NO MERCY

Наконец-то можно было поехать куда-то, одевшись более свободно. Из-за обилия чёрного в повседневности, Николас чувствовал почти физическую потребность надеть что-то другого цвета, и выбор пал на белую футболку Sonic Youth. Было странно видеть себя в белом, даже неправильно, Ник задумчиво смотрел на своё отражение, расчёсывая спутанные после сна волосы. Приятно было выспаться — на выходных он лишь один раз выезжал из дома, когда нужно было принять партию кокаина. К счастью, с этим ему помог Мэтт, потому что поначалу Николас откровенно растерялся, не зная, как это вообще должно происходить. В целом, Ноа объяснил, что сейчас будет период затишья, и Ник сможет отдохнуть, потому что он уже разобрал почти все дела. Только время от времени стоит появляться в Доме, чтобы участвовать в общих делах, и что ему стоит иметь понимание о делах в других сферах Омен. Вспоминая Ноа, Ник замер, глядя в собственные глаза, и медленно поднял футболку. Чуть выше пояса стоял огромный красный засос, который немного перекрывала татуировка. Он коснулся его пальцами, на секунду ощутив прикосновение губ, и тут же закрыл глаза, отпуская футболку обратно. Блядь, ну надо же настолько хотеть человека, что от вида засоса становится дурно. — Николас, — раздался скрип медленно открываемой двери (а она всегда скрипела, если открывать её медленно) и голос сестры. Понедельник, одиннадцать утра, Габи дома. Она честно сказала, что не в состоянии пойти в школу после случившегося, ей просто нужен ещё один день, и Николас не смог ей отказать, представляя себя на её месте. “Немного, один день, пожалуйста”. — Что? — Ник открыл глаза и повернулся к сестре. — Я съезжу в Ричмонд? Просто освежиться, кофе выпить. — Если тебе это поможет прийти в себя и завтра пойти в школу, то пожалуйста. Он уже вернулся к своей кровати и сел, чтобы завязать шнурки на кедах, а Габи так и стояла в дверях, глядя на него. То, что она хотела спросить, висело в воздухе, но почему-то Габи так и не собралась с духом задать все эти вопросы по поводу его новой, настоящей работы. Ник сам не хотел начинать этот разговор. — Как мама? — спросил он, не выдерживая этой тишины. — Я сказала, что мы уходим. Сказала, что чувствует себя нормально, всё в порядке, если что “телефоном пользоваться не разучилась”, — она немного улыбнулась, да и Ник не удержался. Приятно было, когда из-за завесы болезни вылезал её железный характер. — Если что, я сказала, что школу затопило, поэтому уроки отменили. — Хорошо, учту, — как будто он собирался заходить к ней сегодня. Хотя глубоко в мыслях он допускал это. Ему правда хотелось увидеть её, но было слишком страшно. Потому что её время ускользало из его рук, которые сделали слишком много, чтобы продлить его. Но всё в ней говорило о том, что надо принять её уход, даже не столько внешность, сколько она сама. Николас похлопал ладонью по кровати рядом с собой, предлагая Габи сесть рядом. Она немного помялась в дверях, но всё же прошла и села, зажимая ладони коленями. — Как ты себя чувствуешь? — чтобы не сверлить её взглядом, он наклонился обратно, затягивая шнурки на втором кеде. — Нормально, — она вздохнула. — У меня чувство, как будто она всегда такой была и будет. Уже не помню другого времени просто. Так что, наверное, это защитная реакция, но я в порядке. Я очень хотела спросить, Ник, а… То, в чём ты замешан теперь… Вот и пошёл этот разговор. Специально, чтобы не смотреть ей в глаза, Ник продолжил возиться с шнурками, вытягивая их на каждом уровне. — Это очень опасно? Я должна сидеть и переживать, что тебя убьют или посадят? — Нет, — с какой-то излишней уверенностью ответил он, хотя ещё недавно допускал мысли, что его могут убить, и это будет как будто к лучшему. — Всё хорошо. Я редко бываю в каких-то опасных ситуациях. И полиция… На их счёт точно не стоит беспокоиться, там всё схвачено. — Ладно, я рада это слышать. Хотя, конечно… Мне всё равно страшно, — она немного помолчала и продолжила. — Это же всё из-за мамы? Из-за неё ты в это ввязался? — Габи, всё хорошо, я взрослый человек и сделал взрослый выбор. У меня были причины, я принял решение самостоятельно. На меня никто не давил и не заставлял. — Хорошо, хорошо, я поняла. Просто будь осторожен, если я тебя потеряю, я, наверное, не выдержу этого. Ник кивнул несколько раз и посмотрел на неё, улыбнувшись. — Всё в порядке будет. Давай, пошли, мне пора ехать. По пути к машине Ник серьёзно взялся за мысль — когда он перестал желать исчезнуть? Как будто в него вдохнули жизнь, дали сил, как будто появилась настоящая поддержка и помощь. И всё свелось к тому, что Ноа перестал быть занозой, и стал… Да. пускай это был только секс, он изменил отношения между ними, сделал ближе, и теперь Николас чувствовал, что он может на кого-то положиться и получить помощь. Хотя бы совет. Хотя бы объятия, которые прячут от внешнего мира. Какой кошмар. Николас дёрнул головой, отгоняя мысли о том, что это всё уже немного больше, чем секс. Нет, ему нахуй не сдались никакие отношения, как и Ноа. Он не готов снова испытывать всё это, да и Ноа ясно дал понять, что думает о романтических отношениях. Пускай всё остаётся просто сексом. Ник закрыл дверь машины. Сегодня было на удивление солнечно, и день приносил какие-то приятные оттенки надежды. Говорят же, что витамин Д — природный антидепрессант. Навстречу ему прошёл Брайан, коротко кивнув, и Ник, проходя дальше, осознал, что вообще перестал чувствовать какое-то волнение или страх перед этим местом. Здесь более чем ощущалась атмосфера обычной большой семьи, только не хватает сварливого старшего поколения. — Ты уже? Стоило зайти в дом, как показался Ноа, вытирающий мокрые волосы полотенцем. Тоже непривычно домашний: какие-то треники и жёлтое худи вместо вылизанного образа опасного представителя Омен. — Да, — Ник повесил куртку на входе, кажется, он всегда вешал её на один и тот же крючок. В доме всегда было достаточно тепло, чтобы начать помирать от жары в куртке. — Так что ты хотел? — А я не сказал? — Ноа улыбнулся. — Нину с Микаэлем выписали из больницы. Плюс, кое-что тебя сегодня ждёт. Расслабься, ехать никуда не придётся. — Кое-что ждёт — подробности можно? Николас последовал за ним наверх. — Нет, сюрпризом будет. Нет, так нет. Николас посмотрел на Ноа, чувствуя при этом приятное покалывание внутри просто от того факта, что они сейчас рядом, и Николас может его коснуться, может им завладеть. Пока что, насколько было известно, Ноа действительно не спал ни с кем, кроме него, и мысль о том, что он пойдёт к кому-то ещё, отразилась неприятным послевкусием. Он с усилием заставил себя подумать, что это не имеет никакого значения, просто так устроена человеческая психика — хочется быть одним единственным и ни с кем не делить, даже если о чувствах нет и речи. Следом за Ноа тянулся приятный тёплых запах геля для душа или шампуня — немного сладкий и цитрусовый. В подвале был спортзал, так что, скорее всего, Ноа прямиком оттуда после душа. — Так мы к Нине идём? — Ты не хочешь посмотреть на Микаэля? — спросил Ноа, оставив полотенце на перилах второго этажа и поднимаясь уже на третий, где находился офис Джолли и его спальня, а также ещё пара комнат, о которых Ник ничего не знал. Потому что до этого момента был там только в офисе Джолли. — Не то чтобы не хочу, просто… Ты уверен, что моё присутствие не вызовет у неё дискомфорта? Мы не то чтобы с ней много общались. — Смеёшься? Всё в порядке, она хорошо к тебе относится. Говорит, что ты тихая мышка, и что некоторым в этом доме стоило бы поучиться у тебя манер. Николас тихо усмехнулся. Слышать такое от жены босса довольно приятно, особенно приятен тот факт, что сказано это было не лично, а кому-то другому. Похвалили. Всё равно было немного неловко, и Николас резко заволновался, не очень понимая происхождение этого чувства. Ноа пригладил растрёпанные волосы, продолжая вести Ника по коридору к спальне. — Она будет только рада показать своё произведение искусства, — хотя лица Ноа было не видно, в голосе слышалась улыбка. Ник подумал как-то это прокомментировать, но прикусил язык. Нет необходимости заострять внимание на его хорошем настроении, а то ещё испортит. Из-за двери уже доносились голоса, Николас сразу узнал голос Фарвеля. — Похоже, мы не одни пришли, — сказал Ноа, приоткрывая дверь без стука. — Нам тут найдётся место? Вопрос был риторический, потому что как только Николас увидел комнату, то стало ясно, что тут кроме Джолли, Нины, Фарвеля, Рамоны, Ноа и него самого смело поместится ещё человека четыре. Они вошли в тот самый момент, когда Нина осторожно передавала Микаэля в руки в Фарвеля. — Какой он маленький, боже мой, — плаксиво сказала Рамона, подойдя ближе к своему парню. — Самое маленькое, что я видела в жизни, я отказываюсь верить, что это настоящий человек. — Привет, — прошептал Николас, махнув рукой Джолли, когда они пересеклись взглядами, и тот, светясь уставшей улыбкой, кивнул ему. Происходящее едва походило на реальность — всё слишком обычно и добро для этого дома. Опаснейший киллер их времени держал в руках самое хрупкое создание, вечно готовая к бою Нина вдруг стала ужасно спокойной и расслабленной, Рамона едва не плакала от нежности, Джолли влюблённо обнимал свою жену. А Ноа… Николас перевёл на него взгляд и застыл, глядя на эту улыбку. Он был просто самым обычным счастливым человеком, когда Фарвель, под внимательным взглядом Нины, передал ребёнка ему. Стало даже неуютно, словно Николас смотрит на что-то, что никто никогда не должен был видеть. Как на щеке его появилась тонкая складка от слишком широкой улыбки, как нежность испепелила в его глазах все остальные чувства. Кажется, то был совершенно другой человек, который сказал, что не хочет иметь детей, потому что этот… С трудом оторвавшись от его лица, Николас подошёл ближе и посмотрел на Микаэля. Его сразу унесло в прошлое, когда такой же маленькой он увидел Габриэллу. Тогда она не на шутку напугала его своими размерами и внешним видом, ему-то казалось, что новорождённые будут посимпатичнее. Теперь он чувствовал совсем другие эмоции, хотя этот ребёнок вообще никак его не касался. Но, вероятно, он здесь задержится надолго, и ещё увидит, как ничего не понимающий комок станет полноценным человеком. — Это так странно, — тихо сказал Джолли, подойдя к ним. Он одними кончиками пальцев погладил Микаэля по голове. — Как будто у меня кусок сердца вырвали, и вот я его всем демонстрирую с гордостью. Я понимаю, что не убью за него. Не важно, кто и что сделает, я не убью. Я разорву плоть, засыплю её солью, а в рот залью расплавленное железо, но не убью. Я сделаю это, и никогда ему не расскажу об этом. Даже представить такое страшно, просто услышать — это уже должно вызвать мурашки, но Ник испытал только полнейшее понимание. — Мне кажется, это самый защищённый ребёнок на свете, — прошептал Ноа. — Так, вы двое, пошли вон из моей комнаты, — зашипела Нина за их спинами и послышался смех Рамоны. — Мне хватает любви в этой комнате и без ваших вот этих... Пошли, пошли! — Хочешь подержать? — спросил Джолли, обращаясь к Николасу, когда закрылась дверь за Фарвелем с Рамоной. — Не знаю, я боюсь уронить и увидеть твои угрозы в реальности, — тихо засмеялся Николас, но не успел даже договорить, как Ноа уже наклонился к нему. — Подожди… Микаэль как будто ничего не весил. Он был ужасно спокойным, хотя Ник помнил, что Габи постоянно кричала. А он просто молчал и смотрел вокруг, впитывая этот мир. Николас не мог адекватно оценить ни уровень доверия к нему в этот момент со стороны семьи Омен, ни уровень ответственности, он как дурак смотрел на Микаэля, пока все оттенки эмоций переливались где-то в глубине сердца. Он даже не заметил, как Ноа с Джолли отошли к окну, разговаривая о чём-то, и их место заняла Нина. Он очнулся, лишь когда увидел, как она поправляет маленькую голову у него на руках, чтобы было удобнее. — Я восторгаюсь тобой, — признался Николас, на секунду поднимая взгляд на Нину, но тут же опуская обратно. — Да… Тут есть за что лавры получать. — Как ты себя чувствуешь? — Нормально. Говорят, что о здоровом сне мне теперь стоит забыть. — А вы останетесь здесь? С ребёнком? Я имею в виду, в этом доме со всеми? — Это моя семья. Другой у меня больше нет. — А… Прости, я не знал. Нина засмеялась в полголоса. — Это не то, что ты подумал. Я просто не общаюсь с ними уже лет десять. Совершенно разные взгляды на жизнь. Так что, да. Моя семья здесь. Немного ненормальная, втянутая в незаконные махинации, но меня устраивает. — Пойдём, — Ноа шёл к нему, уже не улыбаясь, но всё ещё будто светясь от радости. — Спасибо, — сказал Николас, и Нина осторожно приняла Микаэля из его рук. Тот довольно закряхтел, его взгляд сразу перестал бегать вокруг и остановился на лице матери. — Я уже забыл, какие дети бывают маленькими, — признался Николас, когда они вышли в коридор. — Ну, я сначала вообще подумал, что с ним что-то не так, что он слишком маленький, — Ноа шёл рядом, глядя вперёд с лёгкой улыбкой на лице. Ник сам улыбнулся. — Но сейчас… Нам ко мне. Но не за тем. — Что мы ещё можем делать у тебя в комнате? Смотреть фильм и есть попкорн? — Мечтай. — Тогда что? — Увидишь. Николас кивнул. Всё равно в ожидании ему провести лишь пару минут, а доставать Ноа вопросами не лучший вариант. Николас послушно пропустил Ноа вперёд на лестнице, снова вспоминая, как Ноа улыбался. Николас испытал и какую-то странную тоску: Ноа радуется за чужое счастье, которое запретил для себя? Или что это было? Теперь сердце скрутило, как крутит живот от несвежей еды. — Можешь пока сесть на кровать, — сказал Ноа, заходя в комнату и сразу направляясь к шкафу. — Я всё же надеялся, что ты скажешь мне раздеваться, — он попытался переключиться обратно, избегая возникшей мысли о том, что и он, и Ноа запретили себе иметь. — Так и знал, что тебя интересует только моё тело, — цокнул языком Ноа. — Не хотел ранить твои глубокие чувства, прости. Через минуту Ноа вернулся к нему с зелёной пластиковой коробкой, поставил её на пол у ног Ника и снял крышку. Глаза сразу выцепили знакомые инструменты, упаковки, баночки, и стало понятно, что происходит. В тишине Ноа вытащил какую-то толстенную большую книгу со стеллажа рядом с кроватью и положил рядом с Ником. — Никогда не спрашивал, — Николас как завороженный наблюдал за всеми движениями Ноа, чувствуя приятную ностальгию, — но говорят, что любой, кто приходит в Омен, обязан забить своё тело татуировками. Что это какой-то символизм. — Бред, — ответил Ноа, быстро приготавливая импровизированный стол. — Это просто совпадение. Плюс, красота заразна, так что те, кто особо этим не увлекался до нас, начинает увлекаться, когда приходит. — Ты собираешься делать это фрихендом? — Рисовать круги фрихендом? Ты хорошего обо мне мнения, Николас. Нет, у меня есть заготовки, если они не высохли. Минут пятнадцать они молчали, Ноа занимался приготовлениями, и в той же тишине он взял в руки ладонь Ника, чтобы перевести на большой палец будущую татуировку. Круг с точкой в центре. У Ноа была точно такая же татуировка на том же пальце. И у всех в Омен была эта татуировка. Именно на неё среагировала та девушка, с которой подралась Габи, и палец с этой татуировкой отстрелил Николас парню в своё первое задание. Уже после второй большой татуировки с закрасом Николас вообще перестал бояться иголок и боли, но сейчас внутри нервно заметалось волнение. Наверное, не столько от предстоящих ощущений, сколько от того, что это настоящий шаг в семью. Ноа кое-как устроил его руку у себя на колене, положение для него было максимально неудобным, и в конце концов он сел на пол. Ноа закатал рукава и весь сосредоточился на большом процессе. — Добро пожаловать, — сказал он то, что уже однажды говорил. Но теперь в эти слова был вложен больший смысл. Игла на пробу проникла под кожу, оставляя чёрный след. Николас поморщился. — В тот день, когда Фарвель привёл меня сюда, я даже подумать не мог, что однажды именно ты сделаешь мне эту татуировку. — Мгм, — промычал Ноа, сосредоточен на процессе. — Так надо было. — Что надо было? Унижать и пугать меня? — Да, Ник, именно это и надо было. Можешь считать, что это моя прямая обязанность. Если бы ты был ошибкой, если бы ты оказался слабой кровью и сдался бы, или тебя подцепили бы копы, ещё что… Джолли бы всё исправил. Джолли исправляет ошибки, но я делаю так, чтобы ошибок не случалось. Так понятнее? Николас вздохнул. Было до жути жаль себя из прошлого. Даже страшно вспоминать, в каком состоянии Омен подобрали его, если можно так выразиться. А сегодня ему в руки доверили ребёнка главы, показывая доверие и причастность к семье, теперь вовсе делают тату, которое едва ли не приравнивается к семейному гербу. — Значит, теперь я часть семьи? — Значит. Ты можешь перебраться сюда жить, здесь достаточно свободных комнат. — Я не могу оставить маму и Габи. Даже если я перевезу Габи, всё равно. — А сиделка? — Издеваешься? Я оставлю её одну в доме с сиделкой? К тому же, она терпеть их не может. Я уже пытался в прошлом. Ноа пожал плечами и протёр кожу, прежде чем продолжить. Уже вырисовывался толстый круг. — Могу задать тебе личный вопрос? — Попробуй, — спокойно ответил Ноа, хмурясь и наклоняясь ниже. — Где твоя родная семья? — Нельзя, — тут же изменил он решение, отодвигаясь и глядя на свою работу. — Терпишь? — Нормально, привык уже. Интересно, что именно не так с его семьёй, что он так резко отказался об этом говорить. Нина просто и довольно обще ответила, а Ноа даже так не стал. Рано ушёл из дома, это он помнил, только интересно, насколько рано. И как он жил. Чем дальше шло время, тем больше Николас видел в нём человека и личность, а не просто опасного парня и довольно хорошего любовника. Может, правильно Ноа сделал, что только что провёл довольно жирную границу. Не стоит через неё переступать. — А если кто-то делает такую татуировку, но не является членом Омен? — поинтересовался Ник. — Разные варианты бывают, — Ноа тихо посмеялся, поднимая иглу, и вздохнул. — Профилактическая беседа, разъясняем, почему этого делать нельзя, и что будет, если татуировка не будет перекрыта или сведена. В крайних случаях делаем это сами подручными способами. Как ты тогда. — И часто это случается? — Раньше было чаще. Пока одному девятнадцатилетнему парню я не срезал её ножом на глазах у друзей. Умник сделал её и хвастался, что является частью семьи, пока кто-то из его друзей не столкнулся с Дэвисом и, увидев его тату, не поинтересовался, знает ли тот его друга. Разговорить пацана оказалось очень просто, и тем же вечером мы приехали к его другу и… Поговорили. Это было год назад, больше лже участников мы не видели. — Ты же знаешь, что они всё равно есть? — Да, но меня это не сильно волнует. Увижу — разберусь, если не увижу и нас это никак не коснётся, то и плевать. — Когда вы начали в мой бывший ресторан захаживать, я если честно, думал, что это просто такие вот… Не настоящие. Потом стал приглядываться и понял, что, кажется, это самые настоящие Омен. — Фарвель же там постоянно тусовался, а по нему не всегда скажешь, что он не весёлый шут, а машина для убийств. Мы почти закончили, всё в порядке? — Да. — Я же тоже могу вопросы задавать? Скажи, ты скучаешь по прошлой жизни? — Я скучаю по тому времени, когда мне было двадцать три, около того. Тогда моря по колено, по грудь океан. Знаешь, мечты, надежды. — А сейчас нет ни того, ни другого, хочешь сказать? — Я пока не разобрался. Не привык к тому, что меня не душат обязательства и работа. Но я всё равно скажу честно, что теперь мне кажется, что если я начну мечтать снова, то когда меня прижмут, я умру с мыслями о том, что так и не осуществил свою мечту. Так что проще вообще не мечтать. — Тогда какая у тебя была мечта раньше? — Наверное, бить тату. Открыть свой салон. Создать хорошую конкуренцию местным салонам. Чтобы ко мне ехали из других штатов, записывались за месяцы. Ну, знаешь, быть звездой своего рода, кому бы этого не хотелось. Ноа несколько раз кивнул и больше не задавал вопросов. Через пару минут он сел, убирая машинку от руки Николаса, и поднял взгляд. — Теперь можешь круто всем демонстрировать знак отличия. Знаешь, иногда так, незаметно… — Ноа с улыбкой провёл большим пальцем с татуировкой по губам, словно вытирая что-то. Оба засмеялись, и Николас, наконец, смог рассмотреть татуировку. Такой маленький и скромный знак, который несёт невероятную мощь. Пока Ноа отрезал заживляющую плёнку под размер тату, Ник почувствовал вибрацию в кармане. Габи. — Да? — он протянул руку Ноа, чтобы тот заклеил своё творение. — Помнишь, ты говорил рассказывать тебе обо всём, что меня беспокоит? — дрожащим голосом сказала Габи. — Так вот, кажется, меня преследуют.