***
Больно. Ло осознаёт это лишь спустя время, когда Верго вновь стискивает его сердце, впиваясь пальцами в лёгочный ствол, зажимает костяшками хрупкие вены — он распахивает глаза от диких мучений, беспомощно хватая широко раскрытым ртом пропитанный ядом и пылью воздух, чувствует, как по подбородку стекает слюна. Ло надеется, что она не перемешана с кровью. — Для тебя я Верго-сан, ублюдок. Всё плывёт, в ушах звенит от острой колющей боли, а тело бьёт крупный озноб — он дёргается, чувствуя, как не может пошевелить онемевшими пальцами, чтобы использовать хотя бы кавардак, как горят лёгкие, готовые разорваться на куски, но всё же поднимает голову, впиваясь в стоящего над ним и сейчас кажущегося просто огромным Верго безумными, покрасневшими из-за резкого притока венозной крови глазами. Тот едва заметно пакостного ухмыляется и уже собирается продолжить пытки, но слышит шум со стороны входа и замирает, сдвинув брови и тяжело вздохнув. — Что ж, я сейчас немного занят, но ничего не поделать, — он поворачивается к Ло спиной и громко объявляет: — Вице-адмирал Смокер… Пора разобраться с тобой раз и навсегда. — Прекрасно, — острия дзюттэ обращаются прямо на Верго, — давай же покончим с этим поскорее. Мне противно находиться в обществе такого мусора, как ты, пират Верго! …Ло сипло усмехается, наблюдая за словесными оскорблениями, уже спустя несколько минут переросшими в бойню, из-под полуприкрытых век — Верго в своей привычной манере показательно насмехается, а Смокер не заставляет себя долго ждать — взревев, бросается на него, замахиваясь для атаки, сталкивается с бамбуковой тростью — отпрыгивает. Движения Верго увесистые и точные, а Смокера — быстрые и грубые; он нападает со всех сторон, на секунду даже напомнив Ло вёрткого бесшумного Цезаря, вьётся, захватывает противника дымными путами, пока тот всё ещё стоит на месте, изгибаясь в разные стороны и нанося удары ногами. Всё происходит отрывисто, резко, почти мгновенно, настолько, что фигуры перед глазами размываются, напоминая сплошное грязное пятно. Ло тяжело, до безумия тяжело сосредоточиться: высокий ублюдок Верго тоже носит блядские очки с зеркальными стёклами, а проклятый дозорный Смокер, насквозь пропахший своими сигарами, как назло собирается идти до конца. Ло отчаянно хватает ртом воздух. Похоже. Тело аж встряхивает, когда спустя миг он с ужасом понимает, что всё слишком похоже — на нём нет чёрного пальто, удобных джинс, а рукоять кикоку больше не ощущается — пальцы сжимают не кожу и белый мех, а впитавшее кровь и слёзы подгнившее дерево. Воздуха совсем не хватает — Ло кричит, но не слышит, задыхается, смотрит, не в силах заставить себя зажмуриться, чтобы не видеть происходящего кошмара, а по щекам беспрерывно стекают ручьями слёзы. Горло разодранное, и к нему уже подступает едкая тошнота: он видит, но ничего не может сделать. … — Эй, ты не можешь или не хочешь, Ло? — Заткнись! — Фуфуфу, ну какой злобный ребёнок! — Смокер… — едва слышно выдавливает Ло, чуть привставая на руках и, к своему удивлению, тотчас ловя чужой взгляд — впрочем, Смокер не просто смотрит. Он говорит. Просит. Показывает. Ло заторможенно кивает и уставляется на свои руки. Не будет, как в прошлый раз. Когда Верго, полностью сосредотачиваясь на ударе, ломает дзюттэ Смокера, а самого его прижимает к земле, Ло делает лишь одно движение кончиками пальцев — и этого достаточно, чтобы вновь почувствовать горячую бьющуюся плоть и нахлынувшую уверенность, поднявшую его, избитого, истекающего кровью, но очень решительного сейчас на ноги. — Моё сердце, — он тихо усмехается, прерывая Верго, изощрённо втаптывающего противника в грязь, и заставляя обернуться. — Тебе всё же удалось вернуть его, Смокер. Гримаса злости искажает окровавленное лицо Верго, а Ло чувствует сладкое удовлетворение — наконец-то эту сволочь удалось действительно выбить из колеи. — Так вот в чём дело! — ревёт он, с ненавистью взирая на распластавшего под ним Смокера. — Ублюдок, когда ты только успел?! — Ха! — выдаёт тот в ответ, щурясь и отворачиваясь. — Теперь мы в расчёте, Трафальгар, так что… давай поскорее покончим с этим. — Тебе так неприятно быть в долгу у пирата, — Ло тихо хмыкает, вставляя сердце на место, ощущая, как в груди мгновенно теплеет, пока растекается горячая кровь. — Для дозорного… нет ничего более унизительного… — хрипит Смокер, привставая. — Я бы не смог смотреть в глаза подчинённым. — Однако ты спас меня, — беззлобно парирует Ло, после чего поднимает тяжёлый взгляд на Верго, напряжённого, шумно дышащего, но по-прежнему кажущегося собранным и даже отчасти невозмутимым. Внутри всколыхивается неконтролируемое раздражение — «Как же бесит». — Это конец, Верго-сан, — выплёвывает сквозь зубы он, взмахивая рукой, и тот отвечает сразу же — Ло слышит, как сочится ядом чужой голос, ощущает фантомный горьковатый привкус на языке: — Ты наконец-то вспомнил о манерах, дерзкий паршивец, — Верго прокручивает бамбуковую трость между пальцами и крепко сжимает её, выставляя вперёд — «О, кажется, ты просто в бешенстве». — Ну, лучше поздно, чем никогда. — Говори, что хочешь, — губы кривятся неестественно сильно, — но не думайте, что вам удастся вечно сидеть на этом троне. — Ло сглатывает комок в горле, чувствуя волнение, сковывающее тело, и почти отчаянно выкрикивает: — Ты ведь слышишь меня… Джокер?! Ло уверен, что слышит. Но самое ужасное — он надеется. На несколько секунд воздух наполняет звенящая точно разбивающееся стекло тишина, которую нарушает до жути знакомый смех, до сих пор слышащийся Ло во сне и наяву, преследующий его так же, как и мысли о Кора-сане, как сам Кора-сан. — Фуфуфу… Ло трясёт, и он искренне хочет верить, что это не слишком заметно — стискивает зубы до скрипа, пытаясь успокоить дыхание, и произносит: — Верго уже можно считать покойником — сегодня ты лишишься своей правой руки! — чёрт возьми, он действительно говорит это грёбанному Дофламинго. Спустя столько лет. — …А Мугивара разберётся с Цезарем. Так что можешь считать, «SAD» для тебя потерян!.. — Ло облизывает слегка пересохшие от волнения губы и набирает побольше воздуха в лёгкие, чтобы продолжить, пока на том конце трубки слышно лишь молчание: — И причина, по которой ты не мог предвидеть такого исхода, в твоей излишней самоуверенности! Ты… — Ло почти сбивается, но не останавливается, ощущая острую необходимость сказать всё или хотя бы почти всё, — можешь заливаться своим маниакальным смехом, пытаясь скрыть позор, но подумай хорошенько над своим следующим ходом! Обещаю, скоро я… мы сотрём эту самодовольную улыбку с твоего лица, потому что будем действовать не так, как ты того ждёшь! — Фуфуфу… Фуфуфуфу! И Дофламинго… смеётся. Заливается — и безумный хохот набатом стучит по вискам: Ло яростно борется с желанием немедленно спрятаться, схватиться за голову руками, зажать уши, чтобы больше никогда не слышать этого кошмарного хриплого голоса, не знать, не вспоминать, не думать, что скрывается за очками и птичьей клеткой, в которой монстр насильно запер своё сердце давным-давно. Дофламинго смеётся, неважно, наполняются ли его глаза гневом или слезами. А Ло хочет кричать. — Ты уверен, что не бредишь, парень?! Ло вытирает выступивший на лбу холодный пот и моргает несколько раз, прежде чем сфокусировать взгляд на Верго, который успел усилить волей практически всё тело и сейчас выглядит поистине устрашающе. «Чёрт». — Верго ведь стоит сейчас прямо перед тобой, верно? — Ло не видит лица Дофламинго, но готов поклясться: тот вновь готов разразиться громогласным хохотом. — Помнишь, что было в прошлый раз, когда ты его разозлил и чуть не отправился на тот свет? Фуфуфу! — Ло слегка приседает, пока Верго неторопливо приближается к нему, кажется, будучи полностью уверенным в своей безоговорочной победе. «Как акула, кружащая вокруг добычи», — думает Ло и крепко сжимает кикоку одной рукой, другую выставляя вперёд. — После этого он крепко засел в тебе и всё ещё там… твой страх перед Верго! «Глупая рыбёшка». Пространство. Рывок. Верго даже не успевает опомниться, как Ло быстрым литым движением разрезает его на две части и с тихим щелчком убирает меч обратно в ножны, после чего выдыхает, кинув быстрый взгляд на Смокера и едва заметно дёрнув уголком губ. Победа. В груди вспыхивает странная смесь эмоций, и Ло, подойдя к Верго ближе, громко отчётливо произносит, чувствуя, как с каждым словом, несмотря на радость от выигрыша, внутри нарастает какая-то тягучая тревога: — С момента окончания великой войны прошло уже два года! По-твоему, за это время ничего не изменилось?.. Ха! Только вы занимались поддержанием этого перемирия, но смерть Белоуса положила конец старой эпохе, — Ло скрещивает руки на груди, ощущая неприкрытое удовольствие от того, что наконец-то он говорит, смотря на Верго и даже Дофламинго сверху вниз. — Дозор кипит и не бросает вызов никому из сильнейших, словно готовится к чему-то, так что эта война была лишь прелюдией. И ты… всегда говорил, что новую эру не остановить! Она накатит волной, принесёт с собой новых великих людей, а я клянусь, что сломаю все шестерни, которые ты так старательно соединял. И никто не сможет повернуть их вспять! «…Я сделаю, как должен, Кора-сан. Обещаю».***
У берега дует чёртов ветер, но кроме Ло это, кажется, никого не волнует — пьяные, согревающиеся вкуснейшим рыбным супом, терпким ромом и малость чадящими кострами, счастливые пираты и дозорные пели и плясали, забыв про вражду, просто радуясь, что смогли спасти детей и остаться в живых. Ло ёрзает на неудобном бревне, подтягивает колени к подбородку, задумчиво наблюдая за танцующими в воздухе снежинками, разбавляющими серость холодной белизной, — кажется, что смотришь на хмурого Смокера, у которого глаза пасмурные и внимательные, цвета грязного льда или неба над зимним островом — Ло подавляет в себе желание вырезать их, сделав чуть светлее, и вставить обратно — «Тогда было бы совсем как у него». — Пей свой чай, — чужой голос звучит прямо над ухом, и Ло вздрагивает, обхватывая замёрзшими ладонями обжигающе горячую кружку, и поджимает губы, косясь на внезапно появившегося рядом Смокера — от него пахнет студью, подсыревшим мехом и треклятым черносливом. Ло хочется побиться обо что-нибудь головой. — Остынет же, — Смокер недовольно прищёлкивает языком, смотря, как пар вьётся тонкой струйкой вверх, почти сразу исчезая в ледяном воздухе. Ло ненадолго прикрывает глаза, слыша, как очередная перепалка Зоро с Санджи, причитания Нами, болтовня детей и галдёж солдат G-5 становятся далёкими, приглушёнными, совсем неважными — перед застывшими глазами кружится снежный вихрь, и Ло готов поклясться, что видит знакомую широкую улыбку, наполненные теплом и беззаботностью, скрывающей печаль, глаза, слышит, как тоскливый вой вьюги становится вполне осмысленным: «Пей скорее! Эй, Ло, ты же не хочешь заболеть?» — Конечно, не хочу, — произносит Ло одними губами, чувствуя, как к горлу подкатывает комок из слёз, и едва заметно улыбаясь. — Глупый Кора-сан. — Ты что-то сказал? Из прострации вырывают вопрос Смокера, пристально глядящего на него, и смех Мугивары, искренний и простой, цепляющий и наполняющий сердце чем-то давно забытым. Луффи смотрит на него, радостно кричит и смеётся, смеётся, смеётся — Ло неуверенно машет ему в ответ, жалея, что другой рукой вынужден держать кружку и не может скрыть козырьком шапки глаза. Кора-сан тоже так смеялся. — Нет, — Ло качает головой, неожиданно для самого себя придвигаясь к Смокеру поближе и с какой-то странной решимостью опрокидывая в себя добрую треть чая, — и тотчас кашляет, отплёвываясь и недовольно бурча: — Горячо. — Идиот, — шипит Смокер, но вместо того, чтобы окинуть презрительным взглядом — «Какого чёрта я вообще сижу рядом с пиратом, а не своими?» — и уйти куда подальше, он выуживает из кармана чистую салфетку и, ворча, говорит: — Нельзя же залпом пить, да ещё и не подуть перед этим, — Ло насупливается, но молчит, позволяя Смокеру, на которого неизвестно что нашло, вытирать своё лицо, а, когда тот заканчивает с этим, осторожно пробует кончиком языка чай — за эти несколько минут он успел остыть ещё немного, так что можно спокойно пить. — Маленькими глотками, — предупреждающе произносит Смокер, следя за каждым движением Ло, на что тот лишь усмехается, отпивая самую малость, и смотрит прямо на визави такими же серыми глазами — он едва заметно вздрагивает. — Почему ты волнуешься за меня, м, Белый Охотник? Ветер дует сильнее, поднимая снег, а Ло сидит неподвижно — он ожидает чего угодно. Чего угодно, но точно не… — Да дьявол его знает, — просто хрипит Смокер и поджимает губы, щурясь, немного отворачиваясь. Острые снежинки колют шершавый подбородок, впиваются в лицо и царапают глаза — они оба цедят одинаковые ругательства почти одновременно, и почему-то на душе у Ло становится теплее. — Тут где-то должны быть пледы, — говорит он, оглядываясь и привставая. — Пойду поищу, а то так сидеть совсем уж хреново. — Постой, — Смокер негромко окликает его, и Ло поворачивается — видит, что тот напряжённо размышляет над чем-то, однако в конце концов беззлобно усмехается и распахивает свою отделанную внутри немого влажным от снега, но по-прежнему достаточно тёплым, а ещё очень мягким мехом. — Иди сюда, посидим так. Левая бровь Ло выгибается, а глаза, наполнившиеся неподдельным удивлением, раскрываются чуть шире — что ж, Смокер умеет поражать своими предложениями. — Уверен? — Ло холодно стоять на ветру в пальто, которого, к несчастью, сейчас недостаточно, но он хочет сразу расставить все точки на «i», а потому кивает в сторону G-5. — Они ничего не… подумают? — Они могут думать что душе угодно, — фыркает Смокер и похлопывает по месту рядом с собой — Ло слегка краснеет, но списывает это на выпитую недавно бутылку не самого лучшего рома. — А говорить не могут — я их командир. Ну, а коль решатся, я быстро укорочу смельчакам язык. Ло ухмыляется, оценив такой лаконичный и схожий с его методиками подход, и осторожно садится рядом, не решаясь особо касаться своего соседа, — впрочем, одна шуба на двоих не то чтобы оставляет выбор, так что в итоге Ло вынужден боком прижиматься ко Смокеру, греться в мехе и жаре чужого тела, дышать его запахом и вслушиваться в размеренное глубокое дыхание. Между ними повисает тишина, и, чтобы не усиливать и без того растущую неловкость, Ло прикрывает глаза, стараясь сосредоточиться на том, как странно, непривычно и в то же время до болезненного хорошо сидеть рядом: кажется, что это вовсе не Панк Хазард, а рядом совсем не Белый Охотник. Стоит лишь немного — совсем капельку — вернуться мыслями в прошлое, как оно уже здесь, в настоящем, изменённое и счастливое: то, где маленького Ло согревает раненый, но выживший и тёплый Кора-сан, который успокаивает и шепчет на ухо: — Всё хорошо, Ло, всё хорошо. Я ведь обещал тебе, мой дорогой мальчик… Я обещал тебе. — Ну что за чёртовы дети, — бурчание Смокера заставляет Ло моргнуть несколько раз, возвращаясь в реальность, а затем перевести взгляд на веселящихся Усоппа, Чоппера и трёх солдат из G-5, которые явно пытались втянуть бедную и изо всех сил отпирающуюся Ташиги в какую-то мелкую авантюру. Ло усмехается. — Да, пожалуй. Он устраивает свою голову на плече Смокера и из-под полуопущенных ресниц наблюдает, как радостно улюлюкающие пираты и дозорные принимаются водить хоровод вокруг капитана последних — что ж, сегодня определённо сумасшедший день. — Они напоминают мне кое-кого, — внезапно произносит Смокер, и голос его звучит как-то непривычно. Серые глаза темнеют, а Ло чувствует, как чужие мышцы напрягаются. — Раньше… лет двадцать пять назад я познакомился с ним на тренировочных боях в академии для дозорных. — Это было в Ист-Блю? — Ло стучит подошвами ботинок друг о друга, стряхивая нападавший снег, и кутается в шубу — мороз становится сильнее. — Да, на базе Хатамеку, — Смокер дёргает уголком губ и тяжело вздыхает, оглядываясь, — Ло молча протягивает ему бутылку из стоящего рядом ящика и получает благодарный взгляд. Смокер много пьёт. А ещё дымит, как чёрт. — Я был совсем юнцом, но ему уже стукнуло то ли восемнадцать, то ли девятнадцать — тоже не шибко много, знаешь ли, особенно, если думать об этом сейчас, однако тогда он мне показался ужасно взрослым, — Смокер сипло смеётся, и Ло чувствует, как по коже невольно пробегают мурашки. — Да и высоченный был страшно, — он качает головой, делая огромный глоток и утирая губы кончиком большого пальца, после как-то тихо сдавлено добавляя: — А ещё часто шутил, иногда вытворяя совершенно ребяческие поступки — Цуру ему как-то такую выволочку устроила, до сих пор помню. Но он всё равно улыбался… — Смокер ненадолго замолкает, глядя куда-то вдаль. — Хотя глаза были вечно грустные. — Ты знаешь, откуда он там появился? — Ло достаёт вторую бутылку — уже для себя — и не колеблясь льёт часть в кружку, мешая алкоголь с чаем. — Не переборщи, — Смокер кидает быстрый взгляд на адское месиво и выдыхает облачко пара, пряча ладони в карманах куртки. Закрывает глаза, словно хочет вернуться в те дни. — Конечно. Но тогда узнал не сразу — Кансер принёс сплетню, которую подслушал у Гион с её подружками, — Смокер хрустит пальцами, будто пытаясь избавиться от нахлынувших эмоций, и лезет за своим портсигаром, чтобы вновь закурить. Ло терпеливо ждёт. — Этот парень оказался в учениках у Сэнгоку, — Смокер чиркает спичкой несколько раз, прикрывая её огрубевшей от тренировок и мороза ладонью, чертыхается, но в конце концов поджигает оставшийся, к счастью, почти сухим табак и выпускает струю пара, явно наслаждаясь. — Нечасто таких встретишь. — А у нашего славного адмирала был кто-то ещё? — теперь Ло думает, что подсесть к Смокеру было определённо хорошей идеей — и даже запах чернослива перестал быть настолько невыносимым: как будто бы он снова привыкает к нему, как будто всё снова, как раньше. Ло крупно вздрагивает, чувствуя вспыхнувший внутри испуг. «Нет, не смей. Нельзя. Ты не можешь…» Он щипает себя за запястье, морщась от боли. «Иначе будет только хуже». — Не думаю, — Смокер смотрит на Ло, хмурясь, и кладёт руку ему на плечо, подцепляя пальцами шубу и укрывая его получше. — Ты весь дрожишь, Трафальгар. Может, пойдёшь к костру? — Не будь строптивым ребёнком и погрейся! И кутайся, а то совсем замёрзнешь… Ох, Ло, Ло… — Нет, — хрипло выдыхает он, зажмуриваясь до цветных пятен перед глазами — и снова низкий, слегка скрипучий из-за раздирающего связки горького дыма голос, снова тяжёлая ладонь, снова прикосновение длинных, слегка прохладных, пропитанных никотином и сухофруктами пальцев к бледной щеке — Ло широко распахивает глаза, чувствуя, как внезапно становится до жути жарко, и жадно хватает ртом воздух, будто бы находится сейчас в далёких пустынях Алабастры, а не среди льда и снегов. «Вот чёрт». — Я принесу ещё чаю, — кажется, Смокер действительно встревожен — Ло понимает его. Будь с ним хоть его союзник, хоть враг, он бы тоже вряд ли смог игнорировать такое поведение. — Спасибо, — Ло не видит смысла отказываться: немного горячего точно не повредит и, быть может, отрезвит его. Он взглядом проводит любезно оставившего ему свою шубу Смокера, бессмысленно пялясь на его спину, и облизывает мгновенно высыхающие на морозе губы. Какая-то часть Ло до безумия хочется вцепиться в Смокера, расспросить о Росинанте как можно больше, возможно, даже попросить дать номер денденмуши Сэнгоку, отбросив все мысли о том, насколько это безумно. Но… Ло не станет. Быть может, потому что не готов ворошить прошлое так сильно, а может, просто не хочет, чтобы Смокер узнал, что именно он тот мальчик, ради которого Росинант поставил под угрозу жизни дозорных, по сути променяв товарищей на больного ребёнка, ставшего, к тому же, пиратом. Поэтому, когда Смокер возвращается с дымящейся кружкой, бормоча под нос что-то про «безобразие», устроенное этими «балбесами», Ло коротко кивает в знак благодарности и, уже не стесняясь, прижимается к нему поближе — вскоре они должны будут покинуть Панк Хазард, а при следующей встрече снова станут врагами, так что Ло намеревается до последнего наслаждаться этими странными, болезненно-приятными мгновениями, неторопливо потягивая чай, прислушиваясь к стуку чужого сердца и всё же позволяя себе полноценно вдыхать запах горьковатого, подвяленного на жарком солнце чернослива.***
Ло будят чайки. Визгливые крики прорываются сквозь дрёму, и он недовольно приоткрывает один глаз, щурясь от солнца, которое только-только начинает вставать. Санни находится в пути уже около семи дней, и за это время Мугивары успели вернуться к своему привычному ритму жизни — впрочем, Ло ещё вчера сказал им, что через две недели они достигнут берегов Дресс Розы, так что перерыв продлится недолго. Он зевает, не удосуживаясь прикрыть рот ладонью, и натягивает плед, который ему любезно оставили для ночного дежурства, — сверху раздаются частый хлопот крыльев и шорох, а через секунду рядом падает корреспонденция. На первых страницах красуются лица незнакомых ему пиратов, недавно устроивших дебош на особо охраняемом Мировым Правительством острове, сбоку теснятся пара-тройка колонок с незначительными новостями, внизу примостился дурацкий кроссворд. Ло тихо вздыхает — свежий газетный номер уже во второй раз недвусмысленно намекает ему, что надо бы как можно скорее позвонить Дофламинго, чтобы заявление о его отказе от поста шичибукая непременно попало в один тираж с новостью об их с Мугиварой альянсе — иначе розовый ублюдок наверняка успеет что-то предпринять. — Расслабься, Трафальгар, — знакомый голос звучит совсем рядом, и Ло чуть поворачивает голову, замечая стоящего около него Санджи с безмятежной улыбкой и сигаретой в зубах: её кончик тлеет, грозясь погаснуть из-за утреннего бриза, а сам он, неторопливо затягиваясь, время от времени отмахивается от едкого дыма и лезущих в лицо растрёпанных волос, которые, выгорев, теперь кажутся почти белыми. От Санджи веет морем и солнцем, чем-то землисто-пряным, а ещё цветами —жасмином. Ло вздёргивает левую бровь. — С чего ты взял, что я напряжён? — О, перестань, — Санджи усмехается, зачёсывая пальцами упавшие на лоб пряди назад, и едва не чихает от щекочущих лучей, выпускает тонкую струйку пара — Ло принюхивается и одновременно с облегчением и лёгким разочарованием чувствует жареный миндаль. — Ты весь нахохлился и смотришь так, что убить можно. — Просто не выспался, — бурчит Ло и подавляет зевок — это не вся правда, но он не врёт: спать на посту, строго говоря, вообще нельзя, а если и засыпаешь, то всё равно наутро разбитый. Санджи внимательно смотрит на него, тихо хмыкает и, явно решив что-то для себя, молча уходит. На секунду Ло теряется, но тотчас становится невозмутимым: в конце концов у кока наверняка своих дел полно, не просто же так он встаёт ни свет ни заря. Ло до красноты трёт глаза, пытаясь избавиться от дурацкой сонливости, и после нескольких минут бесплодных попыток уже собирается пойти плеснуть в лицо холодной водой, как вдруг перед носом оказывается кружка ароматного чая с плавающими на поверхности листиками мелиссы — Ло поднимает взгляд и видит, что нависающий над ним Санджи держит вазочку с печеньем. — Оно рисовое, — уточняет тот, садясь рядом, а Ло острожно обхватывает пальцами ушко кружки, другой рукой забирая угощение. — Я помню, ты не слишком любишь пшеничную муку и хлеб. — Да, спасибо, — Ло едва заметно улыбается, чувствуя, как становится до странного неловко и тепло от этой заботы. Он смотрит на Санджи, отчего-то желая поймать его взгляд, и коротко вздрагивает: ветер поднялся, лёгкие, будто сплетённые из самого солнца пряди, теперь хлещут по мягкому лицу, пока яркие блики зайчиками прыгают на влажных досках, и на несколько секунд рядом с Ло оказывается совсем другой человек — у него слегка размазанная по лицу косметика, тонкие-тонкие сигареты и загадочная улыбка. Лёгкие внутри мучительно сжимает. — Всегда пожалуйста, — Санджи поворачивается к нему полностью, убирая волосы, и образ исчезает — будто Кора-сан, соизволивший ненадолго спуститься с небес, решил, что пары мгновений хватит, чтобы повидаться. «Я даже не успел коснуться тебя». — Если хочешь, можешь потом пойти со мной на кухню, — продолжает он всё так же непринуждённо, наверняка хотя бы отчасти улавливая странное состояние Ло, а потому, видимо, и пытаясь отвлечь. Санджи немного наклоняется к нему, почти касаясь кончиком носа чужого, и заговорщицки улыбается: — Может быть, тебе достанется самая вкусная порция завтрака. — Может быть? — Ло сам не знает, почему принимает игру, но Санджи действует на удивление успокаивающе — пусть и временно, пусть это и мешается с то и дело вспыхивающей душащей болью; впрочем, в последнем Ло винит только себя. — Я надеюсь, что так и будет, Чёрная Нога-я. — О, помолчи, — улыбка Санджи становится широкой — «Помады не хватает», — и Ло невольно подаётся чуть ближе. — И называй меня по имени, ты же не чёртов Маримо. — Упаси боже, — криво ухмыляется Ло, поднимаясь и разминая отёкшие от долгого сидения ноги, пока Санджи аккуратно сворачивает плед — а когда заканчивает, спешит к корме, махая рукой: — Давай же, идём! Ло не возражает — лишь смотрит неотрывно несколько секунд, прежде чем подбежать к слишком низкой для него двери, стараясь не расплескать чай по всей палубе. — Проходи, проходи, не стесняйся, — Санджи, забрав и поставив кружку с вазочкой на стол, чтобы Ло мог спокойно спуститься по лестнице, уже успел повязать фартук и теперь лавирует между между столом, плитой и стульями, достаёт продукты из холодильника, ёмкости и всякие приборы — из ящиков. На кухне светло и уютно: по словам бормочущего Санджи, конечно, не так, как на Мерри, но это вопрос времени. Ло осторожно касается пальцами гладкой поверхности широкого стола, неосознанно поглаживая, и оглядывается, замечая небольшой беспорядок из свежевымытой посуды, пляшущие на каплях и прозрачных стаканах солнечные лучи, цветные полотенца для рук на крючках, развешанные над плитой пучки сушёных душистых трав, пахнущих хвоей и чем-то медвяным. — Это целебное, — говорит Санджи, видя интерес Ло, и немного поворачивается в его сторону. — Чоппер попросил пока оставить их тут, — он прекращает взбивать венчиком яйца и неуверенно показывает пальцем на один пучков: — Вот это… точно мята, — его взгляд перемещается чуть левее. — Здесь ромашка, шалфей… валериана, полагаю? — Да, — Ло чувствует, как невольно улыбается, и, почти залпом выпивая подостывший чай, подходит ближе. — Ты все правильно назвал. Остались только зверобой, цикорий и эхинацея… Похоже, доктор Чоппер узнал, что Дресс Роза относится к числу южных островов, и решил слегка перестраховаться, — уголки губ поднимаются ещё выше. — Ну, или вознамерился угомонить вашего несносного капитана. — Вполне вероятно, — Санджи тоже улыбается, тепло смотря на него, а затем, взъерошив волосы на затылке, слегка неуверенно произносит: — Гм, слушай, Трафальгар… — Ло, — прерывает тот и спустя пару секунд добавляет: — Раз уж я называю тебя по имени. — Без проблем, Ло, — с губ Санджи слетает его имя, и он наслаждается тем, как легко и непринуждённо оно звучит, ощущая сладковатый, немного цветочный привкус на языке. — Я хотел спросить, не мог ты мне помочь? Нужно промыть рис, — Санджи кивает головой в сторону довольно большой миски, — а затем замочить его и сварить. Справишься? — Легко, — Ло засучивает рукава, подходя к раковине, — мне не впервой возиться на кухне. — Серьёзно? — Санджи кидает на него быстрый заинтересованный взгляд, а Ло лишь усмехается, выдавливая немого мыла на ладони: — Да. Так сложилось, что среди всей моей команды так и не нашлось хорошего кока, так что готовим и едим как придётся и что придётся. — Ты шутишь, — Санджи смотрит неверяще, чуть распахнув рот и даже ненадолго остановившись. — Быть не может. — О, ещё как может, — Ло ухмыляется, поворачивая кран с холодной водой и беря в руки миску. — Это довольно забавная история, знаешь ли… …Увлечённо переговариваясь и время от времени посмеиваясь, Ло не замечает, как пролетает время и они практически заканчивают с готовкой — с Санджи ему просто и приятно. Он весёлый, добродушный, умный и временами до жути язвительный — похожий на Кора-сана, но не слишком, ровно настолько, чтобы пробуждать временами колющую боль и светлую грусть, но не заставлять сходить с ума. Когда Санджи отворачивается, чтобы достать приправу для омлетлов, Ло задумчиво смотрит на него. «Может быть… может быть, всё сможет измениться?..» — Нашёл, — слегка раскрасневшийся Санджи выпрямляется и аккуратно посыпает почти готовые блюда чёрно-зелёным порошком. — Это будет великолепно! — голос, полный уверенности, — теперь Ло не сомневается, что Мугивара и вправду обладает потрясающей способностью находить невероятных и знающих своё дело людей, и с интересом следит за Санджи, который сейчас напоминает художника, дорисовывающего последние детали своего шедевра. «И это только омлет…» Серые глаза Ло слегка сощуриваются, и он тихо выдыхает. Санджи творит искусство… нет, пожалуй, он и есть его воплощение, такой свободный и счастливый сейчас. «Кора-сан…» — Кстати, я ведь не показывал тебе! — оживившись, он немного убавляет огонь на плите и кидается в угол, где стоит коробка с его личными вещами, которые Санджи предпочитает хранить на кухне. Ло, не сдерживаясь от любопытства, немного вытягивает шею. — У меня есть музыкальный денденмуши! — взлохмаченный и сияющий от гордости Санджи раскрывает ладони, демонстрируя небольшую улитку с красным блестящим панцирем. — Очень редкий вид — я купил его на острове Онгаку, который находится неподалёку от королевства Окам, — по телу проходится лёгкая неприятная дрожь. — И он может записывать и запоминать музыку, представляешь? Я столько всего успел нагрузить… — Санджи принимается подкручивать какие-то механизмы на панцире, которые до этого Ло не видел ни на одном денденмуши, и что-то шептать улитке, а после острожно ставит на стол: — Раз уж никого из ребят нет, хочу послушать, пока не закончу с готовкой. Ло лишь согласно кивает — он совсем не против посмотреть на работу странного устройства, да и узнать, какую музыку любит Санджи, отчего-то интересно. Они возвращаются к омлетам, чаю и рису, но на этот раз под звуки разнообразных мелодий: изо рта денденмуши вылетают лёгкие дисковые хиты «Спэйс», отрывистое нортблюское электро, зажигательный хип-хоп — уголки губ Санджи приподняты, он прикрывает глаза, время от времени тихо подпевая и пританцовывая. А Ло… Ло просто не может оторваться. Смотрит, теряясь в ощущениях и времени, тихо радуясь, что может запомнить и запечатлеть счастливые мгновения. — …Où t'es où t'es où papa, où t'es, — эту строчку в, кажется, уже четвёртой песне Санджи произносит особенно чувственно — его крепкие узловатые пальцы сжимают край столешницы, а губы превращаются в тонкую линию — больше он не поёт, только шумно выдыхает и несколько секунд смотрит перед собой в пустоту. Ло хмурится. Пару мгновений раздумывает, стоит ли подойти ближе, и в конце концов решается сделать маленький шажок. — У тебя… здорово получается. Знаешь я, кхм, не слишком хорошо понимаю этот диалект, но, Чёр… Санджи, тут ведь поётся про отца? — Да, — голос у него непривычно хриплый. Санджи поворачивается и, закусив губу, смотрит на улитку. — Так странно, мне казалось, я поставил эту песню в самый конец. — Мне жаль, если ты потерял его, — Ло не мастер проявлять сочувствие, но Кора-сан учил, что нужно постараться проникнуться чужими переживаниями и выразить поддержку — а ещё попытаться заглянуть в глаза. — Всё… немного сложнее, — он усмехается и на ватных ногах подходит к столу, вырубая денденмуши, и обессиленно плюхается на стул, будто только что безостановочно бежал долгое время. Ло молча садится рядом. — У меня есть приёмный отец, которого я считаю настоящим, — нарушает повисшую тишину Санджи, дёргая уголком губ. — Он научил меня готовить, драться… жить. Классный мужик, — в чужом голосе искренность и лёгкий отпечаток наивного восхищения — такого, что сохраняется даже у выросших детей, которые по-настоящему гордятся своими родителями. Ло знакомо это чувство — он грустно улыбается. — Но есть и действительно «настоящий» — последнее слово Санджи выплёвывает с особой злостью, а его лицо в мгновение ока мрачнеет — на долю секунды Ло даже становится не по себе. — Которого я ненавижу… всей душой. Наверное, ненавижу сильнее любого встречавшегося нам до этого врага, любой твари… — он скрипит зубами, сжимая кулаки, — будь его воля, наверняка стиснул бы этими пальцами кое-чью шею. — Ты бы убил его? Санджи едва заметно вздрагивает, нервно одёргивая манжеты рубашки, и отводит взгляд. Впервые молчание кажется Ло таким тяжёлым, а собственное сердце — настолько готовым разорваться на мелкие кусочки от волнения, необъяснимого страха, нетерпения, странной надежды. — Да, — слова срываются с пересохших губ, и Ло чувствует, как весь напрягается изнутри, как волна эмоций, которые он сам не может понять, поднимается, грозясь обрушиться прямо сейчас. — Я правда ненавижу его. Он чудовище, которое сломало жизнь мне и моей матери. Ло почти давится собственной слюной. — От него не следует ждать ничего хорошего. — Почему? — Он сделал это, сделал у меня на глазах. Он убил нашего отца. Он просто чудовище, Ло. — А что именно?.. — голос Ло осипший, надрывный, будто слёзы вот-вот польются ручьями. Санджи смотрит на него, и его обычно яркие, наполненные жизнью и задором голубые глаза стекленеют. — Прости, я не хочу об этом говорить, — он кусает себя за нижнюю губу, сдирая корку крови, и быстро, почти незаметно облизывается, — сейчас. — Что ж, — Ло, давя эмоции, подвигается чуть ближе и нерешительно кладёт руку Санджи на плечо — не знает, позволено ли ему, однако тот лишь осторожно касается шершавыми кончиками пальцев чернильных букв. — Я понимаю. Но, знай, если когда нибудь захочешь… — Да, конечно, — взгляд Санджи теплеет, и он обхватывает пальцы Ло своими, слегка сжимая, едва слышно произносит: — Спасибо. Ло молча кивает в ответ, прикрывая глаза — здесь пока что тихо, но до них уже доносятся отдалённые голоса Усоппа, препирающегося с Нами с утра пораньше, смех Робин, извечное «Супе-е-ер!» Фрэнки. Скоро, совсем скоро эта залитая солнцем кухня, в которой, кажется, само время замерло, наполнится звонкими юными голосами, беззлобной руганью и бессмысленной, но душевной болтовнёй, однако не сейчас — в эти мгновения тут неподвижно сидят два человека, крепко держась друга за друга, будучи не в силах отпустить: иначе, кажется, мир рухнет, а они исчезнут в небытие. — Санджи-и-и-и! — теперь Усоппа слышно гораздо лучше, а где-то сверху раздаётся топот ног. — Мы все очень голодные, кошмар просто! — Как обычно! — привычно сварливо-дружелюбным голосом кричит в ответ тот и смотрит на Ло, напоследок обхватив его ладонь посильнее: — Прости, нам нужно… — Конечно, — он позволяет себе ещё на мгновение чувствовать чужое тепло, а после встаёт, разрывая прикосновение, и, не оборачиваясь, нарочито небрежно бросает: — Я приду немного позже. Ты понимаешь. Санджи кивает, зная, что Трафальгар не видит его, но отчего-то будучи уверенным, что поймёт, а тот, ловко взобравшись по лестнице, проскальзывает к каютам, не заметив тени, маячившей рядом с входом на кухню, и так и не услышав этого тихого печального, полного сочувствия «Ло».***
Ло понимает, что всё плохо, когда вместо того, чтобы сосредоточиться на сражении, он не переставая думает о втором брате — «И у этого светлые волосы?!» — Мугивары, которого тот восторженно расписывал во всех красках, пока таскал «Траффи» на себе. Ло понимает, что всё ужасно, когда чёртов Дофламинго будто забавляется с ним, а не бьётся по-настоящему, всем видом говоря: «Тебе ни за что не выиграть», в то время как сам он, стараясь нанести удар посерьёзнее, жадно вглядывается, подмечая каждую деталь: аляповатая полупляжная одежда вместо строгого и нравящегося Ло куда больше костюма, ставшие более короткими светлые волосы, смуглая кожа, ничуть не изменившаяся с их последней встречи, кричащая розовая шуба, дурацкие солнечные очки и вечная бессмысленная улыбка. Ло уворачивается от летящих в его сторону нитей и вспоминает слова Кора-сана вместе с горькой-горькой усмешкой и сильным запахом вина. «Человек, который смеётся». — Признай, Ло, — голос у Дофламинго низкий и тяжёлый; он самую малость запыхается, но едва ли устал, скорее лишь раззадорился и теперь намеревается как следует повеселиться, — ты ведь не можешь жить без меня? Ло стискивает зубы до боли, чувствуя приливающую ярость, а Дофламинго лишь хрипло смеётся — он прекрасно знает, что прав. — Тебя одного недостаточно, — розовый ублюдок всегда видит его насквозь, так что врать бессмысленно; тем не менее, Ло ни за что не согласиться с ним полностью, — так что катись к чёрту. Дофламинго же в ответ только издевательски качает головой, склоняясь к нему, и Ло рассеянно подмечает, что тот пахнет совсем по-другому — это не похоже ни на Смокера, ни на Санджи: Дофламинго пропитан древесным дымом, ароматами кислых ягод и остывшей золой — это кажется чудным, но времени думать не слишком много: Ло достаточно отвлечься лишь на долю секунды, чтобы в следующую уже почувствовать, как пальцы крепко сцеплены чужими, а ноги болтаются в воздухе. Ло смотрит вниз и не может не испытывать ужаса — Дофламинго взлетел очень высоко. — Глупый, маленький глупый Ло, — чужой голос вибрирует от искусственного смеха, а Ло в ответ может только выплёвывать оскорбления и бешено вращать глазами, словно силясь испепелить глумливое лицо напротив. — Ненавижу тебя. Ло щурится из-за жарких палящих лучей и тянется ближе — узнать прямо сейчас хочется многое: например, какой у Дофламинго взгляд и похож ли он на тот, что был, когда ублюдок убивал Росинанта. Цветные стёкла блестят на знойном южном солнце, переливаются, будто дразнясь, и Ло беспомощно дёргается вперёд, пытаясь если не руками, то хотя бы головой стащить, разбить, уничтожить чёртовы очки — увидеть яркую голубую вспышку, как в далёких мутных воспоминаниях детства, когда пьяный и довольный новой удачной сделкой Дофламинго вис на тяжко вздыхающем Росинанте, не устававшим строчить на листках «придурок», «чёртов барыга», «отстань», а затем пихать их под нос старшему брату. Ло помнит чёрное, усыпанное сияющими звёздами небо, одежду, пахнущую солью, гранатом и виноградными листьями, и звучащий в ушах шёпот волн, ласково оглаживающих розовые борты Нумансии; помнит, что странно смотрел на братьев Донкихот, помнит их растрепавшиеся светлые волосы, сползшие очки Дофламинго, поблёскивающие в лунном свете спокойные карие и мерцающие голубые глаза; дым сигарет Кора-сана — то, как он принюхался к нему, впервые в жизни задумавшись, почему тот постоянно курит эту дрянь. Кора-сан трепал его по голове и порой уносил с собой на плече, чтобы рассказать, вернее, написать обо всех созвездиях, беззвучно смеясь и осторожно обнимая, а Дофламинго притягивал к себе нитями, пил вино и болтал обо всём на свете — терпкий алкоголь развязывал его и без того длинный язык, и за время, проведённое вместе, Ло узнал много удивительных историй: некоторые он слушал с равнодушием, какие-то — со старательно скрываемым интересом, а одна и вовсе заставила его, тогда бледного от болезни мальчишку, густо покраснеть. Ло помнит, что Дофламинго долго и совсем не жутко хохотал, а потом нацепил ему свои очки на нос, достал коробку с пряными сладостями и велел притащить сюда Детку Пять. Ло помнит, что в тот вечер он впервые попробовал сладко-перчёный банан и уснул, укутанный в розовую шубу, чувствуя себя совершенно счастливым. …Воздушный порыв кидается на них, заставляя цветные перья взметнуться, но Дофламинго даже не шевелится, смотрит и смотрит, — должно быть, без очков давно бы прожёг в нём дыру — а ветер дует, и Ло кажется, что в тихом свисте он слышит хриплый шёпот Дофламинго. «Глупый, маленький глупый Ло. Злой несчастный ребёнок». — Даже не представляешь, как мне хочется, чтобы ты сдох поскорее. Дофламинго цыкает и сжимает тонкие пальцы до хруста — Ло кричит от боли, впрочем, не зная, что меньше чем через минуту ему будет гораздо, гораздо хуже. И когда Дофламинго отрезает ему руку, он орёт, задыхается взаправду, катаясь по полу, мечась в агонии, с трудом различая происходящее вокруг. Ло очень хорошо помнит, что последним увиденным перед тем, как он ненадолго потерял сознание в первый раз, было искривлённое неестественной улыбкой лицо Дофламинго, которое отчего-то иногда исчезало, сменяясь искалеченным болью, полным тревоги лицом Росинанта.***
Линия, мазок, штрих. Ло старательно выводит тонкой кисточкой алые узоры на лице, добавляя немного синего: вверх-вниз, провести тонкие чёрточки до висков, аккуратно нарисовать острые концы звезды, прежде чем закрасить — Росинант говорил, что четыре грани — это путеводный свет во тьме, символ великого бога солнца, которому поклонялись жители древнейшего южного острова Каванома. Росинант обещал, что они обязательно побывают там вместе. Ло острожно откладывает кисточку в сторону и, посмотрев в зеркало напротив, натягивает кривую улыбку — может быть, ему перекрасить волосы?.. «Кора-сан…» Несколько секунд он держится молодцом, — Росинант наверняка гордился бы им — а после обессиленно роняет голову на стол и сжимает лицо руками, чувствуя, как горячие слёзы против воли текут и текут из глаз, портя макияж: помада расходится алыми пятнами по щекам и губам, а синяя звезда расплывается под глазом, теперь напоминая обычную кляксу — горе оказывается сильнее света. Снаружи доносится чей-то смех — кажется, Усопп затеял спор с Зоро, заявив, что сможет выпить в два раза больше, а Робин наверняка только поглядывает на них, загадочно улыбаясь и уже делая ставки. Ло судорожно всхлипывает, яростно размазывая рукавом новой толстовки краску, и, замерев, смотрит, как на белой ткани смешиваются разбавленные слезами синий и алый, превращаясь в розовое пятно. Он задушенно — «Только б не услышали» — кричит, разбивая зеркало кулаком: осколки, поблёскивающие в дрожащем пламени свечи, разлетаются во все стороны, впиваются в кожу, раня. Ло резко встаёт из-за стола и, натянув капюшон, выходит из каюты, плотно закрывая за собой дверь и надеясь, что Бартоломео зайдёт уже после того, как он приберётся. Снаружи… холодно. Это оказалось неприятной неожиданностью, но Ло не собирается возвращаться за перчатками и пальто, так что просто прячет пальцы в длинноватых рукавах толстовки и подносит ладони ближе к лицу, пытаясь согреть их дыханием, — жаль, нет Санджи, иначе бы стрельнул у него сигаретку-другую и, может быть, уговорил бы посидеть вместе на крохотной кухне, чтобы выпить чаю, послушать шум ветра и музыку из денденмуши — в этот раз Ло не позволил бы ему закрыться в себе, он уверен. … — Тебе ведь не стало легче, правда? Ло крупно вздрагивает и, немного резко обернувшись, сталкивается почти нос к носу с Мугиварой, свисающим с вант на резиновых ногах и улыбающимся, смотрящим странно и непривычно — Ло не помнит, чтобы видел его до этого таким. — Мугивара-я… Он шумно сглатывает, напрягаясь из-за того, что тому удалось застать его врасплох, напряжённо молчит, буравя его взглядом, — Ло не знает, игра ли это света или он сам просто до этого не всматривался, но глаза у Луффи, оказывается, чёрные и глубокие, а черты лица — тонкие и острые. — Вот, — Мугивара роется в карманах потрёпанных джинсовых шорт и под тихое «ох» Ло протягивает ему сломанные очки Дофламинго. — Думаю, тебе стоит отправить их ему. И написать. Несколько мгновений Ло тупо пялится на чужую ладонь, где покоятся гнутые дужки и треснувшие стёкла, а после осторожно убирает очки в карман, зачем-то говоря: — Я починю. Луффи широко улыбается и спрыгивает с вант, устраиваясь на бортике в позе лотоса — взмывается вверх волна, гонимая порывом, и он прижимает ладонью соломенную шляпу, тихо смеясь. На море собирается шторм, а Мугивара как будто вовсе не чувствует холода, не морщась от ледяных брызг и не жмурясь от бьющего в лицо ветра. Ло многое хочется спросить: например, «какого чёрта» или «с чего ты решил, что я хочу отправлять что-то этому ублюдку», но когда тот суёт ему смятую пачку «Первого Короля», знакомый портсигар и зажигалку, он молчит несколько секунд, а после тихо усмехается — кажется, Ло начинает привыкать к тому, что Луффи, кажется, умеет читать мысли. — Эй, Мугивара-я, — произносит он спустя несколько минут молчания, когда, прикрывая ладонью сигарету, наконец поджигает кончик, — ты точно не ел Кангае-Кангае-но-ми? — Ши-ши-ши, ты и сам знаешь ответ! — Мугивара поворачивается к нему, чуть склоняя голову и прищуриваясь, добавляя гораздо тише и серьёзнее: — Мне не нужно лезть к тебе в голову, Траффи. У тебя всё написано на лице. — Но другие не видят, — сразу же возражает Ло, хмурясь и ёжась — он давно не чувствовал себя открытой книгой, считая, что отлично умеет скрывать всё лишнее. — Значит, либо не хотят, либо недостаточно внимательны, — Луффи пожимает плечами и возвращается к наблюдению за морем, которое уж совсем разошлось: теперь волны время от времени выплёскиваются на палубу, а вдали слышатся раскаты грома. С вороньего гнезда доносится встревоженный голос Усоппа, а по гладким деревянным доскам стучит с десяток каблуков и босых пяток — ребята готовятся убирать паруса. — Тяжело нам будет без навигатора пройти этот шторм, — Ло выдыхает дымное облако в темноту над морем, а Мугивара смотрит на быстро сгущающиеся грозные тучи. — Да, пожалуй. Они немного молчат, вслушиваясь в нарастающий грохот и крики-приказы товарищей, а спустя несколько секунд Ло чувствует горячую, пахнущую солью и ацетоном ладонь на своём плече. Вздрагивает, вспоминая, как сам коснулся так Санджи, и, помедлив, осторожно касается Луффи в ответ. — Знаешь, я думаю, всё в порядке, — Мугивара говорит тихо, но Ло слышит каждое слово предельно ясно, несмотря на творящуюся вокруг вакханалию, раздающиеся то и дело хлопки и гром. — Всё хорошо. Ло замирает, неверяще глядя на него: в порядке? Хорошо? Ему хочется горько зло рассмеяться, схватить этого мальчишку за грудки, чтобы хорошенько встряхнуть, а потом выбить все глупые мысли из резиновой головы, но чёртов Мугивара Луффи говорит, как отрезает, заставляя Ло умолкнуть ещё до того, как он хоть что-то скажет: — Когда Эйса не стало, было… тяжело. Но Рэйли сказал мне, что на самом деле поменялось не так уж много: просто теперь мы не можем его видеть, слышать, касаться, но сам Эйс по-прежнему рядом, — Луффи улыбается шире, прикрывая глаза. — Он говорил, что со всеми мёртвыми так, и поэтому всегда ставит вторую чашку саке, когда собирается выпивать — Рэйли уверен, что Роджер по-прежнему сидит напротив и громко смеётся, рассказывая какую-то чепуху, как раньше. Луффи слегка судорожно втягивает в себя холодный воздух, сжимая пальцами бортик, и закусывает губу. — Так что… Эйс тоже рядом со мной. Ло чувствует подкатывающий к горлу комок и, перебарывая себя, севшим голосом с трудом спрашивает: — И что это значит? Мугивара смеётся, улыбаясь куда-то в небо, а после смотрит на Ло блестящими и кажущимися прямо сейчас чернее некуда глазами: — Ты не сходишь с ума, Ло. Он давится воздухом, кашляя, а с губ Мугивары вновь срывается его извечное «ши-ши-ши». Луффи сжимает его плечо и, наклоняясь, тихо добавляет: — И тебе не нужно постоянно удерживать его мыслями, — глаза Ло слегка расширяются, а Мугивара улыбается — на этот раз привычно и до облегчения в груди знакомо: — Он и так рядом: присматривает, иногда наблюдает чужими глазами, — Луффи замолкает на несколько секунд, наслаждаясь воем ветра, а после коротко выдыхает Ло прямо в ухо: — И я уверен — он очень хочет, чтобы ты наконец-то стал свободным. Ло стискивает ладонь Мугивары до побеления костяшек и чувствует, чувствует как сердце, застывшее на несколько мгновений, заходится в бешеном ритме, отчаянно стучит, колотится в грудной клетке — так много хочется сказать и сделать прямо сейчас, но проклятые слова разбегаются врассыпную, а язык, да и всё тело совершенно не слушаются — Ло выдавливает из себя лишь несколько невнятных звуков, ощущая, что даже дышать становится затруднительно, а в следующую секунду по всей палубе разносится отчаянно-гневное «И где этих капитанов-недоумков только черти носят!» — Ши-ши-ши, — Луффи довольно жмурится, а после отстраняется от Ло, спрыгивая с бортика. — Нас уже ищут, какая жалость, — он всё ещё улыбается и, чуть склонив голову, протягивает ему узкую юношескую ладонь, смотря прямо в глаза. — Пойдём, Траффи? Ло слышит тихий переливающийся металлический звон, чувствует, как уголки губ будто сами по себе тянутся вверх, а шеи словно касается чьё-то горячее дыхание — он втягивает носом воздух, совсем не удивляясь, когда улавливает запах чернослива, и сжимает тонкие пальцы Мугивары своими. — Да. Пойдём.