И лишь полка с странной коллекцией камней
вновь пополнилась на очередной экземпляр.
✧☆｡*✧
С момента, где коллекции и вовсе не существовало, прошёл год. Ведь в день, когда Детективное агентство потерпело свой первый и последний крах, мир изменился. Это было последнее, что помнил Дазай. Груда камней, гора пыли, царившая в воздухе и знакомая фигура сбоку. — У тебя больше нет дорог. — Я знаю, — безразлично отвечает юноша, не поворачивая голову. — Возвращайся туда, где тебе место, — цитирует голос и странно замолкает, кладя руку на плечо собеседника, — бывший мафиози Дазай Осаму. — Я не просил себя трогать, — мысли странно путаются, смотря на знакомых трупов спереди, — добить человека можно абсолютно любыми способами. А вы решили выбрать самый безвкусный из всех, босс знаменитой Портовой Мафии, Мори Огай. — Всё когда-то заканчивается, — слабо пожимает плечами мужчина, ничуть не сопереживая доли второго, — просто кому-то суждено закончить раньше других. — А вы не изменились, — делает заключение Дазай и тут же запирает его далеко в памяти, — всё так же уничтожаете последний выбор. Неспешно развернувшись назад, взгляду откроются абсолютно тёмные глаза, хранящие в себе целый склад старых неудач. Голова медленно опустится, запирая в себе последнее, что когда-то существовало.Ведь в тот день
— Тогда, — начинает юноша, растворяя слова в кромешной тьме, — я принимаю ваше предложение.Бывший исполнитель Портовой Мафии
вернулся на место.
✧☆｡*✧
— Ты… — замолкает. Кривит губы, словно встретил самое противное существо на планете, а после гордо хмыкает. — Дорогой Чуя мог поприветствовать своего напарника и более дружелюбно, — слегка наклоняет голову набок Дазай, образуя на лице слабую улыбку, — не надо корчить такую гримасу. — Тебя только не спросил, Саму, — раздражённый цок пронзает воздух. Что-то заставляет внутренне остановиться. Зафиксировать свой взгляд и изучить до мельчайших деталей. В теле на мгновение странно сжимается. Давит, душит и так же быстро отпускает назад. Чувство погрязло внутри без желания выбраться наружу. — А Чуя романтик, — почему-то вырывается с губ, заставляя второго нахмурить брови, — какая забавная незадача. — Какая ещё… — не договаривает. Останавливается и расплывается в ненастоящей улыбке, когда пистолет достаётся с кармана. — Что скажешь на это? Новенький, только дали, — рассказывает Дазай, тотчас же направляя дуло на лоб собеседника. — Ого-о, — тянется с колким смешком, — последние мозги отбило? С каких пор ты направляешь оружие на напарника? — Ты как всегда прав, — опускает голову юноша. Рука не двигается ни на сантиметр, — только я теперь точно убедился, что ты — подделка. — О чём… — Чуя никогда не называет меня по имени на работе, — показывает вторую руку и загибает первый палец, — а второе… — голова поднимается, открывая вид на тёмные глаза, — настоящий Чуя не зовёт меня напарником. — Подловил, — даже не пытается сопротивляться нечто с голосом и внешностью товарища. — Кто же ты такой? — слабо хмурятся брови на лице. — Я? Я Чуя Накахара, — улыбается незнакомец, — тот, кто доведёт тебя до истины. — И себя до смерти, — поправляет второй, нажимая на курок. Шум призывает к себе работников, в тот же день заставляя Мори Огая начать новое исследование. Ведь в миг, когда появилось задание, первый камень стал началом коллекции. Вторая фальшивка показалась практически сразу. Он появился, как ни в чём не бывало, на пороге Мафии и так же спокойно прошёл внутрь. Незнакомец был убедительнее. Поистине походил на давно знакомого Чую, которого и по сей день Дазай готов звать напарником. Когда глаза увидели нового гостя, сердце неприятно сжалось. Тогда заиграли и мысли. Было принято простое решение — называть Чую по цифрам. Это был Чуя-третий. Первым Чуя может быть только настоящий. Первое место, первые ощущения, первое желание и первый напарник. Всё это существовало только в первом Чуе. Чуя-второй был убит. За ним, через неделю, последовал и Чуя-третий. Только он, как ни странно, был тяжелее предыдущего. — Убийство, — заявляет Чуя-третий после осмотра тела, — причём старое. Около двух недель назад. За фальшивкой пришлось наблюдать долгих пять дней. Ждать, смотреть и придумывать план, что б доказать самому себе его враньё. — Верно, — подтверждает Дазай, протирая медицинские инструменты, доставшиеся от Мори, — знаешь кто это сделал? — Могу предположить, что кто-то из Мафии, раз эти ранения… — раздумывает Накахара и тут же останавливается, сжимая челюсть. — Попался, — довольно улыбается Осаму, подняв пистолет. — Тело не мог убить кто-то другой, — опускает голову Чуя-третий, — А, я понял. Его убийцей был… — Ты, — не даёт договорить Дазай, — ровно две недели назад, при исполнении приказа Мори Огая, ты лишил жизни одного важного бизнесмена. — Ты специально подстроил это, не так ли? — слабо вздыхает второй и поднимает голову, — Достаточно нечестно. — О-о, тебе ли говорить о честности, — палец сжимается, готовый выпустить очередную пулю, — удачи на полке, третья фальшивка, — и спускает курок. Так в коллекции появился второй камень. Когда Дазай понял, что копий будет больше, чем он предполагал, возле каждого остатка незнакомцев появилась надпись. «Чуя-второй: плохой актёр.» «Чуя-третий: не помнит лица своих жертв.»«Чуя-первый: жив.»
Раз за разом появлялись новые образцы. Некоторые копии приходили под дверь дома, другие останавливались возле Мафии, а третьих и вовсе приходилось ловить. Для чего они — неизвестно. Фальшивки не пытались убить. Даже наоборот, вливались в коллектив быстрее, чем хотелось. Тогда началось расследование. Перед их фактической смертью, если копии всё-таки умирают, а не просто превращаются в камень, стали слышаться вопросы. Сначала были банальные. — Кто вас создал? — вопрос направляется к Чуе-пятому. Тот молчит. Продолжает делать свою работу, заполняя документы, даже не обращая внимания на пистолет в руке второго. — Ты прав, молчанка чудесная игра, — пожимает плечами Дазай, — особенно когда от этого зависит твоя жизнь. — Ты меня убьёшь даже если я отвечу, — прерывает Накахара, впервые поднимая голову, — что меня выдало? — Ты сам, — не желает объясняться Осаму, — представь, что я спросил из интереса, а ты действительно раскрыл свою личность. — Тогда получается хреново, — соглашается Чуя-пятый. — У тебя есть минута, что б ответить на вопрос, — торопит юноша и явно не шутит в своих намерениях, — кто тебя… — Меня не обязательно создавать. Я — Чуя Накахара, — начинает собеседник, мило улыбаясь, — тот, кто доведёт тебя до истины, — замолкает. Опускает голову, скрывая лицо за рыжими прядями и принимает свою смерть. Четвёртый камень появился на полке. За ним пятый. Следом пошёл и шестой, седьмой, за месяц число достигло десяти, когда Мори Огай сделал официальное заявление. — Сегодня была ликвидирована десятая копия исполнителя Портовой Мафии, — начинает он, неприятно сжимая челюсть, — Чуя Накахара с этого момента объявляется пропавшим без вести. Что-то внутри Дазая оборвалось. Он знал, был уверен, что это произойдёт, хоть до последнего не хотел слышать. Мысли о пропаже пожирали. Они разъедали изнутри, стоило о них подумать, опускали в пучину и волновали теперь сильнее остальных. Больше сна не было. Он не приходил, заменяясь самыми противными кошмарами, от которых не помогали и таблетки. Только юноша к ним удивительно привык. Чуя-сороковой оказался глупым. Даже глупее большинства. Ведь теперь не обязательно было говорить правду, что б копии открылись. Достаточно было соврать так же, как врали они. — Я могу использовать способность, как делал это раннее, — предлагает Накахара, держа в руках верёвку. — Я не помню что было до этого, — заявляет взамен Осаму, скрещивая ноги. Он с кресла не встал — отнюдь, устроился удобнее и сверлил второго взглядом. — С каких пор ты страдаешь амнезией? — кривит губы собеседник. Юноша видит как рыжая прядь медленно отводится от лица из-за слабого ветра, как корчится абсолютно родная рожица. — Ох, Чуя, если бы ты знал, то я давно б погряз в самых недрах этого тусклого света. — Мерзость, — отворачивает голову без особого желания продолжать разговор. — Поистине мерзость, — слабо улыбается напарник, — особенно разговаривать с трупом. — Что? — брови хмурятся, возвращая взгляд на чужое лицо. — Знаешь, есть одна интересная деталь, — почему-то смеётся юноша, — когда умирает носитель, способность живёт ещё некоторое время. — К чему это? — губы странно корчатся, хоть на них уже не смотрят. Дуло пистолета, поднимаясь прямо ко лбу, остановилось. Оно затягивало к себе, доказывало, что умрёт с ним каждый, кто когда-то посмел соврать. Только Осаму уже чувствовал, что мёртв. — И о чём ты думаешь, Дазай? — никак не реагирует на подобный жест собеседник. — Как жаль, — глаза с давних пор утратили возможность жить, — но Чуя, которого я знаю, никогда не использовал при мне гравитацию. — Правда? — вырывается с губ, которые тут же неспешно расплываются в кривой ухмылке, прыская и заливаясь смехом, — Какая жалость! Действительно ни разу?! — Поистине ни разу, — заявляет Дазай и зажимает палец, — с тебя вышел хреновый актёр. Выстрел на мгновение пронзает слух. Он растворяется в тишине быстрее, чем мог, больше не волнуя своим существованием. — Упс, — продолжает Дазай, садясь на корточки и беря очередной камень в руки, — я пошути-ил! Но тебе, существу, знать не… А? Взгляд останавливается на вылетевшей возле камня коротко записке, которая тут же берётся в руки, показывая в себе единственную букву. «Д» Брови слабо хмурятся, но листок кладётся в карман. Ведь на полке с странной коллекцией, новый экземпляр получил свою подпись. «Чуя-тридцать-девятый: нарушил клятву.» «Чуя-сороковой: Д.»«Чуя первый: жив.»
Последняя надпись всегда неприятно сдавливала что-то с груди. Создавалось странное ощущение отвращения, заставляя горло заболеть от образовавшегося комка. С ним ты чувствуешь себя грешником, который отбывает наказание. С ним ты становишься узником, находя единственную причину жить. Чуя-восьмидесятый был другим. Он, в отличие от остальных, молчал почти всё время. Можно было подумать, что он немой, хоть фразы иногда вырывались с его уст. — Что-то знакомое. — Что именно? — интересуется Дазай, не оборачиваясь на стуле. Он-то давно понял, что этот Чуя — фальшивка. — Не помню, — заявляет второй и странно замолкает, — буд-то я мёртв. — Камень не может быть мёртвым, — отрезает Дазай с бушующей ненавистью внутри. — Не камень, — отвечает короткой фразой собеседник и встаёт со стула, — тело. Память. Оно умирает не у меня. А вместе… — не договаривает. Превращается в камень когда пуля пронзает сердце, на что Дазай даже не реагирует. Глаза давно стали парой угля. — Ты не имеешь права говорить, что Чуя мёртв, — присаживается рядом и забирает остатки. В тот же день находит новую записку от следующего трупа. Такая же коротка, не менее отвратная и непонятная. «Ч» Корявый незнакомый почерк, неровно написанный ручкой, расположился в глубинах коллекции. «Чуя-восьмидесятый: намёк.» «Чуя-восемьдесят-первый: Ч.» Складывается пазл, когда мозг собирает буквы воедино. «ДЧ» — инициалы, которые когда-то придумал сам напарник в честь нового дуэта. Негромко хмыкает от полученной информации. Смысла в ней было немного, заставляя взгляд упасть на старую надпись.«Чуя-первый: жив.»
Останавливается и перечитывает несколько раз. Отводит взгляд и уходит, возвращаясь в здание лишь на следующий день. Тогда объявили собрание. Срочное — хоть медлить Дазай, может, и любил, но что-то не позволило ему опоздать. Вокруг уже расселись работники, как верные псы, приходящие на зов хозяина. Презрение лишь усилилось от понимания, что он и сам ведёт себя как пёс. — Сегодня мы собрали вас, что б сообщить две новости, — произносит Мори, перебирая бумажки в руках. Маленькая Элис стоит неподвижно рядом, склонив голову. Не произносит ни слова, словно статуя. — Этим утром нам поступил результат исследования, — почему-то останавливается. Пересиливает себя и продолжает, — первая новость звучит так. Документ поднимается, пальцы сцепляют его мёртвой хваткой. На нём — детали дела и подпись. Дазай знает, что видел её ранее. — С сегодняшнего дня исполнитель Портовой Мафии Накахара Чуя, — начинает мужчина, закрывая глаза и опуская голову, — считается погибшим. Это не пробивает на слёзы. Это добивает последнее, что их могло вызвать. Осаму не чувствует боли и жалости. Он упирается спиной в стену, делая всё, что б не спать, когда за окном царит непроглядная тьма. Кошмаров хватает и в жизни — юноша в этом убедился гораздо сильнее, чем рассчитывал. Он забывает как дышать когда смотрит своими странно испуганными глазами на коллекцию.«Чуя-первый: жив.»
Прикусывает губу. Перечитывает. Смотрит снова и сжимает челюсть. Осматривает вновь. Что-то горькое отбивается в горле, но он не понимает что именно. Надпись рвётся. Почему-то руки двигаются сами, не поддаваясь контролю. Не дышится. Тяжёлый вдох отдаётся невыносимой болью. Хочется забыться. Хочется вырвать из себя сердце и стать такой же куклой, как и клоны. Камень звучит теперь не так плохо. Вчитывается в надпись дрожащими руками. Они медленно закрывают собой лицо, сползая на пол. Объяснению это не поддаётся, когда внутри создаётся ком. Такой же камень. Больше на коллекцию не смотрит, словно боясь, что она оживёт. Задыхается в осознании и невыносимо затмевает в голове последние живые проблески, навсегда пряча надпись из виду.«Чуя-первый: мёртв.»
И больше ничего не пишет. Пару дней в тумане. Они не набирают чёткости, как бы не старался, не становятся важными, как бы не просило сердце. Оно, кажется, остановилось ещё давно. Лишь ложные надежды смутно помогали ему работать. — Это не дело, — заявляет новый клон. Дазай уже не помнит какой он по счёту, — такими темпами сведёшь себя в могилу. — Ты мёртв. — Но ты-то жив, — вздыхает фальшивка и оборачивается. Что это за место память не запомнила, — хоть раз себя побереги. — Смерти почести не нужны, — отрезает Осаму. Смотрит куда-то на землю, давно потерявший связь с реальностью. — Нас много, ты один, — правдиво. Где-то за спиной стоят ещё новые копии. — Вас много, — повторяет Дазай, не поднимая взгляд, — мёртв один. — И за ним умрёшь и ты. — Отлично, — опускает голову и позволяет закрыть волосами лицо, — сделай это быстрее. — Каждая копия лишь фрагмент памяти носителя, — говорит почему-то спокойно. Что-то пробует объяснить, но объяснения второму ни к чему, — мы — остатки Арахабаки внутри. — Бог всемогущ. Прикончи меня. — Нереальное желание. Фрагменты не могут отбирать жизни, — пожимает плечами фальшивка, а после наблюдает как поднялся пистолет в руке Осаму. — Бесполезное отродье, — стреляет не сразу. Глазу бросается слабая улыбка на лице копии, — какого чёрта ты… — Повтори заново свою жизнь, — падает на землю, когда тело пронзает пуля. Оставляет от себя камень и страницу. Дазай молчит. Вглядывается в пустую бумажку и точно знает, что видел её раньше. Губы слабо дёргаются, создавая подобие кривой улыбки, беря в руки ручку при наступлении тьмы.Ведь сразу за глупым мальчиком с полыхающими волосами,
потух тот, кто когда-то восхищался огнём.
✧☆｡*✧
— Да, я уже на месте, — произносит подросток, отводя телефон от уха, — да-а, на мошек у меня отличное зрение! Неужели не верите? Бинты, прикрывающие один глаз и абсолютная бездна во втором. На плечах чёрный, чистейший тёмный плащ без лишних деталей. — Да как бы я посме-ел? — наигранно тянет Осаму, корча рожицу, а следом хихикая, — Боже! Какого же вы плохого обо мне мнения, босс! Уверенная ходьба и мимолётная улыбка, вводящая врагов в замешательство. В ней читались нотки презрения и вечного желания уйти. Только куда уходить подросток не знал. — Будет сделано в чистейшем виде! — обещает Дазай, отводя телефон от уха, — Всё, мне надоели беседы, поэтому до свя… Договорить не успевает — сильный удар приходится прямо в грудь, заставляя отлететь назад. — Даю тебе выбор, малец! — заявляет излишне уверенный голос. Он кишит гордостью, что не может не завораживать, — Расскажешь мне информацию и умрёшь или… — Хэй, а это больно! — перебивает Осаму, слабо кашляя и поднимаясь на локтях с земли, — Я, так-то ненавижу боль, знаешь? — Да мне чхать. И ты мог бы хоть дослушать, — цокает подросток. Руки его вечно в карманах, — сейчас я… — Пойдёшь в магазин просить себе детскую смесь? — вырывается колкий смешок с губ, не поднимая головы, — Не дорос ты ещё, мальчик-с-пальчик, что б командовать! — Чт- отвечай за слова, гоблин чёртовый! — делает слишком чёткий акцент на буквах «р», радуя произношением слух второго, — Давно в Мафию набирают молокососов? — О-о, ты даже не поверишь насколько! Скоро пополнится ещё на одного недоростка! — Я вырву твой язык если скажешь хоть ещё одно слово про рост! — хмурит брови подросток. Слабо засмеявшись, голова неспешно поднимается, открывая перед собой вид на самый настоящий живой огонь. Дазай видит как горят глаза давно потерянного знакомого, пытаясь тушить пожар внутри, как пряди волос двигаются вместе с каждым движением головы и как уверенно он стоит. Осаму знал, что больше не будет камней. Не будет коллекции и несуществующих кличек с номерами, неприятно режущие сердце. — Тогда будем знакомы, — улыбается подросток своей самой искренней улыбкой, образуя в глазах единственный короткий блеск, — мы ведь пропустили такой важный момент знакомства, тебе не кажется?Ведь коллекция камней теряет смысл,
когда глупый мальчишка с полыхающими волосами возвращается вместе с тем,
кто когда-то его возродил.