Во имя власти и ненависти

      Почтальон пришёл рано. Кориолан услышал звонок, когда завтракал, открыла дверь «Ма». Кориолан решил, что это пришли счета, а они обычно сразу переходили в руки Страбону Плинту. Это было крайне удобно.       — Кориолан, — позвала Тигрис, и он обернулся. — Ты чего?       Он поджал губы и повозил вилкой по пустой тарелке.       — Ничего, всё хорошо. Ешь, — бросил Кориолан, заметив, что Тигрис едва ли притронулась к завтраку. — Вы с миссис Плинт здорово готовите.       Тигрис вяло улыбнулась. Она сегодня зачем-то подорвалась на ноги ни свет ни заря и уже выглядела уставшей. Кориолан уговаривал её перестать так делать — у них теперь достаточно денег, чтобы нанять кухарку, да и «Ма» после переезда взяла готовку в свои руки, так что напрягаться Тигрис было не нужно от слова совсем. А она зачем-то продолжала вставать в рань и готовить, будто они до сих пор жили как бедняки. Соскучилась что ли по скверным денькам? Кориолан с Тигрис знали друг друга с беззубого детства, потом жили вместе долгие годы, перенесли ужасные Тёмные дни, а после немалая заслуга в том, что Кориолан выиграл Голодные игры, принадлежала как раз Тигрис. Если бы не её совет и помощь с заботой о Люси Грей, кто знает, может, он с Люси Грей и не нашёл бы общий язык. «А ты представь, что это тебя выбрали трибутом и тебя отправят на арену. Что бы ты чувствовал?» — сказала Тигрис полгода назад безо всякой насмешки, а лицо её было серьёзным и даже печальным. Это и положило начало его истории с Люси Грей, такой яркой и такой короткой.       И недавно Кориолан считал, что они с кузиной словно части одного целого, понимают друг друга с полуслова и помогают. Тигрис столько раз его выручала! Она даже когда сама была маленьким ребёнком, заботилась о Кориолане. Её шёпот ласково повторял: «Корио, всё будет в порядке», хотя голос у Тигрис дрожал, а наверху взрывались бомбы, от которых они прятались в тёмных катакомбах. Да они вместе столько всего прошли! И Кориолан больше всего надеялся, что этого никогда не повторится. Тёмные дни, конечно, скрепили их небольшую теперь семью навсегда. Но чтобы пережить всё это заново? Извольте, не хочется. Для них с Тигрис и так хватило испытаний, Кориолан не мог отделаться от неясных воспоминаний, ужасных и потонувших во мраке. И он безусловно был благодарен кузине, что она, такая милая и добрая, прошла этот путь с ним.       А сейчас словно что-то оборвалось. Это из-за того, что он отринул жизнь миротворца и поступил в Университет под началом доктора Галл? Но иначе, милая кузина, его (да и её с Мадам-Бабушкой) жизнь сложилась бы совсем не так, не было бы счастливого конца, доктор Галл не позволила бы. Иначе нельзя. Он ведь старается ради семьи, а кто как не Тигрис должна это понимать? Она просто обязана принять это, это её долг. Кориолан же смог столького достичь! И что, где восхищение? Они не говорили об этом прямо. Они теперь вообще всё реже говорили по душам. Но Кориолан хорошо угадывал настроение Тигрис. И с лета эта тёплая искорка, их семейная любовь, взращенная с детства, явно начала гаснуть.       Тигрис и посмотрела в окно, за которым падал мелкий снег. Кориолан поднял брови и спросил:       — А у тебя всё хорошо?       Ответила она не сразу. От Кориолана не укрылось, как Тигрис сдвинула брови, но потом сделала лицо ровным и кивнула.       — Да, всё славно. Не переживай.       И Кориолан вновь решил последовать её совету: не переживать. А у Тигрис и правда всё славно — не надо больше думать, где достать капусты на пустой суп, она может красиво одеваться, а не перебиваться тем, что доставалось от её наставницы Фабриции. Да и работать на Фабрицию, если уж совсем честно, Тигрис не было никакой надобности оставаться в подмастерьях у этой напыщенной тётки. Она могла не работать вообще — Плинт был так богат, что нехитрые просьбы Тигрис покрыл бы не моргнув и глазом. Но она почему-то настояла на том, что останется. Кориолан не стал уговаривать, Тигрис взрослая, сама знает, как ей лучше. Тем более, она так и не рассталась с детской мечтой стать дизайнером.       К слову, об этом. Кориолан думал, что как-нибудь в будущем сможет найти для кузины работу. Ну, пока это было лишь в проекте, так, чистая идея, родившаяся из энтузиазма. Но доктору Галл она понравилась. Работа с ней на удивление оказалась вполне себе терпимой. Отношение к Кориолану её с виду не изменилось: он всё так же был простым учеником, она — влиятельным преподавателем. Но при этом словно сломалась тонкая стена непонимания. Кориолан не хотел этого признавать, но теперь он словно прозрел и принимал ход мыслей доктора Галл. Да и она, пускай и не на людях, а лишь между ними, но стала обращаться к нему не как к наивному школьнику. А почти как к равному. Это было… Непривычно, но вместе с тем начинало нравиться ему. Будто открылось неведомое доселе знание, а в руки попала частичка власти.       С идеей всё произошло спонтанно: Кориолан лишь высказал пришедшую на ум мысль. Что, если не оставлять трибутов в тех лохмотьях, в которых они прибывают в Капитолий, а переодеть во что-то поизящнее?        Доктор Галл повела его вдоль ряда мутировавших уродцев, то ли птиц, то ли змей. Она позвала Кориолана на дружескую беседу ученика и преподавателя — их привычная практика, сделавшаяся привычной, когда доктор Галл выслушивала его предложения. Тогда-то он и рассказал ей, что хочет воплотить в жизнь.       — И что же это за порыв благо деятельности? — поинтересовалась доктор Галл. — Я надеюсь, мистер Сноу, у вас есть достаточная причина, чтобы мы тратились на бедняжек из дистриктов       О, причина у него имелась. Поэтому Кориолан неспешно, с уверенностью заговорил:       — Скажите, доктор Галл, вам на кого приятней смотреть: на плешивую, блохастую псину, которая побирается по закоулкам и вся обросла грязью, или на породистую собаку, которую купают чаще, чем всходит солнце?       Доктор Галл смерила его взглядом и улыбнулась с похвалой во взгляде, но не слишком открытой, чтобы Кориолан не подумал возгордиться.       — Славно, мистер Сноу. Но вам ведь прекрасно известно, что блохастую дворняжка никак не превратишь в чистокрлвную породу.       — Не превратишь, — согласился Кориолан, — но можно сделать вид. А что до сути — разве есть кому из капитолийцев до этого дело?       Он получил одобрительный кивок. И тут же спросил, чтобы закрепить успех:       — Помните, какой фурор произвело платье Люси Грей?       — О, это трудно забыть, — усмехнулась она. — Для кого-то она была девочкой, сбежавшей из цирка, но иные нашли это платье весьма… Интересным. И что же вы предлагаете, мистер Сноу?       — Почему бы не нанять хороших дизайнеров и портных? Замарашки из Дистриктов превратятся в людей в красивых одеждах. Скажите, не правда ли приятней болеть за красивых людей, чем за чумазых дикарей?       Доктор Галл довольно кивнула, а Кориолан понял, что идея вполне может претвориться в жизнь. Скорее всего, не на Одиннадцатых играх. Её пока надо доработать, найти, чем покрыть финансовые расходы, понять, когда и где переодевать трибутов (не в зоопарк же таскать великолепные наряды), но вот в будущем… И Тигрис вполне могла взяться за эту работу. Чувство вкуса у неё было безупречное, уж кто как не она сможет пошить наряды для трибутов? Может, и не нужны будут другие дизайнеры, кузина сама справится. Она же так любит шить. И расходов меньше — Тигрис ведь не захочет, чтобы его идея провалилась, и согласится поработать за не очень большую сумму. И доктор Галл будет довольна. А от её довольства зависело будущее Кориолана. Какой бы чокнутой Галл не была, приходилось во всём ей угождать, потому что пока она была влиятельней. Хотя у Кориолана были кое-какие планы на будущее, в котором он поднимается на ступеньку выше, чем доктор Галл.       Дорога от пентхауса Сноу до Цитадели пролегала через Академию, как бы Кориолан к этому не относился. Поначалу он испытывал смешанные чувства, проходя мимо Академии, но вскоре привык и ощущал лишь, как слабо трепыхаются воспоминания. В остальном он постепенно пришёл к равнодушию. Конечно, трудно относиться так к месту, где ты проучился большую часть своей жизни, но вместе с тем Кориолан похоронил и не самое приятное, что осталось после Академии. Как он и ожидал: отпустив это, жить стало куда легче.       Старину Каску Хайботтома похоронили в начале сентября, как только его тело обследовали после внезапной смерти. Это прошло довольно тихо и тускло в сравнении с похоронами Арахны. Но Кориолан был рад — не было желания провожать этого сноба в последний путь ещё одним гимном. Правда, немного было жаль. Всё-таки умный был человек, даже пьяным смог придумать такую гениальную вещь, как Голодные игры. Но что было, то прошло, давно пора освободить дорогу молодым и перспективным, как Кориолан.       Директору диагностировали анафилактический шок. Но это, конечно, было официальной причиной смерти, предназначенной для непосвящённых. Кориолан догадывался, что не один он знает о том, что действительно произошло. Очень удобно быть с доктором Галл в хороших отношениях — такие мелочи не всплывают. Кориолану было противно думать о моменте, когда он подмешивал яд в колбу с морфлингом. Будто поступал по-крысиному, втихую убивая человека его же руками. Но Хайботтому было пора на покой, он выдал всё полезное, что мог, и после лишь отравлял жизнь другим. Так что отравление его самого Кориолан считал в некоторой степени благородством — избавление от мучения многих поколений студентов в Академии.       В самой Академии в день похорон учёбу отменили. Кориолан мог бы не приходить — он уже не числился в Академии и симпатии к Хайботтому не проявлял. Но доктор Галл ненавязчиво пригласила его после пар, сказав, что это будет славно, если бывшие ученики соберутся почтить память своего бывшего директора. Чтить по мнению Кориолана там было не особо много чего, но он вежливо согласился.       На похороны пришла Клеменсия. А ещё Феликс с Фестом и Лисистрата. В Кориолане загорелись нежные дружеские чувства, стоило увидеть их, и он подумал, что зря Тигрис сказала так: что теперь он похож на отца. Отец его был жестоким и холодным, а Кориолан ведь умел любить и его тоже любили — одноклассники были рады ему в не меньшей степени. Нет, увольте, какая глупость. Он вовсе не жесток, просто рационален и понимает истинную картину мира.       Клеменсия выглядела несравнимо лучше с тем, как было летом. Правда, она показала оставшиеся чешуйки и сказала, что передумала от них избавляться. «Это теперь вроде моей особенности», — улыбнулась она, и Кориолан порадовался, что к ней вернулась прежняя дружелюбность. Клеменсия поделилась, что поговорила с маминой знакомой стилисткой, и та пришла в восторг — разноцветную блестящую чешую ведь можно так красиво обыграть, это же такая оригинальность. Наверное, оно и к лучшему, раз Клеменсия больше не ведёт себя как стерва, никакая чешуя её не испортит.       Ну а после похорон Кориолан практически и не вспоминал Хайботтома. Чести слишком много.       — О, кажется, почту отдали, — встрепенулась Тигрис, выглянув в окно — наверное, заметила уходящего почтальона. Она задумчиво нахмурилась и спросила: — Кориолан, как думаешь, кому это?       Он пожал плечом. Кузина теперь почти не звала его «Корио», словно забыла и это имя, и всё, что с ним связано. Поначалу это неприятно отзывалось в сердце, и Кориолан всё порывался попросить её так не делать. Кориолан… Это ведь имя для чего-то официального, для Университета, для представления незнакомцам, но никак не для семьи. Но… Ладно. Если кузина так хотела, он не в праве что-то ей говорить. Да и на самом деле постепенно ему становилось всё равно.       «Ма» поднялась к Сноу, позвала Кориолана и протянула ему конверт. Когда они с Тигрис были маленькие, почту обычно отдавали Мадам-Бабушке — она была главной. Потом, когда мадам-Бабушка превратилась в старуху, повёрнутую на величии Капитолия, главной сделалась маленькая Тигрис. Ну а сейчас как-то незаметно власть в их небольшой семье перешла в руки Кориолана. И он не то чтобы был против.       — Это нам, там счета, — пробормотала «Ма», перекладывая желтоватый конверт в другую руку. — А это на твоё имя.       Конверт был шикарный: бордовый, из дорогой плотной бумаги, с печатью сургучом. Кориолан перевернул его и посмотрел, от кого. Филигранным почерком там значилось: «От К. Чалиса мистеру К. Сноу».       Кориолан замер, едва ощущая ладонями бархатистую поверхность конверта. А потом без раздумий разломил сургуч — тот захрустел, как имбирное печенье, и блеснул золотом. К. Чалис — это, без сомнения, Каллиас Чалис, магнат, один из людей, сумевших быстро подняться после войны на ноги и встать так крепко, что никакие финансовые волнения ему были не страшны. Наверное, Сноу когда-то приходили к ним в гости, Кориолан не помнил, слишком маленьким тогда был. Но если его… Вернее, всю их семью, приглашают на званый ужин, никак нельзя было пропустить. Это был шанс укрепить своё положение в обществе. Сначала Плинты, потом Чалисы, так по-немногу Кориолан заведёт нужные связи. Он не помнил, был ли у Каллиаса сын, какой-нибудь его ровесник, чтобы крепко подружиться (не как с Сеяном, становиться наследником ещё одного магната Кориолану было не нужно), но в любом случае приглашение подняло в нём огромную волну воодушевления.       — Тигрис! — воскликнул Кориолан, обернувшись. — Подбери в воскресенье своё лучшее платье. Чалис пригласил нас на ужин.