Parasite

Без ночи нету дня. Без страданий не бывает счастья. Без болезни не существует лекарства. И без жизни не случается смерти. Так противоположны, но не стань одной из частиц - рухнет и вторая. Жизнь без противостояния бессмысленна, но без переплетений извилистых путей - тем более. Он - неотвратимое умиротворение, всеобщих страданий начало, и всеобщего созерцания конец. Предвестник бед, наделенный мощным ядом. Он цепи кует для заблудших душ, пленит сильных и слабых, на привязи держит. Он свету противится, но знает прекрасно - без него не будет тьмы. Таков Шан Цунг, и таковым он желает оставаться вечность. Он - желанное умиротворение, всеобщих благ начало, и всеобщей горести конец. Луч яркого света, выжигающий тьму. Он несет в себе звезды прекрасной тепло, лучезарны его слова. Он души израненные освобождает от оков, проливая в прогнившие щели сверкающее озарение. Он тьмы сторонится, но знает прекрасно - без нее не станет света. Таков Лю Кенг, и таковым он согласен пребывать отведенную ему вечность. Но что, если свет и тьма схлестнутся в противостоянии ином? Переплетения душ разнящихся выверенных границ не удержат, напротив: дальше шагнут, четкие линии на своем пути размывая. Очерченные грани нарушат, слившись воедино? Мазки чёрно-белые в яром танце сойдутся, искажая понятия самих себя. И явится свет в густой тьме, и поглотит та тьма солнечный луч. Не станет единых ночи безо дня, так явятся переменные. Мерзлое утро, встречающее тот светлый день, цепкое и дурманящее.  Рубиновый вечер, идущий навстречу ночной тишине, мягкий и тёплый. "Стань моим началом, а я буду твоим концом" И каждый отдавал себе твердый отчёт. И каждый смаковал терпкую горечь на заре. И никто из них не желал дальнейших развитий, ступая назад. Но обстоятельства не обходились столь милостиво к чужим пожеланиям, толкая разнящиеся души лишь вперед. Шан Цунг - с пустой агрессией в зрачках, да с кислотным ядом на устах, цеплялся за что ни попадя. Он все внутри самого себя отрицал, лишаясь былого покоя. Заклинать себя пытался - ни шагу дальше, лишь отступление. И вновь, и вновь мирился с бурей неосуществлённых грез. Покуда не стало слишком поздно. Лю Кенг - с тревогой в голове, с осевшим пеплом на языке. Привычный мир разрушен, а бог унывать себе не позволяет. Не видно уж в глазах былой пламенной ненависти, теперь там застлано тяжелым полотном смиренное принятие. И сначала он, подобно колдуну, упираться пытается. Да только видит - толку никакого. Оттого приходит к выводу, мол, в стороне ему отсиживаться не дадут. Если не Шан, так совесть сгрызет. Обглодает до костей, несуразный скелет оставляя. Семя меж ребер усажено каждому, да не каждый понимает, как с ним справляться. Один ему волю дает, извилистые корни пускать позволяя. Душить самого себя изнутри, постепенно, чужую мораль принимая. Второй... Семя это не поливает. Во тьму отправляет, цепями окутывая. Но как итог - колдун вредит лишь самому себе, не более. А бог огня видит, будто насквозь смотрит, и чужое семя осветить старается. Неспешно так, осторожно, ведь хрупкое оно совсем. И хозяин его в хаотичный пляс пускается - то позволяя Лю Кенгу эту близость тягучую сохранять. То, напротив, отталкивая куда подальше, сам же в дебри уползая. Подобно змее подколодной. Но, слишком долго Шан держаться, отнюдь, не в силах. Стылые пальцы просят тепла. И он поддается навстречу богу огня, горделиво запрокидывая голову. Всем своим видом давая понять:"я не сломался. Мне лишь любопытно, да только". Дремучее нутро этот чужеродный свет по-прежнему не принимает, напротив, поглотить пытается, всячески изощряясь. Но ложь, помноженная надвое, делит уголки разума Цунга. Ложь, что обращена не к богу огня. А к затейнику сия торжества. Хочется с корнем ее выдрать, стереть в порошок, да колкой пылью пустить в глаза защитнику земного царства. Поможет ли?... Лю Кенг же понять пытается - игры с ним ведут, или правда навстречу идут. Но, чем дальше, тем меньше сомнений. Возможно, зря он так, да только каждый новый взгляд, обращенный к фигуре напротив, каждая незатейливая беседа, умиротворенные прогулки, обернутые самыми разными предлогами - весомыми и глупыми... Дают простое заключение, что терзать себя сомнениями он, более, не в силах. Он ловит себя на мыслях о режущей иронии, вонзает кинжал под ребра раз за разом. Проворачивает немного и проливает тепло. И тепло это сочится и каждой мелкой ранки. Хлещет из истерзанного разума. Окропляет черное нутро напротив, стараясь пролить хоть каплю света в беспросветной тьме. Ведь он видит. Шан Цунг - мерзлая душа,  вековые льды так просто не потопить. Но когда позади виднеется горизонт - начало их пути, Лю тянет руки к колдуну. Хватит с него, оборачиваться некуда, пути обратно перекрыты массивными завалами. Хаос во владении порядка. Спокойствие, приструнившее бурю. Так он лицезреет текущий этап. Так он хочет его лицезреть. "Озари меня светом. Отдай без остатка" "Пропусти в свою обитель, позволь не угаснуть" Один озаряет. А второй поглощает. И бог мог бы сказать, что что-то тут не так. Но тьма слепит его, окутывая в свои тягучие объятия. И тьма вбирает столько, сколько ей нужно. Ведь они - Инь и Ян. Ведь они неизменны. Вот только, баланс слишком шаток, границы размыты. И нету былых твёрдых линий, нету черного и нету белого. "Растопи мою оледенелую душу. Гори дотла, покуда есть чем пылать. Покуда я не заберу все, так и не согревшись"