Практические советы для начинающего шифу Аватара

      С тяжелым, полным сожаления за каждое мгновение потраченного времени, вздохом Аанг опирается на колодки, сложив сверху конструкции руки и уперев в сгиб локтя подбородок.       Это пыточное устройство явно рассчитано для габаритов его сокамерников.       Аанг про себя усмехается: Рури бы оценила каламбур.       Рури… где она сейчас?       Ее письмо стало настоящей неожиданностью. Читая его, сердце предательски замерло — Аанг вообще его не ощущал, а лишь пульсирующую пустоту за ребрами. Он судорожно стиснул в руках листок, взгляд бегал по строчкам, пока не упал на последнее.       «Я люблю тебя»       Аанг не позволяет себе обманываться, ведь он как никто знает какой истинный смысл Рури вкладывала в эти слова.       Она напоминала ему об обещании, уверяла, что несмотря на то, что сейчас она не с ним, она все равно на его стороне и, даже находясь далеко, помогает в его деле.       Аанг верит ей. Именно поэтому сосредоточил все свои силы на покорении магии воды. Чем быстрее он овладеет стихией, тем быстрее воссоединится со своей шифу.       А еще была Юи…       Вот в такие моменты Аанг радуется, что у него есть такие друзья — налаживание связей с Северным Племенем Воды Катара и Сокка взяли на себя.       Катара изучала целительство, параллельно с этим занимаясь пересмотром традиций, касающихся женщин. Конечно же, Юи поддерживала все ее начинания.       Сокка почти круглосуточно торчал во дворце подле принцессы, волочась за ней, словно не упокоенный дух, давая советы и встревая во все, что можно и нельзя.       Аанг думает, что Старейшены, должно быть, закатили целый пир по случаю их отбытия обратно на большую землю.       На самом деле задумывается он об этом только сейчас, а тогда все его мысли были о Рури и как побыстрее найти ее.       Но маги воды, во главе с Паку, пожелали отправиться на юг, и какое-то время их команде пришлось сопровождать флотилию.       Аанг ненавидел каждый день промедления, считая дни и отсчитывая часы, когда они, наконец, распрощаются с северянами и высадятся на континенте.       Рури там одна, вместе с Зуко… Кто знает, какие коварные планы он мог замыслить пока Аанга нет рядом?       Но его шифу не так проста — Рури не пропадет, Аанг уверен в этом.       За время разлуки он многое передумал, перелопатил каждую пришедшую в голову мысль по множеству раз.       Без Рури внутри было пусто. Не видеть ее, не слышать, не знать где она и что с ней и даже не иметь возможности связаться — оказалось серьезным испытанием.       Сокка шутил, пихая его локтем в бок, что вот так и выглядит влюбленный дурак.       Влюбленный…       Аанг горько усмехался, слыша стороннюю оценку его поведения и думал, что на свете просто нет такого слова, чтобы оно уместило в себе все его чувства.       Любил ли он Рури? Однозначно.       Любил ли он ее не как друга, а как женщину? Аанг не знает, что это значит.       Катара утверждает, что если он тоскует по ней, если она занимает все его мысли, а при встрече он хочет стоять к ней ближе, касаться ее, держать за руки, смотреть в глаза, обнимать… значит, это и есть любовь.       Сокка говорит совсем другое, и его характеристика этого чувства тоже была отличной от мнения сестры.       Но ключевым звеном в обоих мнениях были касания. Хочет ли он прикоснуться к Рури как-то иначе, чем она позволяла ему до их разлуки?..       Впрочем, что толку от этих мыслей. Он здесь, а она где-то там, вместе с Зуко и его дядей.       Аанг снова вздыхает, обратив взгляд к темному кольцу на своем пальце, поблескивающее в свете единственной оставленной в камере лампы перламутрово-зелеными отблесками.       Который уже раз, глядя на кусок металла на своем пальце, он мысленно звал Рури. Она же говорила, что когда-то эти кольца имели такое свойство: помогать влюбленным общаться. Впрочем, кроме этого Рури говорила и много чего другого. Она назвала это «сладко-приторной историей», чтобы втюхать безделушку по цене нефрита.       Возможно, это так и есть, ведь Аанг еще ни разу не получил ответ.       В камере стоит уютная тишина: здоровяк Джи Сок спит, отвернувшись к стене, мошенник Минж тасует карты, а воришка Пинг бдительно следит, чтобы старый пройдоха не припрятал козырную карту в рукав.       На самом деле они все неплохие ребята. Хотя сперва Аанг растерялся, оказавшись в компании всех этих матерых преступников больше него в три раза и по габаритам, и по возрасту.       Но они играли в карты, и Аанг, недолго думая, спросил может ли сыграть с ними партейку-другую. Он надеялся, что запомнил все из объяснений своей шифу, а еще у него было несколько монет племени Воды, которые в этой компании с удовольствием приняли в качестве ставки.       В общем, он быстро влился в коллектив, и пока его друзья были неизвестно где, ища доказательства его невиновности… в смысле Киоши — Киоши, конечно же! — он узнавал, что происходило на большой земле, пока он торчал полгода среди льдов и снегов.       Омашу захвачен, а Буми пропал. В былые времена Аанг бы опрометью бросился на выручку старому другу, но вовремя одернул самого себя, и весь вечер после скудного ужина посвятил тому, чтобы придумать выход из ситуации. Он решил, что если сможет придумать хоть какой-то план, который мог бы осуществиться не за счет феноменального везения, а в результате тщательно спланированных действий, то он рискнет, а если нет, то, скрепя сердце, ему придется оставить все как есть и помочь Буми и Омашу, когда у него будет такая возможность.       Итак, что он может сделать?       Ничего.       У него ведь нет армии за спиной, и сила Аватара здесь окажется бесполезна, ведь она направлена на разрушение, а тут необходима дипломатия. Если бы у него был ценный заложник, то он бы смог попытаться обменять его на царя, но, во-первых, сама мысль торговать чужой жизнью претила ему, а во-вторых, у него нет гарантий, что Буми до сих пор жив.       Вот если бы это можно было как-то проверить… Возможно, у Рури есть какие-то связи в Омашу, и она может, не выдав себя и их, что-то разузнать?       Но Аанг с досадой вспоминает, что Рури с ним нет, а потому он может лишь надеяться, что его друг спасся. Ведь Буми выживал целых сто лет без его помощи, когда бои шли куда ожесточеннее и свирепее, и он выиграл их все.       Буми ни за что бы не сдал город, так что, по всей вероятности, он скорее всего мертв…       Нет. Он не должен так думать! Буми всегда был не от мира сего, и с возрастом его особенность лишь усугубилась, превратившись в настоящее безумие. Но именно это помогало царю выигрывать войны, держать в страхе дворцовых вельмож и пресекать любые возможности бунта.       Поэтому Аанг будет думать, что у Буми был какой-то план. А Аангу прежде, чем лезть на рожон, лучше проверить информацию и удостовериться, что его помощь действительно необходима.       Рури бы согласилась с ним?       Аанг задумчиво вертит кольцо, поднимая его до второй фаланги и снова опуская. Все его мысли крутятся вокруг Буми и Рури; и снова возвращаются к тому, как он ненавидит все, что сейчас происходит с ним. Это ведь Катара воспротивилась обвинению, захотела обелить имя Киоши перед жителями мелкого городишки. И так у нее глаза загорелись, на щеках проступил такой живой румянец, что Аангу было проще смириться с желанием подруги и уступить.       Ну посидит он пару дней в камере — будет время спокойно обо всем подумать. Ничего страшного. Зато здесь точно должны продавать гаолиньские украшения. Аангу только нужно найти торговца и получить сообщение от шифу.       Скоро, совсем скоро он увидит ее.       Интересно, что сейчас делает Рури?       Аанг так крепко задумался, что не сразу замечает, что уже какое-то время за ним пристально наблюдают. — А ты не слишком ли юн для женитьбы? — лукаво интересуется последний заключенный — Сон Хун. Лысый, высокий, Сон Хун сразу привлек внимание Аанга своими татуировками на обнаженном торсе и сморщенными складками старых шрамов, прятавшихся под наколками.       Какое-то время Аанг даже разглядывал его, пытаясь найти знакомый знак Гильдии Рури, но не находил ничего похожего, поэтому его энтузиазм быстро поутих, и он смирился, что не все люди с татуировками обязательно должны быть наемниками одной Гильдии.       Аанг медленно поднимает взгляд и чуть приметно хмурится, не понимая с чего сосед по камере мог сделать подобные выводы.       Сон Хун расплывается в улыбке и кивает на кольцо. — Кочевники не женятся, — отмахивается от чужого любопытства Аанг. Он сразу честно рассказал, кто он, когда его спросили. И видимо этим заработал несколько баллов в глазах всех этих преступников. — Дык, эт правильно, — со знанием дела встревает в разговор Пинг. — Все беды от баб. Точно те г`рю! — Что, приятель, твоя лигрица таки выставила тебя из дома в одних подштанниках? — хохочет в ответ Сон Хун. — Да она… — задыхается от возмущения Пинг, забыв следить за Минжем. — Она этого… того, прикинь: пока денег не заработаю, домой могу не возвращаться сказанула. Я, думаете, от хорошей жизни ворую?! Все эта мегера виновата! — Да ты просто неудачник, Пинги, а парню, может, в жизни больше повезло, — подает голос Джи Сок. Он переворачивается на спину, закинув руки за голову и смотрит на проплывающие облака по ночному небу сквозь прутья решетки. — Парень-то — Аватар, — как бы между прочим напоминает Минж, закончив тасовать колоду. — Так что девица джек-пот сорвала: дальновидная и расчетливая, поди. — Да с чего вы вообще решили, что у меня кто-то есть? — смущенно, а от того немного резковато задает вопрос Аанг. — В некоторых частях Царства Земли до сих пор осталась традиция обмениваться молодоженам кольцами. Ну, или шпильками, — поясняет Минж, любовно укладывая потрепанную колоду на пол перед собой. — Точняк. Ты так на него лупился, будто оно сейчас в девицу обернется, — скалится Пинг в улыбке.       Аанг почему-то краснеет и спешит спрятать руки, для этого, конечно, пришлось отложить колодки в сторону.       Он не знал о таком обычае. Хотя, если подумать, то в племенах Воды мужчина изготавливал для невесты свадебное ожерелье, в стране Огня руки брачующихся перевязывали красной лентой, а сами новобрачные наряжались в красные одежды, расшитые золотыми нитями. Про Царство Земли Аанг знал, что там было принято совершать три поклона, но ему никогда не была интересна эта тема, поэтому он ничего не знает об этом.       А выходит, его спонтанный поступок для окружающих может быть истолкован подобным образом.       Аанг прислушивается к себе, пытаясь понять, какие чувства вызывает в нем эта мысль. Кочевники не женились, а потому у него нет мнения на этот счет.       Муж, жена, брак, семья — это всегда было для него нечто абстрактным, словами, которые важны для других, но ничего не значили среди его Народа.       Но Аангу нравится мысль, что Рури может быть для него ближе других, и еще больше нравится то, что все об этом будут знать. — Не женись, парень, — как-то совсем по-отечески советует Сон Хун, улыбнувшись Аангу уголками рта. — Женитьба — это такая неблагодарная кабала, что когда опомнишься, у тебя уже десяток спиногрызов, все орут, требуя жрать, а у тебя в карманах пусто, а женушка только и делает, что пилит.       Аанг медленно поднимает взгляд. — Она не будет, — уверенно отвечает Аанг. — Она не такая. — Все они не такие, — понятливо отзывается Минж. — А как окольцуют, то в первое же полнолуние превращаются из прекрасных Небесных Фей в ведьм. — Отстаньте от парня! — грубо требует Джи Сок, принимая сидячее положение. Он окидывает всех строгим, предостерегающим взглядом, пока не останавливает внимание на Аанге. Его черты тут же расслабляются, и он с мечтательной ноткой в голосе говорит: — Ты это, парень, если любишь ее, то не отпускай. Настоящая любовь прекрасна и встречается всего раз в жизни. А уж первая любовь никогда не забывается! Просто скажи, как тебе без нее плохо.       Аанг уже успел отметить романтическую натуру Джи Сока, хотя по его внушающему страх виду этого нельзя было даже заподозрить. Впрочем, это лишь очередное доказательство, что мир намного сложнее, шире и больше, чтобы умещаться в четкие границы Инь и Ян.       У преступника может оказаться благородное сердце, а тот, кто заверяет всех в своей праведности и добродетели на деле окажется самым подлым злодеем.       Но как разобраться, кому верить, а кому нет? Кажется, и Рури не знает ответ на этот вопрос… — Первая любовь? Серьезно, Джи Сок? Ты опять ей все деньги отдал? — почти с натуральным возмущением, сквозь который все же угадывается насмешка, спрашивает Минж. — Ты не понимаешь! — грубым басом откликается здоровяк, несолидно шмыгнув носом. — Она прекрасная богиня, а я… — А ты идиот! — смеется Сон Хун. — Вокруг столько баб, а ты на этой стерве зациклился. Да всем им одно только и надо: чтобы дом в Верхнем Кольце был, деньжат чтоб побольше и чтоб свекровь лет двадцать как преставилась, — с видом знатока изрекает он. — Она не такая! — сжав кулаки, злится Джи Сок.       Аанг невольно сглатывает, видя, что этот здоровяк готов кулаками отстаивать честь своей возлюбленной.       Аанг понимает его. Если бы о Рури кто-то сказал что-то плохое, он тоже не стал бы молчать. Впрочем, Аанг заступился бы за каждого из своих друзей, а не только за того, кого любил по-особенному. — Не такая, не такая, — передразнивает Сон Хун. — Все они такие! И то, что ты здесь на нарах прозябаешь лучшее тому доказательство! А вообще, что от бабы можно взять: чтоб сиськи были большими, личико красивое, чтоб молчала и ноги раздвигала, когда нужно… — Вот сколько тебя знаю, Ледяной Принц, всегда удивлялась, как под тобой еще земля не горит, — раздается от решетки голос, который Аанг не ожидал услышать. Он резко поворачивается и, щурясь, вглядывается в темный силуэт. — Но то, что ты та еще продажная сучка — я давно в тебе подозревала.       Рури!       Аанг не мог перепутать ее ни с кем другим, а потому уверен, что там, в темноте за решеткой стоит именно она. Взгляд прикован к ней, словно к сошедшему в мир смертных божеству, чему-то недосягаемому, как оживший сон.       Она пришла за ним? Она узнала, где он? — Тьфу ты, — сплевывает через левое плечо Сон Хун, — каким ветром тебя сюда занесло, Птичка, да еще к ночи? — Попутным, дорогой, попутным. Узнала, что ты сидишь в каталажке и сразу примчалась. Не дай Агни отправишься за грань раньше, чем передашь мне то, за что я внесла задаток, — привычно-насмешливым голосом оповещает Рури.       Аанг наглядно видит разницу, как она говорит с другими и с ним. Различия слишком явные, очевидные. Она пришла сюда как Басан, и говорит, как Басан. Вот только Аанг не чувствует изменений в ее ауре. Она такая же, как и в тот день, когда он провожал ее в путешествие. Ее сердце не зачерствело, но кажется, стало сильнее?       Будто ее внутренний огонь разгорелся ярче, и сама Рури казалась куда как более уверенней в себе. Во внешности это, разумеется, никак не отразилось, но Аанг смотрит глубже, видит то, чего никогда не смогут понять другие.       Он связан с Рури, а потому и чувствует ее ауру почти так же отчетливо, словно может прикоснуться к ней руками. — Не собираюсь я пока никуда, а этот сраный магистрат может хоть вслед за своим Чином в обрыв прыгать, но меня он не казнит! — сварливо отвечает Сон Хун, и на его лбу появляется раздраженная складка. Но она резко разглаживается, когда он, щурясь, вглядывается в темный силуэт своей собеседницы. — А вообще, Птичка, о тебе тут слушок курсирует, что ты постель кому-то важному греешь; мы уж грешным делом думали, что твой новоявленный господин тебя выкупил и ты теперь честная, свободная женщина.       Сон Хун глумливо смеется, будто радуясь, что задел ее своими колкими, обидными словами. Но Рури не выглядит оскорбленной: в ее ауре ничего не меняется, и ци течет в прежнем, размеренном темпе.       Она лишь скалится в ответ, изображая улыбку: — Сон Хун, ну зачем же ты так? Я ведь хорошо к тебе отношусь, ты же знаешь… — Так ты че, правда с кем-то важным спуталась? — всерьез удивляется он.       Аанг уже понял, что Рури пришла не к нему. И пока его присутствие в камере остается для нее незамеченным, он хочет, чтобы это так и осталось. Сейчас Рури ведет себя совсем не так и говорит такие вещи, которыми бы, наверное, ни за что не поделилась с ним. Он может узнать, что она делала эти несколько месяцев их разлуки, с кем была…       И пусть разумом он понимает, что подобные слухи могли ходить только о нем, сердце все равно предательски пропускает удар, и Аанг уже не может, не хочет слушать этот абсурдный разговор дальше. — Рури! — зовет Аанг.       Он не видит, но чувствует ее удивление. Рури замирает, едва сдержав дрожь. Она медленно поворачивает голову, вперившись взглядом в своего ученика, смотрит, силясь поверить, что могла встретить его вот так: в таком месте, при подобных обстоятельствах.       Их взгляды встречаются: Аанг видит блеск ее глаз в тусклом свете лампы, но огонь разгорается в ней тем сильнее, чем дольше они смотрят друг на друга. Аангу кажется, что по его телу бежит разряд тока. — Неожиданно, — склоняя голову к плечу, говорит Рури. — Я думала встретиться с тобой в Гаолине. — В Гаолине? — переспрашивает Аанг.       Рури испускает досадливый вздох и обхватывает пальцами один из прутьев. — Вот уж где не ожидала найти тебя, дарен, так в каталажке. Прошлый раз это были дезертиры, теперь вот, осужденные… Ты прямо растешь над собой! — Рури широко улыбается, и в ее голосе проскальзывает нотка гордости.       Аанг знает, что она просто шутит.       Он всего лишь на миг стыдливо опускает взгляд, но тут же вновь поднимает голову, встает, подходя — почти подбегая — к разделяющей их решетке, хватаясь за ее пальцы, все еще лежащие на одном их железных прутов. — Рури, — вновь повторяет Аанг. — Почему ты здесь? — Вообще-то это мой вопрос, — с улыбкой замечает она. — И пока что ты на него так и не ответил. — Эй, Басан, че за дела? — раздается за спиной голос сокамерника. Сон Хун издает тихий смешок, предвкушая интересное зрелище и новую интересную информацию, которую потом можно будет продать подороже.       Рури в миг преображается: взгляд становится жестким, а улыбка хищной; она смотрит на Сон Хуна, будто уже планирует все самое ужасное, что может сделать с ним.       На самом деле это так и есть. Раз он видел, знает, то у Рури просто нет других вариантов, кроме как заставить его замолчать навсегда. — Мои дела тебя не касаются, — отрезает она. Пока еще не время демонстрировать свои истинные намерения, ведь она так и не получила от него необходимую информацию.       Сон Хун криво ухмыляется и, не скрывая любопытства, хитро поглядывает на них с Аангом. — Ты че, не слышал? — не к месту встревает Пинг. — Г`рили же, что Аватара наемница учит магии. — А ведь точно, — кивает Минж, поглаживая длинную бородку. — Так значит, это ты — его шифу?       Рури щурится, цепко оглядывая новых, незнакомых ей людей. Число потенциальных жертв растет, а это значит, что убить их всех совершенно точно не получится. Аанг скорее всего возмутится растрате такого человеческого ресурса и наверняка вступится за этих неудачников.       Надо поскорее увести его отсюда, и тогда уже спокойно разобраться с незапланированными свидетелями. — Умеешь же ты заводить знакомства, сикх, — хмыкает она, нацепляя на лицо излюбленную маску. — Тебе что-то нужно от Сон Хуна? — догадывается Аанг.       Вместо ответа Рури достает из кармана мешочек с монетами и бросает в клетку, аккурат рядом с заключенным. — Вторая часть, — говорит она. — Все, как и договорились.       Сон Хун поднимает мешочек, принявшись деловито пересчитывать наличность. — Спроси профессора Зея, — говорит он серьезным тоном. — Он там всем заправляет. А если его не будет, то Да Ын — это его ученица.       Рури кивает и, наконец, все ее внимание сосредотачивается на Аанге. — Почему ты здесь? — тихо, чтобы услышал только он, интересуется она. Ее взгляд смягчается, и аура ощущается уже совсем по-другому.       Сердце тяжелеет, живот распирает волнение, и Аанг стискивает сильнее пальцы, тем самым придавливая пальцы Рури к металлическому пруту сильнее. — Из-за Аватара Киоши, — честно отвечает Аанг. Рури непонимающе хмурится. — Ну, она убила Чина Завоевателя, и мы с Катарой и Соккой пытаемся доказать, что это не так.       На самом деле всему виной банальная скука. Это не Аанг, а Катаре втемяшилось в голову доказать всем жителям деревни, что Аватар не может быть таким ужасным, и проводить подобный праздник со сжиганием чучел — кощунственно.       Рури ругается сквозь зубы, даже отпрянув от решетки и сделав шаг в темноту коридора. Аанг почти вжимается в металлические прутья, боясь, что она уйдет. Но внезапно ее лицо возникает так близко, что Аанг даже может почувствовать ее дыхание на своем лице.       Он с удивлением понимает, что за эти несколько месяцев еще немного подрос и теперь Рури приходится поднимать взгляд, чтобы говорить с ним на равных. — Тебе что, заняться нечем? — с нескрываемым раздражением шипит она. — Все, игры закончились! Прощайся со своими новыми знакомыми, и я тебя отсюда забираю. — Подожди! — Аанг успевает поймать ее за край рукава прежде, чем она уходит. — Катара и Сокка, наверное, отправились на Киоши. Нам все равно нужно их дождаться. — По дороге встретим, — безапелляционно отрезает Рури. — Эй, барышня! — зовет ее скучающий голос охранника из темноты. — Время посещения закончено.       Рури отходит от решетки, очевидно, чтобы поговорить с охранником. Аанг видит ее спину, и безошибочно угадывает напряжение в плечах. Она стискивает кулаки, сдерживая рвущееся наружу раздражение. — Я забираю мага воздуха, — угрожающим тоном оповещает Рури.       В ответ охранник лишь хрипло смеется. — Да вы что, барышня! Это же наш особый заключенный. Аватар!       Рури немного опускает голову, думая, что можно сделать в подобной ситуации. Она оборачивается, бросая взгляд на Аанга из-за плеча и вздыхает так тяжело, будто вся тяжесть мира обрушилась ей на плечи. — Значит так… — Быстрым движением она извлекает знакомый меч из-за спины. Помещение тут же освещается ярким светом. Страж отшатывается, позорно падая навзничь и теперь пытается отползти от горящего светло-оранжевым пламенем меча. Но Рури будто не видит страха на побледневшем лице, не замечает, что и другие заключенные, собравшиеся у решетки поглазеть на представление, перестают потешаться и теперь стоят с одинаково вытянувшимися от страха и непонимания лицами. — Ты выпускаешь моего драгоценного ученика из клетки, падаешь перед ним ниц, рассыпаясь в извинениях за причиненные ему неудобства, и я, так уж и быть, закрываю глаза на твою нерасторопность. — Но я…       Рури не дает ему закончить. Она делает взмах мечом: энергетическая волна оставляет на боковой стене огромную вмятину, на которой по краям догорают язычки пламени.       Охранник тут же, спотыкаясь, со всех ног кидается к решетке, на ходу пытаясь достать, а главное удержать в руках ключи. — Басан… — с благоговейным придыханием зовет Сон Хун. — Ты это… Ты же не забудешь о старом друге? Мы же это… как брат и сестра с тобой. Ты сама говорила, что хорошо ко мне относишься.       Рури поворачивается, бросая на информатора прищуренный взгляд. Сон Хун всегда был хитер и умен, а потому быстро смекает, чем ему грозит вскрывшейся факт связи Рури с Аватаром. Как же не вовремя Басан притащилась сюда! Завтра бы мальчишки уже тут не было. Ну почему именно сейчас?! — Если ты поклянешься именем бога Ямы, что удержишь свой поганый язык за зубами, то я, так уж и быть, отпущу тебя по старой дружбе.       Сон Хун тут же падает на колени, упирается лбом в землю, держа руки по бокам от головы.       И, что показательно, соображает быстро, ведь ниц падает он перед Аангом, а не перед ней. — Клянусь именем бога Ямы, что никто и никогда не узнает от меня, что происходило здесь сегодня.       Остальные заключенные тоже опускаются на землю, склоняясь перед Аватаром в глубоком поклоне.       Аанг смотрит, оглядывает склонившиеся перед ним головы в совершенной растерянности и в такой же растерянности переводит взгляд на Рури.       Та довольно щурится, на ее губах блуждает легкая улыбка.       Он вдруг вспоминает, как Рури спрашивала, сможет ли он быть жестоким, когда это будет необходимо. Глядя на склонившихся перед ним людей, Аанг уверен, что знает ответ.

***

— Омашу потерян, — печально произносит Аанг, сжимая в руках чайную чашку и с отстраненным интересом наблюдая за игрой света в давно остывшей жидкости. — Знаю.       Рури лежит на полу, подложив под голову не расстеленный футон. Комнатка маленькая: всего на четыре татами. Но справедливости ради надо сказать, что Рури не ожидала, что у нее внезапно объявится сосед. Она думала переночевать здесь, а утром отправиться в Гаолинь. Именно там она собиралась дождаться Аанга. А кроме того очень надеялась свести старые счеты с подставившим ее выродком.       И как удачно, что удастся совместить два дела сразу!       Но это, разумеется, было до того, как она обнаружила своего дарена в тюремной камере.       Аанг делится с ней своими размышлениями о судьбе Буми и города. Рури слушает его молча, ни разу не перебив и даже не посмотрев в его сторону; ее взгляд блуждает по низкому потолку, с сосредоточенным интересом следя за дрожащими тенями от света тускло горящей в комнате лампы. И когда Аанг умолкает, она только вздыхает, прикрывая глаза.       Комната наполнена сладковато-пряным запахом дыма: Рури курила, пока слушала сбивчивый монолог монаха. Кумар клубится под потолком, и Аанг рассеивает его взмахом руки, направляя поближе к окну. — Ты прав. В Омашу сейчас делать нечего, — негромко произносит Рури. — У меня нет там связных, поэтому о происходящем можно узнать только со слухов. Царь Буми не терпел в своем городе наемников, и такие как я предпочитают держаться от Омашу подальше.       Рури издает совсем невеселый смешок, а Аанг в ответ лишь поджимает губы, думая о том, что это вполне было в духе его друга.       На самом деле его до сих пор знатно передергивает от воспоминаний их первой за сто лет встречи. И если Буми так встретил старого друга, то какой же прием он оказывал тем, кто действительно ему не нравился и кому он хотел причинить реальный вред? — Буми не только мой друг, но и лучший маг земли во всем мире! — Аанг сильнее стискивает чашку — еще немного, и она попросту расколется, и острые осколки тут же вопьются в ладонь. — Где я найду другого такого учителя? — Поэтому я и хотела встретиться с тобой в Гаолине, — вздыхает Рури. — Раз в год там проходит самый масштабный чемпионат магов земли: незаконный, конечно же, с тотализатором, случайными смертями участников… в общем, все как положено, чтобы действо было зрелищным и прибыльным. — И ты считаешь, я найду учителя там? — скептически интересуется Аанг. — Я знаю, что ты найдешь там учителя, — поправляет Рури, одарив монаха улыбкой.       Аанг согласно кивает. Раз Рури считает, что там есть стоящие маги, то он обязан хотя бы увидеть их мастерство. Он должен освоить магию земли, и раз Буми по понятным причинам не сможет ему помочь, то надо искать другие варианты. Благо, магов земли очень много на континенте — есть из кого выбрать. В конце концов, всегда оставались Хару с отцом…       Аанг неспешно допивает давно остывший чай и лишь с последним глотком вспоминает, что мог хотя бы попытаться подогреть его с помощью магии огня.       Надо возобновить тренировки и как можно скорее.       Он освоил магию воды. И хоть его уровень еще далек от мастерства, Аанг знает, что уже достиг определенных высот и отточил навыки настолько хорошо, что если он будет пользоваться только лишь ими в бою, то вполне мог рассчитывать на победу. Пока этого вполне достаточно, а на совершенствование у него будет вся жизнь.       К тому же он уже успел убедиться, что именно нестандартные техники в использование магии являются по-настоящему ценными умениями.       Катара придумала «осьминога» и ледяные диски. Рури умеет перехватывать контроль над чужим пламенем и регулировать температуру своего. А в пустыне, как он слышал, живут племена магов, единственные во всем мире использующие магию песка. — Рури, — Аанг поднимает взгляд, и видит, что она уже спит. Руки сложены на животе, пальцы цепляются за края длинных рукавов.       Поближе к припрятанному оружию, — мелькает в голове мысль.       Если он попробует подойти к ней, то Рури, действуя лишь на голых рефлексах, нападет на него. Но Аанг гонит эту мысль прочь. Он знает, что Рури не причинит ему вреда. Ведь так же, как и он, Рури тоже может ощущать его ауру и считывать некоторые эмоции. Последнее у нее получается не в пример лучше него, но это лишь от недостатка опыта. Аанг и так за почти год жизни в этом новом мире узнал о людях и мирской жизни столько, сколько не знал за все годы, когда наставники разрешили ему путешествовать по миру.       Должно быть, путь сюда был сложным, Рури выглядит уставшей, раз позволила себе уснуть в его присутствии. Если так подумать, то Аанг еще ни разу не видел ее спящей: Рури ложилась позже всех и вставала раньше, кажется, еще даже до рассвета.       Сокка иногда шутил, что их подруга и вовсе никогда не спит, потому что горящий внутри огонь мешает. Светит там, и все такое… Свет же, как известно, мешает спать. Рури, снисходительно улыбаясь, говорила, что шутка теряет свою изюминку, когда ее приходится объяснять.       Аанг без всякой опаски подходит, осторожно, даже бережно придерживает ее голову, чтобы достать и расстелить футон. Лучше Рури поспать нормально: не на голом полу, а под одеялом, лежа головой на удобной подушке, а не то завтра обязательно будет болеть шея и плечи…       Рури что-то бубнит сквозь дремоту, но послушно перемещается на приготовленный матрац, укладываясь на бок лицом к стене.       Аанг укрывает ее одеялом и замирает в растерянности, не зная, что ему делать. С одной стороны его жутко смущает даже мысль улечься рядом, но с другой… он не видит в этом ничего противоестественного. Какая разница, в конце концов? Они уже лежали вот так рядом, деля одно на двоих одеяло, без всякого подтекста и любых непрошенных мыслей.       Что же изменилось сейчас?       Только то, что они поменялись местами: теперь это Рури спит, должно быть чувствуя во всем теле слабость от долгого путешествия, а Аанг заботится об ее комфорте.       Так нужно ли переживать из-за каких-то надуманных глупостей? Аанг уже достаточно испортил их отношения, чтобы и сейчас пытаться что-то усложнить.       Рури относится к подобным вещам просто: хочешь спать, так ложись и спи, а если мнешься, как стыдливая девица, то просто уйди и не мешай спать мне.       Аанг усмехается углом рта, представляя, что именно это Рури может сказать ему.       Подтекст любой ситуации придумывают сами люди, усложняя до абсурдности простую ситуацию своими действиями и сомнениями. Аанг хочет спать. А еще о многом поговорить, многое спросить…       Но сейчас лучше выспаться, а поговорить они всегда успеют.       Аанг ложится рядом, вытягиваясь во весь рост. Рури не просыпается — в токе ее ци совсем ничего не меняется. Аанг смотрит на ее спину перед собой, испытывая почти непреодолимое желание вытянуть руку и коснуться местечка между лопаток, провести рукой вдоль позвонков…       Эта навязчивая мысль подобна резкой, ослепительной вспышке — затмевает все, даже здравый смысл.       Ничего страшного, — убеждает он себя. Рури все поймет правильно.       Аанг придвигается ближе, утыкаясь лбом в ее плечо. Он чувствует ее запах: от волос пахнет свежестью морского соленного ветра, а от кожи доносится едва уловимый пряный запах сладости. Или, скорее, от одежды? Именно так пахнет табак, который она использует для кисеру.       Рури не пользуется духами, ведь любая деталь может выдать местоположение, когда сидишь в засаде и ждешь цель. Рури не носит неудобных платьев, обтягивающих тело и мешающих двигаться. Но когда у нее есть настроение она красит яркой помадой губы и подводит глаза.       Аанг уже почти забыл, как она выглядела в такие моменты, ведь на Северном Полюсе у Рури не было настроения даже просто выползать по утрам из-под одеяла, не то, что жить…       А сейчас после долгой разлуки она вновь предстала перед ним, как и в первый день их встречи: красивая, уверенная в себе и точно знающая цену всему на свете.       Хочется дотронуться, коснуться, обнять, почувствовав в своих руках тепло ее тела… Это плохо или хорошо?       В памяти всплывает их с Соккой разговор, и от возникающих по ходу его размышлений подробностей, кровь тут же устремляется к лицу, заставляя щеки пылать жаром.       Аанг крепко жмурится, гоня непрошенные мысли прочь.       Наверное, это естественно, что он хочет дотронуться до нее, ведь он же… любит ее.       Нет, он не выдержит, просто не переживет эту ночь, терзаясь сомнениями. Лучше уже поговорить обо всем и прийти хоть к чему-то. Знать — в любом случае легче, чем додумывать сценарии тысячи исходов самому. — Рури? — тихо зовет Аанг. — Мм? — сонно отзывается она. — Я… — он сглатывает. Даже просто подобрать слова, чтобы озвучить свои мысли оказывается очень тяжелой задачкой. Но Аанг напоминает себе, что с Рури сработает только честность, поэтому говорит первое, что приходит ему на ум: — Ты помнишь наш разговор на Полюсе, тогда, после моей тренировки? — Рури бурчит что-то утвердительное в ответ. Аанг даже не уверен, что она понимает его вопрос. Он делает глубокий вдох, будто готовится прыгнуть с разбега в ледяную воду. Он хочет сказать, что теперь понимает всю двусмысленность, благодарен за проявленную тогда деликатность и чуткость. Но вместо этого он спрашивает совсем другое, то, что никогда не оформлялось в слова в его мыслях: — Если бы тогда я действительно имел в виду то, о чем ты подумала, ты бы согласилась?       Аанг чувствует, как меняется ток ее ци; сон тут же отступает, и Рури распахивает глаза.       Хорошо, что Аанг не может увидеть сейчас выражения ее лица, поэтому она сверлит стену перед собой напряженным, хмурым взглядом, ощущая как монах сильнее вжимается лбом в ее плечо.       Удушливая волна поднимается в ней, словно шторм на море. Это все так знакомо, не ново… Ей просто в очередной раз придется стиснуть зубы и пережить эти несколько палочек благовоний, а после обязательно сделать вид, что она всем довольна и счастлива. Редко, но ей попадались такие заказчики. Такие, как она, не могут иметь своего мнения, и пока клиент платит, то она обязана расшибиться в лепешку, но сделать все, что ей скажут, просто потом потребовать деньги сверх оговоренной суммы.       Сон Хи незатейливо и очень, очень больно преподала ей этот урок. Так что лучше вытерпеть немного унижений, чем получить наказание от этой садистки, которой просто нравилось причинять боль другим.       Но все это осталось далеко в прошлом. Тогда почему эти чувства вновь захватывают ее, заставив затаить дыхание?       Рури понимает, что Аанг не такой, как другие, что ему не нужно просто ее тело и одна ничего не значащая ночь. Ему нужно гораздо, гораздо больше, то, что Рури ни морально, ни физически не сможет ему дать.       Рури жаль его. Жаль, что именно ее, такую недостойную и грязную, он любит.       А еще ей жаль себя.       Эгоистичные мысли твердят брать, пока дают и предлагают, не обращать внимания на скромно скребущуюся в животе совесть; воспользоваться моментом, как Рури делала всегда. Быть с тем, кто действительно ценит ее и переживает о ней. Ведь она же заслужила это, выстрадала!       Нет. Рури знает, что не заслуживает такого отношения к себе. Она просто не может и не хочет пачкать такого хорошего, чистого, светлого человека. И не может мешать его будущему, в котором ей отводилась совсем иная роль. — Разве это уже имеет какое-то значение? — спокойно интересуется Рури, привычно пряча за маской свои истинные чувства.       Но с Аангом это не сработает. Так же, как она может ощущать его эмоции, так же это работает и в обратную сторону. Рури теряет свое преимущество над ним, и это злит сильнее, чем его такие обременительные чувства к ней. — Просто я… — Аанг сглатывает и, борясь со смущением, все же кладет ладонь ей на талию. Рури никак не реагирует на его вольность: не останавливает, но и не поощряет его действий. — Я знаю, как двусмысленно тогда звучали мои слова и знаю, о чем ты подумала. Если я обидел тебя — прости. Теперь я понимаю, что тогда ты еще не отринула прошлую жизнь, а потому для тебя было неприемлемым духовное совершенствование со мной. Но сейчас ведь все изменилось. Правда? — Давай представим, что я дала тот ответ, который ты хочешь услышать? — попытка отшутиться, хоть и предсказуема, но сейчас совершенно неуместна. Аанг сжимает складки ее одежды, подавив искру досады внутри. — Нет, — безапелляционно отрезает он. — Я хочу услышать твой ответ, узнать твои мысли об этом.       Рури испускает долгий, страдальческий выдох. Ну вот чего, спрашивается, он к ней прицепился! — Я об этом не думала, — честно отвечает она. — И никаких мыслей на этот счет у меня нет.       Аанг не знает, как продолжать этот разговор, не знает, что еще он может сделать или сказать, чтобы она открылась ему, рассказала, что чувствует и перестала относиться к себе с таким пренебрежением.       Ему хочется, чтобы она перестала воспринимать себя неким орудием, чтобы Рури больше не подчинялась ничьим желаниям, кроме своих.       Потому что Аанг знает ответы на большинство своих вопросов. И все они неприятно скребутся внутри, побуждая сделать хоть что-то, чтобы стало лучше.       Только ничего он не может. У него нет ни опыта и явно не достает знаний, как помогать людям и лечить покалеченные души.       Он даже душе самого важного для него человека не в состоянии помочь!       Аангу противно от самого себя.       Это похоже на замкнутый круг: он хочет достучаться до ее души, хочет помочь ей раскрыться, доказать, что она важна, что он любит ее, потому что она такая замечательная и, что он уже не мыслит своей жизни без нее. Но жизнь была к Рури слишком жестока, она не верит и не принимает таких бескорыстных чувств по отношению к себе. Рури понимает такие чувства лишь на физическом уровне. Вот тут-то и кроется главная проблема, потому что теперь она понимает, что никогда не сможет переступить эту грань и поступить с Аангом так скверно.       Он заслуживает кого-то такого же чистого и хорошего, незапятнанного ошибками прошлого.       Кого-то, кто может создать будущее вместе с ним.       Рури чувствует, как рука Аанга вдруг скользит дальше, обнимая ее со спины. Но в контраст мягкому прикосновению его руки, он вжимается лбом в ее плечо еще сильнее, словно боясь приподнять голову и увидеть реакцию на свои действия.       Аангу достаточно того, что он чувствует ее ци, будто оно забирается ему под кожу; пусть тело и остается расслабленным, но непонятный страх сковывает ее разум, мешая ей быть честной с ним настолько, насколько это нужно ему. — Ты же знаешь… — почти отчаянно шепчет Аанг, сильнее сжимая руку. — Ведь знаешь же, правда…? — Чего ты хочешь от меня? — перебивает Рури, не позволяя окончить эту фразу, признаться в том, что она не может принять. Она — напряженная струна, только дотронься и она лопнет, внося дисгармонию в стройное звучание гуциня. — Ты же и сам не знаешь, — усмехается Рури, ответив сама на свой вопрос. — Я знаю, — тихо возражает Аанг. — Знаю, что чувствую к тебе и что доверяю тебе как никому в этом мире.       Да, Рури знает, что он считает, что влюблен в нее. Она слышит и чувствует, как колотится в его груди сердце, как волнение бежит по жилам, а дыхание то и дело перехватывает.       У нее перехватывает тоже, но потому что застревает в горле, а тело кажется вдруг деревянным, не слушающимся.       Рури тоже по-своему любит его, именно эта привязанность позволила ей превратить джамбию в катану, пройти через смерть и бросить вызов могущественным мстительным духам. А еще отправиться на континент вместе с его врагом в надежде переманить его на их сторону, растратить уйму денег на информацию и подготовиться к долгому путешествию по Царствую Земли.       Она отдала ему больше, чем кому бы то ни было за всю свою жизнь. Чего еще он хочет от нее?       Рури дергается, пытаясь не то отодвинуться, не то встать и уйти, но Аанг, вовремя сориентировавшись, удерживает ее, перехватив за руку и потянув обратно.       Рури оказывается на спине и теперь с нескрываемым раздражением смотрит в нависшее над ней лицо монаха. Он неосознанно продолжает удерживать ее за плечо, не давая уйти, и Рури угрожающе щурится, молчаливо предупреждая, что будет лучше, если он отпустит.       Но Аанг будто не замечает этого посыла, ведь чувствует совсем другое: горечь, затопившую все ее мысли, непонятную, тупую боль, гнездившуюся в районе сердце и что-то еще — такое же удушающее и неприятное, но вовсе не злое, способное обидеть.       Его глаза пробегаются вверх-вниз, выискивая какие-то одному ему понятные знаки и жесты, но не находя их, он досадливо хмурится сильнее. — Ты хочешь мое тело или душу? — с вызовом осведомляется Рури. Она устала ходить вокруг да около, и лучше правда поговорить обо всем, прояснить этот вопрос и больше никогда к нему не возвращаться.       Вопрос ставит Аанга в растерянность. Тело или душа? Как это вообще можно выбирать. Тела принадлежат физическому миру: не заботясь о физической оболочке, будет страдать и первородный дух. Одно не существует без другого. Тело и душа — одно целое. И если любовь, то тоже — всецело.       Но Рури упрямо отгораживается от сути, не желая перед кем-либо обнажать душу. Даже перед ним.       Аанг знает, что если пойдет ей на уступки и скажет (как, очевидно, говорили ей все), что ему нужно только тело, она тут же успокоится, ведь ее покачнувшийся мир вернется к прежнему равновесию.       Но Аанг не собирается уступать в таких важных вещах. Она — его пара, Аанг примет ее в любом качестве, которое Рури посчитает приемлемым. И он подождет столько, сколько потребуется. — А ты готова отдать мне и то, и другое? — находится он с ответом. Не за тем, чтобы расставить для нее словесную ловушку, а потому что ему действительно интересен ответ. Если в первом Аанг не сомневается, то памятуя, как Рури ревностно оберегает неприкосновенность своей души, заперев в нее всю свою боль и разочарования, слышать от нее подобный вопрос как минимум странно.       Она злится. Действительно злится на него, что он выпытывает из нее то, на что попросту не существовало ответов. Ее черты искажаются, сосредоточенная складка прорезает лоб.       Но вдруг Рури усмехается, и почему-то эта улыбка вызывает нервную, колючую дрожь на позвонках.       Аанг сглатывает, когда чувствует ее руку на своей груди; ее пальцы пробегаются вверх до воротника, пока не сжимают края с такой силой, что ткань трещит от натяжения.       Она привстает на локте и одновременно с этим тянет и Аанга навстречу своему лицу.       Дыхание перехватывает, застревает в горле превращаясь в пульсирующий комок волнения, вставший поперек трахеи, когда он чувствует прикосновение ее губ к своим.       Рури целует напористо, яростно, давая волю своей неуверенности и всем обуреваемым ее чувствам. Словно дрожащее у открытого окна пламя свечи — вот-вот потухнет, растворяясь в ночи сизым дымком.       В ней клокочет злость, а раздражение переплескивается через край, поэтому она и позволяет себе совершить непоправимую ошибку.       Рури проще дать то, чего от нее хотят и ждут. В случае Аанга — наглядно продемонстрировать, о чем он просит ее. Если его так волнует вся эта духовная составляющая жизни Кочевников, то вот ему демонстрация, почему люди отдают предпочтение мирскому, чем духовному совершенствованию и не достигают бессмертия.       Аанг не так представлял их первый поцелуй. Вернее сказать, он вообще об этом не думал, но сейчас, когда это происходит, то ожидания мало походят на реальность.       Зато затихшее ненадолго сердце пускается вскачь, бьется внутри и вот-вот проломит ребра.       Аанг неумело шевелит губами, пытаясь повторить действия Рури, уловить принцип, как вдруг все заканчивается. Рури отстраняется, отталкивая его в грудь раскрытой ладонью и одновременно с этим принимая сидячее положение сама. — Доволен? — дрожащим от сдерживаемых отрицательных эмоций голосом выплевывает она. — Этого ты хочешь?       Аанг с выражением потрясения растерянно качает головой, отсаживаясь дальше, затем трет похолодевшими ладонями контрастно с ними пылающее лицо и пытается унять поднявшуюся внутри бурю.       Получается так себе. — Только если этого хочешь ты, — глухо отзывается он, с трудом найдя в себе силы посмотреть ей в глаза.       Рури неверяще замирает, словно ее огрели сзади чем-то тяжелым. Подкрались так подло, застали врасплох…       Понимание произошедшего больно ударяет ее изнутри и вырывается наружу досадливым стоном. — Прости, — произносит она вместе с выдохом и опускает взгляд. — Я не должна была этого делать. — Да ничего, — спешит заверить ее Аанг. И даже находит в себе силы улыбнуться ей.       Он чувствует ее стыд за содеянное, чувствует отвращение к самой себе… На самом деле чувств так много: они подобно ядовитому вареву кипят на медленно огне, распространяя вокруг свои удушливые пары.       Вот только Аанг не жалеет, не чувствует никаких отрицательных эмоций. Возможно, это должно было произойти не так, возможно в других обстоятельствах и другое время. Но это произошло. И это был… интересный опыт.       Внезапно Аанг перестает ощущать чужие эмоции, оставшись со своими один на один. Он видит как Рури медленно дышит, соблюдая единый темп вдохов и выдохов.       Очищает сознание? Или делает что-то еще, чтобы перекрыть канал их связи?       Аанг не мешает ей, понимая, что, наверное, ей действительно это сейчас необходимо. Связь не пропадет надолго — он не знает откуда к нему приходит эта уверенность, но это так и есть.       Но вот Рури поднимает голову и пытливо смотрит на него, ища хоть один намек на обиду, хоть что-то, что ей дало бы повод ненавидеть себя.       Раскаянье всегда приходит после совершенной ошибки, приходит, когда уже ничего не изменить, а только душит, превращаясь в настоящую пытку.       Аанг находит ее руку, берет, переплетая их пальцы и накрывает второй своей рукой. — Почему ты любишь меня? — с горькой улыбкой интересуется она. — Тебе надо любить кого-то, вроде Катары: хорошую, чистую, добрую. А я… — Почему? — будто не веря переспрашивает Аанг. — Разве для этого обязательно нужен повод? — Для всего нужен повод, — нравоучительно замечает Рури. — Особенно это касается чувств. — Ничего такого, — медленно произносит Аанг. — Я просто хочу, чтобы ты была рядом.       Ничего такого?!       Он правда считает, что ничего?       Рури не понимает, не видит момента, когда перестала контролировать ситуацию. Когда это случилось, как она могла пропустить этот момент?       Она вздрагивает, когда чувствует прикосновение к своему лицу. Чужая неуверенность, дикая смесь из смущения и заглушающего мысли стука сердца, накрывают ее, словно штормовая волна посреди океана.       Аанг целует ее совсем не так, как только что это делала она. Такое… целомудренное, невинное касание от которого предательски щемит сердце в груди, а руки холодеют так сильно, что ощущаются ватными, не слушающимися.       Но легкий интерес, слабое любопытство вспыхивают тлеющей искоркой внутри, и Рури просто ждет, позволяя вести. Ей хочется увидеть, как далеко сможет зайти Аанг, на что сумеет решиться.       Но, похоже, что ни на что. Он отодвигается, напоследок проведя ладонью по ее щеке, оставляя на коже ощущение тепла. Он сумел использовать магию огня в таком внутреннем раздрае?       Рури поражает это открытие даже больше того, что только произошло.       Аанг неуверенно улыбается ей, глядя исподлобья блестящим, поддернутым смущением взглядом.       Рури кривовато усмехается, прикрывая глаза. Впервые в жизни ей не хочется стереть с губ чужое прикосновение, не хочется до остервенения тереть кожу грубой, жесткой губкой, смывая с себя чужой запах и следы.       Ее ужасает это осознание, заставляя ледяные мурашки побежать по спине. Она едва заметно передергивает плечами, но в одно мгновение нацепляет на лицо свою излюбленную маску, не позволяя демонстрировать своих истинных чувств. — Да ты ведь даже не знаешь, что со мной делать! — со смешком произносит она. Конечно же не из желания уязвить, но заставить задуматься и в следующий раз десяток раз подумать, прежде чем совершать подобные опрометчивые поступки.       Аанг обиженно супится, но вдруг волнение теряет свои прежние очертания, уменьшается до размеров песчинки, уступая место любопытству. Он наклоняет голову к плечу и в тон ей произносит: — У меня есть прекрасная шифу, которая меня всему научит.       Улыбка на миг меркнет, исчезает с ее лица, но, спохватившись, Рури улыбается шире; глаза блестят притворным весельем.       Возможно, она влияет на Аанга уж слишком сильно, раз эти слова не вызывают в нем должного смущения, а в голосе даже звучат лукавые нотки.       Об этом определенно стоит как следует подумать. — Я и так учу тебя слишком многому, — спокойно замечает Рури, вновь устаревая голову на подушке. — Боюсь, и то, и то у меня совместить не получится.       Аанг еще какое-то время буравит ее своим невозможным, напряженным взглядом, ожидая каких-то еще слов и пояснений. Но Рури не добавляет ничего больше. Вместо этого она хлопает ладонью по небольшому оставшемуся участку футона рядом с собой, молчаливо предлагая уже улечься спать.       Конечно, она не сможет заснуть этой ночью. Рури будет напряженно думать, искать выход из этой дурацкой ситуации. Но решение есть — Аанг сам неосознанно подсказал ей отличный вариант. Рури просто нужно переключить его внимание на кого-то другого, неважно на кого, лишь бы только этот кто-то наглядно доказал, что Аанг просто зациклен на ней, но в мире существуют и другие люди, которые с превеликим удовольствием подарят Аватару и сердце, и душу, и все, что ему только захочется.       Осталось только найти ему безотказную подружку, и тогда Аанг быстро выкинет все эти глупости о любви из головы.       Рури знает, что никогда не посмеет ответить на его чувства.