Under the mistletoe at Christmas

Ему определенно не нравится то, что с ним сейчас происходит. Он буквально ничего не хочет больше делать, просто тихо, мирно умереть где-нибудь в уголке, чтобы больше не было всех этих заморочек. Потому что мертвым ничего не нужно: они лежат у себя в земле, и их не трогает ни учеба, ни родители, ни деньги, ни вся хуета, что происходит. И он в прямом смысле не знает, что ему дальше делать, потому что он даже не может представить, как проживет завтрашний день. Он вообще ничего не знает, просто отъебитесь от него все, ему морально и физически хуево. Он не хочет ни с кем общаться, не хочет никого видеть, не хочет никуда идти, даже плакать не хочет. Он хочет, как камень, прозябать где-нибудь в уголочке дороги. Мыслей ноль, планов ноль, понимания от других и от себя тоже ноль. Всего ноль. Вселенной ноль. Нет ничего. Абсолютно. Кромешная темнота. И это не для красивого слова. Он даже не знает, как передать то, что он чувствует. И чувствует ли он, кроме тошноты, что-то еще сейчас. Просто похороните его где-нибудь. Как он поймет других, если он даже себя не понимает? И почему такая мысль в его мозгу, он не ебет. И почему его заботит, понимает он левых чуваков или нет. И вроде ничего не случилось, но все же. Он ничего не понимает, он так хочет умереть сейчас. Что с ним происходит? Объясните хоть кто-нибудь. Ему, блять, так плохо, и он не может понять почему. Что ему делать дальше?... Посмеяться над собой и забыть это все со звоном будильника, и не вспоминать, какой он никчемный придурок, который пытается замотивировать дорогих людей, чтобы они не распускали сопли, чтобы не сдавались. А что он тогда делает сейчас? Для чего делится с кем-то? Почему посвещает в весь бардак, что творится в голове? Для чего... Просто... Он не знает... Он ничего не знает. И ему страшно от этого. Ему страшно даже от следующей минуты. И для чего все слова вырываются из его рта, если он все равно ни с кем ни хочет говорить? Если хочет, чтобы о нем забыли? Забыли, что он существует. Чонин сидит, откинув голову и прижимая колени к груди. Комнату слабо освещает старая гирлянда на окне. Вообще-то Минхо хотел светодиодную ленту под потолок, но, по словам самого владельца комнаты, ему лень ее покупать. Но от этого атмосфера ничуть не портится. Здесь явно лучше, чем на улице. Метель забирала свои права и заметала все вокруг. У дорог образовались большые сугробы, свежие следы несчастных, что оказались на улице, быстро заметались не оставаляя и напоминания. Ветер качал деревья и вывески ларьков. И вроде завтра уже Рождество, а погода портит все настроение. Да и как отмечать такой светлый праздник в таком состоянии? На кровать вдруг прыгает одна из кошек Ли и начинает тереться о ноги Чонина. Кажется, это Суни, но, в связи с густым синим цветом всего вокруг, он не уверен. Такое ощущение, что кот понимал, как плохо сейчас парню, и пытался поддержать его. Сам Минхо возвращается через минуту. Он ходил на кухню, чтобы заварить им обоим чай. Ли так перепугался, когда Ян без предупреждения приехал к нему и в слезах буквально сбил с ног. Хозяин квартиры провел младшего к себе в комнату и, немного выслушав, решил, что без тяжелой артиллерии в виде чая тут не обойтись. За все время Минхо не сказал Чонину ни слова, за что винил себя. Но он просто не мог до конца понять состояние парня, чтобы хоть как-то помочь ему. Кажется, Ян глубоко задумался, потому что не отреагировал, когда Ли несколько раз позвал его по имени своим хриплым голосом. Но вздрогнул от прикосновения горячей ладони к плечу. Сердце Чонина тут же забилось как бешенное. Как будто он живой, как будто что-то чувствует, как будто волнуется и хочет чего-то. А почему оно вообще бьется? Так еще так громко. Набатом по ушам, разрывая грудную клетку. И Ян только несколько минут назад сказал, что не хочет плакать. Но прямо сейчас глаза предательски наполнялись влагой. Он будто задыхается. Почему? Почему он плачет? Да что, блять, вообще происходит?! Почему он? Почему с ним? Надо просто не думать, отвлечься. Но оторвать взгляд и перевести его на такое ебать интересное окно с гирляндой не получается. Горячие слезы текут по щекам, но Чонин, кажется, этого вовсе не замечает. Минхо опять пугается уже который раз за вечер. Ставит кружки на прикроватную тумбочку и быстро садится рядом. Секунда, и Ян утыкается носом в молочную шею Ли, вдыхая любимый запах лаванды, что стал таким родным. Парень обхватывает его руками и сам начинает беззвучно плакать. Он прижимает Чонина к себе сильнее и плачет. Не понимает почему, просто так хочется. У Минхо так быстро и громко бьется сердце, что Ян прикрывет глаза и слушает его, как будто это колыбельная. Ли рад, что младший сейчас с ним, что не один в своей уютной, но пустой квартире, украшенной сверху донизу декоративными лианами и всевозможными цветами. Рад, что сейчас он плачет с ним, а не у себя в постели, пялясь в их открытый диалог в телефоне. — Я все еще с тобой. Я ничего с собой не сделал и не собираюсь, — как в подтверждение его мыслям шепчет в шею Чонин. Минхо жмурится и прижимает парня к себе крепче. Хотя, казалось, куда уж ближе. — Прости... — Шепчет Ли в ответ, потираясь щекой о его мягкие черные волосы, втирая в себя запах яблок от шампуня, которым Ян так любит мыть волосы. Чонин не понимает, за что старший извиняется, но ничего не говорит. Ему все равно, если Ли ничего не будет отвечать. Главное, что он слушает, что не затапливает такими удушающими "а вот я, а у меня". Ему нужно, чтобы его просто выслушали. Выслушали и забыли кто он такой. Просто... Пусть обнимает, чтобы он знал, что парень тут, что слушал, что рядом. А может, он просто подумает, какой же Чонин нытик, раз вывалил на него всю эту хуйню. И говорит, что не хочет сейчас никого слушать, даже если у Минхо тоже проблемы. Потому что он чертов эгоист. Он тварь. Мразь. Сволочь. Ебанутый придурок. Который понимает, что, скорее всего, гей, а никакой нахуй не би, и влечение к девушкам вроде Наен или Сумин мнимое, потому что его представление об айдолках идеальное. И он даже не понимает зачем это говорит. Скорее всего, Минхо станет с ним некомфортно. Просто... — Лучше не слушай. Выгони меня. Забудь об этом инциденте. Живи дальше, как жил, — слез уже нет, эмоций больше не хватает, — без меня, без моего нытья, без всего, что хоть как-то напомнит обо мне... — Ян отстраняется от Минхо. — забудь. Я зря это. Не надо было. Я такой дурак... — Хватит, — задушенно звучит в ответ, и ладонь Ли закрывает младшему рот, — прекрати говорить такое. И хочется, чтобы хотя бы родители поняли. Прекратили мониторить, заставлять учиться на нелюбимое дело, отстали, дали лечь на бок и плакать. Поняли, что ему тоже может быть плохо, что ему тоже нужна разгрузка, помощь. Хоть что-то, блять. Хотя бы крупица... К чему Минхо вся эта информация? К чему слушать его? Просто... Просто просто. Без всякого смысла и логики. Без ничего. Пуф, и все. И ничего нет. Может, Ли просто прикидывается, что Чонин нужен ему, может, он его бесит, может, в тяжелых переписках он смеется с него за экраном телефона или недовольно закатывает глаза. А может он Минхо реально нужен. Но в любом случае, искренне это или нет, у него ничего не получится. Он не сможет вытащить Яна из этого болота, не сможет ничего. Потому что Чонин сам себя не понимает, так на что он со стороны Ли надеется? Он такой идиот. И как хорошо, что он это понимает. — А знаешь,— поднимает голову Ян и смотрит Минхо в глаза, — мне так плевать на людей, — и улыбается, так вымучено улыбается, проводя по лицу ладонью, будто пытаясь стереть всю мимику с него, — плевать на чувства, на себя, — он встает и отходит к окну, облокачиваясь на подоконник, пока Ли провожает его удивленным взглядом и стирает мокрые дорожки с лица, — плевать, что люблю тебя, на свое будущее, вообще на все, — он усмехается и отворачивается, зажмуривая глаза. И сердце бьется в желудке, и страшно от того, что Минхо скажет, как отреагирует. И пальцы дрожат и не слушаются. А может, он ничего не скажет. Просто уйдет, просто не поймет, и они поставят точку в их отношениях, как завершение этого бреда. А Чонин так много сказал. И зачем Ли все это слушал? Он с утра встанет и перестанет вообще что-либо понимать, потому что не хочется нагружать мозг. — Эй, — тихо зовет Минхо, — если ты хочешь взять перерыв, то я не против. Не хочу принуждать тебя к чему-либо. — Да блять, — Ян взрывается. Надоело. Задолбало. Ему хочется разбить что-нибудь прямо сейчас. Желательно свои руки. В кровь. Но он просто заламывает пальцы и прикрывает глаза. Призывает себя успокоиться. Если Ли не готов, Чонин не может вынуждать его отвечать. — Трудно. Так трудно. И плакать. Надо. Прямо сейчас надо плакать. Это так странно ощущается. Мне нужна помощь, но я не знаю, какая. И я так много чувствую или так мало. Я не понимаю. Ничего не понимаю. И я люблю. Ахуеть как люблю. Или мне так кажется. Я любил. Раньше. Точно любил. А сейчас не могу понять. Я остыл? Просто запутался? Внушил себе что-то? Не знаю, что думать. А думаю ли я сейчас вообще? И что я делаю? Что доказываю, говоря, что люблю? К чему? Что за демонстрация? Так много вопросов и ни одного ответа. Мне так тяжело... — Ян выпаливает это на одном дыхании. Возможно, Ли догадывался и раньше, но только сейчас Чонину хватило смелости это сказать. Он решил, что в любой другой день он просто не сможет это сделать, не сможет пересилить себя. Это и бесило. Он признался. Взял и признался лучшему другу, которого любит уже несколько лет, от которого пытался когда-то отдалиться, пытался не увязнуть в этих чувствах, пытался сделать хоть что-то, чтобы не перейти эту грань. И сейчас его просто игнорируют. Ему больно, очень больно. Сердце сжимается, дышать становится труднее, перед глазами темнеет. — Это нормально, в жизни ведь так много сомнений, — Минхо тоже встает с кровати, неловко сжимая края любимого вязанного свитера, — мы все в чем-то сомневаемся, и это совершенно нормально. Я ведь тоже люблю тебя. Тебе лучше отдохнуть сейчас. Может, ляжешь? Чонин не понял, к чему это все. К чему эти его слова? Он не понимает их смысла и не хочет стараться. Жар поднимается с низа живота и вскипает, как лава. — Да не могу я так взять и уйти. Просто потому что раньше такого не было, потому что это все странно. И ты не поймешь, даже если попытаешься. И ты не примешь меня. Никак. И не сейчас. Ты пропускаешь половину моих слов, закрываешь на них глаза. Потому что ты не готов. Ко мне. К разговору. К отказу мне. Ни к чему. Ты же... Просто человек. Живой человек. А я беру и нагружаю тебя, просто вываливаю. И я не могу понять, либо ты понял меня и просто косишь под дурачка, либо реально не понял. Но никогда. Слышишь? Никогда твое "люблю" ко мне и мое "люблю" к тебе не будет означать одно и то же. А может, и будет, через много лет, когда вспомнишь меня. Но мое "люблю" уже потухнет. И не загорится. Ян плачет. Опять. Снова. Не может сдержаться. Рыдает в голос. Страшно. Больно. Грустно. Тоскливо. Что сейчас делать? Оправдаться не получится, даже если он захочет, а он не захочет. Воздуха не хватает, ноги ослабевают и подгибаются. Ян думал, что сейчас упадет, но вместо этого его хватают сильные руки и прижимают к себе. В который раз за эту ночь. — Йена, — зовет лаского Ли, — солнышко, прости меня. Прости, слышишь?! — Он не позволяет себе плакать. Чонин уже плачет за них двоих, и Минхо обязан успокоить обоих, — Я так люблю тебя, — продолжает шептать парень, — ты даже не представляешь. Как парня люблю, Йени, не как друга. Ян не слышит. Продолжает плакать и хвататься за свитер Ли. Минхо прилагает массу усилий, чтобы заставить Чонина дойти до постели и лечь на нее. Ли укрывает их обоих одеялом и прижимает младшего к своей груди, заглушая его рыдания. Минхо гладит по спине и волосам, шепчет какие-то розовые сопли, что так сейчас необходимы обоим парням, целует в макушку, пока громкий плач не переходит в тихие всхлипывпения, и Чонин не начинает икать от долгих слез. Ли приподнимает лицо Яна, обхватывая его щеки, и стирая большими пальцами мокрые дорожки. — Глупый Чонин, — улыбается Минхо. — Да, — соглашается Чонин, — глупый, очень глупый. Ли оставляет мягкий и долгий поцелуй на лбу Чонина. — Мне надо было раньше признаться, правда? — продолжает Минхо, все еще гладя щеки парня, чье лицо в милиметре от его, — чтобы не доводить тебя до всего этого, — еще по поцелую приходится сначала в одно веко, а потом в другое, — я хотел, чтобы это было романтично, — поцелуй в нос, — я бы позвал тебя на ночь кино где-нибудь на Рождество или новый год. Мы бы смотрели Гарри Поттера и если всякую вредность, — поцелуй в щеку, — я бы медленно и долго поцеловал тебя, прямо на том моменте, когда Джинни в первый раз поцеловала Гарри, — поцелуй в скулу, — я бы отключил чертов телек и засыпал бы тебя комплиментами и признаниями, — Ли остановился возле губ, опаляя Яна своим дыханием. А Чонин перестал дышать, еще когда Минхо только начал говорить. Он шумно выдохнул через нос, стоило только губам Ли коснуться его собственных. Сердце громко застучало где-то в горле, застучало так, что, казалось, услышал весь Сеул. Минхо взял его руку и приложил к свой груди. Его сердце колотился так же быстро и сильно. Ли отстранился лишь на милиметр, чтобы дать им отдышаться. — Ты украл мой первый поцелуй, знаешь об этом? — выдохнул Минхо, счастливо улыбаясь. — Кто еще чей украл, — Чонин наконец-то позволил себе улыбку. Спокойную и расслабленную, а не натянутую и нервозную. Ли снова прижимается к губам младшего, как будто не верит, что он с ним, здесь, сейчас. Что не исчезнет через мгновение, что не оттолкнет. Утром они сядут за стол в кухне, возмут на руки по коту, – Чонину больше всего нравится активный Дори – наведут чай с ромашкой и спокойно поговорят обо всем, что произошло. И не пойдут они завтра ни в какие универы. Минхо, как обычно, пропустит пару по гистологии, а Ян в первый раз пропустит свой пед. Они будут долго-долго обниматься и оставлять поцелуи по всему лицу и рукам, боясь, как влюбленные подростки, перейти на другие части тела или позволить себе большее. Но все это будет завтра. А сейчас Ли получше укутывает себя и Чонина в тонкое одеяло и обнимает, обещая не отпускать всю ночь, даже если станет жарко. Тот чай, оставленный на тумбочке в пылу истерики, уже остыл и расстроился. Он так и не пригодился, а послужил лишь предлогом на краткое расставание, так что с утра будет вылит, чтобы в любимых кружках заварили новый, который в этот раз уже выпьют, и он согреет дрожащие от волнения ладони. Где-то в ногах укладываются три довольные морды, начиная мять парней лапами и мурчать. Когда начались крики, они спрятались под шкафом в зале, а сейчас осмелели и пришли к хозяину и его второй половинке. И не зря. Атмосфера в комнате заметно поменялась, сменилась с напряженной на влюбленную, как бы это ни звучало. Дори решил, что лежать в ногах он не хочет, и как самый влюбленный Чонина после Минхо, перелез к нему на бок, укладывая лапы на предплечье Яна и мурча ему в ухо. Ли цокает, но кота не сгоняет, лишь гладит его за ухом, шепотом прося не будить млвдшегг, который только-только тихо засопел. В тот момент Минхо и решил, что теперь его пока еще друг, который уже завтра перейдет в другой статус, станет самым счастливым человеком. И если Чонин когда-нибудь еще хоть раз заплачет из-за него, он официальное разрешит его одногруппнику Джисону, у которого списывает фарму, задушить его жгутом, который надо накладывать манекену. Минхо уверен, что Джисон будет этому только рад. Тот так часто подстебывал его за любовь к их новому преподу по иностранному языку, Ли Феликсу, при этом состоя в отношениях с Хенджином, что Хан будет осчастливлен отомстить другу. Но отношения Джисона – уже совсем другая история.