A love machine, a cinematic dream So pure and it hurts when the beauty is lost in the speed 'Cause everything matters to me
17
Сегодня Чарли исполняется ровно семнадцать лет. Вилли Вонка запирается на кухне для того, чтобы приготовить свой личный подарок. В конце концов, у Бакета в этом году впервые будет настоящий праздник. Чарли еще забавный, немного неуклюжий и непропорциональный подросток, за год переросший Вонку. Не то чтобы его это волновало. Может совсем чуть-чуть. Чуть-чуть больше, чем должно. Глупые мысли. А ещё Чарли похож на Золушку — круглый сирота, несчастный и тощий, в один момент получивший свой Золотой Билет в лучшую жизнь. Вонка не видит смысла отрицать, что привязался к мальчику всего за год. Чарли, будучи обездоленным отчаявшимся подростком, все еще был смышленым, искренним, прямолинейным — совсем не так, как слегка агрессивный Вонка, — и вежливым. Добрый. Вонке не нравится это слово. Оно одновременно слишком размытое и категоричное. Но идеально описывает Чарли. Чарли сердце было дано раньше, чем разум — это то, в чем Вонка уверен так же, как в своих сладостях. Бакет не был умнее прочих — но ведь это не то, что может помешать ему, верно? В конце концов, если бы Вонка захотел, чтобы его наследник был гением, он выбрал бы Майка. Но он не выбрал. Шоколадный крем для торта получается идеальным — даже лучше, чем всегда. Вонка скоро собирает торт в форме: годы практики делают свое дело. По мнению Вилли, праздник будет скромным. Мнение Чарли по этому вопросу противоположное, что даже забавляет. Но Чарли не требует многого, и… Что ж, торт, сделанный руками мистера Вонки — лучший подарок. Лучший так лучший. Вонка не спорит, но и не признает, что ему это льстит. Годы, проведенные без человеческого общества, привели к тому, что похвала сироты заставляет стараться сделать еще лучше, чем прежде. Может, ему и не стоило увольнять своих рабочих… Это не то, о чем ему следует думать прямо сейчас. — Мистер Вонка! — раздается из-за двери звонкий голос. — Подожди пару минут, Чарли. — Как скажете, — послушно отзывается тот. Вонка наскоро убирает следы приготовлений и достает тарелки для подарочного торта, открывает дверь. — С днем рождения, Чарли! — торжественно объявляет Вилли Вонка. Бакет светится счастьем, и это мило. — Шоколадный? Мой любимый торт. Спасибо, мистер Вонка! Шоколатье улыбается. — Чудненько. Рад, что тебе понравилось. Теплый огонек радости греет изнутри. Вонка хотел бы определить как-то свою привязанность, но она не подходит ни под один из возможных вариантов, которые он может только придумать. Это точно нельзя назвать беззаветной любовью родителей к своему ребенку, нельзя назвать чистой дружбой. Их отношения — отношения между наставником и учеником. Только без формализма (почти) и гораздо глубже, чем может показаться на первый взгляд (по крайней мере, таково мнение Вонки). Это то, как можно было бы описать большую часть их общения. Что делать с другой — тихие совместные вечера у камина, празднование важных дат, подарки, волнение, которое иногда испытывает Вонка — маленькой, но такой важной частью, шоколатье не знает. Это пугает. Вилли Вонка знает, что однажды ему придется-таки определить их отношения, но не знает, как. Он все ещё не готов сделать выбор, и не будет готов, кажется, никогда, хотя догадывается, каким будет итог. И это пугает его вдвойне.18
Сегодня Чарли исполняется ровно восемнадцать лет. В отличие от прошлого года, утро Вонка проводит не на кухне — каким-то чудом Чарли умудряется подцепить грипп прямо на кануне праздника, и Вонке приходится ухаживать за ним. Годы лишений оставили на Чарли след. Он тощий, все еще немного слабый и болезненный, с хрупкими костями и бледной, тонкой, просвечивающей кожей. Чарли ворочается в постели беспокойно, хмурится во сне. Кажется, у него снова поднимается температура. Вонка чувствует, как лицо принимает против воли озабоченное выражение. Он тянется к тумбочке, на которой стоит жаропонижающее лекарство, осторожно переставляет оставшийся на ней пустой стеклянный стакан, чтобы тот не зазвенел. Таблетка тихо шипит, растворяясь в теплой воде, а Вонка думает о том, как разбудить своего подопечного. Кожа Чарли горит, на лице проступает неестественный яркий румянец болезни, пока Бакет пытается плотнее завернуться в одеяло. Он такой уязвимый. Такой беспомощный. Вонка с19
Сегодня Чарли исполняется ровно девятнадцать лет. За ещё один год работы на фабрике, требующей постоянной физической нагрузки, он возмужал и посильнел. Повзрослел. Он больше не смотрит затравленно на мир вокруг, он не столь наивен, как раньше, и Вонка видит Чарли во всей его красе. Есть все же в нем что-то дикое, воинственное. Вонке странно осознавать, что он находит это красивым. Речь идет о его наследнике, младше его на четырнадцать лет. Речь идет о Чарли. И шоколатье это пугает. Ему не очень хочется заниматься самокопанием, не сегодня. Не на глазах у того, кто стал поводом для размышлений, не в день рождения Чарли. Кого он обманывает? Он вообще не хочет заниматься самокопанием. Надо засунуть эту липкую, грязную дрянь подальше в потемки души, туда, откуда это вылезло. Забыть об этом навсегда. Не вспоминать. Чарли улыбается ему, и Вонка с ужасом ощущает, как эта дрянь расползается по всему телу, впитывается во внутренности, разносимая кровью, становится сутью его существа. Чарли улыбается ему, и Вонка с усилием улыбается в ответ. — С днем рождения! — получается хрипло, сипло и вымученно. Не годится. Чарли смотрит озадаченно, но ничего не говорит. — Твой любимый торт, как и в том году. — Спасибо, мистер Вонка. Вонка знает, что в этом «спасибо» скрыто куда больше, чем сказано вслух. Это заставляет сердце ударить по ребрам сильнее. Глупо. Глупо-глупо-глупо-глупо… Вонка ненавидит свое сердце, с каждым биением пускающее ток зараженной крови по телу. — С вами все в порядке? — решается спросить Чарли. Напряженный голос разносится по кухне, отражаясь от стен. — Да, Чарли. Не беспокойся. Чарли кивает, немного успокоившись, а Вонка чувствует себя поруганным. Да ведь он ещё и лжец. Кому-то это могло показаться забавным. Только Вонке почему-то не смешно. Вот черт. Кажется, он влюбился в собственного ученика.20
Сегодня Чарли исполняется ровно девятнадцать лет. За ещё один год работы на фабрике, требующей постоянной физической нагрузки, он возмужал и посильнел. Повзрослел. Дежавю неприятно колет кончики пальцев, пока он создает очередной идеальный торт. Чарли привычно улыбается, и Вонка пытается улыбнуться в ответ. — С вами все в порядке? — озабоченно спрашивает Бакет. Вонка сглатывает. Чарли сегодня внимательнее, чем обычно. Несколько секунд проходит прежде, чем Вилли решается ответить. — Нет. Это даётся легче, чем Вонка мог себе представить. Сердце замирает, когда Чарли протягивает ему руку. — Позвольте мне помочь вам, мистер Вонка. Вилли Вонка знает, что ему не стоит делать ничего из этого: не подавать руку, не делать шаг навстречу, не отвечать. Иначе их хрупкий баланс разрушится. Просто рухнет под тяжестью новых, неизведанных чувств. Это совсем не то, чего бы хотел Вонка. Это совсем не то, что нужно фабрике. — Мне уже не поможешь, Чарли, — отговаривается шоколатье, криво усмехаясь. Глупая отмазка. Вонка может проследить за тем, как медленно опускаются уголки губ Чарли. — Вы не доверяете мне? Чарли как-то неуловимо меняется. Вонка не может проследить перемену, но и игнорировать не может тоже. — Конечно, доверяю. То, что должно было успокоить, заставляет Чарли нахмуриться. — Тогда в чем причина? — Я не доверяю самому себе. Треск Где-то разбилось стекло. Вонка отворачивается лишь на секунду — посмотреть, откуда раздался звук. Теперь перед ним стоит его копия. Двойник скалится — Вонка чувствует, что отзеркаливает его выражение. — И правильно делаешь, что не доверяешь. Перед ним расстилается гладь воды — абсолютно ровная, серая, непрозрачная. Вонка смотрит на свое отражение. Двойник, следом за ним, склоняет голову над водой. — Ты — это я, — говорит шоколатье. — Значит ли это, что я схожу с ума? — Ты, конечно, сходишь, но не из-за меня, — фыркает доппельгангер. — Я здесь для того, чтобы ты вспомнил, почему тебе не стоит даже смотреть на него. Вилли Вонка не успевает вдохнуть. Гладь воды смыкается над ним, когда он уходит под воду с головой — не остается даже кругов. Серая вода не пропускает и луч света. Вонка опускается на глубину, камнем тонет в этом болоте. Легкие заполняются водой, тянут вниз, все дальше от поверхности во тьму… Вонка просыпается от того, что теплое одеяло слишком сильно давит на грудь. Сегодня Чарли исполняется ровно двадцать лет. Вонка все утро находится под неприятным впечатлением сна, гадая, что бы это могло значить. Вариантов несколько: а) Рациональная работающая часть мозга тонко намекает ему, что он идиот; б) Рациональная работающая часть мозга напоминает взбунтовавшемуся сердцу, где его место; в) Это просто сон. Последнее импонирует больше всего, но Вилли так и не может успокоиться до прихода Чарли. — Позвольте, мистер Вонка… Чарли появляется внезапно за его спиной. Вилли вздрагивает, роняя венчик, которые Бакет тут же забирает у него почти из рук. У Чарли пальцы прохладные, приятно холодят кожу. — В этом году я сделаю торт сам. Вонка кривит губы скептически, но отходит. — Это не так работает, мальчик мой. Это должен быть мой подарок. — Вы сделаете мне большой подарок, если отдохнете хотя бы раз в год, — отвечает ему Чарли. — К тому же, я хочу попробовать усовершенствовать ваш рецепт. У меня есть пара идей. Чарли выглядит действительно вдохновленным. — Как знаешь, — сдается Вонка, пожимая плечами, и остаётся наблюдать. Мысли Чарли летят свободно, как птица, и Вонка не может не любоваться. Не любоваться этим умным, красивым лицом, пронзительным взглядом, аристократичным отпечатком интеллекта и одухотворенности на лице безродного сироты значит оторвать от себя весомую часть. Видит бог, он пытался, но ничерта не вышло. Чарли прекрасен. Сердце Вонки болезненно сжимается — он ненавидит эти спазмы чистейшей концентрированной влюбленности, участившиеся в последнее время. За год положение дел сильно ухудшилось. Если летом он еще держал себя под контролем, то осенью все начало медленно скатываться в пропасть. Идти ко дну — а вот и новое значение ночного кошмара. Вонка хмыкает. Чарли тогда устал. Ему снилось что-то тревожное, пока он сквозь сон пытался устроить поудобнее голову на плече у Вонки; Чарли, кажется, что-то бормотал под нос. Тонкий луч лунного света падал бледной полоской на его лоб. Чарли и сам казался частью этого света. А Вилли Вонка с трудом удерживал себя от того, чтобы коснуться его хотя бы мимолетно, осторожно запустить пальцы в чужие волосы, сделать хоть что-нибудь. В тот день Вонка начал подозревать, что все его старания обречены на неудачу. Когда в декабре он начал всерьез думать, что четырнадцать лет — это не так уж и много, Вонка наконец со всей ясностью осознал, что все идет под откос. Сегодняшний сон — еще одно тому подтверждение. — Мистер Вонка, — обращается к нему Чарли, заставляя вынырнуть из воспоминаний. — Я заметил, что вы часто задумываетесь о чем-то в последнее время. Я могу спросить у вас? Вонка знает этот осторожный тон. Опасно. — Вилли Вонка не будет Вилли Вонкой, если кто-то будет знать, что происходит у него в голове, — он так же мягко дает понять, что не собирается разговаривать на эту тему. — Как скажете. Чарли обращает на него свой взгляд. Вонка жалеет о том, что имеет обыкновение забывать о проницательности Бакета и о том, что она может стать поперек горла в самые неподходящие моменты. Он переводит тему. — Можешь перестать обращаться ко мне на вы. Ты уже достаточно взрослый, а это порядком надоедает. Может, это не лучшее решение, тут же думает он. Может, это создаст впечатление равенства между ними. Может, Вонка забудет о том, с кем имеет дело, и пустит все на самотек. Может, это кончится испорченной психикой для одного и разбитым сердцем для другого. Но сказанного не вернуть, и Чарли кивает. — Хорошо. Но не обещаю переключиться быстро. Вонка в уме пытается рассчитать вероятность плохого финала, пока Чарли доделывает торт. Прогнозы неутешительные. — Все готово. Можно пробовать. Чарли выглядит спокойным, но Вилли замечают, как подрагивают его руки. Казалось, еще вчера Чарли не умел скрывать эмоции. Неужели Вонка пропустил момент, когда он научился держать лицо? И когда это случилось? Повзрослел. Так Вилли подумал год назад. Кажется, он тогда и представить не мог, насколько был прав. — Вкусно, — отрешенно замечает Вонка, погруженный в свои мысли. Чарли не выглядит довольным. Год назад ему бы этого хватило — Вонка помнит, что его похвала, даже мимолетная, всегда приводила Чарли в восторг. «Повзрослел» набатом бьет в голове. — И все же, — неожиданно для Вонки — да и, кажется, для самого себя, — продолжает Чарли. — Все же с тобой что-то не так в последнее время. Вонка вздрагивает — это внезапно ощутимо бьет по оболочке, скрывающей чувства и мысли от окружающих. — Скорее, ты просто вырос, — напряженно отвечает шоколатье, стараясь задавить поднимающуюся волну раздражения. В своих расчетах Вонка не учел то, что Чарли больше не ребенок, и это злит. Прогнозы неутешительные — вероятность плохого финала возрастает в разы. — Хочешь сказать, проблема во мне? — Чарли поднимает брови. — Что-то не похоже. По-моему, ты просто манипулируешь. Вонка морщится. — Почему ты такой умный? Надо было выбирать Глупа. Чарли обиженно складывает руки на груди. — Хватит. Я уже давно не ребенок, может, мы поговорим наконец прямо? — Скажи мне, мой дорогой Чарли, — начинает он уже не стараясь скрыть досаду, — зачем тебе так хочется залезть в мою голову? Поверь мне, там кроме конфет ничего хорошего. — Вилли Вонка не будет Вилли Вонкой, если кто-то будет знать, что происходит у него в голове, верно? — язвительно интересуется у него Бакет. Вонка не сдерживает смешок. — Смекаешь. Чарли зло вскидывает руки, резко выдыхает. Кажется, разговор зашел в тупик. — Я не хочу знать все, о чем ты думаешь. Я просто… Понял, что ничего о тебе не знаю, вот и все. Вонка не может не оценить то, с какой скоростью Чарли придумал оправдание расспросов. Все же он весьма смышлен. — Это не так, — возражает он. Если это поможет избежать неприятного разговора, то… Что ж, он ведь и не такое проворачивал. — Знание, что ты гениальный кондитер, помешанный на конфетах больше, чем ничего, тут ты прав, — с иронией отвечает Чарли. — Не скромничай, Чарли, ты гораздо внимательнее, чем пытаешься показаться. Бакет закатывает глаза. — Ты трудоголик, любишь пеструю одежду, ты постоянно жестикулируешь, у тебя жестокое чувство юмора, тебя любят умпа-лумпы, ты очень красивый и у тебя прическа странная. Все, на этом мои наблюдения исчерпаны. — Все у меня в порядке с прической! — протестует Вонка. — Подожди, что? Ты сказал, что я красивый? Ему требуются определенные усилия, чтобы сохранить лицо. Губы Чарли складываются в маленькую дерзкую улыбку, когда он наклоняется вперед, сокращая дистанцию. — Будешь спорить? Да блять. Какой несносный мальчишка. — Нет, полагаю, — отвечает он, не ведется на провокацию. Чарли возвращается в прежнее положение. — Будешь продолжать приставать ко мне со своими откровенными разговорами? — интересуется Вонка, поднимая бровь. — Нет, — Чарли качает головой. — Это бесполезно. Но я бы хотел, чтобы ты когда-нибудь объяснил мне. Бакет выглядит уставшим — кажется, перепалка потребовала большое количество сил. Вонке почти его жаль. — Я должен подумать.21
Сегодня Чарли исполняется ровно двадцать один год. — Чего ты хочешь от меня? Это — тот вопрос, который он задает Чарли каждый раз, когда Бакет приходит к нему во снах. Чарли здесь всегда грустно улыбается, смотрит прямо в глаза, не скрывая таящуюся на глубине зрачков тоску. — Ты ведь влюблен в меня. Вонка качает головой. Разве это ответ? — Ты бы вырвал сердце ради меня. — Тебя это забавляет? Чарли хмыкает, но молчит. Смог бы он? Одна из сотни навязчивых мыслей, преследующих его последние три года. Кожа легко разрывается под напором пальцев, оголяя белые кости ребер. Вонке ничего не стоит выломать их, раскрыть, оставить без их защиты грудную клетку. Сердце в ней сияет ослепительнее солцна, ярче звезд — вырвать его и поднять ввысь, осветить им дорогу впереди. Получается, смог бы. Он ведь уже сделал это, отдав Чарли фабрику — свою жизнь, свое сознание, свое сердце. — Так и будешь любить, сохраняя дистанцию? — с горькой иронией спрашивает Чарли. — Ты убьешь меня, — улыбается Вонка вместо ответа. — Разве? — Конечно, убьешь. Ты — моя смерть. Я утону, меня затянет трясина, Чарли. — Не говори так. — В жизни ты сказал бы то же самое. Чарли отражает горькую ухмылку Вонки — Знаю. Неужели ты не доверяешь мне даже здесь, во сне? — Откуда мне знать, что я не сделаю того же в реальности? — Понимаю. Ты должен быть осторожен всегда. Но ты задумывался когда-нибудь о том, что случится, когда ты потеряешь контроль? Чарли превращается в его точную копию — противно осклабившуюся. Ну вот опять. Вонка чувствует, как и сам складывает губы в эту тонкую улыбку. — Да. Я думал об этом достаточно для того, чтобы не напоминать об этом в очередной раз. — Но если я — это ты, разве я могу не предупредить тебя? Исключительно ради осторожности. Вонке хочется проснуться. — Вернись в обличье Чарли. Ты мне противен. Его копия смеётся — и Вонка смеется тоже. — Как скажешь, обманщик, опротивевший сам себе. Глупо злиться на несуществующую копию. Но Вонка просыпается именно в тот момент, когда хочет послать симулякр далеко и надолго. Да уж, скатился. В этом году Вилли уже не пытается спорить с Чарли по поводу праздничного торта, а просто остаётся сидеть на кухне с бокалом красного вина. Чарли выглядит удивленным, но ничего не говорит, а Вонка объяснять и не собирается. — Итак, я подумал. Бакет на его заявление замирает, но головы не поворачивает. — Да? Я был почти на сто процентов уверен, что ты сделаешь вид, что забыл про это. Вонка отпивает из бокала. — Я так и хотел. Чарли, кажется, действительно хорошо его знает. — И что заставило тебя передумать? Вонка почти может уловить сарказм в его словах. — Мне снится мой двойник, — говорит он вместо ответа. — Это нормально? Теперь Чарли отвлекается от готовки, бросает пристально-недоуменный взгляд. — Зависит от того, что он тебе сказал. Ответ, стоящий вопроса. — Он сказал мне, что я идиот, — сообщает Вонка. Чарли хмыкает. — А ты только что с ним согласился. — Мысли читаешь. Вонка отводит взгляд, делая вид, что очень заинтересован состоянием своих ногтей. — Это свосем несложно. Достаточно обращать внимание на детали. Чарли возвращается к прерванному занятию. — Если это все, то я удивлен, что тебе понадобился год на то, чтобы решиться мне об этом поведать. Вонка не может сдержать нервный смешок. Вино на просвет темное, непрозрачное. Вонка держит его на уровне глаз — это глупо и претенциозно, но в нем он видит свою кровь. Может, он просто слишком мало спал. Может, ему не стоит оправдывать свои слабости и выискивать прекрасное в чудовищном. — Конечно, это не все. Чарли садится напротив, тут же забывая про торт. — Ты обычно не пьешь. У Чарли уходит секунда на то, чтобы выхватить бокал из рук шоколатье. Вонка выгибает бровь. — И тебе не советую. Просто сегодня день такой. — Тогда, думаю, ты не возражаешь. Вонка фыркает. Чарли уж двадцать один год, а ведет себя как ребенок. — А если возражаю? Чарли все же делает глоток, и это отзывается странным ощущением близости. Морщится. — Тогда надо было быстрее думать. Ну и дрянь, как ты это пьешь? — Дурак, — Вонка чувствует, как губы складываются в улыбку. — И вот чего ради? — Буду считать это косвенным поцелуем. Да твою-то мать. Вонка чувствует, как вспыхивает его лицо. — Что ты несешь? Чарли выглядит преступно невозмутимо. — Правду. Просто ты, судя по всему, так и не решишься сказать что-то прямо, поэтому я подумал, что лучше буду первым. Вонка не может вымолвить ни слова. Чарли поднимается, как ни в чем ни бывало, и снова принимается за готовку. — Итак, ты влюблен в меня. — Мысли читаешь? — отмирает Вонка, усмехается. Если уж сходить с ума, то до конца. — Просто обращаю внимание на детали. Вонка не знает, что сказать. Взаимность… С одной стороны, она радует его. Вилли чувствует, как приятно трепещет что-то внутри, как разливается торжество по венам. С другой стороны, она все усложняет. — О, ну вот опять. О чем еще ты думаешь? — Чарли нетерпеливо заламывает пальцы, теряя маску спокойствия. — Мы же вроде все решили: я влюблен в тебя, ты влюблен в меня. Вонка усмехается тому, как просто это звучит в теории. — Я думаю, что нам делать с этой информацией. — А что обычно делают влюбленные? — с недоумением фыркает Чарли. Его голубые глаза блестят настоящим непониманием и немного тревогой. — Все не так легко, как кажется, — с напряжением продолжает Вонка. — Во-первых, у нас разница четырнадцать лет. Во-вторых, я видел, как ты взрослеешь. Разве то, что происходит, нормально? Разве нормально, что я предугадал это еще четыре года назад? — С каких пор гения Вилли Вонку начало волновать общественное мнение? — Когда ты пришел на фабрику, ты не был таким. Это вырывается случайно. — Это упрек? Чарли не выглядит злым. — Нет. Это констатация факта. Но и счастливым не выглядит. Вилли пытается понять, что происходит в этой голове, и не может. Вдыхает глубже, собираясь с мыслями. — Прости. Я не должен был этого говорить. Ничего из этого. Чарли бледнеет, нервно дергается, словно ему оплеуху дали. — Давай забудем про этот разговор и просто… Просто будем жить дальше. Вскрывать грудную клетку куда менее болезненно. Вонка предпочтет сделать это еще сотню раз. Ради Чарли. — Что? — переспрашивает Бакет глухо. Вонка наблюдает, как двигается по его шее острый кадык. — Забыть? Все, что ты мне сказал? Все, что тебе сказал я? — Это будет лучшим решением. Ему нужно отвернуться. Не смотреть на то, как меняется лицо Чарли. — Лучшим решением, Вилли Вонка, будет перестать избегать проблем и начать решать их. И если тебе это сложно, то начнем с меня. Вонка малодушно радуется, что Чарли не согласился. — Во-первых, какая разница? Во-вторых, отсылаюсь на пункт первый. — Как убедительно, — колко отвечает Вонка. — Это все поменяло. Знаешь, ровно на триста шестьдесят градусов. Чарли не может сдержать вырывающийся смех. — В-третьих, я не договорил. Почему нам нельзя попробовать — просто попробовать? Почему мы, два взаимно влюбленных человека, свободных от общественного мнения и предрассудков, не можем попытаться? Это — то, чего я понять никак не могу. Прямолинейность Чарли не может не умилять, и все же… Все же. Вонка — зрелый человек, а Чарли едва-едва стал совершеннолетним. — Потому что это плохо кончится. Я вот могу ручаться за свои чувства, а твой интерес мог возникнуть из-за отсутствия опыта, и я боюсь, что он быстро угаснет, не пойми меня неправильно. Вонке кажется, что это очевидно. Чарли ведь должен это понимать? — Как у тебя все пессимистично, — немного ошеломленно замечает Чарли. — Неужели ты не видишь иных перспектив? — Не хочу обольщаться. Терять будет больно, — признается он. И это рационально, но Чарли он об этом не сообщает. Не согласится. — И почему ты так легко рассуждаешь о природе моих чувств? — вскидывается Бакет. — Разве ты знаешь, что происходит у меня в голове? — Вот уж чем похвастаться не могу. Чужая душа — потемки. Душа сироты, подобранного им когда-то, — настоящий лабиринт. — И что тогда? — мягко спрашивает Чарли, незаметно придвигаясь ближе. — Получается, никаких проблем. Вонка сглатывает. Чарли непозволительно близко, и Вилли вглядывается в него, подмечая все: просвечивающие голубым отблеском вены, стрельчатые ресницы, едва заметные веснушки, морщинку между бровями, сжатые плотно губы. Все. Каждую мелкую деталь. Ресницы едва заметно подрагивают, когда Чарли опускает взгляд на его губы. — Получается. Вонка не может выдавить из себя ничего, кроме скомканного шепота. Чарли целует его первым. Его губы на вкус — крем шоколадного торта, который он делал последний час. Вонка отвечает прежде, чем успевает подумать, взвесить все за и против, потонуть в размышлениях. Это — символ победившего греха. Это — высшее воплощение его любви. И Вонка наконец-то чувствует себя живым, отыскав-таки прекрасное в чудовищном. Не грешник. Всего лишь влюбленный. — Я об этом пожалею, — говорит он, и Чарли снисходительно улыбается. — Нет, вот увидишь. Сегодня Чарли исполняется ровно двадцать один год, и он все еще склонен к громким заявлениям, дурачеству и дерзкой прямолинейности. А Вонке хочется верить в лучшее.