Потому что я люблю тебя

- Тебе обязательно ехать в агентство сегодня? - Нежный голос Ульяны прозвучал немного грустно, мало того - в нём послышались ненавязчивые нотки мольбы, которые девушка изо всех сил старалась скрыть, но Феликс всё равно их уловил и не смог удержаться от улыбки, вызванной приятным теплом, которое в один миг разлилось в его сердце, наполняя его до краёв, как горячий терпкий глинтвейн заполняет собой пустующий до этого момента бокал в зимний холодный вечер. Его любимая маленькая девочка. Видеть лёгкую грусть в её глазах больно, но вместе с тем как приятно осознавать, что она не хочет с ним расставаться, даже на время... - Разве они не могут там справиться без тебя? Не гася улыбки, Феликс мягко опустил ладони Ульяне на плечи и, легонько сжав их, притянул девушку к себе. Она тут же, словно только этого и ждала, прижалась к его груди, обнимая его в ответ, и Феликс жадно вдохнул сладостный запах её кожи и волос, от которого рот немедленно наполнился вязкой слюной - не аромат шампуня, геля для душа или духов, а именно запах самой Ульяны, приятный донельзя и изысканный в своей естественности. - Не могут, Уль, поэтому поехать туда мне всё-таки придётся, - спокойно произнёс он, по выработавшейся нежной привычке касаясь губами её затылка и бережно скользя ладонями по хрупким выпирающим лопаткам и спине. Ульяна, запрокинув голову, кротко посмотрела на него тёмно-карими глазами, снова позволяя ненадолго потеряться в их шоколадной глубине и опять ненавязчиво заставляя растянуть уголки губ в улыбке. - Как раз сегодня и нужно разобраться с большей частью текущих дел, а без меня мои сотрудники, боюсь, там такого могут наворотить, что я потом целый год это разгребать буду. За последние несколько месяцев совсем не было времени заниматься другими делами агентства, вот они и скопились в огромную кучу. Можно, конечно, до бесконечности откладывать неприятный момент, но рано или поздно всё равно придётся уделить этому внимание, так что не обижайся, милая, но оставшуюся половину этого дня мне поневоле придётся посвятить работе. Не обижаешься? Или по возвращении домой мне готовиться к неприятному сюрпризу? Ульяна, слегка улыбнувшись, покачала головой и, теснее прижавшись к Феликсу, снова приникла щекой к его груди. - Конечно, не обижаюсь, - последовал тихий ответ, но Феликс в ту же минуту почувствовал, как её тонкие пальчики несильно, но всё же довольно ощутимо стиснули ткань рубашки на его левой ключице - видимо, нежелание его отпускать давало о себе знать куда сильнее, чем она готова была признаться даже самой себе, не говоря уж о нём. Феликс тихонько вздохнул и нежно провёл ладонью по кашемировой густоте тёмных волос Ульяны, продолжая другой рукой обнимать девушку за талию. Уж кто-кто, а он сейчас прекрасно понимал её неохоту отпускать его даже на короткое время и сполна разделял её: после событий полуторамесячной давности, когда Ульяна чуть было не потеряла его, а он чуть было навсегда её не покинул, причём не по своей воле, ему и самому стала совершенно невыносима мысль о вынужденном - добровольного быть просто не могло - расставании с ней даже на час или два. Все эти полтора месяца Феликс и Ульяна были неразлучны, не оставляя друг друга ни на минуту и проводя вместе почти всё время, но и ему, и ей всё равно было мало этих часов, дней, недель, когда они по вечерам гуляли с ней по городу; или когда они завтракали, обедали и ужинали у него дома (после случившегося Феликс скорее согласился бы встретиться лицом к лицу с самим Сатаной, чем снова позволил бы Ульяне вернуться в её квартиру на набережной, где она обосновалась почти год назад и где опять большую часть времени вынуждена была бы проводить одна, будучи совершенно беззащитной, и сразу же настоял на том, чтобы девушка немедленно снова переехала к нему, и Ульяна не стала с ним спорить, только попросила съездить с ней в её теперь уже бывший дом, чтобы забрать остававшиеся там вещи); или когда они с ней вечером проводили время в гостиной перед горящим камином и пили искусно сваренный Ульяной кофе по-восточному или наслаждались изысканным вкусом элитного вина, заедая его спелыми фруктами; или когда они с ней в сумерках очередного дня сидели на кухне и пили чай с испечённым Ульяной открытым пирогом из хрустящего золотистого теста и с густой ароматной клубничной начинкой; или же когда они с ней проводили незабываемые фантастические ночи любви, причём как-то так выходило, что ни для Феликса, ни для Ульяны не имело никакого значения, где именно их захлёстывала роковая волна страсти - в спальне, в гостиной или вообще на крохотном кожаном диванчике в прихожей: они оба в это время полностью растворялись друг в друге, охваченные жгучим желанием утолить жажду, вызываемую друг у друга одним только присутствием или случайным - а чаще намеренным - прикосновением, и для того, чтобы хоть немного исчерпать сосуд с их общей и обоюдной страстью, в ход шло всё, что только было возможно: поцелуи, объятия, ласки, слияния воедино... Но всего этого было недостаточно, Феликсу и Ульяне всё время хотелось большего, и вынужденные разлуки, пусть и кратковременные, когда Феликсу нужно было съездить в агентство, становились и для него, и для Ульяны не просто парой часов одиночества и временным возникновением грустного чувства из-за того, что любимого человека пока нет рядом, а настоящим страданием, поскольку они уже почти что в буквальном смысле не могли дышать друг без друга. Каждый раз после такого сравнительно короткого, но от этого не менее тяжёлого расставания Феликс, заходя домой, уже был готов к одной реакции Ульяны на его появление, которая стала характерна для неё в течение последних полутора месяцев: едва завидев его на пороге, только-только вошедшим в дом, девушка, чем бы ни была занята до этого, стремглав бросалась к нему с таким видом, словно не видела его целую вечность, а не каких-то два-три часа, подбежав, крепко-крепко обнимала его, сомкнув руки у Феликса за шеей и буквально повиснув на нём - Феликс в это время точно так же сжимал её в объятиях, отчаянно желая наконец-то почувствовать её худенькое хрупкое тело у своей груди, - и, изо всех сил прижимаясь к нему, словно желая стать с ним единым целым, уткнувшись лицом к нему в шею или в плечо, жадно вдыхала его запах. Так они могли стоять и пять, и десять, и пятнадцать, и двадцать минут, обнявшись и наслаждаясь долгожданной (по крайней мере, для них обоих) близостью друг друга. Поцелуи, пылкие слова о том, как он скучал, как ей не терпелось поскорее его увидеть - всё это было потом. Но сначала было вот такое реагирование на встречу друг с другом, похожее само по себе на какое-то неведомое таинство, суть и значение которого понимали только они двое. И Феликс сейчас не сомневался в том, что, когда он сегодня вернётся домой, более или менее разобравшись с делами в агентстве, его будет ждать такая же нежная и горячая встреча с любимой. Эта мысль заставила его снова улыбнуться, даром что покидать сейчас Ульяну по-прежнему не было ни малейшего желания, а уж выпускать её из своих объятий, в которых она устроилась с неподдельным удовольствием и трогательным уютом, словно маленький доверчивый котёнок в руках любимого хозяина, и вовсе было почти сродни пытке. Но, как хорошо известно всем, кто искренне любит, чем тяжелее расставание, тем сладостнее потом будет встреча. Поэтому Феликс, чмокнув приникшую к нему Ульяну в макушку, снова взял девушку за плечи и, мягко отстранив её от себя на небольшое расстояние, но не выпуская пока полностью из своих рук, всмотрелся в её погрустневшее личико, испытывая лёгкую вину перед ней и - как же он в эту минуту мысленно корил себя за это! - непреодолимое желание махнуть рукой на всё дела, которые ждали его сегодня в "Пятой Страже", и остаться с Улей. Но так поступить он не мог, как бы ни хотел этого, особенно принимая во внимание тот факт, что за последние пять месяцев он и так из-за личных дел и непрерывно сменяющих друг друга проблем постоянно пренебрегал своими обязанностями руководителя, полностью переложив управление детективным агентством на сотрудников и предоставив им собственными силами разбираться с делами, клиентами и сложными ситуациями, возникающими всё чаще по той причине, что он тогда окончательно утратил контроль над всем происходящим параллельно своей личной трагедии и пустил остальное на самотёк. Так что теперь, когда его собственные проблемы более или менее устранены, а жизни любимой женщины и заодно его собственному душевному спокойствию не угрожало ничего по-настоящему серьёзного, пора было снова становиться взрослым ответственным мужчиной и заняться, наконец, другими насущными делами, которых наверняка накопилась целая гора размером с Эверест, пока он в течение почти целого года сражался с тёмным посланником в лице Макса, защищая от него всех людей в городе в целом и свою любимую Ульяну в частности. Теперь же предстоит пожинать плоды своего долговременного бездействия в делах агентства и как-то разруливать то, что возникло за время его пассивного руководства. - Ульян, мне пора, - с лаской во взгляде и твёрдостью в голосе проговорил Феликс и, снова подавшись к Ульяне, на мгновение прильнул губами к её лбу; девушка прикрыла глаза, наслаждаясь его лаской, отчего её длинные пушистые ресницы красивыми густыми тенями опустились на молочно-белую кожу щёк, полностью накрыв собой скулы, что успел с нежностью и восхищением отметить про себя Феликс, а потом вздохнула с явной печалью, видимо, поняв, что всё же придётся отпустить любимого. - Ну, не грусти, прошу тебя. Я обещаю, что постараюсь побыстрее там со всем управиться и сразу же вернусь к тебе. Ты же и сама знаешь, как бы я хотел сейчас остаться... - Знаю, - кивнула Ульяна, и Феликс, убрав, наконец, руки с её плеч, отпустил девушку, невольно удивившись тому, каких моральных сил ему это стоит. Сама собой пришла на ум мысль, что сражаться каждодневно с Максом, рискуя собственной жизнью, было куда легче. - А может, мне с тобой поехать в агентство? - неожиданно спросила девушка, и в тёмно-карей глубине её глаз затеплилась неподдельная надежда, а уголки пухлых розовых губ слегка тронула зарождающаяся улыбка. - Побуду там рядом с тобой, подожду, пока ты с делами разберёшься, помогу, насколько это будет в моих силах, а потом вместе поедем домой... Глядя на её оживившееся лицо, Феликс и сам на несколько мгновений вдохновился этой идеей, привлекательная сторона которой заключалась в том, что в этом случае ему действительно не пришлось бы расставаться с Ульяной, да и она будет рада, если он возьмёт её с собой. Но потом на смену секундной радости пришёл Его Величество рациональный довод, твёрдо подсказавший, что дел за прошедшие месяцы наверняка накопилась уйма, а значит, он целиком и полностью будет занят решением возникших проблем и вопросов, следовательно, внимание Ульяне там уделить не сможет при всём желании. И что в этом случае останется делать ей? Сидеть в офисе на диване для посетителей и безмолвно скучать, наблюдая, как он выслушивает отчёты от сотрудников и уточняет по телефону различные вопросы с клиентами? Ульяна, конечно, жаловаться не станет и будет терпеливо ждать, пока он не закончит (работать он ей в любом случае не позволит - отпуск так отпуск, а она и так за последние месяцы благодаря сильным волнениям похудела килограммов на семь, став чуть ли не прозрачной), но Феликс уже сейчас понимал, что не сможет в этом случае как следует сосредоточиться на работе, поскольку будет разрываться между важными делами, которые уже не терпели отлагательств, и ожидающей его внимания Ульяной. И что-то ему сейчас подсказывало, что пройдёт совсем немного времени, прежде чем он сделает выбор в пользу второго. В этом случае о делах агентства точно придётся на сегодня забыть, а к следующему разу их накопится ещё больше, и будет ох как весело. Всем, кроме него... Значит, вариант сейчас остаётся только один. Главное - объяснить всё Ульяне так, чтобы она не обиделась. - Уль, я бы с радостью взял тебя с собой, - наконец обратился Феликс к ожидающей его ответа Ульяне, при этом ни капельки не кривя душой: если что-то в этом мире и способно было обрадовать его сверх всякой меры, так это её присутствие рядом с ним. Но в данный момент речь шла вовсе не о его чувствах к ней.- Но ты пойми, что я буду целиком и полностью занят делами, и ты там со мной заскучаешь. А я не смогу даже лишний раз обнять тебя, и ты почувствуешь себя брошенной. Я этого не хочу, понимаешь, девочка моя? Не хочу, чтобы ты вдруг подумала, будто стала неважна для меня только лишь из-за того, что я буду вынужден посвятить себя работе... - А ещё я буду, находясь там, отвлекать тебя от этой самой работы, да? - перебила его Ульяна с неожиданной улыбкой, и Феликс, на мгновение опешив от её убийственной проницательности, к которой он так и не смог привыкнуть за всё время, что они с Ульяной были знакомы, медленно выдохнул, а потом у него вырвался негромкий смех. Ну как у неё получалось буквально за минуту узнавать абсолютно все мотивы любых его слов и поступков, в том числе и те, о которых он и сам-то, возможно, изначально не подозревал? Она у него телепат, что ли? - Возможно, - наконец сказал он, глядя на неё с несколько смущённым видом (Стоп, а когда он смущаться научился? Незаметно обзавёлся этой способностью, как и многими другими, за полтора месяца их с Ульяной совместной жизни, которая с каждым прошедшим днём всё больше напоминает семейную?), и Ульяна довольно кивнула, словно поощряя его за то, что он предпочёл не изворачиваться и сразу сказать очевидную ей правду, но улыбка с её лица, как с облегчением заметил Феликс, так никуда и не делась, а это означало, что девушка не обиделась. - Но это как раз была бы меньшая из проблем. - Тем не менее, всё равно проблема, да? - Звонко засмеявшись, Ульяна обняла Феликса обеими руками за шею и приподнялась на цыпочках, чтобы нежно потереться лбом о его лоб. Феликс, тоже улыбаясь, прикрыл глаза, машинально положив обе руки на её талию, и глубоко, с наслаждением вдохнул её аромат, желая наполнится им до краёв. - Ты мой горе-актёр... Такую высокопарную речь выдал, что я чуть было не расплакалась. Феликс резко распахнул глаза и с недоумением посмотрел на любимую девушку, не совсем понимая, что именно она имеет в виду и насколько серьёзно стоит воспринимать её слова. Она что же, действительно думает, что всё сказанное им - это лишь нелепая импровизированная речь актёра-дилетанта или наспех придуманный предлог, чтобы оставить её сейчас дома? Ну, если это так, то он готов немедленно пересмотреть своё решение и взять Ульяну с собой или же остаться с ней здесь, лишь бы убедить её в том, что он только что ни единым словом не солгал ей. Как она вообще может думать, что он способен врать в отношении своих чувств к ней? Во взгляде Ульяны по-прежнему не читалось даже намёка на обиду, да и сама девушка продолжала безмятежно улыбаться своей сияющей и немного озорной улыбкой, но всё же Феликс тут же принял решение незамедлительно прояснить ситуацию, потому что до сих пор ощущал себя несколько задетым. - Я не актёрствовал, - тихо и серьёзно проговорил он, глядя прямо в поблёскивающие изнутри золотистыми проказливыми искорками глаза Ульяны, причём привычная и неизменная хрипотца в его голосе стала более явственной, как случалось всякий раз, когда Феликса охватывали какие-то сильные эмоции, не подчиняющиеся привычному контролю, или же когда он обычно ставил цель убедить собеседника в несомненной искренности своих слов. - Всё, что я сказал тебе, - чистая правда. Ульяна крепче стиснула тонкие запястья за его шеей, одновременно приникая к нему ещё ближе, и, пройдясь своим тёплым дыханием по его скуле, нежно очертила губами контур его губ, осторожно проведя кончиком языка по разделяющей их линии, сжатой сейчас в узкую жёсткую нить. У Феликса против воли вырвался судорожный вздох, и он почувствовал, как от прикосновения Ульяниных губ по его спине мгновенно и стремительно начала скользить знакомая волнующая дрожь, приятно покалывающая и щекочущая кожу и заставляющая в одну секунду напрячься все мышцы тела, а внизу живота немедленно обосновалась горячая тяжесть, грозящая неумолимо перейти в пах. Ощущая, как вмиг участилось его дыхание, несмотря на то, что физически он в кислороде никогда не нуждался, Феликс слегка потрясённо усмехнулся и помотал головой, а потом, окончательно капитулировав, сжал руками талию льнущей к нему Ульяны, властно опустив ладони с разведёнными пальцами на изящные бока девушки, и сам приник к ней, сдавшись на милость её ласк и объятий. "А ещё говорят, что под вампирским бессмертием подразумевается в том числе и абсолютная неуязвимость, как физическая, так и эмоциональная," - в искорке стремительно гаснущего сознания промелькнула у него ироничная мысль, причём ирония была направлена на самого себя, а в следующее мгновение Феликс уже был не способен ни о чём не думать, потому что самые нежные на свете губы снова прижались к его с готовностью раскрывшимся губам, а потом влажный сладкий язычок Ульяны ласково вторгся к нему в рот, углубляя поцелуй и желая исследовать от и до все его притягательные для девушки подробности: внутренние стороны щёк, нёбо, подъязычную впадинку - ей Ульяна всегда уделяла особое и тщательное внимание, сводя таким образом своего мужчину с ума, - гладкие поверхности зубов и, наконец, его собственный язык, с которым язычок Ульяны безумно любил сливаться в страстном танце и взаимных ласках, и Феликс покорно подчинился ей и её фантазиям, продиктованным вспыхнувшим желанием, позволяя Ульяне смаковать его вкус и сам жадно упиваясь её поцелуем. Хрупкие ласковые пальчики девушки, мягко скользнув сзади по его шейным позвонкам, чем отправили по телу вампира новый поток обжигающей дрожи и заставили его снова задохнуться от нахлынувшего вожделения, поднялись вверх и прошлись по его волосам, поглаживая тёмную с изрядной проседью поросль и прижимая самого мужчину ещё теснее. Феликс, уже больше не сдерживая себя и позволяя губам и языку Ульяны следовать по и внутри его рта одной ей известным маршрутом, с сотрясшей его руки силой стиснул точёные контуры её талии, так что его пальцы слегка впились в рёбра девушки, но сама Ульяна, похоже, боли или ещё какого-то дискомфорта от его действия не почувствовала, поскольку не сделала даже малейшей попытки вырваться или ещё как-то заставить его ослабить хватку, после чего прижал её низом плоского живота к своему паху, плоть которого, несмотря на стягивающую её ткань джинсов, неотвратимо затвердевала с каждой секундой и рвалась на свободу. Ульяна, несомненно, это чувствовала в полной мере - Феликс мог отчётливо ощутить, как она слегка вздрагивает, без слов понимая, чего любимый мужчина хочет от неё, - а потом, сама подавшись к нему ещё ближе, вдруг потрясающе медленно и завлекающе потёрлась своим тугим животиком о его возбуждённый член, скрытый джинсовой тканью и наглухо застёгнутой молнией. Из головы Феликса в один миг полностью исчезли все мысли, смытые без следа её близостью и запахом, и не осталось ничего, кроме неистовой, всепоглощающей тяги немедленно овладеть любимой женщиной, слиться с ней в единый сплав желания и удовольствия. Ожидающие его в агентстве дела, куда он так решительно и деловито собирался отправиться несколько минут назад, были одномоментно и начисто забыты, словно резко прекратили для него своё существование, как и само агентство; как и весь остальной мир... Сейчас для Феликса существовала лишь Ульяна: её нежные сладкие губы, владеющие невероятными, почти волшебными ласками; её зовущий взгляд прекрасных тёмно-карих глаз; её стройное и самое желанное тело, внутрь которого он сейчас так мечтал проникнуть... Левая ладонь Феликса, словно обладая собственной волей, соскользнула с талии Ульяны на её правое бедро, изящной округлостью которого мог бы восхититься сам Пигмалион, и уже была готова, добравшись до края короткой юбки чёрного платья, в которое была облачена Ульяна, мягко нырнуть под неё, чтобы насладиться не только внешней совершенной формой, но и прикосновением к нежной коже, фарфоровую гладкость которую Феликс уже столько раз ощущал под своими руками, но этот факт всё равно не уменьшает желания погружаться в это ощущение снова и снова, как неискоренимая зависимость от сладкого наркотика. Но как только кончики его пальцев успели коснуться изнаночной стороны юбки Ульяниного платья с краю, в следующее мгновение произошло нечто из ряда вон выходящее, что повергло Феликса в полнейшее недоумение, на смену которому почти моментально пришло возмущение - язык Ульяны, уже целую минуту ласкающий и изучающий внутренние просторы его рта, вдруг резким, бесцеремонным движением, заставившим Феликса в первую секунду обомлеть, выскользнул оттуда, словно неожиданно говоря без слов, что кратковременной сказке пришёл конец, а сама девушка, на секунду зажав его нижнюю губу между своими губами и чуть прикусив её, с не меньшей поспешностью отошла от него назад и, взяв за запястья руки Феликса, уже обе лежащие ладонями ниже её талии, решительно сняла их со своих бёдер. Мужчина, словно громом поражённый от столь внезапного развития событий, которое совершенно не совпадало с его собственными спонтанно возникшими планами на ближайшие несколько часов, какое-то время выглядел ошеломлённым и своим видом неуловимо напоминал безумно голодного дикого кота, у которого из-под носа в последний момент нагло и безжалостно выдернули полную вкуснейшей густой сметаны миску. Ульяна же, отступив на пару шагов назад, но никуда не уходя, остановилась напротив Феликса, почти по-детски заведя руки за спину и сцепив руки в замок на уровне поясницы, и смотрела на него с убийственной кроткой невозмутимостью, словно это не она буквально только что довела его до исступления своим поцелуем, опалившим его душу и тело безудержным вожделением, заставившим его забыть обо всём, а потом, грубо говоря, обломала, резко прервав и сам поцелуй, и только-только зарождающиеся ласки с его стороны, готовые перейти от игривых аппетайзеров к основному блюду, да ещё и недвусмысленно дала понять, что продолжения, желанием которого Феликс успел так загореться, не будет. - Ульяна, это... как понимать? - наконец спросил Феликс тихим голосом, сбавившим диапазон хрипотцы, а растерянность в нём быстро - всего через мгновение - сменилась чуть подрагивающим напряжением - предвестником приближающейся злости, а то и ярости, и об этом говорило ещё и то, что вампир даже и не заметил, как его руки, бессильно повисшие по бокам после того, как Ульяна убрала их от своего тела, сами собой сомкнулись в крепкие кулаки, а каре-зелёные глаза Феликса засверкали недобрым, негодующим блеском, адресованным никому иному, как стоящей в паре шагов от него девушке. - Что это сейчас было? - Ничего, - пожав плечами, ответила Ульяна как можно более невинным и беспечным тоном, но как раз это и не заставляло сомневаться в наигранности этих чувств в её голосе, а тёмно-карие глаза открыто смеялись озорными искорками, в то время как собственные губы ей каким-то образом удавалось держать под контролем и не дать им растянуться в улыбке. - Просто так ты можешь опоздать в агентство, куда очень торопился, вот я и решила тебе об этом напомнить. Тебя же там ждут очень важные дела, так что не смею тебя задерживать, любовь моя. Феликс ещё минуту буравил её мрачноватым напряжённым взглядом, слегка прищурив глаза и чуть склонив голову вправо, словно пытался вытащить какой-то скрытый смысл из её слов и понять настоящий мотив её поступка - Ульяна так и продолжала стоять перед ним с заведёнными назад руками, как скромная малышка-первоклассница перед строгим директором школы, и невинно хлопала глазками, опуская и поднимая длиннющие ресницы, - и, наконец, не сдержавшись, фыркнул от смеха, а каре-зелёные омуты его глаз в один миг потеплели и заискрились, но уже не от негодования, а от неподдельного веселья, вызванного комичностью самой возникшей ситуации. Ульяна, видимо, слегка оторопев от внезапной смены его настроения, удивлённо приподняла тонкие красиво изогнутые линии бровей и с несколько растерянным видом уже было приоткрыла рот, собираясь что-то сказать или спросить, но Феликс, положив руки на её предплечья и легонько сжав их, чем заставил девушку вытащить руки из-за спины, ласково заключил её хрупкие пальцы в свои ладони и, потянув за запястья, снова привлёк Ульяну к себе. - Ты моя маленькая любимая нахалка, - всё ещё смеясь, проговорил он с привычной мягкой хрипотцой и, прижав немного изумлённую Улю к своей груди, плотно обвил левой рукой её талию, а правой обхватил в надёжное кольцо её худенькие плечи, после чего поцеловал девушку в затылок. - Это была такая маленькая месть с твоей стороны, да, мой вредный котёнок? Решила меня проучить? - Немного, - и не подумала отпираться Ульяна, обнимая его в ответ, и, тоже тихо рассмеявшись, уткнулась лицом ему в плечо, отчего следующие слова прозвучали немного глухо. - Я бы с тобой поехала и в агентство, и куда угодно и ждала бы столько, сколько нужно, честно. Но теперь и сама понимаю, что, находясь там, буду только отвлекать тебя, так что лучше мне и правда остаться дома. Так что можешь сейчас ехать в своё агентство с чистой совестью и спокойно заниматься работой, не беспокоясь, что я обиделась. А я буду ждать тебя здесь. И никаких обид, обещаю. Феликс, вслушиваясь в его голосок, в очередной раз не смог удержаться от улыбки и, ещё крепче прижав к себе Ульяну, запечатлел на её дивно пахнущих волосах горячий поцелуй, ласково проведя ладонью левой руки по её спине - от лопаток до линии талии. Ульяна наконец подняла лицо от его рубашки и, подняв голову, посмотрела ему в глаза, и Феликс отчётливо увидел на её щеках лёгкий румянец смущения, говорящий о том, что ей и самой стало немного неловко за свою недавнюю выходку, особенно учитывая то, что подобные поступки совершенно не подходили её натуре. - Прости меня, - совсем тихо произнесла девушка, подтверждая догадки Феликса насчёт причины того, что она внезапно стушевалась, и робко улыбнулась, искренне надеясь, что он всё правильно понял и не рассердился на неё за её импровизированную игру, которую она изначально даже и затевать не собиралась, а теперь искренне поражалась самой себе. - Глупо вышло... - Глупо, - тут же согласился Феликс, по-прежнему всматриваясь в её залитое лёгкой краской стыдливости личико, а потом на его губах вдруг воцарилась едва заметная ухмылка, исполненная игривого коварства, а устремлённые на Ульяну глаза в одно мгновение наполнились почти лихорадочным блеском, высекающим огненные всполохи у самой радужки. Ульяна даже не успела толком задуматься о таких пусть и не очень заметных, но довольно странных изменениях в выражении его лица, не успела сообразить, о чём они могут говорить или предупреждать, как сильные руки Феликса снова соскользнули ладонями на её бока и крепко сжали их, но только в этот раз уже не особо соблюдая осторожность, более чем ощутимо впечатывая кончики пальцев в узкие углубления между тонкими рёбрами и причиняя девушке почти настоящую боль. Ульяна, задохнувшись от неожиданности его действий, быстро опустила взгляд, в котором теперь уже читалось непонимание и назревающий испуг, на его руки, судорожно стиснувшие её талию, словно стальной обруч, а потом подняла голову и в недоумении заглянула Феликсу в лицо, не понимая, что это на него нашло и что он вообще делает. Мужчина наклонился к ней ещё ближе, почти вплотную приблизив своё лицо к её и опаляя её начавшие подрагивать губы собственным горячим дыханием, отчего у девушки, несмотря на шевельнувшийся в душе страх, вмиг начала сладостно кружиться голова, а в висках отдался участившийся стук отчаянно заволновавшегося сердца. - Глупо и очень опасно, - хриплым шёпотом закончил он фразу, ловя прищуренными глазами, в которых ни на йоту не угасал ехидный блеск, её испуганный взгляд и снова обдав её приоткрытые губы своим дыханием. - П-почему опасно? - дрогнувшим голосом спросила Ульяна и машинально дотронулась своими ладошками до напряжённых предплечий его рук, которыми он сейчас далеко не нежно и не бережно сжимал её талию, не позволяя ей отстраниться от него, а её глаза, как намагниченные, не находили ни сил, ни воли оторваться от его глаз, внутри которых сейчас будто взметались вверх загорающиеся алым языки будущего пожара. Полноценного страха девушка пока ещё не испытывала, хотя первоначальный испуг всё ещё покалывал её сейчас изнутри почти невесомыми, но регулярными касаниями десятков тонких ледяных игл, а в целом Ульяна просто не могла понять, что в данную минуту происходит, что минуту назад случилось с Феликсом и почему он так странно ведёт себя. Неужели этот её откровенно глупый и необдуманный горячий флирт, который она резко оборвала на самой интригующей ноте, так сильно раззадорил его и потом заставил почувствовать себя оскорблённым из-за того, что не получил желаемого? Ну да, она немного заигралась, перестаралась, поддразнивая его, возможно, даже завела Феликса не на шутку своим излишне жарким поцелуем и сопроводившими его ласками; но он же не может настолько не контролировать себя, чтобы, словно шестнадцатилетний подросток, вспыхнуть от поцелуя, пусть и довольно страстного, чего даже она сама уже не может отрицать. Феликс, всегда такой спокойный, рассудительный, сохраняющий доминирование трезвого холодного рассудка практически во всём, никогда бы не позволил своим желаниям, какими бы сильными они ни были и как бы ни тянуло забыться на какое-то время в их сладкой обжигающей глубине, встать на целую ступень выше разума и повести его за собой, особенно, когда есть более важные дела и проблемы, по крайней мере, на данный момент. Ульяна, конечно же, уже давно не сомневалась в том, что важнее неё для Феликса никого и ничего нет, и он снова и снова доказывал ей это, а окончательно доказал полтора месяца назад, когда сознательно и добровольно рискнул своей жизнью ради того, чтобы спасти её, ради того, чтобы она смогла продолжать жить, пусть даже и без него... Но ведь он сам же несколько минут назад сказал ей, что накопившиеся дела в агентстве требуют его участия и ему непременно нужно ехать туда. А в следующую секунду Ульяна вскрикнула от неожиданности, потому что то, что мгновением раньше сделал Феликс, совершенно перестало укладываться в голове и поддаваться какому-либо пониманию: резким движением, больше напоминающим грубый рывок, он вплотную притянул её к себе, продолжая стискивать полусжатыми ладонями изгибы её талии, и, прижав девушку грудью и животом к своему телу, которое сейчас излучало собой такое напряжение, что напоминало затвердевшими взведёнными мышцами и почти абсолютной неподвижностью фигуру мраморной статуи (Ульяна сразу же ощутила это, стОло лишь ей оказаться у его твёрдой, изредка вздымающейся груди, и первой её мыслью стало то, что Феликс вообще не дышит), жадно заскользил будто нагревающимися с каждой минутой ладонями ниже, высвободив, наконец, из своего немилосердного захвата измученные рёбра Ульяны, а затем с такой силой стиснул бёдра девушки, смяв ткань на юбке платья, что Уля после короткого вынужденного вскрика задохнулась, но уже от лёгкой боли. - Опасно, потому что я вампир, хищник, - наклонившись к левому уху Ульяны, всё тем же шёпотом, исполненным завораживающей хрипотцы, ответил Феликс, не ослабляя своей хватки, и вдруг, шумно выдохнув и скользнув потоком своего дыхания по её раскрасневшейся щеке, отчего у Ульяны по спине пробежал целый табун напуганных его близостью и действиями мурашек, легонько прикусил нежную мочку её ушка, умудрившись при этом совсем не задеть тонкий золотой ободок и усыпанный прозрачно-белыми фианитами ландыш на серёжке. Ульяна, ахнув, непроизвольно выгнулась в его руках, ещё теснее прижимаясь к нему и уже не обращая никакого внимания на болезненные ощущения, которые ей причиняли вонзившиеся в её бёдра пальцы Феликса. Горячая и невероятная по своей неотвратимой мощности волна возбуждения в один миг прошлась изнутри по её телу, впитываясь сахарными искрами в кровь, выводя на первый план лишь неудержимое желание, которое уже давно вспыхнуло где-то в глубине души и тела ярким будоражащим огоньком, а от ласк любимого, в которых умеренное превосходство и нетерпеливость всегда сочеталось странным образом с затаённой нежностью, оно и вовсе разгорается щедро подкормленным каминным пламенем, запертым в ней и требующим утоления, причём немедленного. - Игры с хищниками плохо заканчиваются, - словно издалека донёсся до уже задыхающейся от стремительно плавящейся тягучим разогретым сиропом и стекающей горячей тяжестью вниз живота неудовлетворённости Ульяны голос Феликса, похожий на тихое хрипловатое рычание, а через секунду кончик его языка медленно обвёл контур её левого ушка, повторяя его форму и заставив саму Улю отреагировать на охвативший её изнутри восторг вырвавшимся из груди тихим всхлипом, а руки девушки, сами собой взметнувшись вверх, вцепились в его плечи. Феликс чуть усилил давление своих пальцев на её бёдра, словно хотел понять, дошёл ли до Ульяны смысл его слов или не совсем; играя с ней, будто упомянутый им хищник-охотник со своей жертвой, но он пока не мог знать, что на смену растерянности и испугу, которые Ульяна испытывала поначалу, уже пришло желание, сравнимое по силе с его собственным, поэтому и задохнулся от неожиданности, когда правая ладошка Ули, вцепившаяся было в его левое плечо, чтобы, как думал сам Феликс, попытаться удержать его, вдруг, сдвинувшись в сторону, быстро проскользнула вниз по его ключице, мускулистой груди, чётким линиям пресса, плоскому животу и резко остановилась на поясе его брюк, скрытом под тканью летней белой рубашки, плотно облегающей его совершенное вампирское тело. Через секунду проворные пальчики Ульяны непринуждённо нырнули под полы рубашки, быстро и без труда справились с застёжкой на ремне и молнией на джинсах - Феликс, опустив взгляд и тяжело дыша, следил за её действиями, но не делал ни одной попытки остановить её, - а потом, уцепившись с левого бока за довольно широкую плотную резинку его нижнего белья, в мгновение ока стянула его с Феликса вместе с расстёгнутыми джинсами до середины бёдер, выпустив, наконец, на свободу его возбуждённую мужскую плоть и выбив этим у Феликса похожий на стон шумный вздох облегчения. Обезумевшее сердце, заходясь в неистовом ритме, заставляло трепыхаться ткань платья на груди и било в голову бешеным степом, а чуть похолодевшие от неясного волнения пальцы нежно и немного несмело прикоснулись к твёрдому подрагивающему члену, прошлись по всей его длине, ощущая выступающую влагу смазки, и замерли у мягкой налитой кровью головки. У Феликса против воли вырвалось шипение сквозь преграду стиснутых зубов, и, подняв голову, Ульяна лишь успела заметить, как зелень его полуприкрытых, а потом внезапно распахнувшихся глаз за долю секунды тонет и растворяется в серебристо-белом океане вампирской сущности, угнездившейся в зрачках. От неожиданности у девушки сбилось дыхание; она не могла так быстро понять что это - опять вынырнувший на поверхность страх или предвкушение, но одно понимала совершенно чётко: останавливаться она не хочет. Хотелось уже самой сделать следующий ход в игре, которую затеял Феликс, хотелось приручить этого упрямого и своенравного хищника, узнать предел своей женской власти над ним... Подступив к вампиру на ещё один маленький шаг, полностью уничтоживший какие-либо намёки даже на символическое расстояние между ними, Ульяна посмотрела прямо в его предостерегающе поблёскивающие серебром глаза, а потом, помедлив всего секунду, потянулась к его губам, обняв его одной рукой за шею. Два дыхания - несущее в себе чистое человеческое тепло и веявшее пугающими нотами нежити - смешиваются воедино, словно соединяя вместе живительный свет и ледяную тьму, бессмертную надежду и такое же вечное отчаяние, жизнь и смерть, после чего и губы встречаются друг с другом, сливаясь в таком нужном сейчас им обоим поцелуе. Только этот поцелуй уже не похож на предыдущий, потому что он несёт в себе не только страсть и жажду влечения - в нём схлёстываются друг с другом его многовековая тоска и её долгая боль, его одиночество и её давний страх, его прошлые разочарования и её попытки очень долго не признавать того, что поселилось в сердце. Схлёстываются, чтобы крепко-накрепко сплестись воедино, проникнуть друг в друга самими корнями, а потом взаимно уничтожиться под натиском несомненно искреннего чувства, которое ведёт мужчину и девушку за собой, заставляет их крепче смыкать объятия, управляет каждым судорожным вздохом, каждой зажигающейся в груди искоркой стремления стать ещё ближе, каждым влажным синхронным движением языков... Ульяна ещё теснее вжимается в Феликса, чувствуя, как он жадно ласкает её губы, развязно вбирая их в себя и чуть прикусывая, как посасывает её язык, делясь с ней кофейной горчинкой и терпко-солёным привкусом недавно выпитой крови, как его руки, бесцеремонным жестом приподняв край короткой юбки, куда более мягко и щадяще, чем было до этого, сжимают её округлые ягодицы, пробираясь умелыми бесстыдными пальцами под кружево лавандового цвета трусиков, уже успевших насквозь промокнуть. Уля, продолжая обнимать его одной рукой за шею, послушно размыкает губы, когда он совершенно собственнически проникает языком к ней в рот, не давая толком дышать и словно намереваясь выпить её до дна, а потом девушка просто забывает, как дышать, и только приглушённо вскрикивает - пальцы вампира полностью оказываются под её бельём, купаясь в её влаге и уверенно прикасаясь к складкам нежной чувствительной плоти. Перед глазами темнеет, тянущее ощущение внизу живота, которое в течение нескольких последних минут становилось всё более явным, в одну секунду доходит своей остротой до нестерпимой точки, и Ульяна, кое-как отклонившись от настойчивых губ Феликса, не может удержаться от задыхающегося крика, который выходит клубком почти осязаемого жара из лёгких. - Феликс!.. - Это всё, что ей удаётся выговорить срывающимся голосом, прежде чем мужчина накрывает подушечкой указательного пальца крошечный податливый комочек нервов у неё между ног и осторожно надавливает на него. Всхлипывая и не осознавая в полной мере, что сейчас делает, Ульяна ещё ближе приникает к нему, хотя, казалось бы, ближе уже некуда, и отчаянно выгибается в спине, подаваясь навстречу движениям его пальцев. Холодный запах его одеколона, будто оставляющий вполне видимые следы на её коже, послевкусие, сочетающее в себе кофе и кровь, разливающийся во рту жар от ядовитой вампирской слюны - всё смешивается в безумный обжигающий коктейль внутри неё, и Уля точно не тот сосуд, который смог бы удержать в себе весь этот безумный микс из ощущений и напролом рвущихся к ним эмоций и не взорваться мелкими осколками. Она чувствует, как по щекам тонкими дорожками бегут катящиеся из-под опущенных ресниц слёзы, а губы её вампира почти ласково собирают их, в то время как его палец наконец-то проникает в её совсем уж неприлично сочащееся влагой лоно, слегка растягивая и чуть заполняя, но всё равно недостаточно, чтобы потушить набирающий обороты пожар внутри её тела. - Феликс... - Не крик и не стон, скорее - мольба, обращённая к единственному для неё в этот момент божеству, и его тихий рык перед тем, как он утыкается лицом в её шею, заставив её откинуть голову назад, и принимается осыпать белоснежную кожу нетерпеливыми поцелуями, одновременно покрывая багровыми письменами любовной страсти. Ульяна обхватывает его за плечи обеими руками, полностью отказываясь от какого-либо контроля над ситуацией, и, хватая губами воздух, который, казалось, стремительно сгорает где-то в горле, тихо скулит, кусая губы и чувствуя, как Феликс добавил к одному пальцу второй, увеличивая растяжение, медленно совершая поступательные движения и поглаживая большим пальцем набухший клитор. - Девочка моя, - хрипло шепчет он, вводя в неё уже три пальца и заполняя лоно целиком. Уля беспомощно бьётся в его руках, жалобно вскрикивая и сжимаясь вокруг его пальцев так отчаянно, что её хрупкое тело начинает бесконтрольно вибрировать. - Какая же ты тугая... В тебе так горячо и мокро... - Пожалуйста, Феликс, - выдыхает девушка, находя его губы и лаская их своими. Пустота внизу живота горит почти реальным пламенем, рассыпая вокруг искры, и избавить её от этого сводящего с ума ощущения может только одно. - Прошу тебя...Скорее... Феликс впивается в её губы поцелуем, который забирает остатки кислорода и вымывает любые мысли из головы, а потом чуть ускоряет темп выпадов своей руки у её тела, и девушка задыхается в крике. Пальцы вампира проникают всё глубже, скользят по мягким мокрым стеночкам внутри её лона, нежно надавливая и заставляя внутренние мышцы сильнее напрягаться, а влажная жемчужинка под подушечкой большого пальца чувствительно пульсирует в ответ на его ласки. - Ещё! - выдыхает Ульяна, полностью повиснув на его руке и подаваясь низом живота в такт каждому его движению. Бёдра девушки раздвигаются ещё шире, пропуская его руку, а на прекрасном личике блестит испарина возбуждения, и становятся всё ярче по цвету пухлые розовые губы, которые она сама безжалостно закусывает в особенно острых наплывах удовольствия. Феликс, не сводя с неё глаз, увеличивает ритм и глубину проникновений, полностью погружаясь в её тело и ощущая, как она судорожно отвечает ему. Горячая, как живой язык пламени... Страстная, как сама дочь Афродиты... Сладкая, как восточное лакомство, медленно тающее на языке... - Ещё! - Этому крику-мольбе, звенящему колокольчиком, невозможно не подчиниться, и вампир, учащённо дыша, двигает в ней пальцами ещё быстрее, чувствуя её дрожь и стекающую по его руке крупными липкими каплями влагу. Точно - сладость, тающая в его руках... - Феликс, прошу!.. Грубоватое нажатие на клитор, и нечленораздельный крик Ульяны вкупе с растёкшимся по её телу оргазмом, когда она отчаянно хватается за его плечи и с жадностью измученного долгой жаждой путника запускает язык к нему в рот, давая попробовать вкус своего поцелуя. Момент неземного блаженства, разделённый на две ранее одинокие души. Сжавшиеся до предела вокруг его пальцев мышцы, наполнившая ладонь влага и смелые ласки её губ и язычка - вот что становится ему наградой помимо её румянца и растрепанного, но от этого ещё более прекрасного вида. Уля утыкается лицом к нему в плечо, стараясь отдышаться и, повернув голову, мягко целует его в шею, словно в знак благодарности, а Феликс вдыхает запах её волос - карамель и сочное яблоко, чуть приправленные терпким фруктовым ароматом, которым обычно пахнут её духи. Она всё ещё дрожит, прижимаясь к нему и вцепившись тонкими пальцами в ткань его рубашки, и Феликс чётко понимает, что, несмотря на ту волну наслаждения, которая сейчас купает Ульяну в себе, этого всё равно мало. За последний месяц у него были и время, и возможности, чтобы более или менее разобраться в истинной натуре Ульяны и понять кое-что важное: сколько на самом деле необузданной страсти и бешеного темперамента скрывается под её вроде бы кротким спокойным обликом, который наверняка обманывал собой не одного мужчину во время первого знакомства с ней, когда они пытались купить её безраздельное внимание и расположение дорогими подарками и комплиментами. Макс, подчиняясь своему вечному и неудержимо несущемуся вперёд локомотиву из перекипающих через край эмоций, вообще пошёл от обратного - пробовал покорить Ульяну то излишней страстью, которая притягивала лишь поначалу, то замашками собственнической грубости, которые в итоге полностью оттолкнули её от него. Теперь-то, спустя полтора месяца постоянного нахождения рядом с ней, Феликс точно знал, что с ней нельзя ни так, ни эдак. Невозможно привязать к себе огненную стихию, просто добавляя в неё лишних искр - ей вполне хватает собственных, и она должна гореть, а не сжигать. И, конечно же, нереально покорить её грубостью и насильным подчинением, если она не хочет быть рядом и рвётся прочь - огонь всё равно вырвется на свободу, оставив на душе своего неудачливого пленителя незаживающие шрамы от яростных ожогов, и никакая сила не сможет его удержать. С ним - с НЕЙ! - нужно действовать совершенно по-другому. Привязать её к себе не страстью и не грубостью, а бесконечной любовью и заботой, против которых точно не устоит её суть. Убедить, что не посягаешь и никогда не посягнёшь на её свободу, поэтому ей нечего опасаться рядом с тобой. Не гореть бессильно рядом с ней, а сделать так, чтобы она постоянно горела для тебя, стать смыслом каждого её нового дня, единственным ориентиром, к которому она будет всегда тянуться. Макс этого, увы, так и не понял... Лёгким уверенным движением Феликс подхватывает притихшую было Ульяну на руки, отчего она тоненько вскрикивает, не ожидая подобного, а потом тёплый поток его магии, подчиняясь мысленному приказу хозяина, за долю мгновения переносит и его самого, и его драгоценную ношу прямиком в спальню. Двухспальная кровать, застеленная пикейным нежно-зелёным покрывалом, привычно принимает на себя тело Ульяны, опущенное Феликсом, и девушка резко вдыхает, когда, повинуясь небрежному движению руки вампира и ещё одному слабому всплеску магии, на ней за секунду исчезает одежда и нижнее бельё, оставляя её перед ним полностью обнажённой и такой уязвимой, причём последнее ощущается ещё более остро. Ульяна ёжится, чувствуя, как колкие мурашки пробегают по голой коже, но не отводит глаз от стоявшего перед ней Феликса, и лёгкий холодок волнения моментально сменяется ощущением горячего песчаного вихря, прошедшего изнутри по её телу, когда она видит, как вампир расстёгивает, снимает и отбрасывает в сторону свою рубашку, а потом таким же решительным жестом избавляется от уже расстёгнутых ею брюк и нижнего белья. Девушку всю начинает потряхивать, дыхание снова сбивается, а внизу живота опять обосновывается горячая тяжесть, забирающая остатки разума и быстро растворяющая воздух в лёгких. Кожу окатывает новой волной жара после того, как Феликс, подойдя совсем близко, опускается прямо на неё, не оставляя больше никаких преград между ними, и Ульяна в полной мере ощущает и приятную обезоруживающую тяжесть его тела, и гладкость горячей смугловатой кожи, и почти неуловимую пряность дыхания, путешествующего по её губам, и твёрдость члена, упирающегося в самый низ её живота. - Феликс, - её прерывающийся шёпот еле возможно различить за частыми громкими вдохами, но устремлённые на него тёмно-карие глаза снова зажигаются по шоколадной радужке крошечными янтарными искрами, а более чёткого положительного сигнала вампиру и не требуется. Он просто впивается в её слегка искусанные губы жадным поцелуем, в секунду поджигающим нутро их обоих, и Уля обвивает руками его шею, притягивая Феликса ещё ближе к себе. Снова пряность, лёгкая горечь и железистый солоноватый привкус вплетаются явными дополнительными нотами в привычный для неё вкус его поцелуя, и Ульяна, чуть приподнявшись под прижимающим её к кровати Феликсом, смыкает лодыжки у него на пояснице. Мужчина резко отрывается от неё и, тяжело дыша, всматривается в её лицо. - Слишком торопишься, - хрипловатый баритон словно ласкает, неуловимо поглаживая, но Ульяне хочется большего, и даже хорошо видимая насмешка в глазах Феликса её не остановит. - Разве? - вполне невинным тоном интересуется девушка, проведя кончиками пальцев по его колючей щеке, а затем снова лёгким поцелуем прикасается к его губам, словно поддразнивая. - Вроде как это ты меня в спальню принёс. Что, была другая причина, которой я не заметила? Вместо ответа Феликс протягивает руку и нежно проводит указательным пальцем невесомую линию от её виска к скуле, а потом и к уголку губ, после чего сам наклоняется к ней. Ещё один жаркий поцелуй, сводящий с ума и будто стремительно выписывающий тонкую огненную вязь на прильнувших друг к другу обнажённых телах. Ульяна не осознаёт, в какой именно момент губы Феликса, смазано пройдясь по уголку её губ, щеке и подбородку, спускаются ещё дальше, и просто бессильно выгибается, чувствуя, как он медленно ведёт цепочку горячих влажных поцелуев по её шее, заново отмечая оставленные им алые следы, по худым выступающим ключицам, обводит губами ярёмную впадину, над которой истеричными толчками бьётся пульс, и, наконец, доходит до часто вздымающихся небольших высоких холмиков груди с затвердевшими розовыми сосками. Уля, несмотря на то, что воздух и так через раз наполняет лёгкие, затаивает дыхание и, закусив губу, гортанно стонет, когда рот Феликса вбирает в себя маленький алеющий круглый камешек её правой груди. Приятно до подрагивающих мышц, обжигающе для каждого нерва, возбуждающе до нового потока горячей влаги между ног... Рука Феликса вцепляется в ткань покрывала рядом с её головой, и длинные пальцы, смыкаясь, почти различимо для слуха хрустят сухожилиями, выдавая, сколько на самом деле силы бурлит в вампирском теле и как отчаянно он старается себя контролировать, чтобы не причинить любимой боль. Его губы и язык нежно ласкают твёрдый сосок, оставляя вокруг него влажную окантовку, посасывают, мягко целуют, и девушка отчаянно бьётся и мечется под Феликсом, не в силах подавлять глубокие стоны, вырывающиеся из приоткрытых губ. Кровь мощным потоком мчится по телу, погружая в топкий омут жара, откуда точно нет выхода, и ей чудится, что их с Феликсом со всех сторон окружает огненно-красный кокон, внутри которого переливаются прозрачно-кровавые кристаллики размером с песчинку и как в замедленной съёмке порхают маленькие лёгкие облачка сероватого-белого пепла. Феликс продолжает свои распаляющие игры, но только теперь уже переходит к левому соску, захватывая губами, посасывая и слегка прикусывая вызывающе торчащую розовую горошинку, украшающую собой центр идеального полушария, словно вишенка - верхушку небольшого торта. Скрещённые за его спиной ноги Ули сцепляются лодыжками в тугой замок, в центре которого оказывается нижняя часть его спины, а с силой обхватившие его бока стройные бёдра, как и близость этого тела, подстёгивающие неистовствующих внутри демонов и постепенно размыкающие кандалы на каждом из них, давая возможность внести свою лепту в творящееся здесь сумасшествие, уже невозможно игнорировать. Сделать её своей немедленно, войти в неё до предела, так, чтобы она могла только задыхаться в страстных криках и беспомощно дрожать под ним, принимая в себя его яростные толчки; в очередной раз почувствовать невозможно горячую тесноту внутри неё, которая всегда хочет только его одного - это желание настойчиво долбит мощным напором в неизбежно отключающуюся голову, и мужчина, даже особо не задумываясь, понимает, что долго сопротивляться не сможет. Ульянин сосок под его умелыми требовательными губами ни в какую не хочет расслабляться, становиться хоть немного мягче, и Феликс, мимоходом поймав себя на саркастичной мысли, что тело Ульяны порой бывает таким же своевольным, как и она сама иногда, легонько, стараясь не причинять ненужного дискомфорта, снова царапает зубами непокорную чуть шероховатую бусинку. Ульяна, дёрнувшись под ним, громко вскрикивает, и Феликс в то же мгновение ощущает липкое тепло её смазки, размазавшейся по низу его собственного живота и теперь стекающей обильными каплями к паху, прямо на возбуждённый член. Подавляя стон, но будучи при этом не в силах сдержать довольной мимолётной улыбки, он начинает усиленно сосать, сглаживая недавнюю лёгкую грубость, а его рука, оставив в покое кусок несчастного покрывала, подбирается ко второй груди девушки, поглаживая чуть тронутую персиковым оттенком загара кожу, способную соперничать своей нежностью разве что с чистым шёлком, осторожно сжимает полушарие в ладони, наслаждаясь его тяжестью и упругостью и теребя большим пальцем сосок. Руки Ули, до этого отчаянно впивающиеся пальцами в его плечи, теперь опускается ладонями ему на макушку и затылок, ещё теснее прижимая его голову к груди девушки, и Феликс чувствует её трепет вперемешку с нетерпением так же полноценно и отчётливо, как огонь в собственной крови, которая с каждой истекающей минутой только ускоряет свой бег, и почти болезненную потребность ниже пояса. Член, вздрагивая и наливаясь ещё большей твёрдостью, трётся головкой о тугой Ульянин живот, и Уля, прогнувшись в спине так, что её поясница почти полностью отрывается от покрывала, скользит по кровати куда-то вверх, пытаясь направить в себя его жаждущую плоть. Феликс наконец-то поднимает голову от её груди и, всматриваясь в её лицо с залитыми почти пунцовым румянцем щеками, прикрытыми глазами и трепещущими длинными ресницами, откровенно любуется ею. Наконец-то она вся, полностью его... Сколько же времени он ждал таких вот волшебных мгновений, наполненных её одобрительными стонами, поцелуями и ответными объятиями, а уж когда именно начал впервые мечтать именно об этой девушке рядом с ним, сейчас не мог даже вспомнить более или менее точно. Наверное, в тот памятный для него октябрьский день их с ней первой встречи, когда, вернувшись из командировки в соседнем городе и только-только сойдя с поезда, увидел у здания вокзала её, уставшую, потерянную, машинально кутавшуюся в видавшую виды и явно не соответствующую холодной погоде кофту поверх тонкого топа с почти невидимыми лямками на плечах, но всё равно держащую лицо, как стойкий оловянный солдатик, и не опустившуюся до того, чтобы лить слёзы. Он тогда, повинуясь непонятному внутреннему наитию, подошёл к ней и, уловив в уставившихся на него тёмно-карих глазах мгновенно встопорщившуюся, как иглы обороняющегося дикобраза, изрядную настороженность, нарочито медленно, чтобы не напугать, снял с себя пальто и протянул ей, будничным тоном сказав, что в нём будет теплее. Сказал, смотрел, как она, всё ещё меряя странно доброго незнакомца недоверчивым взглядом, накидывает предмет его верхней одежды, пряча озябшие руки в слишком длинных для неё рукавах, а сам, невольно подмечая с первой секунды изящную бледность её кожи и собранные в небрежный хвост густые тёмные волосы, понимал, что ему хочется лишь одного - прижать это милое дерзко взирающее на мир создание к себе и прильнуть к её замёрзшим губам таким жарким поцелуем, на какой он только оказался бы способен... Позже, когда после долгих уговоров всё-таки привёл её к себе домой - ну не мог он оставить это кареглазое чудо на холодной улице среди равнодушных людей! - его зародившаяся в тот же день мечта исполнилась - он поцеловал её. Едва они зашли в квартиру, и входная дверь захлопнулась, щёлкнув автоматическим замком, Феликс, положив руку на талию Ульяны (имя - это всё, что он знал о ней на тот момент), привлёк девушку к себе и припал губами к её губам, тут же впитывая их вкус и лёгкий след горячего шоколада, которым он сам угостил её ещё на вокзале, чтобы она немного согрелась. Ту минуту он, наверное, не забудет никогда, несмотря на то, что Уля в тот момент совсем растерялась то ли от неожиданности случившегося, то ли от его напора, то ли от такой внезапной наглости со стороны того, кто уже успел зарекомендовать себя как невесть откуда взявшийся благодетель и кому она поверила. Феликс помнил, как, мягко въедаясь в её нежные податливые губы, ещё не успевшие толком отогреться после промозглого холода октября, прижал опешившую Улю вплотную к себе, чтобы чувствовать её тело своим, погрузился пальцами в пряди её волос на затылке, бессознательно лохматя и без того не самую аккуратную импровизированную причёску, и окончательно растворился в сладком фруктовом аромате её духов и исходившем от неё робком тепле. Потом и вовсе произошло что-то абсолютно невероятное - поначалу непонимающе застывшая в его руках девушка вдруг задышала так же учащённо, как и он сам, словно из довольно просторной прихожей кто-то очень быстро выкачивал воздух, а она, как могла, торопилась урвать лишний глоток, и, к изумлению самого Феликса, дошедшему до него даже сквозь туман накатившего блаженства, ответила на его поцелуй. Одолженное им Ульяне пальто бесформенной чёрной драповой кучей спало на пол, её хрупкие запястья сомкнулись за его шеей, будто полностью разделяя в тот момент стремление Феликса быть ещё ближе друг к другу, и языки столкнулись, взаимно обдавая тёплой влагой, смешивая вкусы и посылая статические заряды в мгновенно разгоревшуюся кровь. А уж когда Ульяна осторожно прикусила его губу, точно демонстрируя так, что она совсем не такая покорная и сдержанная, как он, вероятно, мог подумать, а затем откровенно и без какого-либо стеснения вобрала её в себя, то Феликс, который до этого ещё старался как-то контролировать свои желания и действия, совершенно потерял будто замутившуюся дурманом голову. Его руки, ещё несколько секунд назад просто обнимавшие Улю, вполне собственническим жестом расстегнули кофточку девушки, напоминающую собой короткую олимпийку, и проскользнули под ткань топа, касаясь вздрагивающей гладкой кожи на плоском животе и поднимаясь выше - к аккуратной маленькой груди, которую облегали чёрные кружева бюстгальтера. Надо отдать должное его маленькой прекрасной злючке - она тогда быстрее него пришла в себя, и не успел Феликс более или менее опомниться, как Ульяна, ловко вывернувшись из его объятий и тяжело дыша, залепила ему оглушающую пощёчину, смерила его горящим негодованием взглядом и, тихо всхлипнув, метнулась к двери. Феликс протрезвел мгновенно, и без всяких ненужных объяснений от своей гостьи поняв, что зашёл слишком далеко, сразу же кинулся извиняться, клятвенно обещать, что без её согласия больше пальцем её не тронет, и еле уговорил разве что не метающую глазами молнии Ульяну сменить гнев на милость и остаться. В тот вечер Уля, видимо, давая понять, что всё ещё обижена, не сказала ему больше ни слова и сразу же после ужина ушла в спальню, любезно предоставленную хозяином квартиры в её полное распоряжение. Феликс действительно чувствовал себя виноватым за свою несдержанность, которой раньше вообще никогда не страдал, долго потом упрекал самого себя за необдуманный поступок, оскорбивший Ульяну сразу же после того, как она доверилась ему, но вопреки всему этому в память слишком отчётливо врезалось то, с какой страстью и полной отдачей Уля сама вцепилась в него во время того незапланированного поцелуя, как жарко и умело действовали её губы и сладкий язычок, как она накрыла ладонью его затылок, ближе притягивая к себе и заводя не на шутку... Как бы Ульяна потом ни злилась, в те мгновения он не сомневался, что девушке тот поцелуй доставлял не меньше удовольствия, чем ему. Они провели под одной крышей больше полугода, постепенно сближаясь и притираясь друг к другу, и за это время Феликс, следуя данному Ульяне обещанию, ни разу не сделал попытки перейти границу её личного пространства, хотя уже через несколько недель постоянного нахождения рядом с ней понял, что его мгновенно нашедший в ней отклик порыв в вечер знакомства не был случайным проявлением обычного физического влечения и что он сам и впрямь без ума от этой девушки. Были обоюдные взгляды, долгие и красноречивые, после которых даже сама Ульяна, наконец-то опуская глаза, краснела и прятала улыбку в уголках губ; были неосознанные прикосновения, будто уходящие глубоко под кожу и заставляющие их обоих вздрагивать; было ещё несколько пылких поцелуев, но последними всё и ограничивалось. Как только их губы размыкались, Уля поспешно высвобождалась из его объятий и торопилась куда-нибудь скрыться, а он не удерживал и не настаивал - готов был ждать столько, сколько понадобится. И был уверен, что дождётся, потому что видел, что Ульяна тоже неравнодушна к нему, пусть даже она и вела себя довольно отчуждённо, а засыпали они в разных постелях. Но потом нежданно-негаданно из глубин Ульяниного прошлого, которое всё-таки нагнало её, вынырнул этот чёртов Макс, и всё закрутилось, только в обратную сторону. Появление этого смазливого ублюдка с насквозь прогнившей душой и самыми мерзкими принципами, какие только могут быть, типа "то, что хотя бы один раз прошло через мою жизнь, навсегда принадлежит мне" обратило в прах всё, чего Феликс добился за семь месяцев в день ото дня теплеющих отношениях с Улей. Феликса и Ульяну оттолкнуло друг от друга так резко и так надолго, что под конец вампир уже почти полностью потерял какую-либо надежду на воссоединение с любимой. В тот адский для него промежуток времени, когда его кареглазого ангела не было рядом с ним, он вставал и ложился лишь с одной-единственной маячившей в голове мыслью, которую нельзя было назвать отражением реальности, а скорее, очень близким к своеобразной паранойе убеждением, вдалбливаемым им самому себе круглыми сутками напролёт, чтобы просто не сойти с ума: она вернётся, обязательно, и он непременно должен дождаться этого момента - чтобы всего лишь почувствовать мягкость её волос под своими пальцами, ощутить неповторимый аромат её дыхания, хотя бы ещё раз заглянуть в самые невозможно шоколадные глаза. Случайная, казалось бы, встреча в ветреный осенний день возле серого здания вокзала впоследствии оказалась вовсе не случайной, как и последовавший за ней поцелуй, соединивший в неразрывное целое две смятённые души... Как и пришедшее к Феликсу осознание, что без этой женщины он уже не в состоянии жить. И в тот заброшенный загородный дом, где окончательно съехавший со всех возможных катушек Макс удерживал Ульяну, Феликс помчался посреди ночи не для того, чтобы кому-то что-то доказать и не чтобы выглядеть героем в чьих-то глазах, а потому что просто не мог поступить иначе. И позже, когда уже там смотрел на белое, как полотно, Улино лицо, когда слушал безумные речи Максимилиана, лихорадочно оценивая про себя обстановку и соображая, как поступить; когда ледяная ядовитая жидкость почти коснулась его собственных губ, всё его существо было сосредоточено только вокруг одной мысли - его девочка должна остаться в живых, несмотря ни на что. ... - Ульян, - его ласковый шёпот, осыпающийся бархатистой хрипотцой, заставляет Улю распахнуть прикрытые от удовольствия глаза и встретиться опьянённым от недавних ласк взглядом с потемневшими от возбуждения каре-зелёными безднами его глаз. Разметавшиеся по фисташковой зелени покрывала длинные тёмные пряди, разрумянившийся от его поцелуев и прикосновений фарфор безупречной кожи, топкий шоколад желания в карих глазах - Феликс едва сдерживается, чтобы не войти в неё одним яростным рывком, не заполнить это совершенное тело собой до предела и не отыметь Ульяну так, как он уже давно представлял себе это в своих самых смелых и немного извращённых фантазиях. Нет, он не должен себе этого позволять, не должен точно. Грубости и жёсткости ей более чем хватило с этим чокнутым Вестом, а он однозначно не планирует занимать освободившееся место главного кошмара в её жизни. - Моя маленькая... Ты только не бойся ничего, ладно? Я никогда не причиню тебе вреда, малыш, и не сделаю больно, обещаю. Веришь мне? Ульяна, часто и неглубоко дыша, отвечает ему слабой улыбкой, придавшей ей ещё больше сходства с настоящим ангелом, и привычным естественным жестом, словно так и должно быть, тянется к его губам за очередным поцелуем. Феликс наклоняется к ней, их губы встречаются - и вампира будто выбрасывает в вечер их с ней знакомства, когда он впервые ощутил октябрьскую прохладу на её губах, отголоски вкуса горячего шоколада и влажную сладость её рта. Он, уже не думая ни о чём, самозабвенно вторгается языком в ротик Ульяны, судорожными жадными движениями изучает его, словно надеется впитать её в себя до последней капли, найти невидимые нити, ведущие прямиком к её душе, окунуться в естество любимой женщины с головой, но вместо этого его слух услаждает, разлетаясь дрожью в животе, пронзающий до самого сердца стон Ульяны, давно уже поднявшийся в его восприятии куда выше самой чудесной на свете музыки. Её вкус на языке раскрывается миллионом разных граней: сладость и свежесть, терпкость и нежность, насыщенность и лёгкое послевкусие. Феликс отдаётся целиком своим ощущениям от вкушения самого изысканного и любимого им десерта - поцелуя Ульяны, и потому для него становится некоторой неожиданностью тот момент, когда Уля сама мягко отклоняется от его губ, после чего, крепко обняв его и максимально притянув к себе, так что мужчине остаётся только уткнуться в её рассыпавшиеся тёмные локоны, кое-как проговаривает тихим подрагивающий голоском, не внять которому может только либо человек с железной волей, либо тот, у кого нет сердца: - Пожалуйста... Прошу тебя... Ты так сильно нужен мне... Феликсу не приходится задумываться ни секунды, чтобы понять, о чём именно она просит его так откровенно и почти жалобно - его собственное терпение тоже на пределе, выплёскиваясь через край, как вода из вскипевшего чайника, а от подрагивающего и невыносимо твёрдого члена по телу и крови будто расходятся сотни облечённых огнём атомов, не находящих пока выхода и причиняющих почти настоящую боль. "Ты так сильно нужен мне..." Она тоже нужна ему не меньше, буквально необходима. Ему нужно оказаться в ней прямо сейчас, почувствовать испытываемое ею ответное желание в самом что ни на есть прямом смысле, любить её уже по-настоящему, а не только посредством поцелуев и поверхностных ласк... Уже давно готовое принять его лоно раскрыто почти до предела, сочась липкой смазкой, как надкушенный спелый фрукт, но всё равно Феликса с ног до головы покрывают горячие мурашки, а из горла едва не вырывается крик, когда он наконец-то направляет головку своего члена между увлажнённых складок Ульяны, входя в неё, растягивая тугие стеночки и даря ощущение неповторимой наполненности. Он чувствует, как Ульяна под ним напряжённо вытягивается, вся затрепетав и громко вдыхая, а потом, всего через секунду, от стен спальни отражается её крик, в котором слышится и доля освобождения, и подскочившая вверх на несколько градусов сразу жажда наслаждения, обречённая теперь достичь самых высоких температур. Он на несколько мгновений замирает, давая ей время привыкнуть к его размеру и присутствию напряжённой плоти внутри неё, а сам в эти секунды также пытается совладать со своими эмоциями, с молниеносной быстротой распускающимися огненным цветением в груди. Узкая. Мокрая. Сжимающая его в себе так отчаянно, что перед глазами начинают прыгать светящиеся белые точки... Худенькие пальцы опять с силой впиваются ему в плечи, глубоко проминая кожу и рискуя оставить после себя синяки, а ногти отпечатываются наливающимися воспалённой краснотой полумесяцами, и Феликс прежде чем сделать первый плавный толчок, прикасается к её приоткрытым и что-то бессвязно шепчущим губам успокаивающим поцелуем, разлившим внутри карамельный поток нежности и словно напомнившим, что именно этому мужчине она может доверять полностью и безоглядно. - Феликс, - чуть слышно произносит Ульяна, пробежавшись пальцами по волевой линии его щетинистого подбородка и замерев каждым миллиметром подрагивающего в ожидании тела, и вампир, снова ловя губами её дыхание и урывистые поцелуи, медленно скользит назад, почти полностью покинув её лоно и заставив девушку коротко протестующе вскрикнуть и заметаться на смятом покрывале, а затем снова входит в неё до самого основания, чувствуя каждым яростно вздыбившимся нервом плотно обхватившие его глубины и ответную пульсацию мышц, вмиг сжавшихся вокруг его члена тугим влажным шелковистым кулаком. - Феликс... Одной из особенно подкупающих привычек Ульяны было то, что она всегда, даже во время интимной близости, называла его полным именем, а не снисходила до глупого уменьшительного "Феля", как это делала его бывшая жена Милена, будто понимала, насколько ему это будет неприятно. Они с Улей и впрямь две половинки одного целого - даже на интуитивном уровне чувствуют друг друга так тонко и безошибочно, как не сумел бы никто другой. - Да! - Ульяна, задохнувшись в восторженном крике, неистово извивается под ним, выгибаясь навстречу каждому поступательному движению восхитительно твёрдого члена в её лоно, и Феликс, теряясь в своих же стонах, которые вылетают из раздираемой ощущениями груди вместе с горячим воздухом, наращивает темп, врываясь в желанное и будто созданное специально для него тело быстрыми грубоватыми рывками. Напряжённые бёдра Ули сжимают его бока так крепко, что начинает едва заметно ломить под рёбрами, но как раз это сейчас последнее, что способно привлечь к себе его внимание. Толчок за толчком, ещё глубже, ещё дальше... Добраться до источника всё выше поднимающегося пламени внутри неё, разделить его всепожирающую мощь на двоих... Внутренние мышцы Ульяны критично сжимаются, не желая выпускать его из себя ни на сантиметр, возвещая о скором приближении надвигающегося оргазма, и Феликс резко останавливается, буквально в шаге от вершины блаженства. Торопливо покинув её тело, он отрывисто выдыхает, чуть приструняя разогнавшегося внутри него зверя, и гладит девушку по волосам, путаясь пальцами в мягких прядях, покрывает лёгкими поцелуями её скулы и щёки, ожидая, когда завладевшая Ульяной дрожь немного уляжется. Вампир даже в перерывах между поцелуями смотрит только в её затуманенные страстью глаза и ясно распознаёт воцарившееся в них недоумение. - Почему ты... - Феликс не позволяет Ульяне закончить её вопрос, снова припадая к её рту поцелуем, и девушка сама игриво прикусывает его нижнюю губу, обнимая своего мужчину за шею. - Ты не хочешь меня? Проступившая на её личике обеспокоенность явно неподдельная, и Феликс, слегка улыбаясь, реагирует на это лишь лёгким покачиванием головы. - Вот глупышка, - его низкий баритон прогоняет новый строй мурашек между лопаток, и Ульяна сдавленно ахает, когда вампир прижимается пахом к её животу, давая почувствовать нисколько не ослабшую твёрдость своей эрекции. - Как это тогда называется? Тебя вообще возможно не хотеть? Ты, видимо, до сих пор даже не представляешь, что делаешь со мной каждый раз, когда мы оказываемся в постели. - Тогда...тогда возьми меня, - с пробившимся в её голос стоном просит Ульяна, попытавшись снова притянуть его к себе, но Феликс, с внезапной серьёзностью мотнув головой, бережно размыкает её обвившиеся вокруг его шеи руки, потом так же легко высвобождается из оков её бёдер и поднимается на колени. На приподнявшую голову и с искренним непониманием следящую за его действиями девушку он смотрит с безграничной любовью и нежной теплотой, очень близкой к жалости. Ульяна слегка хмурится - она априори не понимает, как одно может сочетаться с другим, и уж тем более не понимает, что побуждает Феликса испытывать подобные чувства в её адрес, да ещё сейчас. Становится немного обидно, и даже потряхивающий всё тело жар внизу живота отступает куда-то на задний план, возвращая некоторую ясность слипшемуся комку в голове, где до этого не было ничего упорядоченного - только скачущие бешеным галопом мысли о запахе Феликса, вкусе его жадных губ и распирающей твёрдости вонзающегося в неё члена, купающегося в её влаге и давящего собой на самые чувствительные участки. - Я хочу, чтобы ты сделала это сама, - неожиданно проговаривает вампир негромким дикторским тоном, будто делая расчёт только на то, чтобы каждое из его слов она чётко услышала и правильно поняла их смысл. Ульяна непроизвольно передёргивает плечами, мысленно отмахиваясь от непонятно с чего проснувшегося желания прикрыть обнажённую грудь хотя бы руками, а ещё лучше - с головой забраться под покрывало. - Я хочу, чтобы ты перестала бояться и чувствовать себя не пойми кем. Хочу, чтобы ты отпустила все свои прежние страхи и просто была со мной такой, какая ты есть. Все окна в спальне плотно закрыты, но Ульяна вздрагивает, будто по её коже пробегает холодный сквозняк. Феликс мгновенно замечает это, но тут же прекрасно понимает, что несуществующий холод здесь ни при чём, и, сглотнув напрашивающийся тяжёлый вздох, просто протягивает девушке руку. Ульяна, помешкав, вкладывает чуть-чуть похолодевшие пальцы в его крепкую уверенную ладонь, совсем как в ту кошмарную ночь в заброшенной Ивановке, когда загадочные люди в серых плащах, внезапно нагрянувшие туда в самую последнюю минуту, связывали руки рычащему от бессильной злости Максимилиану и затем без всяких лишних разговоров волокли его к выходу, а Феликс, только что отбросивший в сторону стакан с ядом, предложенный ему Максом за жизнь Ульяны, сразу же метнулся к ней, хотя одна из молчаливых фигур успела к тому времени освободить девушку от пут, и, опустившись на одно колено возле сжавшейся в комочек Ули, всего лишь протянул ей руку, будто давая возможность самостоятельно решить, доверять ему или нет. Она доверилась ему тогда, доверится и сейчас. Тоже поднявшись на колени лицом к лицу с Феликсом, Ульяна кладёт одну ладонь ему на плечо, прижимается к нему всем телом, и у его горячей груди накатившее было беспокойство испаряется почти без следа. Ей снова хорошо, уютно и безопасно рядом с ним, как было и всегда, начиная с того вечера, когда хранящее его запах и тепло пальто согрело её не хуже купленного потом для неё же бокала горячего шоколада. Он рядом, а значит, и ничего плохого не случится. - Я знаю, что ты всё ещё боишься, - всё так же спокойно и без тени осуждения произносит Феликс, почти по-отечески накрывая её макушку ладонью, и Ульяна внутренне сжимается в комочек от чувства вины - она-то все эти полтора месяца пребывала в наивной уверенности, что смогла справиться с собой и что Феликс не замечает, как в самые первые секунды после его прикосновений к ней она непроизвольно замирает, ожидая, что вот сейчас придёт боль, что её снова ударят со всей дури по лицу или грубо схватят за волосы. Багровый след от железного ошейника, который Макс несколько лет заставлял её носить, скрывая от чужих глаз под высокой горловиной свитеров и водолазок, давно исчез стараниями Феликса, но вот его внутренняя копия, похоже, всё ещё остаётся при ней. - Сегодня, когда я...не совсем стандартно повёл себя с тобой, я всего лишь хотел проверить твою реакцию. И понял, что ты испугалась. - Я не тебя испугалась, - тут же поспешно отзывается Ульяна, ещё крепче обнимая его. Не хватало ещё, чтобы Феликс связал её внутренних бесов со своей персоной. И о чём он вообще говорит? О тех поначалу немного несдержанных ласках в гостиной? Да по сравнению с тем, что ей приходилось терпеть от Веста, их можно назвать чуть ли не образцом нежности. - Я знаю, - невозмутимо кивает Феликс, успокаивающе согревая своими ладонями её плечи и оглаживая контуры острых лопаток. - В тебе всё ещё живёт тот страх, который он внушил тебе когда-то, и в этом нет ничего удивительного или странного. Тебе не посчастливилось попасть в лапы к настоящему чудовищу, так что, конечно же, это не могло не оставить на тебе свой отпечаток. Но, милая, - он осторожно берёт её за подбородок большим и указательным пальцами, заставляет поднять голову и посмотреть ему в глаза. Ульяна не сразу решается - всё-таки прятать лицо у него на груди куда привычнее и безопаснее, - но когда всё же осмеливается взглянуть на любимого мужчину, то видит в каре-зелёной глубине его глаз неподдельное понимание и теплоту. - Теперь это всё осталось в прошлом, и я хочу, чтобы ты уяснила всего одну вещь: ты свободна, и тебе больше не нужно бояться. Я не знаю, что за полоумные мысли варились у этого психопата в его ненормальной голове, и, честно говоря, не горю желанием узнавать, потому что вижу, что тебе не хочется вспоминать об этом. Но ты не должна бояться быть рядом со мной самой собой, малышка. Не нужно больше постоянно подчиняться и подавлять себя. - Он притягивает её ещё ближе к себе, погладив правой рукой выступающие под светлой кожей рёбра и снова нежно сжав в ладони её левую грудь. У Ульяны мгновенно мутнеет в глазах, а в животе начинает знакомо тянуть. В это время понизившийся до интимной хрипотцы голос Феликса продолжает обволакивать подтаявшим тягучим мёдом. - Сегодня, сейчас, как и в дальнейшем, мы будем только на равных, Уль. Я твой, и ты можешь делать всё, что захочешь. Ульяна, и веря, и не веря в то, что слышит, почти целую минуту с некоторой растерянностью смотрит на Феликса, ища в его словах подвох или намёк на неудачную шутку. Но он отвечает ей максимально серьёзным взглядом, и девушка, протянув руку, немного нерешительно дотрагивается до его лица. Он тут же поворачивает голову и целует её хрупкую ладошку. - Правда можно? - совсем тихо спрашивает она, машинально гладя его по щеке и стараясь так легко не поддаваться заплескавшимся внутри звонким струям восторга. Вместо ответа Феликс приподнимает её, прижимая плоским животом к своей груди, и Ульяна, хоть и тратит последние силы на то, чтобы не поддаться радости раньше времени, счастливо выдыхает и упирается ладонями ему в плечи. - Хочу увидеть тебя настоящую, - так же хрипло изрекает он, щекотнув её шею горячим дыханием, и девушка, наклонившись и опустив руки ладошками ему на затылок, сама обрушивает свои губы на его в таком жарком поцелуе, что у обоих перехватывает дыхание. Феликс сразу же обвивает одной рукой её талию, а пальцами второй зарывается в распущенные волосы, струящиеся пушистой тёмной волной ниже лопаток, и начинает большими жадными глотками впитывать её такую долгожданную страсть, наконец-то вырвавшуюся на свободу из оков страха. Ульяну всю пробирает дрожь нетерпения при мысли, что она теперь может, что ей спустя столько мучительных лет разрешено проявлять свои чувства в полной мере, а не быть безвольной забитой игрушкой в руках жестокого хозяина. Выводя языком во рту у Феликса какие-то совершенно немыслимые узоры, девушка постанывает от удовольствия и чувствует снующие по её обнажённому телу руки вампира, которые повторяют изгибы её талии, поглаживает ягодицы, аккуратно сжимают бёдра, разведённые по бокам от его торса. Ульяна всего на пару мгновений застывает, разорвав наконец поцелуй, глядя в горящие огнём глаза Феликса. Страха нет, потому что он никогда не навредит ей, не причинит боли... Ему можно открыться, его можно любить, ему можно верить, и она это знает. Уля ещё чуть-чуть приподнимается, по-прежнему цепляясь за его плечи, сама медленно сливается с ним в одно целое, и горячая волна омывает её от макушки до пальцев ног вместе с чувством бесконечной любви и доверия, наконец-то вмиг разметавшего по кирпичику возведённую несколько лет назад стену, которая с горем пополам спасала её разваливающуюся на неровные куски психику. То, что она запрещала себе чувствовать, чтобы не увязнуть в ещё одной ловушке и окончательно не сойти с ума от ужаса, наполняющего её внутреннюю тюрьму... Плавный выпад в её тело, её взаимное согласное движение ему навстречу, и благодарный стон Феликса, полыхнувший живым огнём в каждой клеточке. Ульяна, хватая ртом воздух, судорожно прижимает вампира к себе, опять приподнимается и медленно опускается, позволяя ему проникнуть в неё ещё глубже. Губы Феликса снова находят её соски, мгновенно встопорщившиеся и загрубевшие, и Уля гладит его по голове, не открывая глаз и не прекращая неспешных фрикционных движений. Не страшно. Не должно быть страшно - он же ведь никогда не обидит. Её Феликс... "Сучка!" - Хлёсткий удар по лицу, в который никогда не вкладывается даже самой малой толики осторожности - и скула моментально немеет от боли, рот затопляет горький вкус крови, а она только сжимается в беззащитный комочек, пряча под свесившимися волосами беззвучно бегущие по щекам слёзы... - Ульян, я здесь, - самый родной на свете, ласковый шёпот вдребезги разбивает восставшее в её голове кошмарное воспоминание, и Ульяна, осознавая, что её щёки действительно мокрые от слёз, утыкается лицом к нему в шею, вбирая в себя напряжённый член ещё глубже, вся сжимаясь вокруг его пульсирующей твёрдости, сосредотачиваясь лишь на близости с любимым. - Всё хорошо, девочка моя, всё хорошо... "Такие твари, как ты, достойны только этого, и советую поскорее запомнить сей факт," - руки с аристократичными пальцами неторопливо застёгивают ремень на брюках, тяжёлый взгляд тёмных глаз полон мрачного довольства, а Ульяна, без сил упав на пол, кашляет почти до рвоты, пытаясь освободить рот и желудок от остатков отвратительной жидкости, а в голове бьётся лишь одна мысль: "Будь ты проклят! Сгори в аду!" Как же противно, как невыносимо больно и до вибрирующих от нового приступа тошноты рёбер унизительно... Всхлипнув почти на грани истерики, Ульяна, теряя над собой контроль, срывается в практически неистовый ритм, пытаясь затеряться в желаниях изголодавшегося по мужской ласке тела, убежать от настигающих её демонов, уже издалека скалящих свои ненасытные клыки. Она чувствует, что Феликс держит её в объятиях, подстраиваясь под её окатывающие наслаждением движения, и то, как он приникает губами к её шее в нежном поцелуе. Пытается успокоить её, но потянувшуюся вереницу ужасов так быстро и так просто не остановить... "Сильно захочешь пить - дотянешься, шлюха!" - Бокал с водой, набранной из-под крана, намеренно ставится на пол в десяти шагах от неё, а Ульяна, беспомощно следя за тем, что он делает, лишь через силу сглатывает пересохшим ртом, понимая, что ограниченной длины железной цепи, прицепленной к её ошейнику и закреплённой другим концом вокруг батареи, не хватит, чтобы преодолеть и половины этого расстояния. Содранные колени жутко болят, а ещё невыносимо холодно в одном нижнем белье, но на что бы она только не согласилась в ту минуту, чтобы прильнуть потрескавшимися губами к краю бокала грязно-жёлтого цвета и втянуть в себя хотя бы немного живительной влаги, и плевать, что она прямиком из-под водопроводного крана... Последнее видение под сомкнутыми веками - грязно-жёлтый бокал с водой, стоявший на полу в недосягаемой отдалённости от неё - подрагивает появившейся откуда-то темнеющей рябью, потом и вовсе исчезает, а на смену ему приходит похожее, но только совсем другое: тоже бокал, но чистый, с нарисованным на нём улыбающимся и подмигивающим мультяшным зайцем, а внутри - самое вкусное на свете горячее лакомство, один волшебный аромат которого способен растопить кусок льда любой величины, хоть бы он и обосновался глубоко в душе, и даже в октябре заставить все новогодние гирлянды загореться разом. Очень хочется поскорее сделать первый нетерпеливый глоток, чтобы насладиться чудесным вкусом детства и заодно согреть замёрзшее горло, но ей неловко под пристально наблюдающими за ней зеленоватыми глазами, и приходится проглотить свой порыв вместе с голодной слюной. И тут её подбадривает ровный мягкий баритон, в котором отчётливо и совсем не обидно звучат добродушные смешинки: "Пей давай, а то вон как замёрзла." Сказочный напиток разливается горячей сладостью во рту, приносит изнутри первое тепло продрогшему на осеннем ветру телу, после чего становится так хорошо, что она впервые за последние несколько дней находит в себе силы несмело, но более чем искренне улыбнуться тому, кто первым в чужом городе проявил к ней такую невиданную доброту, в существование которой она уже почти перестала верить. Привыкшая к ударам судьбы, обычно сыплющимся на неё как из рога изобилия, Ульяна и не ждёт, что эта капризная дама удостоит её ещё одного вынутого из закромов подарка, но та, видимо, решает то ли удивить её, то ли проявить невиданную ранее милость, и вторым подарком становится вовсе не неожиданное и щедрое предложение Феликса предоставить ей свой дом в качестве временной резиденции, когда Ульяна, честно говоря, очень отдалённо представляла себе, куда ей идти после приезда в Светлогорск - без денег, без вещей, без наличия каких-либо знакомых, хотя бы теоретически способных помочь. Вторым подарком расщедрившейся судьбы, предназначенным для неё, стало совсем другое - его поцелуй, такой же горячий и сладкий, как выпитый ею на вокзале шоколад, и заставивший её впервые ощутить себя женщиной, желанной женщиной, а не бесправным куском мяса, которому в принципе не полагается иметь собственных чувств. Непередаваемо приятная истома и непонятно откуда пришедшее осознание того, насколько она нужна ему, за одну ничтожную секунду смешиваются в теле сумасшедшим коктейлем раскалённых эмоций, и Уля, несмотря на весь прошлый горький опыт, на ещё не до конца зажившие синяки и на окольцовывающую ярко-красную полосу вокруг шеи, ещё не успевшую хотя бы померкнуть, от кое-как раскуроченного разогнутой скрепкой ошейника, показательно оставленного затем на кухонном столе перед побегом, понимает, что не может не ответить прильнувшим к ней губам. Сильный, заботливый, страстный, нежный, уверенный в себе - полнейший антипод Макса, и от этого к Феликсу тянет ещё больше. Ей нравится в нём абсолютно всё, каждая отдельная деталь что-то затрагивает внутри, прописываясь глубокой нестирающейся пометкой на ощущениях: и большие каре-зелёные глаза, и нос с горбинкой и хищно раздутыми крыльями, и резковатые черты лица, отдающие некоторой экзотикой, и короткая щетина тёмных волос, поблёскивающих заметной сединой. И сильные бережные в прикосновениях руки, помогающие почувствовать себя в безопасности, которую она так долго искала. И только когда эти самые руки оказываются под её одеждой, Ульяна заставляет себя притормозить и силой восставшей в его присутствии воли разрывает поцелуй. Ещё не время, ещё рано, ещё не настолько затянулись кровавые борозды на её душе, чтобы вот так, сходу, впускать в свою основательно покорёженную жизнь нового мужчину. И только горячий шоколад бурными потоками струится по венам, не желая ждать... И в ту же кипящую сладость кровь превращается сейчас, когда Ульяна снова сливается со своим любимым мужчиной в поцелуе, а его проникновения, будто высекающие искры из её тела, становятся всё быстрее и невероятнее по своей глубине, доставая, кажется, до самого сердца и срывая с её занятых губ приглушённые крики. - Ещё! - требовательно шепчет она, как только Феликс возвращает ей способность говорить, и её ягодицы под его ладонями начинают двигаться вверх-вниз всё резче и почти отчаянно, помогая разгорячённому лону вбирать в себя почти всю немаленькую длину мужской плоти. Незнакомое ранее наслаждение въедающимися под саму кожу мурашками мчится на бешеной скорости вдоль позвоночника, и ей не хочется упускать ни одного из этих поистине райских мгновений. - Ещё! - Уля! - Резко севший на пару октав баритон Феликса звучит восхищённо и в то же время выдаёт в себе неподдельное изумление - похоже, подозревая о горячей натуре Ульяны, он всё равно не ожидал увидеть, как его обычно ласковый кроткий котёнок превратится в неистово страстную тигрицу. Но отказать ей в её настойчивых просьбах, да ещё и произнесённых таким задыхающимся звенящим голоском, он не может - сам же признал себя принадлежащим ей и разрешил своей девочке абсолютно всё. Он тоже набирает темп, всё яростнее и беспорядочнее вколачиваясь в неё, исполняя все её давние и тайные желания, рваными лоскутами кромсая вбитую Вестом гадостную аксиому, что она лишь жалкое подобие настоящей женщины и не может обладать никакой властью ни над одним мужчиной. Глупости и бред, потому что его душу и сердце эта девушка смогла покорить при первой же встрече, став их полноправной хозяйкой, и сумела сделать это одним только взглядом, брошенным из-под длинных, как у маленького оленёнка, ресниц. Его малышка, его ангел, его настоящая и самая сильная любовь... Слишком горячо, слишком глубоко, так что Ульяна кричит уже во всю силу лёгких, но остановиться уже попросту невозможно, как и выпустить её из своих объятий, и Феликс ещё больше ускоряет толчки, отчётливо видя скатывающиеся по персиковой коже крупные капли испарины, ощущая тугой жар её мышц, стиснувших его член, и чувствуя, как её ноготки прочерчивают на его плечах тонкие царапины, теперь выделяющиеся на его смугловатом теле явным знаком принадлежности только ей одной. А он и не против. Ещё один рывок, самый глубокий и пробравший немыслимой силы пульсацией каждую мышцу - и Уля, на всю спальню выкрикнув его имя, будто звала на помощь, обмякает в его руках. Чувствуя, как и у самого кровь тяжёлым тукающим звуком долбится в виски, Феликс изо всех сил прижимает Ульяну к себе, купаясь вместе с ней в подступившем блаженстве оргазма, и, лишь в последнюю секунду выйдя из неё, изливается на низ её подрагивающего живота. Он ощущает, что Ульяна не может пошевелиться, всё ещё беспомощно сотрясаясь в его руках, и, чуть придя в себя, сам заботливо укладывает её на кровать, осторожно откидывает с лица взмокшие пряди волос и нежно целует в губы. Девушка прикрывает глаза, расслабляясь, и по её распухшим губам блуждает улыбка удовольствия. Чертовски приятная тяжесть в самом низу живота, лёгкие поцелуи, теперь покрывающие плечи и грудь, ласковые прикосновения, похожие на тёплые очищающие струйки воды, родной запах его тела, горячая влажность спермы на коже - всё это так обыденно и привычно для кого-то. И так волшебно для неё. Прижавшись губами к ямке под горлом, Феликс что-то шепчет ей, и Ульяна удивлённо поднимает ресницы, снова погружаясь в полное обожания каре-зелёное тепло. Она ещё никогда не слышала подобного из уст мужчины, но почему-то уверена, что сейчас точно не ослышалась. *** Солнце за окном уже клонилось к закату, заливая стены спальни оранжево-алым светом, и отражалось крохотными янтарными всполохами в тёмно-карих глазах Ульяны, которая задумчиво смотрела на виднеющийся за отодвинутой шторой кусочек посветлевшего неба, не забывая при этом касаться губами обнажённого мужского плеча и оставлять на нём лёгкие благодарные поцелуи. Её живот был вплотную прижат к твёрдым мышцам спины Феликса, хрупкие пальчики ласковыми бегающими движениями обхаживали другое его плечо и руку, свисающую с края кровати, но сам вампир уже минут десять лежал неподвижно и с закрытыми глазами, только чувственные губы были изогнуты в слабой улыбке. А Уля боялась пошевелиться, спугнуть эту полную счастья тишину, окружающую их. - А в агентство ты сегодня так и не попал, - наконец проконстатировала девушка и зажмурилась, еле удерживаясь от смеха при воспоминании о том, как ещё днём со всей свойственной ему решительностью Феликс собирался заняться только работой. Кажется, она на него не совсем положительно влияет, но ради тех потрясающих и наполненных любовью часов чистейшего наслаждения, проведённых здесь и с ним, она готова была ещё не раз пойти на сделку со своей совестью. Один разок так точно. - Есть грех, - немного сонным голосом ответил Феликс и хмыкнул как бы в насмешку над самим собой. - Но избавить тебя от твоего триггера было куда важнее, так что дела могут и подождать. Ульяна ещё ближе приникла к нему, целуя его в шею уже более чувствительно и спустившись ладонью на мягкий рельеф его пресса. Феликс перевернулся на спину и посмотрел на неё с такой нежностью, которую сумела вместить в себя всего одна улыбка, что девушке немедленно захотелось сделать для него что-нибудь эдакое, на что ещё никто никогда не решался. Что-то, чего действительно был бы достоин мужчина, подобравший ключ к её сердцу и открывший ей своё. - Почему для тебя это так важно? - Её вопрос - вовсе не праздное любопытство, ей и в самом деле хотелось знать, почему ради неё он готов был пожертвовать чем угодно, начиная от выкроенного рабочего дня и заканчивая жизнью. Стакан с ядом разбился в том пыльном проклятом доме, но в её ночных кошмарах он до сих пор периодически появлялся, как и застывшая тогда во взгляде Феликса отчаянная решимость. Вампир вдруг перекатился, мягко подминая Ульяну под себя, и прозвучавший ответ, полностью совпадающий с тем, что он сказал ей, ещё когда начал чуть ослабевать пик экстаза, уже не потребовал никаких дополнительных объяснений: - Потому что я люблю тебя.