Поднебесная азалия.

Воистину, пока цветение азалии не достигнет последней стадии, те, кто имеют наглость соприкасаться с божьим творением, обожгутся. Пальцы начнут разлагаться, а род человеческий завянет, словно его и не было. Легенды слагают, что цветок азалии был дан в дар Королю эльфов за те дары, что он преподнёс Богу за его благословение народу. Народ Короля принял каждый дар Господа, но уподобился роду человеческому и разрушил последний шанс на спасение. По крайней мере, так гласила легенда. Никто и никогда не переписывал легенду, а также не набрался смелости внедряться в дары, которые так добродушно преподнесли им Небеса. — Надо же, — миловидный женский голос разрезал воздух, — Ты совсем не спала? И вновь, тяжесть в голове и горе на сердце легли плотным грузом. Ми Сыль приподняла подбородок, уткнувшись взглядом в знакомую фигуру. Бабушка заглянула глубоко в глаза дорогой внучки, слегка ухмыльнувшись. Женщина со вздохом наклонилась, дабы поравняться ростом и с подозрением в глазах, она спросила: — Аленький цветочек, — начала женщина свои этюды, — сядь, поешь. Хотя бы. Бабушка была весьма настойчива, а девушка не могла отказать. Эта пожилая най-нэй* растила её с пеленок. Родители Ми Сыль покинули пределы Китая еще до построения Великой Империи, что стало конечной точкой в терпении юной писательницы. Она подняла взгляд на единственную родственницу и тяжко вздохнула, пытаясь тем самым отмахнуться от навязчивых вопросов. — Ни к чему. Сейчас важнее книга. — ответила девушка, обращая свое внимание на письмена. Пожилая женщина фыркнула, упирая руки по бокам. Она явно не была довольна таким исходом и упрямством Ми Сыль. Эта безрассудная девица не ела дней пять, а все сидит на мягком месте, совершенно неподвижно. — Так сложно оторвать пятую точку от камня и пойти набить живот? — проворчала женщина. — Ради бабули… Девушка поправила очки, а стекла блеснули в лучах солнца, когда она подняла на бабулю глаза, выглядывая из-под очков. Сыль не могла отделаться от мысли, что её так просто не опустят. Дело было важным. Время сочилось сквозь пальцы, обращаясь в тяжелое бремя. Ноша казалась непосильной, но только порой. — «Сложно» не подходящее слово. — писательница задумалась, складывая два пальца на подбородке. — Как насчет «не хочу»? Бабушка оглянула внучку с головы до ног, подмечая самые мельчайшие детали. Аккуратный нос, слегка припухшие губы, выразительные глаза, что блестели на солнце, от чего становились более яркими. Юн Ми Сыль действительно была красавицей, пускай и жуткой занудой. Приятным бонусом стало её детище. Её книги, которые она пишет от глубокой души. — Такая красивая, а замуж тебя выдать все никак не можем! — воскликнула бабуля. — Помру скоро, а правнуков так и не поведаю. Прискорбно, но так и есть. Девушка была не самым востребованным и идеальным партнером для мужчин. Они избегали ее, мягко говоря. Загвоздка в том, что Сыль проницательна к остальным до костей. Её глаза могли прожечь дыру в мужчине, который ей не нравился. Такой он, особый темперамент. Если бы Бог послал ей весточку, она бы отвергла, не задумываясь. — Ты не помрешь раньше времени, най-нэй. — ответила писательница. — К тому же, не все так плохо. Пара ухажеров да найдется. Нечего устраивать драму на ровном месте. И вновь, бабулю отправили восвояси с её потребностями на будущее. Частая практика. В семье «Юн» мужчин во главе нет и не было. Никогда. И иногда кажется, что всем в действительности управляют женщины. Благородные мужья не берут под венец всяких набожных, никому не нужных. Пускай Ми Сыль и писатель, но мало кто осведомлен о её работах. Друзей у девушки нет, а родители давно отправились на тот свет. Бабуля Чин, вот кто воспитывал и продолжает воспитывать по сей день упрямую Юн Ми Сыль. Смахнув дурные мысли, юная писательница оправилась от навязчивого разговора и ее пальцы снова вцепились в клочки бумаги. Потрепанные наброски, что были едва тронуты, так и хотелось убрать подальше и забыть, как страшный сон. Сыль покачала головой, испуская стон усталости. Она подчеркнула свое невежество относительно последних дней, а затем потянулась к небу, разминая тело. Все смутно. Воспоминания о прошлом так и не вернулись. Лишь размытые картинки. — Такое ощущение, будто я что-то упускаю. — прошептала Ми Сыль. Ощущения действительно были странными, немного острыми. Сердце пронзала дрожь, будто дыру пробивают внутри. Тяжелая это ноша — стараться ради других. Бабушка Чин, стоя неподалеку, уложила тряпки в глубокое ведро, дабы не забыть лишний раз простирнуть. Ей это было то в тягость, то в радость. Быт спасал от забвения, ведь трудотерапия в Китае — это главное преимущество каждого гражданина — Да. Например, постирать свои грязные трусы вручную, а не с помощью пожилой старухи. — Бабуля Чин поддразнила, испустив томный вздох. Пока старуха ворчала где-то там, на крылечке, Сыль пыталась построить из кома спутанных мыслей цельное предложение. Построить целую империю в голове намного проще, чем написать что-нибудь стоящее. Это проблема насущная. Особенно в последнее время. Каким бы не были идеи, изложить это на бумагу гораздо сложнее, чем многие думают. Бабуля Чин, к примеру, считает, что это проще простого. В отличии от её внучки. Вот уже полгода у писательницы застои. Она не в состоянии и пару строк выписать, а что уж говорить о целой книге. Единственная книга, которая была дописана — это «Поднебесная азалия». Верхушка айсберга. Начало, а может и конец её литературной деятельности. После «Поднебесной азалии» все стало еще сложнее. Эта книга стала культом на китайском рынке и быстро разошлась по рукам среди ценителей и простых покупателей. Но больше руки Ми Сыль не дошли до пера. — Не терзай себя, моя пташка, — женщина сделала паузу, посмотрев на внучку, — все образуется, как только ты расслабишься. Бабушка Чин давала дельные советы. Она все переживала за внучку, которая старательно пыталась приложить все усилия, но выходило все еще скомкано. Старания стараниями, а ремесло все еще стояло на месте, не двигаясь ни в одну из сторон. Даже если получалось плохо, Ми Сыль переписывала. — Что есть дар, то есть погибель. — сказала бабушка Чин. — Может оно и к лучшему? К лучшему? Что к лучшему? То, что она не может отписать пару строк, хотя из кожи вон лезет, лишь бы написать что-то стоящее. Пустые разговоры не грели душу, лишь нагружали излишне. И пока внучка и бабушка пытались внести конструктив в свой диалог, у ворот нарисовались парочка шицзы*. Двое крупных мужчин требовательно постучали по обветшалой двери, ожидая ответа. И весьма нетерпеливо. Ми Сыль оглянулась на бабушку, как бы спрашивая, что им делать. Но, Чин решила взять инициативу в свои руки и уверенной, но медлительной походкой поплелась к воротам. Легким движением руки, женщина отперла щеколду на потертых воротах, приоткрывая слегка, но не до конца. Глаза старухи исследовали двух незнакомцев, что походили на самураев. С её губ слетела усмешка. — По чью душу явились, голубчики? — спросила пожилая женщина. Шицзы переглянулись, хмыкнув в унисон. Им здесь явно были не рады. Но, разве это их заботит? Нет, не то чтобы. Молчание напрягло бабулю. Напряжение так и собиралось в воздухе, а глаза её исследовали каждый дюйм униформы этих треклятых шицзы. — Бабка, — более высокий мужчина заговорил первым, — император требует аудиенции с девчонкой. Глаза старой расширились. Она почти всю жизнь избегала этой минуты. А вдруг её маленькую азалию запрут в одной из самых темных темниц или подземелье? А может, отдадут под венец какому-нибудь извращенному чиновнику? Страхи воплощались в жизнь. И только мысли Чин начали блуждать где-то там, за пределами здравого смысла, как один из шицзы прервал бабушку. — Аудиенция, а не казнь. К чему эта драма? — раздраженно спросил один из мужчин. — Просто приведи девчонку. С яблони повалилось пара яблок. Дурной знак. Эти «стражи порядка», что должны охранять ворота, заявились без предупреждения не в свой дом и смеют что-то требовать. Но семья «Юн» не лыком шита. Из каждой ситуации есть выход. Даже если кажется, что она безвыходная. Это был завет. У императора всегда был свой подход к народу. Во времена правления его деда все было гораздо проще, а этот рубит с плеча, едва пораскинув мозгами. Больной разум и смута в сердце печалили ни в чем неповинных людей, которые мирились с нынешними идеологиями императора, что был околдован собственными предрассудками. — Я хочу… — бабуля запнулась, а затем добавила более уверенным тоном, — нет, я требую объяснений! Шицзы снова переглянулись между собой. Их терпение было на исходе. Время бежало в никуда и не очень хотелось растрачивать его на перебранки с какой-то старухой из провинции. Стража бесцеремонно толкнула ногой хрупкие на вид ворота, прорываясь внутрь. Сыль зацепилась глазом за незнакомцев, оставив бумагу в покое. Вот так врываться на чужую землю? Девушка была сбита с толку. Её тело, словно по безмолвному зову, оторвалось от табуретки. — Убирайтесь! Немедля! — воскликнула писательница, делая шаг навстречу. Мужчины остановились, встав в стойку. Их взгляд был холодным, почти безжизненным. Дисциплина приложила руку к их характеру. Было видно невооруженным глазом. — Юн Ми Сыль, — заговорил старший шицзы. — Собирай вещи. Приказ Его Императорского Величества.