Under the mistletoe at Christmas

Он никогда не хотел знакомиться с ними так. Это было его проклятием или что? Неужели самые дорогие для него люди должны попадать под влияние его чокнутого папаши? Выдохнув в воздух облачко горячего воздуха, Чонин зашагал к красивому зданию с лепнинами, слушая хруст снега под ногами. Это была маленькая католическая церквушка, что принадлежала его семье. Парень решил не раздеваться, а сразу пройти в зал, где сейчас должна была проходить служба. Он постарался как можно тише войти, чтобы его не заметили. Остановился у стены. Сам не знал, что его туда потянуло. На импровизированной сцене возле стойки стоял его отец. Он активно жестикулировал и вещал что-то в зал, где собралось много людей. Рядом с ним, на коленях стоял парень его возраста. Он опустил голову и вцепился пальчиками в низ своего вязанного свитера. Сегодня была суббота. А каждую субботу в этой церкви проходила особая служба. Та, которая должна наставить грешников на путь истинный и сделать их снова нормальными. Чонин ненавидел слушать этот бред. Как в такое вообще можно верить? Почему чужие родители каждый раз на это велись? — Ты хочешь стать нормальным? Хочешь, чтобы родители гордились тобой? Хочешь полноценную семью? — вещал отец Чонина. С каждым вопросом какая-то деревянная указка со свистом опускалась на спину мальчика. — Д-да, — плакал он, не поднимая головы. Чонин редко во все это вмешивался, потому что понимал, что закостенелые умы уже не изменить, но сейчас парень выдержать не мог. — Прекрати! — крикнул он, чтобы его голос отразился эхом от сводов. Ян оторвал свое тело от стены и сделал пару шагов, чтобы все его могли видеть. — Это физическое и психологическое насилие. Все то, что ты здесь вытворяешь, — как можно тверже говорит он, складывая руки на груди. Мальчик, что стоял на коленях, поднимает на него затравленный взгляд. По его щекам текли слезы, а глаза будто невербально просили о помощи. — Юноша, если вы не хотите слушать, так уходите отсюда, — сказал кто-то из пришедших людей. — Как ты в принципе можешь строить из себя такого праведника и гнобить этих детей, если твой собственный сын весь захлебнулся в грехе, папочка? — Чонин не слушает, продолжает говорить, гаденько улыбаясь. — Что ты несешь?! — пытается заткнуть его отец, бегая взглядом по собравшимся людям. — Как думаешь, сколько членов уже во мне побывало, после того, как я съехал от вас с мамой? — усмехается Чонин и делает еще пару шагов вперед. Кто-то из людей охает, кто-то прикрывает рот ладонью, кто-то начинает неодобрительно смотреть на старшего Яна. Но, конечно, Чонин лукавил. У него был всего один парень, с которым они расстались два года назад. Они познакомились в этой ебанной церкви. Милый и добрый Бан Чан сразу приковал взгляд Яна. Семья Чана была прихожанами церкви, поэтому первое время они общались здесь, а потом решили, что им мало. Они сильно и горячо друг друга полюбили. Даже встречались три года. Но Чонин читал где-то, что любовь живет три года. Родители узнали о их связи и оба жестоко поплатились за свою любовь. Кажется, у Чонина до сих пор остались шрамы на спине, от розг, которыми его били. Такое чувство, что его отец вылез из средневековья. Чан быстро принял свою участь и позволил промыть себе мозги, что если он не станет нормальным, то права жить не имеет. Но Чонин соглашаться с таким бредом отказался. Его били, пока он сознанье не потерял, но очнулся он уже в своей комнате, запертый. Парня достало все терпеть, поэтому он просто собрал вещи и вылез через окно. Пока не выпустился из школы, жил у бабушки, а после получил стипендию для универа и нашел работу. Бабушка и тут помогла – добавила денег на квартиру. Чонину повезло, что его бабушка с его родителями не общается. Он уже не помнит, какая кошка между ними пробежала, но холодная война у них как минимум десять лет уже идет. — Разве дети виноваты, что их тупые родители в школе биологию не учили? Разве дети виноваты, что их родители не понимают, что они не выбирали быть такими? Что ориентация заложена на уровне ДНК и изменить ее нельзя? — Чонин все приближался к сцене, где все еще на коленях сидел плачущий мальчик. — Мы не можем потворствовать греху! — горячо возразил отец, ударяя рукой по стойке, рядом с которой стоял. — Вы не обязаны любить грех, но вам ведь полагается прощать и любить грешников. Разве не в этом суть веры? — выгнул бровь Ян. — Суть веры в том, чтобы следовать заповедям Божьим! — кричит кто-то со своего места, но Чонин не обращает на них всех внимания. — Поднимайся, — тихо обращается он к мальчику и подает ему руку. Его отец словно оцепенел. Парень всхлипнул и схватился за младшего Яна, как за спасательный круг. Он так крепко прижался к нему, обвивая шею руками. А Чонин только по спине его гладил. — Как должны чувствовать себя все эти дети, если их собственные родители ненавидят их из-за того, что они просто любят и хотят быть собой? — Ян поворачивает голову на собравшихся людей, — что плохого в любви? Чем она отличается от других ее видов? Полом? Только и всего? Неужели небо на землю из-за этого упадет? — Простите, простите меня, — плакал мальчик в руках у Яна и его рыдания разносились на весь зал, — я такой слабый и никчемный, даже не смог полюбить девушку. Мама и папа перестали меня любить из-за этого, — казалось, он даже и не слушал, что говорил Чонин. Просто оказался заперт в мирке, который душит его. — Вы же их родители черт возьми! — взорвался Чонин, — вы должны любить их, даже если весь мир посчитает их врагами. Вы должны быть на их стороне! Единственное, что вы можете, так это принять их и порадоваться, а не унижать и заставлять проходить через все это. — Я согласна, — прозвучал где-то рядом тихий ответ. Это была одна из женщин. — Что ты несешь?! — накинулся на нее мужчина, что сидел рядом. Муж, наверное. — Я что, должна ненавидеть свою дочь, потому что она приведет в дом девушку а не парня? — женщина встает со своего места, — если она счастлива, то какая разница, с кем? Я должна поддержать ее выбор, потому что я ее мать. Я самый близкий человек для своей дочери. Даже если люди будут против нее, она не сломается, потому что ее мать сказала, что это нормально и она вольна любить, кого хочет, — заканчивая свою тираду, она хватает сидящую рядом девочку за руку, — мы уходим, Юци! Следом за этой женщиной поднимается еще парочка родителей и уводит своих детей. Но на местах по-прежнему много людей. Чонин даже восхитился этой женщиной. Мальчик отстраняется от Яна и смотрит ему в глаза. — Пожалуйста, — всхлипывает он, — не заставляйте меня. Я не хочу быть другим, я не хочу любить девушек. Пожалуйста, не надо. — Я не буду, милый, — Чонин стирает слезы с его щек, — никто больше не посмеет сделать этого с тобой, — он оставляет ему поцелуй на лбу, под оханья родителей и почти сердечный приступ его отца. Младший Ян осторожно берет мальчика за руку и начинает вести прочь из церкви. — Я не буду больше никого переубеждать. Вы сами должны все понять. Но, когда ваши дети вас возненавидят и оборвут все связи, вы поймете, какую глупость совершили, — Чонин кидает косые взгляды на сидящих людей, пока проходит мимо них. Они доходят до раздевалки, чтобы забрать куртку мальчика, который все не мог остановить слезы. — Тише, — шепчет Чонин, пока одевает его. Он осыпает лицо мальчика успокаивающими поцелуями. Мальчика звали Феликс, ему было почти восемнадцать, он уже выбрал, куда хочет поступить, давно сох по своему однокласснику. Даже исправительный лагерь не смог выбить эту любовь, не смог сделать его нормальным. И Феликс старался притворяться, но получалось, как он уже понял, плохо. Чонин стал его спасением, когда Феликс его уже совсем не видел и был разбит всем, что с ним происходило по указке родителей. Чонин целовал Феликса так нежно, как только ты способен. Он старался вложить всю свою любовь. — Если бы ты не пришел... — шептал между поцелуями Ли, — если бы не забрал меня... — он задыхался. Слезы уже подкатывали к горлу. — Не думай об этом, — вторил ему Чонин, — я здесь, я рядом, — он осыпал все его лицо мягкими поцелуями, проходясь губами по каждой веснушке. Прошел уже год, а Феликс все никак не мог забыть. И как ему теперь спокойно отмечать Рождество, если на прошлое его родители так с ним обошлись и притащили в церковь отца Чонина? Ян крепко обнимал парня, поглаживая по спине. Рассказывал что-то буднично, спрашивал, пойдут ли они запускать салюты, размышлял, что бы им приготовить на праздник. Его тихий голос был таким успокаивающим, что Ли не хотелось думать ни о чем плохом. Только об этом невероятном парне, что стал его Рождественским чудом. — Я люблю тебя, — шепчет засыпающий Феликс. — Да, я тебя тоже. Очень сильно, — Чонин оставляет поцелуй на макушке, — пока я рядом, не бойся своих кошмаров. Они пройдут со временем, а я останусь навсегда.