Плохой мальчик

Леон действительно был хорошим учеником. Он все схватывал на лету. Рукопашный бой. Стрельба. Просто как-то утром майор Краузер усадил его в машину и увез за город, в горы Арклея. Там, спрятанный в густом лесу, был тренировочный полигон. — Давай-ка посмотрим на тебя, Кеннеди. Они ездили туда три раза в неделю и проводили весь день. Завсегдатаи полигона — парочку из них он видел в гостях у майора — говорили, что он удивительно талантлив. Майор Краузер хмурился и требовал «завалить ебало». — Вы мне его испортите, идиоты. Поворачивался к Леону и рычал в голос: — Не слушай их, Кеннеди. У тебя руки из задницы. Ты — безнадежен. Но Леон видел добрую усмешку в глазах. Иногда на обратном пути они сворачивали с дороги. Майор приказывал сидеть в машине и куда-то уходил, в сторону закрытой для посещения территории. Леон из слухов на улицах Раккун-сити знал, что там располагаются какие-то секретные исследовательские объекты. Umbrella corp. Он быстро сложил дважды два, но вопросов не задавал.        Как-то видел сквозь редкий кустарник две фигуры — майора Краузера и другого, что показался ему смутно знакомым. Он напрягся и вспомнил — он мельком видел этого человека в полицейском участке Раккун-сити. Знаменитый капитан подразделения S.T.A.R.S. — Альберт Вескер.        — Я могу помогать в вашей работе, сэр, — как-то предложил за ужином. Майор отложил вилку и окатил его насмешливым взглядом. Помолчал. А потом очень серьезно спросил: — Ты знаешь, чем я занимаюсь, Леон? Леон лишь знал, что вряд ли за такую работу дадут медаль почета. — Нет, сэр, — и тихо добавил, — мне это неважно. Ведь это вы… Он не стал продолжать, боясь выдать то, что росло в его сердце день за днем, смущало и тревожило его. Он смотрел в тарелку, опасаясь поднять взгляд. Майор протянул руку через стол и растрепал ему волосы. — Просто делай, что я говорю. Мы поговорим об этом позже. И Леон делал.        Он получил водительские права. Забирая их в RPD, он столкнулся нос к носу с лейтенантом Брана и шефом Айронсом. Он не видел их полгода. Майор Краузер взял на себя все вопросы по его отработке. — О, Кеннеди, — лейтенант Брана вроде бы обрадовался, а Айронс лишь мельком взглянул на него и исчез. Леон показалось, что в маленьких глазках мелькнул какой-то испуг. Лейтенант оглядывал его с искренним удивлением. — Хорошо выглядишь. Леон пожал плечами. — Общаюсь с приличными людьми. Отдаю долг обществу перед тем, как сгнить в тюрьме. Запись на посещение моей задницы уже открыта. Брана огорченно покачал головой. — Ты не изменился.        Он получил пару мелких заданий от майора. Съезди и забери. Съезди и отвези. Карта памяти или запечатанный пакет.        Майор Краузер сунул ему под нос телефон с фото человека. — Запомнил? Леон кивнул. — Лично в руки. Только ему. Иди пешком. Не отсвечивай. Леон дошел до адреса и постучал в дверь. Его долго рассматривали в глазок и наконец открыли. Это был не тот человек. — Он будет позже. Оставь мне, я передам. Леон вежливо извинился и сказал, что подождет. Он зашел за угол дома, оставляя себе пространство для обзора, уселся на бордюр и стал ждать. Пошел мелкий дождь, потом — ливень. Через полчаса человек снова вышел из дома. — Он будет нескоро. Оставь мне. Леон покачал головой. Через два часа ему на телефон упало сообщение от майора: «Где ты находишься?» Леон коротко ответил: «Жду». Он просидел часов пять, не сходя с места. Наконец к дому подъехала машина и вышел человек с фотографии. Леон поднялся, разминая затекшие ноги. — Твою мать, — человек потер лоб рукой и пробормотал: — Извинюсь перед Джеком… Перед промокшим насквозь Леоном извиняться никто не собирался. Неважно. Леон побрел домой. Еще с порога услышал низкий рычащий голос — майор был вне себя. По отрывкам фраз Леон понял, что он говорит именно с тем человеком. Остановился в дверях. Майор окинул его оценивающим и взглядом, оторвался от телефона и кинул краткое: —Прими ванну, потом ужин. Леон был хорошим мальчиком. И позже получил свою награду — майор погладил его, как обычно, словно котенка, прошелся теплыми пальцами за ухом, и хрипло прошептал: — Молодец.        В первые за долгое время Леон встретил Аду. Майор Краузер уехал на сутки, по обычаю оставив ему несколько заданий. Леон все выполнил и пошел шляться по улицам. Майор не возражал, просто спрашивал позже, чем Леон занимался, и внимательно слушал уличные сплетни. Из последнего сногсшибающего — в Арклейских горах появились каннибалы и пиявки-мутанты. Майор выслушал его на удивление внимательно. Эти сказки казались важными для него. Леон предложил съездить посмотреть на пиявок и поймать парочку каннибалов. — Интересно же, — смущенно сказал он в ответ на поднятые в изумлении брови. — Проведем расследование, — воображение разыгралось и Леон вспомнил, как хотел стать полицейским. — Получим медали. Станем почетными членами S.T.A.R.S. Наши лица будут на доске почета… — Ребенок, — пробормотал майор, едва сдерживая улыбку. А потом как-то особенно усмехнулся и пообещал ему поход на реку Мендез и охоту на пиявок. Но позже.        В поход они так и не сходили.        Сегодня Леон смотрел на Аду и чувствовал то же, что и месяцы назад. Его захватила та светлая мальчишеская влюбленность. — Ада… — Леон… Он уселся рядом. Ада окинула его внимательным взглядом и протянула, словно про себя: — Интересно… Они не спрашивали друг у друга, чем были заняты это время. Ада предложила расслабиться и покурить, но Леон покачал головой, и снова получил внимательный взгляд. — Я изменился, Ада? — спросил он чуть позже. Ада долго смотрела на него темным взглядом, а потом нежные губы разомкнулись: — Тебе только кажется… Леон возвращался, окутанный тонким ароматом духов. Перед глазами мелькали стройные ноги в сапогах на шпильке, изящные бедра и грудь под обтягивающей темно-красной тканью. Он взглянул на дом, показавшийся впереди, и мысли свернули на широкие плечи, мощную грудь с пластами мышц, на крепкие грубые ладони, без всякого стеснения хватающие его за талию или бедра, поворачивая в нужную позицию… запах лосьона для бритья и хриплый рычащий голос, отдающий короткие приказы… Тебя тянет к мужчинам постарше. И не просто тянет…        Он открыл дверь и обнаружил, что майор Краузер уже дома. — Добрый вечер, сэр. Я вернулся, — отчитался Леон пустой комнате. И по короткому окрику прошел в гостиную. — Сядь. Рассказывай. Сейчас Леону казалось странным, что когда-то эта манера общения вызывала протест. Леон кратко рассказал, что слышал. — Дальше, — Джек Краузер склонился к нему ближе и глубоко вздохнул, почти касаясь волос. В такие моменты он снова и снова напоминал ему хищника, дикого зверя — огромного гризли, но с неподвижным мертвым взглядом рептилии. У Леона было стойкое ощущение, что майор учуял от него аромат женского парфюма. — Встретил подругу… — он не смог удержать мягкую смущенную улыбку влюбленного в недостижимый идеал мальчишки. — Мы давно не виделись, — и его накрыло волной тяжелой, едва сдерживаемой злобы. Будь осторожен, Леон. Он застыл под этим немигающим пристальным взглядом. Джек Краузер долго всматривался в его глаза, а тяжелая ладонь стиснула его плечо, впившись в тело, словно когтистая лапа. И Леон поймал себя на смутной нелепой надежде — может быть, этот сильный, уверенный в себе мужчина его… ревнует? Он не знал, всегда ли майор Краузер уезжает только по работе. Возможно, у него есть женщина или… мужчина? Он выдержал этот ледяной взгляд, не отводя глаза. Об Аде ему было всегда говорить тяжело. Джек Краузер нет нет и спрашивал Леона о личном. Он никогда бы не сказал, что Ада была единственной, с кем он целовался за всю жизнь. Просто инстинктивно чувствовал, что это принесет беду, и не только ему… Он защищал Аду, но не себя и свои чувства. — Просто поговорили немного, — серые глаза сузились, и он не зная зачем, добавил, снова оправдываясь, — между нами ничего не может быть. И искренне признался, открываясь старшему и опытному человеку, которому он доверял. — Я ей не ровня… Лед из глаз ушел, и теперь майор смотрел на него с странным удовлетворением и некоторым удивлением. Примерно так, как Ада смотрела на него, когда Леон размышлял, на что он сдался майору Краузеру. — Иди отдыхать. Завтра с утра — ножевой. Обычно Леон не мог дождаться именно этих тренировок. Его заводил блеск стали и звон металла о металл. Он чувствовал себя опьяненным этими боями. И опьяненным… своим учителем. Он смотрел в холодные серые глаза с отблеском стали и терялся в себе, настолько, что приходил в себя лишь от боли — он стоял, откинув голову, выронив из рук свой клинок, а широкое лезвие ножа холодило его кожу. Майор наказывал его за невнимательность — и легким, четко выверенным движением надрезал кожу. Медленно и мучительно… нежно. Его горло украшали тонкие, хирургические порезы, едва заметные глазу линии. Он иногда застывал у зеркала, пробегая кончиками пальцев по коже, его дыхание тяжелело и он снова и снова вспоминал ощущение крепких ладоней на теле. Но сейчас Леон сжался от страха. Завтра был плохой день и он не был уверен, что справится. День рождения мамы.        — Никчемный кусок дерьма, — Леон ожидаемо не мог сосредоточиться и ошибался раз за разом. Майор устал с ним возиться, повалил на землю, схватил на шею и невыносимо долго, унизительно возил лицом по траве. Леон сдавлено рычал, дергаясь под этим невыносимо тяжелым телом, словно под бетонной плитой. Но сегодня наказание закончилось быстро. Грубые руки отпустили его, майор поднялся и пнул его носком ботинка под живот. Леон закашлялся, хватая воздух в горевшие легкие. Джек Краузер молча стоял над ним, сунув руки в карманы. Леон сел, опустив голову вниз, — он ждал продолжения экзекуции. Но майор неожиданно присел рядом с ним и грубо ухватил за подбородок, заставив поднять лицо. Сквозь растрепанную челку Леон видел прищуренные надменные глаза. Но сегодня, помимо отвращения к его слабости, там было что-то еще. — На сегодня все, — спокойно сказал майор. — Поешь и помой посуду. Убери здесь и весь первый этаж. Иди в свою комнату и жди меня. На улицу не выходить. Майор развернулся и ушел в дом. Через пятнадцать минут Леон, возившийся с уборкой их импровизированной тренировочной площадки, услышал звук мотора. Он остался один. Он был рад этим простым четким приказам — их выполнение отвлекало от воспоминаний. Он все сделал, помылся и ушел к себе в комнатку. И заметался в четырех стенах, как попавшая в ловушку жертва. Он старался не думать, не вспоминать, но одни и те же картины вставали у него в голове раз за разом. Он впервые за долгое время захотел выпить. Или покурить. Хоть что-то, что дало бы временное облегчение. Что-то, что позволило забыться и пережить… Он ходил по комнате, обхватив себя руками, прижимался горячим лбом к стене. Его прошибло испариной. Он начал задыхаться и высунулся в окно по пояс, судорожно хватая ртом кислород. Он был благодарен, что майор запретил ему выходить на улицу. Сейчас Леон не был уверен в себе. Что сможет быть хорошим мальчиком для Джека Краузера. Может быть, майор знал что-то — у Леона давно уже было смутное ощущение, что его наставник, пользуясь своими связями, досконально изучил его биографию… Он сидел на краешке кровати, схватившись за волосы, и раскачивался взад-вперед, когда телефон на тумбочке завибрировал. «Спустись вниз».        Телефон Леон получил от майора с соответствующими инструкциями: — Быть всегда на связи. Не отключать. Носить с собой. Даже когда сидишь на толчке. Леон так и делал — просто удивился, зачем ему телефон в туалете. Майор Краузер проявил снисходительность и пояснил, что так формируется привычка. — Связь — это важно. Телефон или рация — всегда включены, всегда с собой. Это понятно?        Джек Краузер сидел в гостиной. На экране мелькали кадры какого-то фильма, а на столике стояла початая бутылка виски и два стакана. Леон увидел приглашающий жест — широкая ладонь похлопала по дивану, и уселся рядом, поджав ноги и скрутившись в комок. Его подзнабливало, а в ушах стоял шум крови. Его накрывало волнами невнятного страха, практически животного ужаса. Серые глаза мельком скользнули по его лицу, и майор подтянул его ближе к себе. Леон прижался под теплый бок и ему стало немного легче. Он пытался сосредоточиться на фильме, но ничего не понимал — в глазах стояли картины прошлого, и они становились реальностью. Он прижался еще сильнее, практически положив голову на плечо Джека Краузера, а тот закинул руку ему за спину и медленно поглаживал, пробегая пальцами по позвоночнику, спускаясь до талии, задевая обнажившуюся кожу кончиками горячих пальцев. Это помогало. Позже он пил маленькими глотками терпкий виски. Они оба отвлеклись от фильма — Леон боролся с накатывающими на него воспоминаниями, пытаясь сосредоточиться на тихой размеренной речи. Его наставник рассказывал ему какие-то армейские истории, потом что-то про оружие, но Леон терял суть рассказа, просто слушал голос. Все началось с казалось бы неважных вопросов, заданных вскользь, про его детство. Про Рождество. Про каникулы. Про самый лучший подарок от родителей. Каждый вопрос задевал в его сердце кровоточащую рану, то, о чем Леон заставлял себя не думать. Он коротко отвечал, пытался придумать предлог, чтобы сбежать, но Джек мягко удерживал его, а Леон не мог ослушаться. — Ты был послушным мальчиком в детстве, Леон? — спросил Джек Краузер. Леон застыл. Это… и начал говорить, уставившись в чисто выбритый подбородок. Он слышал себя со стороны — тихий безэмоциональный голос, с неравными паузами. — Нет. Я был непослушным. Мама сказала сидеть тихо, а я не послушался и увидел… Перед глазами встало искаженное ужасом белое лицо матери. Светлоглазая блондинка — он пошел в нее, не в отца, высокого ширококостного мужчину с темными волосами. — Сиди тихо, Леон. Я приду за собой, — мать старалась говорить спокойно, но маленький Леон чувствовал — ей очень страшно. И он не поверил ей. Он вышел из ванной комнаты, куда она его запихнула, и тихо пошел вниз, туда, откуда доносились резкие голоса — чужие и один, знакомый. Голос отца. Спустился по лестнице и уселся на ступеньки, вцепившись в деревянные столбики перил. Он видел чужих людей, видел отца и мать, вцепившуюся в его плечо. Слышал, как отец пытается ее отослать, но она не уходила, а когда все-таки решилась — чужие люди преградили ей выход. Голоса становились все громче. Вдруг один из чужих поднял голову и увидел его, маленького мальчишку на ступеньках. Сказал что-то насмешливое и угрожающее отцу. И отец быстро обернулся — это был последний раз, когда они смотрели друг на друга. Мать тоже взглянула на него и стиснула руки на груди, словно задыхаясь. Чужие засмеялись, а потом один из них снова обратился к отцу, кивая в сторону Леона… Леон увидел, как отец сделал резкое движение — полез куда-то в карман, а мать повисла на нем, отчаянно протянула руку в сторону чужих, пытаясь остановить… Леон понял, что сейчас случится что-то очень жуткое, неисправимое. Он хотел сбежать вниз, что-то сделать, защитить родителей от этой смертельной угрозы, но почему-то не мог оторвать пальцы от этих перил… Отец выстрелил первым, а мама начала кричать. Потом Леон ничего не слышал, его оглушило грохотом выстрелов. Он видел, как упал его отец, но уже не узнал его — что-то случилось с его лицом, половина была нормальная, а половина… ее не было, что-то темное, рваное, бордовое, видел, как мать кидается на пол, обнимая мужа, а чужие стреляют ей в спину. Ее красивое гладкое лицо стало уродливым, рот искривлен, наверное, она кричала, но… — Я ее не слышал… только выстрелы… потом она лежала… и дергалась, дергалась… Чужие ушли, захватив с собой одного раненого. Леон долго смотрел на то, как мать бьется рядом с неподвижным телом, царапает ногтями пол, с трудом разворачивается на живот, словно собираясь ползти куда-то… в его сторону… они встретились глазами. — Она смотрела на меня. Она видела, что я ее не послушался… она обещала прийти за мной… но не могла… только ползла и протягивала руку… Леон почему-то уставился на эту руку, с ошметками сломанных ногтей… он не мог смотреть в эти глаза. — Я ее не послушался… это я виноват… это из-за меня… — он говорил очень тихо и медленно, словно робот, подвисающий на каждой фразе. Он поднялся на ноги и побежал вниз. — Я видел, как ей тяжело ползти ко мне… ей было больно… Он опустился рядом с мамой на колени и просил извинения за плохое поведение. — Она меня уже не слышала. Она умерла. Он просидел рядом с трупами родителей всю ночь и утро, не сходя с места. Смотрел в пустые глаза, затянутые серой пеленой. Смотрел, как кровь растекается и густеет на полу. Поздно утром он услышал голос с улицы. Это лейтенант Марвин Брана. — Соседи, а что у вас ворота и дверь нараспашку? Услышал шаги и… — Господи Боже, — топот ног стал ближе. — Леон, Леон! — его трясли за плечи, потом лейтенант подскочил к отцу, к матери, проверяя пульс, чисто для проформы — все и так было ясно. А Леон тихо шептал: — Не трогайте их, им больно. Потом он сидел в скорой, потом в детской комнате полиции, потом его о чем-то спрашивали полицейские, женщина-психолог, еще какие-то люди. Он молчал, лишь иногда повторяя: — Это я виноват. Я не послушался. Потом и вовсе замолчал. Он услышал голос Айронса, только вступившего в должность шефа. — Я не удивлен. Одни отбросы постреляли других. Теория Дарвина. Он повернул голову и заметил, как лейтенант Брана нервно оглянулся в его сторону. Но промолчал. Айронс кивнул в сторону Леона, уже отворачиваясь: — И от этого будут одни проблемы. Леон подумал, что этот неприятный человек прав.        Он никогда не говорил о той ночи, ни с кем, как бы его не пытали психологи и следователи. Потом ему нарисовали амнезию на фоне психотравмы и отстали навсегда. Он стискивал пустой стакан в руках и шептал, просто не мог себя остановить: — Я виноват… я не послушался… я не мог их защитить… Он замолчал наконец, а потом ощутил на плечах успокаивающую тяжесть. Майор Краузер подтянул его к себе и обнял. Погладил по голове, зарываясь в волосы, и по спине пробежало приятное покалывание. Он ничего не сказал — не «Леон, ты тогда был маленьким», не «Леон, это не твоя вина» и прочие вещи, что ему пытались говорить поначалу, стараясь вызвать на откровенность. Просто гладил по голове, а Леон прижимался все сильнее, спрятав лицо в теплую ямку ключицы. Ему стало легче. Тяжесть горячей ладони на талии была очень приятной. Он тихо выдохнул, чуть поднял лицо и почувствовал щекой тепло чужой кожи. Интересно, что будет, если… он не успел додумать, просто приоткрыл рот и ощутил это тепло уже влажными после виски губами. Ладонь в его волосах замерла. Леон потерся щекой о плечо и снова приник губами к коже, чувствуя размеренное биение пульса. — Леон… — раздался тихий голос над ухом. Показалось, более хриплый, чем обычно. Он глубоко вздохнул. Тот же лосьон после бритья и едва уловимый аромат тела — что-то хищное, сильное. И уже не смог себя остановить — прошелся неловкими смазанными поцелуями от ключицы до скулы. Ладонь в его волосах ожила, ухватила пряди в горсть и отвела голову в сторону. Леон встретил пронзительный тяжелый взгляд прищуренных серых глаз. Изучающий и оценивающий. Он старался успокоить дыхание, но проигрывал — его грудь вздымалась, губы призывно приоткрылись, а руки вцепились в тонкую футболку, огладив широкую грудь. А потом ему стало стыдно, он пытался отвернуться, но майор не дал ему это сделать — легко тряхнул за волосы, а стальные пальцы впились в подбородок, разворачивая лицо ближе к свету маленькой лампы. Леон мог лишь рвано дышать, ждать и… он поцеловал кончики пальцев, терзающие его подбородок. Посмотрел из-под ресниц в каменное лицо напротив. Снова коснулся губами, приоткрыл рот и вновь поцеловал, пробегая по заветренной коже языком. Майор спокойно убрал руку. — Ты играешь с огнем, мальчик, — это звучало угрожающе, но будоражило кровь. — Я знаю… — прошептал Леон. Он знал об этом с самого начала, когда остался в этом доме. Когда увидел ледяной взгляд змеи перед броском, но не сбежал. — Ты хочешь меня соблазнить, Леон? — голос звучал очень спокойно, но Леон чувствовал новую интонацию. Видел потемневшие глаза, остановившиеся на его приоткрытых влажных губах. Леон не знал, что ответить. Его снова накрыло стыдом и страхом. Страхом, что его отвергнут. Он не достоин… — Я не знаю, — прошептал он, — я… я… не знаю… Он хотел убежать, но майор резко дернул его за плечо, заставляя сидеть на месте. Снова провел рукой по волосам. Леон замер. — Я не хочу пользоваться твоей слабостью, мальчик, — голос звучал очень холодно. — Сейчас ты не в форме. Леон сжал зубы. Конечно, он не достоин. — Я достаточно силен, чтобы получить от вас ботинком в живот, — он криво улыбнулся, показывая зубы. — Но слишком слаб, чтобы получить… Он не договорил. Получить что? Секс? Или… любовь… Не достоин. Он сколько угодно может быть хорошим мальчиком для этого человека, но всегда останется недостойным… А потом майор Краузер его поцеловал. Это было… было странно. Ему не с чем было сравнивать — только тот поцелуй Ады. Это было иначе. Резко и властно, словно укус зверя. Леон чувствовал привкус виски на жестких обветренных губах. Их языки встретились, а он не знал, что делать, просто приоткрыл рот шире, а его руки вцепились в воротник футболки. И очень быстро закончилось. Майор отстранился от него, а Леон растерялся. Снова замер под тяжелым испытующим взглядом, позволяя властно, по-хозяйски очертить грубыми пальцами подбородок и горящие после поцелуя губы. — Я, — он смутился, не понимая, почему все так быстро закончилось, — я в этом не очень хорош… у меня не было… ничего серьезного… Губы, которые секунду назад терзали его рот, изогнулись в довольной усмешке. — Это идеально, мой мальчик, — он пытался спрятать лицо за волосами, опустив голову, но майор удержал его, заглянул в глаза, словно проверяя — не врет ли Леон. Потом прижался ближе и прошептал в ухо, задевая губами тонкую чувствительную кожу: — Люблю новичков, — Леон тихо выдохнул, пытаясь сдержать неуместный стон — от интонации, слов, от касания губ. — Люблю учить под себя, — и этот властный низкий тембр. Его повело — он был сейчас сделал что угодно, он снова потянулся за поцелуем, но услышал предупреждающее «ш-ш-ш» и пальцы на губах, остановившие его. Он послушался. Джек Краузер снова провел по волосам, ласково, даже трепетно. — Леон… — холодные серые глаза осмотрели его лицо, а Леон вдруг заметил во взгляде то, что ранее не замечал. Или не хотел замечать. Тепло. Внимание. А сейчас — даже… восхищение? — Красивый… — майор склонил голову и его голос стал тихим, задумчивым. — Сильный. — Ты не понимаешь своей ценности. Леон почему-то отпустило. Осталось смущение и тепло. Не от этой лести. От тона и взгляда. Острое возбуждение ушло, и теперь ему было просто хорошо. — Я бы трахнул тебя гораздо раньше, — теперь тон был сухим, почти деловым. Майор Краузер просто вводил его в курс дела. — Но личные отношения тогда помешали бы мне сделать то, что нужно. Леон молчал, пытаясь осознать. Этот человек… он был расчетлив во всем. От составления расписания на день до… своих личных желаний. Все просчитывал и взвешивал, расставляя приоритеты. Словно вся его жизнь — сражение, с стратегией и тактикой. И никаких поспешных решений. — Мы вернемся к этому позже. У тебя тяжелый день. Ты устал. Голос снова стал успокаивающим, с хриплыми теплыми нотками. Леон накрыло облегчение. И усталость. Он действительно устал, измученный воспоминаниями детства и болью потери. Сейчас, рядом с этим человеком, боль отступила, стерлась. Боль прошла. Майор заставил его выпить еще полстакана виски и повел спать.        Леон улегся на бок, а майор Краузер укрыл его одеялом, заботливо поправил подушку и уселся рядом, на пол. Леон видел в полутьме четкий резкий профиль и блеск стальных глаз. — Вы не уйдете, сэр? — майор перевел на него ироничный взгляд. — Нет. Буду охранять своего маленького мальчика от зубной феи. Отгонять монстров. Майор склонился, улыбаясь. — Под кроватью никого нет. Надо проверить шкаф. Леон фыркнул под нос. — Я давно взрослый. Майор положил здоровенную руку на постель, и Леон ухватился за широкое предплечье. — Я знаю. Поэтому в честь этого события можешь звать меня Джек. Естественно, вне тренировок, — майор помолчал. — И других… дел. Его глаза слипались, а большая фигура рядом успокаивала. — Хотя «сэр» от тебя звучит очень сексуально, Кеннеди, — Леон устало выдохнул в подушку. Сил смеяться у него не было… Но голос Джека звучал очень серьезно. — Не забывай об этом. Будь хорошим мальчиком. Леон уже засыпал и был способен лишь выдохнуть: — Да, сэр… И смутно почувствовал, как мускулистое предплечье дернулось под его рукой.