Противоположности

В комнате царил полумрак. Единственным источником света служила светодиодная лента, закреплённая над столом. Блики от неё падали на бледную кожу, путались в светлых волосах Беннетта, отражались в его серо-голубых глазах, и Феликс находил это на удивление завораживающим. Обычно он не особо обращал внимание на подобные мелочи, но сейчас ему казалось, что Беннетт выглядит особенно красивым. Настолько, что он, Феликс, совсем не мог отвести от него взгляд. Напротив, он неотрывно смотрел на него, изучал каждую черту его лица, любовался. И Беннетт, судя по всему, делал ровно то же самое. Они сидели на кровати в комнате Феликса. Оба ничего не говорили, только глядели друг на друга и держались за руки, крепко сцепившись пальцами. Тишину между ними нарушали лишь машины, редко проезжающие за окном, однако они не обращали на них внимания, слишком увлечённые друг другом. Сейчас для них существовали лишь они оба и больше ничего. Не было ни других жильцов дома, снующих туда-сюда по коридорам, ни Венеры, одиноко стоявшей у окна, вообще ничего. Абсолютно всё в этом мире перестало иметь для них какое-либо значение ровно в тот момент, когда они прошли в комнату и закрыли за собой дверь. Их гляделки могли бы продолжаться ещё очень и очень долго, если бы не Феликс. В какой-то момент он вдруг прикрыл глаза и чуть подался вперёд, очевидно намереваясь сократить расстояние между ними. Беннетт на мгновение вздрогнул, явно подобного не ожидавший, но после лишь слегка улыбнулся и сам притянул его ближе к себе. Их лица оказались в непозволительной близости друг от друга, так, что Феликс мог ощутить у себя на коже его тёплое дыхание. От этого внутри всё переворачивалось. Бабочки внизу живота начинали водить хороводы, сердце ускоряло свой темп. Феликсу даже на мгновение показалось, будто щёки залились пунцовым румянцем. Впрочем, сейчас это было уже не так важно. Значение имел только Беннетт. Беннетт, близость с которым сводила с ума. Беннетт, одно только присутствие которого заставляло его бабочек порхать быстрее внутри. Беннетт, которого ему сейчас хотелось зацеловать. Собственно, именно это он и собирался сейчас сделать. Забравшись к нему на колени, чтобы было удобнее, он положил руки ему на плечи и шепнул: — Можно? Беннетт помедлил пару секунд, а после так же тихо ответил: — Тебе — всегда можно. Феликс растянул губы в лёгкой улыбке, чуть сжал его плечи пальцами и стал покрывать лицо быстрыми, но мягкими поцелуями. Он целовал везде: в щёки, в лоб, в нос, в подбородок и особенно в уголки губ. Последним он уделял больше всего внимания. В первую очередь потому, что знал, насколько сильно они начинали болеть за весь день. В конце концов, Беннетту ведь постоянно приходилось натягивать улыбку. Каждое утро он подолгу стоял в ванной у зеркала и пытался улыбнуться так, чтобы выглядело максимально правдоподобно, и Феликсу было прекрасно об этом известно. Собственно, именно поэтому вечером, когда они оставались наедине, он покрывал его лицо и особенно скулы мягкими поцелуями. Таким образом он будто пытался забрать его боль себе, чтобы ему стало хотя бы чуточку легче. Вот и сегодня тоже. И это действительно помогало: Беннетт постепенно расслаблялся. Его черты лица смягчались, взгляд становился спокойнее. А в какой-то момент он даже закрыл глаза, обхватил талию Феликса и начал сам подставлять лицо, едва не урча от удовольствия. У Хониккера это вызывало улыбку. Ему нравилось видеть Беннетта таким. Нравилось, когда он улыбался искренне, а не фальшиво. Нравилось, когда он показывал свои истинные эмоции, когда не сдерживал негатив, когда просто был собой, Беннеттом. Нравилось, в конце концов, просто проводить время вместе и целовать его нежно-нежно, без какого-либо намёка на продолжение. В такие моменты, как сейчас, ему самому большего и не нужно было. Хватало и этой простой интимной близости, ласковых поцелуев и тёплых объятий. И по лицу Беннетта он видел, что ему тоже всего этого достаточно. Потому что отношения — это в первую очередь любовь, поддержка и взаимопонимание. А секс — это просто приятное, но совсем не обязательное дополнение.