Неверный выбор

Прошла неделя, как Эва жила с Аменом в одних покоях. Их жилье было весьма недурно обустроено. Две жилые комнаты, где они могли спать, одна комната центральная с массивным столом, за которым они могли есть и иногда работал Амен, и купальня. Спальня эпистата была очень просторной: светлые стены, большое окно, в которое наверняка попадали даже самые первые лучи солнца, пробуждая его от ночного сна. Стены украшены множеством рельефных изображений Богов и зверей, на полу мягкий ковер, благодаря которому ногам всегда тепло, даже в самые прохладные ночи. Несколько высоких стеллажей, на одном из которых лежали свитки и принадлежности для письма, а на втором масла, мыло, полотенца и другие принадлежности для тела. В большом сундуке сложена была аккуратно одежда. Небольшой стол со стулом стояли в углу, рядом с окном. Комната Эвтиды была значительно скромнее. Изначально, это даже не должно было быть чьей-то спальней, но девушка сразу сказала эпистату, что спать в одной кровати они не будут. Хватит и того, что она будет под постоянным присмотром этого шкафа. Даже, чтобы просто выйти из комнаты, ей необходимо было пройти мимо эписататской спальни, а после, через центральную комнату… незамеченной здесь точно не останешься. Сейчас же она осталась одна в их жилище и не знала, чем себя занять, как услышала шорох за окном. Когда девушка выглянула, была очень удивлена: Реймсс кидал мелкие камешки, чтобы привлечь внимание — Эва! Наконец, ты осталась одна и я тебя увидел. Скажи мне, что происходит? Почему ты живёшь здесь с ним? Он тебя к чему-то принуждает? Хм, действительно, он даже ни к чему не принуждал ее. Даже обидно, не пытался подойти ближе дозволенного, дотронуться или хотяб взглянуть. Единственное, что он делал, это оберегал ее как хрустальную вазу: не зашибись, не упади, кушай, пей. Будто Эва была ребенком, а не взрослой девушкой. Чтобы не разговаривать через окно центральной комнаты, Эва позвала Реймсса к себе. Она понимала, что, скорее всего, эпистат будет зол незваному гостю, но, в тоже время, нашла прекрасную отговорку: «я тут со скуки умру, а смерть ведь моя никому добра не принесет? " да, так и скажу, если что, подумала девушка. — Рейм, заходи, поговорим нормально внутри. — А эпистат? — покосился куда-то в сторону парень. — Разве он не будет против? — Он и так меня тут запер, будто я заложница. С друзьями то я имею право общаться — Да, конечно.друзьям можно. — усмехнулся он. Зайдя вовнутрь, Реймсс кинулся обнимать девушку, а через некоторое время отстранился и принялся рассматривать ее на предмет каких-либо увечий. Не найдя ни одной царапины, он вопросительно выгнул бровь. — Так это правда, он тебя не обижает? — в какой-то момент показалось даже, что тот расстроен. — Тогда он тебя здесь удерживает, как кого? Если бы как черномага, уже бы мучил, изводил… Как женщину подле себя держит? — вырвалось у парня неосознанно и с обидой в голосе. Круглые глаза девушки вернули черномага к реальности и тот понял, какую ошибку совершил. — Прости! Прости, пожалуйста, я просто… переживал очень. Нигде тебя не видно, ешь здесь, учишься тоже… даже от работы освободил тебя. Мы очень все переживали, Эва. Ты же знаешь, как дорога нам… как дорога мне — взгляд исподлобья смог растопить сердце юной неферут и остудить зарождающийся гнев. — Иди сюда. — Реймсс протянул руки в примирительном жесте обнимашек. — Ну же, ты совсем поникшая… нужно будет поговорить с Реммом, чтобы он достучался до Эпистата. Тебе нужен свежий воздух и солнце, а то так и зачахнешь здесь- пока черномаг все это говорил, руки все ещё были протянуты в примирительном жесте и Эва прижалась у нему, обнимая в ответ. Реймсс лёжа головой на плече девушки, вдохнул ее сладковатый фруктовый аромат, прикрыл глаза и слегка улыбнулся. Одна рука лежала на обнаженных из-за открытого платья лопатках, вторая медленно, плавно, боясь испортить столь трепетный момент, стала опускаться вниз к пояснице в поглаживающих движениях. Эва действительно осознала, что одичала здесь без простого человеческого общения, внимания. Амен очень изменился с их встречи в ее доме: стал ещё более отстранённым, избегал максимально ее компании, разговоров, взглядов. Даже обсуждения ее роли во всей чертовщине, что происходила вокруг, были сведены к минимуму и чаще попросту она узнавала всю информацию от подсунутых эпистатом папирусов. Шезму понимала, тот что-то знает, но не говорит. Узнать, что именно не получалось, а проникать в сон было слишком рискованно. Мысли обо всем этом унесли юную деву так далеко от реальности, что она даже не заметила, как парень переместил одну из рук ей на плечо, и нежно вел ее к шее, далее к скуле, а после вовлек в лёгкий поцелуй. И самое страшное, чего так боялся молодой человек, не оправдалось: его не оттолкнули… Реймсс провел языком вдоль губ, размыкая их и углубляя поцелуй. В голове не укладывается, Эва начинает отвечать ему, зарываясь коготочками в волосы и слегка сдавливая их. Черномаг отстраняется от губ и начинает влажно жадно впиваться в шею юной девушки, с губ срываются несдержанные стоны, одной рукой он легко гладит ключицы и опускается к груди, второй прижимает за талию шезму к себе. Глаза Эвы закрыты, тело поддалось приятной дрожи, разум абсолютно затуманен. Реймсс не в силах сдерживать свой порыв, кладет юную Неферут на тахту, проводит дорожку поцелуями к налитой круглой груди, прикусывает и облизывает один сосок, который так заманчиво торчал через тонкую ткань калазариса, сдавливает между пальцам второй. Дыхание слишком частое, от подобных ласк внизу живота начинает тянуть, губы между ног становятся слишком мокрыми, чтобы отключить оставшиеся частички разума. — Да, не останавливайся. — шепчет зеленоглазая. Черномаг поднимается и снова припадает к губам желанной девушки, рука ложится между ног и в поглаживающем жесте проникает под бельё. В мыслях юной шезму возникают странные образы, она открывает глаза и видит перед собой горящие глаза-угольки, слышит грозный голос «Эвтида!». После вспышка, перед ней уже голова Анубиса — «Приди в себя!» Резким движением рук, она слегка толкает «друга» в грудь. Отстраняясь от него, трясет головой, чувствует сильную боль, будто с похмелья, хватается руками за волосы на висках, оттягивает их и кричит «Проооочь!», закрывает глаза. Реймсс, наблюдая за всем этим снова тянет к ней руки. Резкий удар-пощечина останавливает его. Эва поднимает голову и взгляд ее полон ярости, разочарования и обиды — Что ты сделал со мной?! — Ты о чем? — непонимающе моргает парень. — Не делай вид, что ты не знаешь, о чем я. У Эпистата богатая библиотека, в том числе, папирусами и о возможностях черномагов! Ты затуманил мой разум! Как ты мог? Ты действительно воспользовался бы мной так?! — боль… внутри просто разрывалось сердце на маленькие частички… предательство… и от кого? Ведь девушка искренне верила, что он близок ей. Он был единственным черномагом, на которого она могла положиться и кому можно было верить… так она надеялась — Пошёл вон! — голос сорвался на крик, исказился в истерике. Слова застряли в горле и не смели больше вырываться, уступая место нахлынувшему плачу. Эвтида схватила кувшин и кинула его в сторону, дальше схватила чашку: — Если ты сейчас же не покинешь покои, она полетит тебе в голову. — Эва… Прошу, дай объяснить. Это был не просто морок. Если бы ты ничего не чувствовала ко мне, то ничего бы не вышло. Если ты поддалась ему, значит внутри в себе ты эти чувства сдерживала, а сейчас просто дала волю эмоциям! — протараторил парень, уворачиваясь от летящей в него чашки. — Уйдииии! — не глядя на стол, Эва потянулась за чем-нибудь, чем можно будет ещё запустить в «друга» и нечаянно схватилась за лезвие, порезав им ладонь, но не обратила на это внимание. Замахнулась клинком в Реймса и тот, поняв, что сейчас оправдаться не сможет, поспешил выйти из комнаты. Девушка метнула нож в деревянную дверь и упала на колени, прикрывая лицо окровавленной рукой. Хотелось кричать, выть и просто выскрести измученное сердце из грудной клетки. тот, что был близок, почти как брат уже больше 5 лет, предал… хотел овладеть, затуманив рассудок. тот, что стал другом и познал ее секрет, другом быть больше не намерен, о чем говорит его письмо, что хранит у себя шезму под подушкой. тот, что должен убить ее, что обжигает холодом уже, как минимум, неделю, не даёт сердцу покоя, не выходит из головы. Боги вовсе глумятся. Каждый день появляются, но не говорят ничего. Лишь ждут ее решения. Но если Богам дать ответ ещё было время, то с беловолосым шкафом Эве и дальше нужно было как-то существовать. Она встала, окинула взглядом комнату и решила прибраться, но сперва перевязать руку. Ей вовсе не хотелось, чтобы Реймсс пострадал, хоть и повел себя совершенно неподобающе. Вот, спустя несколько часов рука перебинтована, осколки собраны, клинок вынут из двери и вымыт. Девушка же села за стол, за которым обычно она ест в тишине, сложила руки и легла на них безмолвно пуская слезы. Стук в дверь и зашедший следом Тизиан с ужином оторвал ее от этого «увлекательного занятия». Охотник покосился на красные и слегка припухшие глаза, перебинтованную руку и капельки крови на полу: — Случилось что, непутёвая? — лёгкая улыбка слегка смягчила вопрос. — Нет. Просто разбила кувшин и порезалась об осколки, когда собирала. — А кричала почему? — Так больно было, порез глубокий — А слезы почему льёшь? — Эпистат ругаться будет, что лучший писарь останется без работы из-за увечья правой руки. — съязвила Эва, недоумевая, что за допрос ей устроили. — А друг твой писарь, какое отношение к этому имеет? Ты же понимаешь, что доложить о его приходе мне придётся. — Тизиан, прошу, — взмолилась шезму, — не говори ничего Амену! — выгнутая бровь охотника и Эва прикусила язык. — Верховному Эпистату… не говори ему. Поругались мы с другом. Речи грязные обо мне передал, что распускают по поселению… Разозлилась, что мне поведал о них. Вот и кричала, ругалась… — Мне можешь не говорить ничего. Но Эпистату, если не я, то другие доложат, да ещё и приукрасить могут. Ты шуму наделала на весь храм. Так что я обязан ему сказать. С этими словами он вышел, оставив уже остывшую еду и какой-то странный напиток в чашке. Аппетита совершенно не было, но в голове зародилась мысль. Как всегда, прежде чем все обдумать, Эва приступила к действию. порылась в своем шкафу, нашла любимое платье: лёгкое, с открытыми ключицами и лопатками, невесомая полупрозрачная мятного цвета ткань, была слой за слоем сшита, чтобы прикрывать нежную девичью грудь, но от этого выглядела ещё более соблазнительно, юбка была сшита из множества тонких отрезов, пришитых к поясу, что при ходьбе открывали стройные ноги. На шею было решено надеть украшения из кожи с зелёным камнями. Все это Эва оставила на своей кровати и направилась в купальню. Вода, как всегда успокаивала, уносила, хоть временно, все проблемы куда-то далеко, за пределы человеческого понимания. Выйдя из нее, Эва нанесла на тело любимое масло с ароматом персика. После села возле воды и стала ждать, когда же будет подходить эпистат, чтобы повторить туже ситуацию, что была с Ливием. Но только в этот раз, она хотела нарочно застать врасплох охотника. За все время ожидания, несколько раз Эва уже хотела отказаться от принятого решения, но вот послышался его голос и тяжёлые шаги. Она выпрямилась, брызнула на тело воды, чтобы видно, что она только помылась и, улыбнувшись, спокойным шагом вышла из купальни в центральную проходную комнату. Спустя несколько шагов, дверь открылась и Амен успел оторопеть, увидев прекрасное юное тело. С ним были ещё несколько охотников, но Эве повезло, что Верховный эпистат был очень высок и широк, собой он заслонил прекрасную картину, а охотникам сказал, что позовет их позже, закрыв перед носом дверь. Девушка же в этот момент вскрикнула и пошла быстрым, но не менее изящным шагом к себе в спальню. — Эвтида, что ты тут устроила? — пришлось слегка прокашляться, чтобы не выдать возбуждённую хрипотцу в голосе. — Прости, Господин. Ушла в купальню, а полотенце забыла… не ожидала, что зайдешь в такой момент. — Так ты живёшь не одна, должна понимать, что в любой момент я могу тут оказаться или кто-то другой из охотников! — говорил серьезно, но дыхание сбивалось от представшей перед глазами картины: обнаженный точечный стан, капли стекают от шеи к груди, соски торчат, округлые ягодицы напрягаются от шага, стройные ноги словно плывут, рассекая воздух. — Амен! — голос девушки отвлёк от фантазий. — помоги мне, пожалуйста Зайдя в спальню юной неферут, охотник увидел ее полуобнажённую, стоящую спиной к нему в юбке. — Помоги завязать верх, пожалуйста, я не могу. — сказала девушка, показывая перевязанную ладонь. — Что с рукой? — голос беспристрастный, но глаза горят от созерцания идеальной спины со слегка выпирающими лопатками, что скрыты небольшими, выбитыми из копны, прядями волос. — Кувшин уронила, собирала осколки и порезалась. — Так почему не позвала слугу, чтобы та прибралась? — делает несколько шагов ближе, не отводя от нее взгляда. — Не хотела беспокоить никого. Что ж из-за моей неуклюжести, по пустякам дергать всех? — Ну так зато теперь у тебя рана, Непокорная… — проводит костяшками пальцев вдоль позвоночника вниз, потом вверх. — Что здесь днём делал тот мальчишка-писарь? — спокойно спросил, завязывая перекинутую через плечо ткань, к поясу юбки. Заворожённый мурашками, что увидел на спине и руках, кладет ладонь чуть ниже лопаток, второй рукой убирает несколько выбившихся прядей к общей массе на плечо вперёд. От этих действий Эва, еле сдерживая стон, подаётся назад, прижимаясь спиной к его торсу. Эпистат вдыхает аромат масел и одной рукой сжимает кожу на талии. Внутри у обоих все дрожит. Ещё никто ничего не сделал, не переступил грань, но уже возбуждение сносит остатки разума, который верховный охотник тщетно пытается вернуть. — Ты не ответила на вопрос, Неферут. — шепчет прям рядом с ухом, обжигая его дыханием, отчего девушка начинает терять самообладание, прогибаясь в пояснице. Слегка задыхаясь, она прошептала: — Заходил узнать, как я. Справлялся о здоровье, да о том, почему подле себя держишь… Эпистат резко развернул юную шезму к себе: — И что же ты сказала ему, моя Неферут? — голос был серьезный, но в глазах все также читалось желание. — Разве твоя Я? — отвечала девушка вопросом на вопрос, прищурив лисьи зелёные глазки и придерживая одну сторону платья на груди, что так и не успел завязать Эпистат — ммм… Непокорная…что делаешь, понимаешь? — упирается своим лбом о её. — Понимаю, Амен. — рукой нежно очерчивает скулу и тянется за поцелуем. Вторая рука ложится на плечо эпистату, позволяя ткани со своей груди начать потихоньку соскальзывать — Эввваа. — протяжно в губы произносит, но девчонка, не смотря на неопытность, пытается углубить поцелуй, одной рукой зарывшись в белых прядях, а второй исследуя шрамы на торсе. Эпистат издал непонятный звук, полустон, полурык и начал сминать губы юной неферут в ответных действиях. Одна грудь девы уже полностью оголилась и сосок то и дело задевал мышцы эпистата на торсе, чем доставлял нереальное удовольствие обоим. Амен подхватил шезму под бедра и не размыкая поцелуя понес в свою спальню, попутно опираясь спиной Эвтиды о разные стены, шкафы, стеллажи. Ее томные стоны лишили остатков разума обоих. И вот, спина коснулась прохладных простыней, платье грубо сорвано руками белого убийцы, глаза его будто осязаемо пожирают нежное тело. Он припадает губами к набухшим соскам, вырывая все новые и новые стоны, опускается влажными поцелуями и укусами ниже, к заветной точке. Амен расположился между ног непокорной, глядя на часто вздымающуюся грудь и закатанные глаза, нежно гладит руками бедра и слегка покусывает ноги с внутренней стороны. Руки Эвы сжимают простыни в наслаждении и предвкушении. Амен видит, как она истекает в своем желании, но не хочет овладевать ей так. Он хочет испробовать непокорную на вкус, хочет довести ее до исступления и мольбы взять, не медлить. Поцелуи стали покрывать бедра все ближе к мокрым губам, язык прошёлся по ним, цепляя набухший комок нервов, неферут содрогается, почти плачет, но охотник не даёт возможности двигать бедрами, пристолбив их руками к своему лицу. Вспышка, Эва куда-то проваливается… пытается разглядеть, где она, а перед ней яркие красные глаза, наполненные яростью — Что ж ты, Шезмочка, так легко тело свое готова отдать в руки убийце? Ты же знаешь, что должна делать, не гневи Богов! Крик паники и страха заставляет Амена оторваться. он понимает, что это не те звуки наслаждения, что он слышал полминуты назад Эва отпрянула от него, поджала ноги и зарыдала, хватаясь за простынь, прикрывая себя от его глаз. — Эва, ты этого не хотела? Прости, если я сделал что против твоей воли… — Эпистат пришел в себя после возбуждения, туманящего разум и понимал, какую ошибку чуть не совершили эти двое… Ведь для ритуала неферут должна быть невинной, а он.чуть было не сорвался — Нет. Амен, ты не сделал ничего, против чего я могла бы быть. — новая волна слез накатила. — Просто… просто передо мной явился Сет. он был в ярости… почему? — взгляд полный непонимания и мольбы рассказать ей хоть что-то. Амен поднялся с кровати, поправил штаны, что слегка сдавливали не до конца успокоившуюся плоть и сел рядом с девушкой, вовлекая ее в объятия. — Эва . — чуть помедлил, думая, как лучше все объяснить, но решил в итоге сказать прямо как есть- для обряда ты должна быть… невинной, девственной. Иначе ничего не выйдет и Боги не примут тебя, как сосуд. — Я не хочу, — всхлип и рука снова убирает надоедливые слезы, — не хочу ритуала, не хочу ничего этого… я… хочу сбежать — Эва, ты не можешь, такова воля… — Нет, не говори воля Богов. Я ведь могу отказаться. И тогда пусть ищут себе новый сосуд! — Эва, давай мы все обсудим, но сперва я схожу в купальню. Я расскажу, все, что знаю. — Амен… почему всю неделю ты практически не разговаривал со мной и вообще свёл наши встречи к минимуму? — остановила его Эва в дверях вопросом. — Чтобы не допустить вот этого. — он повел рукой в сторону кровати. — Я скоро буду. Подожди меня здесь, прошу. Эва послушно осталась ждать его на кровати. Спустя минут 5 она расслабилась, вытянула ноги, спустилась на подушку и провалилась в лёгкую дрёму, как обычно, обнимая простынь двумя ногами. Зайдя к себе в комнату, эпистат снова увидел милую картину, взял ещё одну простынь и прикрыл нагое тело неферут. После сел за небольшой стол, взял чистый папирус и стал что-то писать в нем. — Ты отдавал себе отчёт в том, что делал? — грозный голос из угла, но на лице охотника не дрогнул ни один мускул. — Ты понимаешь, что бы было, если бы ты сделал то, что начал? — Да, ей бы не пришлось умирать раньше времени. — Хах, ты же не так наивен, Амен. Действительно думаешь, если спутаешь планы Богов, они не смогут навредить ей или ее близким? — Боги не могут вмешиваться в дела людей! Разве не в этом смысл? — почти шипит, чтобы не повышать голос и не будить ту, что сладко спит. — Не могут. Или не могли. Сейчас другие времена, требующие других действий. Если ты не сделаешь то, что от тебя требуется, то поверь мне, смерть для Эвтиды станет подарком, в сравнении со страданиями, уготованными ей. Амен стиснул зубы, развернулся чтобы сказать все, что думает, но никого уже не было в комнате кроме него и его непокорной.