем снова сел напротив, — Так кто такой Рэймсс?       Но Эва хранила молчание. Одежда прилипла к телу вместе с потом и кровью, она видела новые увечья, пытаясь вспомнить, как Амен наносил их, но не могла. — Что ж, тогда придётся пригласить сюда твоего любимого лекаря, — эпистат встал со стула, быстрыми шагами направляясь к выходу. — НЕТ! Он ничего не знал, не знал, господин! Даже не догадывался! — Эва задёргалась, пыталась выбраться, отчего кровь из ран стала стекать снова, активнее. — Тогда расскажи, кто Рэймсс! Скажи и я оставлю тебя в покое, Эвтида, — мужчина нахмурился, завидя утренние солнечные лучи. — Никто! Простой человек, он не черномаг… не черномаг.       Изучив девушку взглядом, он покинул подвальное помещение. Измученная, растерзанная в клочья душа и тело, прикованные к стулу, мучили Тизиана. Ёран вышел охранять выход, пока охотник взял кувшин с водой, поднося его к губам девушки. Эва испуганно раскрыла глаза, а затем увидев Тизиана расслабилась, насколько это было возможно.       Отпив несколько глотков с помощью мужчины, девушка откинулась на стул. Раны пульсировали, по рукам, ногам и шее текла кровь, которая оставляла за собой мерзкие, липкие следы. Вся боль скопилась в единый источник, который сводил с ума, отнимал все силы. Даже дышать ей было сложно, каждый вздох сопровождался хрипом. — Прости, Эвтида, — это всё, что смог выдавить из себя охотник, прежде чем отвернуться и отойти к выходу. — Убеди… Амена, чтобы… Ливия не трогал… Не виноват он…       Эти слова были последней мольбой, к единственному из охотников, который по непонятным причинам жалел её. Эвтида провела ещё несколько мучительных часов, желая скорейшей расправы. Знала — самое страшное позади. Осталось лишь дождаться смерти, она мечтала снова провалиться в небытие, но больше такой милости не было.       Её трясло, волны жара, затем волны холода накрывали её снова и снова. Пульсирующая боль охватывала агонией всё тело, грудь едва вздымалась под вздохами. Вошедшие охотники во главе с эпистатом приняли бы за мёртвую, если бы не знали, что живая. Но на такую милость, она могла лишь уповать.       Девушку снова взяли под руки, выводя на яркий солнечный свет. Идти самостоятельно она была не в силах, а потому ноги волочились по земле. Не было сил даже голову поднять, посмотреть куда ведут, хотя смотреть и не нужно было. Знала Эвтида, на какой помост её ведут.       Снова, словно мешок, её кинули на деревянный помост, от чего выступающие кусочки дерева вонзились в, и без того израненное, тело. Крепко связав руки верёвкой оставили её подвешенной, пока вокруг гудел народ, пришедший посмотреть на казнь проклятого черномага.       Эвтида невзначай подняла голову, настолько, насколько хватило сил. Обвела толпу пустым взглядом, не пытаясь кого-то найти или зацепиться. Однако взгляд янтарных глаз, прикованный к девушке, заставил остановить взор на нём. — Я тебя люблю, — одними губами, выдавив из себя все силы, произнесла Эвтида.       По её щеке стекла слеза, прежде чем она опустила глаза, а затем и голову. Шаги эпистата по лестнице не вызвали никаких эмоций. Ни страха, ни боли, ни горечи. Лишь ожидание скорейшей смерти, которая казалась сейчас наградой.       Ливий не верил в это, не хотел. Всё, о чём молила душа — проснуться. Знать, что всё это страшный сон, а проснётся он в объятиях милой госпожи. Будет знать, что впереди их ждёт прекрасное будущее, они сбегут и всё наладится. Эве больше не придётся заниматься черной магией и рисковать своей жизнью. Но болезненный стон, сорвавшийся с её губ, от резкого натяжения верёвки вернул в реальность. А значит всё реально, всё, что происходит не страшный сон.       Эпистат схватил её рукой за волосы, поднимая голову. Эвтида умоляла себя не смотреть на Ливия, знала, что причинит боль обоим, но не найдя в себе достаточно храбрости посмотрела. Последнее, что она могла оставить ему — улыбку, как напоминание о том, что смерть не пугала её. Желала, чтобы запомнил её вот так, не измученную и истерзанную охотниками, а с улыбкой на лице.       Амен достал кинжал, а затем занеся его над головой девушки, оставил порез. Не слишком глубокий чтобы убить сразу, но и несовместимый с жизнью. Руки дёрнулись, хотели коснуться шеи, закрыть рану, но крепкие верёвки не позволяли сделать задуманное. Алая кровь стала стекать вниз, брызнула на помост, смешиваясь с кровью ранее убитой подруги, которая прежде, пыталась её предупредить обо всём. Но теперь было слишком поздно.       Эвтида издала несколько предсмертных хрипений, а после её глаза закрылись навсегда. Тело девушки упало на помост, а на глазах застыли слёзы, которые теперь не имели никакой ценности. Она упала, а Ливий хотел умереть вместе с ней. Мечтал об этом прямо сейчас. В его груди разгорелась боль, словно кто-то проткнул его сердце кинжалом, вынуждая жить с этой болью.       Он хотел защитить её, но не смог, а теперь ему приходится жить с этим. Ливий практически перестал есть, не выходил из собственного дома. Всё кругом напоминало о ней. Закрывая глаза, он видел лишь Эвтиду. Муки становились невыносимыми. Под глазами вырисовывались ужасные, чёрные мешки от бессонных ночей, лицо осунулось. Именитый лекарь, превосходный в своём деле теперь не мог помочь себе.       Прошло полгода, прежде чем Ливий вновь стал заниматься некогда любимым делом, которое теперь не приносило никакого удовольствия. Он вспоминал Эвтиду каждый день, стоило ему лишь дотронуться до кулона, с которым он теперь никогда не расстанется. Вместе со смертью милой госпожи, жизнь потеряла краски, как и всякий смысл. Но Ливий старался, старался помогать людям, старался ради неё. И улыбки, своей милой, измученной, госпожи.