***Кай***
Вокруг было относительно тихо, этот угол был достаточно далеко от людей, чтобы можно было остаться тут без стремления бежать дальше и прятаться. Все-таки я трус. У меня бывают проблески, но в общем и целом я забитая истерящая девочка… Вот и теперь я просто спрятался, причем отчего? Оттого, что невообразимо далеко, это было в далеком прошлом и даже не в этой реальности. А я не могу ничего с собой сделать и забился в угол под потолком… Я потер лицо и понял, что плачу. Одна часть меня знала, что восстановить память — это хорошо, а другая не хотела этого помнить… На границе сознания я слышал голоса; я уже знал, кто это — два из трех, по крайней мере, — знал, почему это так… но… но… Я просто не мог принять это как есть, мне хотелось злиться, хотелось жаловаться, хотелось кричать и убивать и хотелось забиться в угол… И я сделал последнее. Я трус. Я не могу разобраться с собственными обидами на давно мертвых людей и сделанной ими мне подлостью. Я не могу за этот отомстить, потому что некому. Я понимал, что если бы не они, в конце концов, я не оказался бы здесь. Не здесь — в смысл в углу под крышей, а здесь — в смысле на этой планете с Эндрю. Но, будь кто угодно мне свидетелем, сейчас не готов благодарить их за это. А еще мне страшно. И я сам сотню раз говорил, что страх — это хорошо, потому что это делает тебя живучим и эффективным. Но для этого надо через него пройти… А до завершения этого пути в данный момент мне исключительно далеко. Мне стало страшно, что это повторится со мной, потому что угроза Манфреда стала чем-то, что обрело плоть и цвет. Я понял, каково это будет, что мне придется опять через это пройти. Мне стало страшно, что это может случиться с Эндрю или его просто зачистят. И это могли сделать любая из корпораций, а не только какой-то конкретный злобный хуй. У меня могли отнять мою Тень и заставить что-то делать, угрожая ему… Могли… Я оборвал себя, потому что вариантов было слишком много. Я сидел так, должно быть, несколько часов, с совершенно пустой головой, просто глядя перед собой, пережигая мысли в мозгу, надеясь согреться в этом пламени. Я чувствовал себя совершенно беспомощным. Это снова свалилось на меня, как только Эндрю исчез из поля зрения, отправившись во дворец Принца. Послышался грохот в конструкциях, и над полом моего позорного укрытия появилась темноволосая макушка и пара карих глаз. Я спрятал лицо в ладонях и подтянул ноги, заливаясь глубже. Мне стало стыдно, что я в таком виде. Я даже не понимал, в каком я сейчас облике. — Кай? Любовь моя, что случилось? Эндрю забрался внутрь ниши и осторожно приблизился. Я смотрел на него сквозь пальцы и судя по тому, что было на его лице, выглядел жалко. Он присел рядом на колени, и я почувствовал, как теплые руки обвивают меня, прижимают и прячут; я почувствовал теплый поцелуй на своей макушке, и мой мир погас.***Кай***
Я стоял посреди бескрайнего поля по пояс в зеленой траве, а бездонное небо заливали угасающие закатные огни, сквозь которые уже просвечивали звезды. В лицо дул теплый ветер. Откуда я знаю это место? Почему я чувствую, что дома? Я побрел вперед, опустив руки, и стебли ласкали ладони… Я просто шел вперед, пока не заметил, что мне навстречу что-то движется ускоряясь. Меня окружало несколько скрытых травой существ… Я остановился, пытаясь понять, надо ли бежать, но тут в руку ткнулось что-то холодное и влажное. Я опустил взгляд. Волк. Громадный, лохматый и серый сунул нос мне под руку и застыл, глядя умными желтыми глазами. Рядом, один за одним, появилось еще несколько. Звери терлись о ноги и ластились, урча, толкались и пытались забраться на руки. Я рассмеялся и рухнул в траву, раскинув руки. Серые мохнатые тела сбились вокруг и легли, сложив морды мне на грудь и живот. Под моей головой появилась еще одна морда, и пара желтых глаз уставилась прямо в душу. Рагул. В голове всплыло его имя. — Просыпайся, десятник, — заговорил он, не открывая пасти, — тебе пора. И я очнулся.***Кай***
Я обнаружил себя на руках у Эндрю, который крепко сжимал меня в объятьях и слегка покачивался, прижав мое лицо к шее так близко, что он почувствовал. как глаза открылись, потому что ресницы щекотали его кожу. Он ослабил хватку, и наши взгляды встретились. — Прости, я заставил тебя волноваться… — Я правда чувствовал себя виноватым. — Перестань… — Его голос был хриплым. — Ты в порядке? — Я протянул руку и погладил его по щеке, кожа была влажной. — Теперь уже намного лучше. — Он поцеловал меня в нос. — Что случилось? Я не нашел тебя у Карло, и ты не отозвался, выстроив такие стены, что я не смог прорваться. Пришлось выслеживать тебя по запаху. — Я… У меня сдали нервы, и я не смог взять себя в руки и просто спрятался. — Расскажи мне. Я отрицательно покачал головой. — Давай не сейчас? Я соберусь и все тебе выложу, просто не отпускай меня, пожалуйста. Он крепче прижал меня к себе, уткнувшись лбом в лоб. Я гладил его по щеке и смотрел в карие глаза, которые, казалось, светились изнутри, как темный янтарь. Постепенно этот свет вытеснил все страхи, согрев и успокоив. Мой любимый терпеливо ждал, пока я приду в себя, не торопил и не призывал собраться. Он просто смотрел на меня и гладил по спине. — Ты знаешь, как сильно я люблю тебя? — Знаю. — Он наклонился и поцеловал меня в губы.***Кай***
Мы спустились с конструкций, и Эндрю поволок меня в какую-то забегаловку на самом краю рынка, объясняя, что знает хозяина и мы можем там посидеть вдвоем без посторонних глаз спокойно, но при этом нас еще и напоят. Я снова выглядел как Рэй, но самоощущение осталось прежним, а оболочка сейчас казалась просто неудобным костюмом, хотя начинал подумывать об изобретении новой личности, которую бы никто не знал. — Если у тебя снова сдадут нервы, мне искать тебя там же? — он улыбнулся, держа меня за руку. — Не-а, это позорное убежище скомпрометировано, и я не вернусь туда, придется искать новое. — Я ответил таким тоном, будто это была шутка. — И не если, а когда. — Давай попробуем до этого не доводить? — Учитывая тенденции… шансов мало, — я признался. — Я уже боюсь того, что вывалится следующим. — Страх — это хорошо, ты знаешь? — Ой, да неужели, — я мог только хихикнуть.***Кай***
Местечко оказалось темным, но хорошо обставленным; кругом вился запах благовоний. Маленькие столики и ряд дверей закрытых кабинетов, почти пустой зал. — О, Лаки, доброго дня. Тебе как обычно? — Привет, Дэниэл. Да, только на сей раз на двоих. — Эндрю кивнул человеку за стойкой. — Второй кабинет в твоем распоряжении. — Бармен почему-то подмигнул. Мы прошли в тесную комнатку, где с двух сторон от стола стояли узкие диванчики, — на этом место заканчивалось; резной светильник с потолка бросал мутные узорчатые тени. Я забрался в угол, Эндрю сел рядом. Через пару минут появился Дэниэл, поставил на стол бутылку и пару рюмок и тарелку с чем-то жареным. Он посмотрел на меня с ухмылкой и ушел. — Почему он на меня так смотрит? — Когда я приехал в Ноктис… я нашел это местечко и бывал тут время от времени вот с этой дамой. — Он взял бутылку, откупорил и налил в обе рюмки. — А иногда — двумя или тремя. Он решил, что я топлю разбитое сердце. Я не стал его разубеждать. Эндрю подвинул мне рюмку и поднял свою. Мы чокнулись и выпили. Это было что-то очень крепкое, сладкое и пряное. Очень крепкое… мне обожгло горло. — Ты пил? — Как не в себя, временами. — Он снова наполнил рюмки и посмотрел на меня с нежностью. — Я боялся, что иначе очередной одинокой ночью все брошу и сбегу к тебе. Я взял рюмку и принюхался, разбирая запах на составные части. Какие-то специи… было похожие на пряный ром. Мы снова выпили, чувствуя, что алкоголь начинает делать свое дело. Эндрю снова наполнил рюмки и придвинул тарелку со снеками, а потом скормил мне один. Я повернулся на диванчике боком и закинул ноги ему на колени, рука парня тут же легла мне на бедро. — А однажды, когда Зак свалил по поручению Дандоло, оставив меня в городе, я зашел сюда, и Дэниэл поймал меня за язык и стал допытываться, что меня так доконало, раз я никак не приду в себя. И я вывалил на него всю эту историю про то, что я не могу вернуться, пока не закончу дела, но однажды… однажды я приду сюда с тобой вдвоем, и он увидит, что ты стоишь каждого гребаного дня и каждой чертовой бутылки. — Он потер лицо. — Тени, я был тогда настолько пьян, что ему пришлось тащить меня. Я молчал, глядя на него. Часть воспоминаний, которыми он поделился, были смазанными, и теперь я понял почему. Это была какая-то другая его сторона, которой я раньше не видел… или просто не смог заметить. И сейчас он просто притащил сюда и делился ей, выговаривая и запивая этим… что бы это ни было. Я поднял рюмку, мы чокнулись и выпили, и Эндрю снова наполнил их автоматичным движением. Он зажал в зубах снек и наклонился ко мне, предлагая взять, я приподнялся навстречу и откусил; наши губы на мгновение соприкоснулись. — Пока мы совсем не напились… До чего договорились с Принцем? — До чего-то они точно договорились, — он дернул плечом и на секунду закатил глаза, — но без меня. Через полчаса после начала «белого совета» я почувствовал, что с тобой что-то совсем не так, и ушел тебя искать. Я, должно быть, здорово всполошил Карло… — Мы завтра перед ним извинимся. Я протянул кусочек закуски Эндрю, и он взял его губами, поцеловав пальцы. Мы снова опустошили рюмки; алкоголь действовал, расслабляя и согревая. Мой любимый позвал бармена и попросил сразу вторую бутылку, а потом запер кабинку изнутри на засов. Он вернулся ко мне, вновь закинув мои ноги на свои колени. Мы посидели немного молча, просто глядя друг на друга и держась за руки. Потом Эндрю тяжело выдохнул и снова налил зелье в рюмки. — Когда вы ушли, у меня как будто внутри что-то треснуло. — Я покусал губы, крутя пальцем по ободку рюмки. — Мне захотелось спрятаться подальше. Но мне не захотелось исчезать, как это было раньше, — просто забуриться поглубже. Я особенно не думал, куда иду, просто забрался и все. Я думал о том, что узнал благодаря тебе, что ты со мной сделал за все это время… Я понял, что те, кто сделали из меня того, кем я себя считал, когда нашел тебя. Им же я обязан этой встрече. И это порвало меня в клочья. Я ненавижу их за то, что они сделали, и благодарен… И я не знаю, как с этим жить. Мы снова чокнулись и опустошили рюмки. Эндрю молча налил и посмотрел на остаток в бутылке. — Когда мы встретили генетика в исправительном лагере «Изобилия», он передал нам журналы для Скотта. А потом… потом Зак вывел старика на разговор. Я был там в этот момент, просто стоял за дверью и все слышал. Мы уже знали, что он спасал своего сына и Амелия чуть не убила его за то, что он сделал с ее отцом… Все это… я слушал и думал… Он спас две жизни, загубив пару десятков в своей одержимости. Я думал, скольких смертей стоило то, что в моей жизни появился ты? И готов ли я принять это так просто? Готов ли я променять свое счастье на десятки, а может, сотни растоптанных жизней, пусть и не знакомых, но все-таки людей? И я, наверное, самый кошмарный эгоист на свете… — Поверь, не ты один. Я поднял рюмку, и мы за это выпили. Чтобы наполнить их снова, пришлось откупорить следующий бутыль. — Если все, что рассказал Красный, правда, то нас не оставят в покое, и, возможно, моя выходка в Долине действительно встанет нам очень дорого. — Я взял рюмку и посмотрел на напиток на свету, пока Эндрю хрустел закуской. — После того, что я вспомнил, угроза сдать меня на образцы стала такой осязаемой… Именно потому, что это не просто слова, потому что я знаю, каково это будет. И дело не в том, что он это сделает, а в том, что он такой может быть не один… Это могут быть другие, даже движимые с самыми благородными целями. И ты под прицелом ничуть не меньше. Он кивнул, поглаживая меня по бедру, и опрокинул в себя рюмку. Я последовал его примеру. — А еще это значит что пока не соберутся в кучу все осколки не не станешь целым. Это же получается… как будто части личности поделили на всех и в тебе только четыре из них сейчас… А две утеряно навсегда, — он поджал губы, хмурясь. — Порезали на части… Я даже помню, как видел одну из маркирующих надписей с обратной стороны банки, в которой лежала голова. — Эндрю стиснул зубы и поморщился, наполняя рюмки. — Я помню, что меня поместили в герметичный ящик, чтоб прекратить процессы регенерации, потому что я впитывал все, чтобы собраться обратно, чтобы восстановиться; все, вплоть до ядов, которыми пытались меня прикончить. — Я откинул голову назад и посмотрел в потолок. — Они что-то не успевали или… да хрен знает… В итоге взяли из образцов остов головы с мозгом и пучками нервных тканей, сунули в питательную среду, дождались, пока это соберется в относительно функционирующее, хоть и мелкое существо, и отправили в бокс, повесив бирку. Мы выпили две рюмки подряд и замолчали. Эндрю уперся локтем в стол и смотрел перед собой, я наблюдал за ним сквозь туман в голове. — Когда я учился в Академии, нам рассказывали про этику в медицине и опыты на людях. Что долгое время этика мешала развитию науки и полностью запрещала некоторые опыты, потом что-то разрешили, но только на добровольцах, — обычно это были те, кому уже нечего терять. Все это было таким далеким и казалось вполне понятным… но чем-то из далекой истории. Думалось, что сейчас все иначе. — Он нахмурился, продолжая смотреть перед собой. — А потом я узнал, откуда берется сыворотка. И понял, сколько стоит на самом деле человеческая жизнь. Это было откровение. В трущобах это называли: «Забрать последний долг». И в итоге вся эта этика просто идет к черту. Она не существует. А потом меня самого продали или отдали… этого я уже не узнаю. Просто как вещь, как бесполезное барахло. — Его речь становилась медленнее, но все еще была четкой и связной. — И выяснилось, что для того, чтобы с тебя не забрали этот долг, надо приносить больше, чем могут выкачать из твоего виска. Просто потому, что они могут это сделать, и никто про тебя не вспомнит, никто не узнает. И приходится делать то, за что ненавидишь себя и чувствуешь грязным, потому что просто работы мало — надо делать, что прикажут. Воровать… Когда я подрос и стало понятно, что вышел личиком, меня пытались подложить какому-то клиенту, но я, вместо того, чтоб лежать и терпеть, начал драться. Мне тогда сломали нос и несколько ребер и бросили взаперти. Когда пришел врач, я попросил не исправлять лицо. — Он потер переносицу. — И ему было достаточно насрать, чтоб он так и сделал. Мы снова выпили, и он наполнил рюмки оставшимся алкоголем и отставил вторую пустую бутыль. Я взял его за руку, переплетая пальцы. Он поднял на меня взгляд, и я успел заметить, как изменилось выражение его глаз, когда он сфокусировался на моем лице. — Почему ты так на меня смотришь? — он спросил. — Как? — Как сейчас… Я не знаю, как это объяснить. Мне кажется, что я тону в этом. Я пожал плечами и оперся о стол, приближая свое лицо к нему. — Я не знаю, как смотрю на тебя, но я вижу, как ты смотришь на меня, и за этот взгляд твоих глаз я готов сделать что угодно. Мне показалось, что у него навернулись слезы, а потом он резко схватил меня ладонями за челюсть и впился в губы поцелуем, долгим и жадным, и я не заметил, как вдруг оказался на нем верхом. Мы остановились, чтобы отдышаться, и сели бок о бок, прижимаясь плечом. Я взял в руки последнюю рюмку, посмотрел на него и опрокинул ее в себя; он сделал то же самое, не отрывая взгляда от меня. В дверь раздался стук. — А он крутой, — я усмехнулся, — хороший бармен всегда знает, когда у клиента заканчивается выпивка. Эндрю передвинулся на край диванчика и отодвинул засов. Еще до того как дверки полностью распахнулись, ему в лоб уперся ствол.