страшно

      и это страшно.       страшно осознавать, что это состояние возвращается и что сейчас тебя нахлынет. страшно что.. и как по щелчку становится тревожно.       рой мыслей слишком шумен для среднестатистического мышления среднестатистического человека с среднестатистическим набором болячек. но есть болячка, что и создаёт этот круговорот ужаса и желания убежать из всего этого, – тревожностью зовут.       страшная вещь, однако.       когда сначала ты доволен всем, что имеешь, а спустя секунды ищешь везде подвох, где раньше и видеть не мог.       но минхо привык. наверное.       сейчас, оставшись одному – в очередной раз за последнее время – его осенило. почему он один? почему, если несколько месяцев назад позволил себе принять чужую клятву быть рядом и разделять эту жизнь. почему?       всё же, многое бывало у минхо в жизни. и не все могло его отпустить.       даже несмотря на приличный срок после бывалого и уже достаточного нахождения в отношениях, ли находит причины сравнить прошлое с настоящим.       те, кто говорят, что забыл бывшего партнёра – наглые вруны, потому что нельзя забыть то, что когда-то дарило тебе эмоции. это воспоминания, это память, это опыт, а опыт не забывается. он принимается, из него делают выводы и уроки. опытом живут, иначе мало какая жизнь могла бы ныне существовать.       и всё же. это не значит, что он все ещё чувствует что-то к прошлому, – нет. ни капли. пустота, да и только. может, разочарование, но и это бестолку. нельзя жить отрицательными эмоциями, иначе мир вокруг таким же казаться будет. но и мир не сказка, поэтому лишь иногда можно язвительно пошутить про свои прошлые переживания, как будто не сгибался от боли в те моменты.       и почему-то сейчас он ощущает ту тоску, что была в прошлом. от осознания рот себе закрывает, по стене скатывается и вспоминает чем такое ощущение кончается, отчего страшнее становится.       мысли душат, мысли добивают, мысли как щупальца мозг оккупировали тем, о чем даже раньше не думалось, горло сковывают и это уже грань. грань всего, что на плаву оставляло       в такие моменты лишь диалоги помогают, но он один. совсем. и сердце предательски щемить начинает. ему нужно срочно оказаться с ним рядом, иначе взорвётся: мир, сердце, мозг, сам он.       и судьба словно слышит терзания ли, посылая ему звук открывания входной двери и явно уставшие шаги в сторону кухни. пришёл, всё-таки.       минхо понимает, что ему срочно требуется выйти – иначе это точно конец. слезы наспех вытирает и – стараясь лицо не показывать – плетётся за чаном на кухню, сразу же спиной вставая и имитируя бурную деятельность в виде готовки перекуса и чая для них двоих. а когда в ответ он даже спиной взгляда не чувствует, не то что начала повседневного диалога, ли прорывает. и этот предательский всхлип выходит явно громче, чем ожидалось. настолько, что вместо реакции ли слышит мягкие и осторожные шаги в свою сторону и сильные руки обнимающие со спины, словно плющи, но уже не те, что душат, а те что защищают от этих самых щупалец и будто всех монстров отгоняют, что чарами своими голову минхо пудрят.       на объятья ли чуть дёргается и руками пытается слёзы остановить, по лицу их растирая, а те текут с большей силой.       смирившись с поражением в своей самостоятельности, парень поворачивается лицом к чану, вглядываясь в родной, но обеспокоенный взгляд, и сразу же прячет свой в ткани чужого худи, притираясь к плечу напротив. знает, что не обидят. знает, что помогут.       спиной ощущает поглаживания и чуть быстрый пульс, но отстраняться не спешит. ждёт, ищет слова, переосмыляет. как он мог считать, что один, если у него тут такое чудо вкуснопахнущее и готовое мир весь разложить у ног минховских? как он только мог? а потом осознает, – разочаровать боится. что образ обычного минхо рассыпется от мимолетной слабости и чан уйдёт, сделав выводы. – расскажешь?, - знакомый голос чуть обеспокоенно, но тихо, задаёт вопрос, с хрипотцой такой, и поглаживать не перестаёт, пытаясь успокоить и в чужое положение войти.       и ждёт. нельзя сказать, что долго ждёт, но достаточно, чтобы минхо успел восемьсот и тридцать три раза пожалеть о своей слабости. но сдаётся. отдаёт чану все свои мысли грязные, липкие от щупалец, мерзкие для обычного человека, но тот не отворачивается, а бережно принимает и распутать пытается, отмыть своими словами ласковыми, доводами нежными и самыми что ни на есть красивыми решениями возвращает обратно. и словно камень с души, словно действительно только что помыли голову минховскую и трепетно все по полочкам раставили. что, как оказалось, один он был не потому, что чан его таковым решил оставить, а потому что время такое; потому что сейчас надо чуть подождать; потому что даже через эти трудности они вместе пройдут; потому что через все проблемы чан все равно старался заботиться и уделять внимание, о чем тихо рассказывает и показывает что и где, а минхо охает каждый раз, понимая что счастье их – минчановское – в мелочах и желании защитить друг друга. а ещё в мимолетных смешках даже когда о серьёзном говорят. тьма отступила – бог с ним, если ненадолго – и все потому, что человек правильный. потому, что больше не страшно.