lead the charge through voice―
руководи атакой голосом...
________________________________________
― Тебе правда стоит подобрать ей имя, ― сказал Блэкволл после того, как они посадили еще цветов в саду. Они отдыхали на скамейке у беседки, и Солас присоединился к ним со слабой улыбкой, как только закончил с рисованием. Ворон возился в земле в поисках червей. ― Я ужасен в выборе имен, ― признался он. Лавеллан все-таки назвал свою галлу Халхал. Это было бы мило, если бы тогда ему не было шестнадцать. ― Как ты привлекаешь ее внимание во время тренировки? ― спросил Солас. ― Насвистываю, ― ответил он. Первые три ноты колыбельной его матери. ― Бедная пташка, ― сказал Блэкволл. ― Такое элегантное создание, и ты даже не можешь даровать ей имя? Она заслуживает лучшего. ― Мы все еще говорим о птице, верно? ― О ком же еще? Лавеллан лукаво ухмыльнулся: ― Ты скажи мне, любовничек, ― он понизил голос, пытаясь подражать глубокому тембру Блэкволла. ― Вы выглядите изысканно во всем, что на вас надето, миледи. Блэкволл одарил его долгим тяжелым взглядом с покрасневшим лицом. ― Ты ужасный человек, ― сказал он и удалился. Даже предпринял попытку спрятать лицо в бороде. Лавеллан запрокинул голову и засмеялся. ― Я эльф! ― крикнул он, и получил в ответ неприличный жест. Как только он замолчал, то заметил посмеивающегося Соласа. Лавеллан приподнял бровь, все еще ухмыляясь. ― Что? ― Ты просто ужасен. ― Слушай, каждый здесь находится в непрерывном стрессе, ― он откинулся назад и закрыл глаза, наслаждаясь солнечным теплом на лице. Холода еще не настали. ― И может помочь иметь определенного человека, который освещает твой день. Даже если ты просто увидел его издалека. У Блэкволла такое щенячье выражение лица, когда он ухаживает за Жозефиной. Это просто очаровательно. ― Ты обязан был сказать это, ― пробурчал Солас. Лавеллан открыл глаза и хмуро взглянул на него. ― Что ты имеешь в виду? ― Просто, что у тебя есть определенные паттерны. ― Паттерны? Солас улыбнулся ему, взгляд было невозможно понять. ― Да, ― не сказав больше и слова, он поднялся и отряхнул покрытые грязью руки. ― Прошу меня простить, Инквизитор. Мне нужно умыться. ― Ох, ― Маханон моргнул. ― Конечно. Увидимся позже. Говоря о чистке, Лавеллан поднялся и отправился умываться в свои покои, затем вернулся на внутренний двор, его ворон устроился у него на плечах. Рев со стороны тренировочной площадки привлек его внимание, и Лавеллан оглянулся как раз вовремя, чтобы увидеть Крэма, врезающегося в щит Быка. Они поборолись, затем Бык отбросил его назад. Какое-то время так продолжалось, пока Маханон с любопытством не приблизился. ― Что это было? ― услышал он, как Бык спросил Крэма. ― Да ладно, я задницу свою надрываю, чтобы научить тебя. Крэм снова поднял щит. ― У вас еще куча задницы в запасе, шеф, ― хмыкнул он, затем заметил приблизившегося Лавеллана и вытянулся по стойке смирно. ― Ваша милость! ― поприветствовал он и улыбнулся ворону. ― Смутьянка. ― Мёрси! ― сказал Бык. ― Вот ты где. Я хотел пойти тебя поискать после этого. Лавеллан обернулся на Крэма, готового рухнуть в траву. ― Что вы двое задумали? Бык фыркнул: ― Пытаюсь научить его защите против удара щитом. Ну и мне нужно было что-то ударить. ― Шеф, слышали когда-нибудь о тренировочных манекенах? Слышал, они хороши для ударов. ― Манекен бы точно устоял от удара и не отлетел, как мешок лука. ― Эй, лук тяжелый. И Бык посмотрел на него с жалостью. ― За что я тебе вообще плачу? ― Технически, ему плачу я, ― улыбаясь, сказал Лавеллан. ― Не хочешь поделиться, почему тебе нужно что-то ударить? Выражение лица Быка всегда было сдержанным, непроницаемым, показывающим все и одновременно ничего. Настоящий непревзойденный лжец. Но не важно, как хорошо он прятал эмоции, беспокойство все равно накатывало на него волнами. ― Я получил письмо от моих контактов Бен-Хазрата. Рыжуля уже проверила, не беспокойся. Улыбка Лавеллана померкла. Было ли в прошлый раз то же самое? ― Я думал это односторонняя связь. ― Я тоже, ― он поправил ремешок щита на руке. ― Но ты тоже захочешь услышать это. Кунари заинтересованы в союзе с Инквизицией. Он уставился на Быка и постарался порыться в воспоминаниях, и понял, что нет, такого в прошлый раз не было. Союз? И все же, у него были давние предубеждения относительно кунари. Они образовали непростой союз для охоты за Соласом, но это был далеко не союз, и он ненавидел каждую секунду работы с ними. Он подозревал, что это чувство было взаимным. ― Звучит убедительно, ― сказал Маханон. ― Но прошу прощения, если кажусь настороженным. Это звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой. ― Соглашусь. Обычно происходит именно так, но они никогда не называли это союзом. Они действительно ненавидят Корифея и его Венатори. Красный лириум? Еще хуже. Кунари никогда не заключали полномасштабный союз с иностранной организацией, подобной нашей. Это будет большой шаг. Лавеллан чувствовал воздух Дарваарада. Бык набросился на них так быстро, беззаботно, будто это был розыгрыш на вечеринке. И теперь из этой шляпы я достану огромную кучу предательств! Наслаждайтесь. Маханон перевел взгляд на Крэма в немом вопросе. Крэм ухмыльнулся в ответ: ― Очевидно на Штормовом берегу устроили корабельную операцию. Красный лириум. Они хотят работать вместе. Даже заикнулись, что привезут своих дредноутов. Бык снова вскинул щит, и Крэм отразил его. ― Ты видел это? ― спросил он Крэма. ― Иди водички принеси. Крэм что-то буркнул, когда уходил. Бык повернулся к Лавеллану и от его беспокойства легче не стало. ― Они боятся спугнуть контрабандистов, так что это будет малый отряд. Ты, я, мои «Быки», и возможно, кто-то на подхвате. Это может принести кучу пользы, Мёрси. Подумай об этом. Союз даст вам военно-морскую мощь, больше отчетов Бен-Хазрат, солдаты кунари укажут где залегли Венатори... Он звучал, будто пытался убедить и себя тоже. Лавеллан наклонил голову набок. ― Выглядишь очень встревоженным. ― Ох. Нет, просто... ― он мягко хохотнул. ― Я привык, что они были... подальше. Давненько не связывались. Итак? Что скажешь? В его животе что-то перекрутило. Это было что-то новенькое. Паранойя вскинула голову. Что если он вступит в этот союз, а затем произойдет что-то ужасное, и Бык снова поставит Кун превыше них? Может нет. Может его беспокойство беспочвенно. Ничего личного, бас. Или все же обоснованно. Но если все получится... Он не мог закрыть глаза на военную мощь кунари. Возможно, она не так велика, как раньше, или как они утверждают, но это все еще значительная сила. С ней сражаться против Корифея будет намного проще. ― Ладно, Бык. Мне немного не по себе, но... ладно. Давай выслушаем их.________________________________________
Лавеллан не продумал свой выбор отряда. Тевинтерский маг и Солас? Серьезно? Он хотел задать себе-прошлому парочку вопросов, в том числе «Какого хуя?». Но подозревал, что единственное, что получит в ответ – пустой усталый взгляд. По крайней мере, они все были в дерьмовом настроении. Кроме «Быков», которым не терпелось увидеть дредноуты. ― Выглядишь обеспокоенным, ― произнес Солас, пока они двигались по Штормовому берегу к месту встречи. ― Чем-то, что будет иметь огромное значение, если пройдет успешно. Лавеллан не мог не уловить нотки горечи в его словах. ― Я не слишком доверяю кунари, ― признался он. ― Из-за своего друга. Лавеллан моргнул, удивленный, что он помнит. ― Да. Нет. Не совсем. Не знаю. Кажется несправедливым судить о целой группе, основываясь на выборе одного. ― Кун не дает выбора. Твой друг был результатом идеологической обработки Кун. В ней для индивидуальности и собственной воли не остается места. Маханон поморщился: ― Не позволяй Быку услышать, как ты это говоришь. ― Мы с ним как-то долго спорили об этом. И я без колебаний сделаю это снова. Лавеллан фыркнул. Да, долгий спор. Довольно атмосферный, во время их небольшого похода сквозь Бурую трясину. Лавеллан практически столкнул кого-то из них в воду. Это бы привлекло меньше мертвяков, по сравнению с тем количеством, которое они собрали громкими возгласами. Не то чтобы Бык или Солас повышали голоса, но на трясинах было настолько тихо, что любой звук громче шепота казался раскатом грома. В молчании они прошли еще пару метров, прежде чем Солас спросил: ― Инквизитор, что ты думаешь о Кун? ― У меня противоречивое мнение, учитывая, с кем мы собираемся встретиться. Сейчас самое место и время для моих мыслей. Они прибыли к месту встречи, где была установлена большая палатка с кучей припасов и картами, но связного кунари не было видно. Лавеллан наблюдал за небом. Где-то здесь должен быть его ворон. Он немного беспокоился, что она может улететь и никогда больше не вернуться, но у нее и до этого была куча возможностей. Не улетит и сейчас. ― Странно, ― сказал Бык, оглядываясь. ― Связной должен быть здесь. ― Так и есть. Вышедший на свет связной не был кунари. Эльфом. Лавеллан и раньше встречал эльфов, следующих Кун, и каждый раз это заставляло чувствовать себя неловко, но он прикусывал язык. Не ему было судить тех, кто оказался между молотом и наковальней. Он понимал привлекательность Кун. ― Гатт! ― поздоровался Бык, и часть нервозности, преследовавшей его все время поездки, исчезла. ― Мёр... эээ, босс... ― по его коже пробежали неприятные мурашки, ― это Гатт. Мы вместе работали в Сехероне. Гатт улыбнулся и кивнул Лавеллану, который изо всех сил пытался скрыть неловкость. ― Приятно наконец встретиться с вами, Инквизитор. Отчеты Хиссрада пели дифирамбы вам и проделанной вами работе. ― Кого? ― спросил Лавеллан, не уверенный, как относиться к похвале от Быка. ― Оу, это должно быть, ну, я, ― ответил Бык, и брови Лавеллана поднялись. У Быка было и другое имя? ― Я думал у исповедующих Кун нет имен? ― А, да, у нас их нет. Это титул, ― сказал Бык. ― Потому что я был допущен к секретной работе. Его можно перевести как «Хранитель Иллюзий» или... ― Лжец, ― отрезал Гатт с коротким смешком. ― Он означает лжец. Бык помрачнел. ― Не обязательно было говорить это так. И у Соласа, и у Быка в их именах было слово «лжец» или аналогичное ему, и Лавеллан не был уверен, что делать с этой информацией, кроме как проклясть их и весь мир. Вместо этого, он спросил: ― Итак, высокая оценка, хах? Потому что, видимо, легкомыслие было единственным способом не расплыться месивом. ― Оу, да ладно, Мёрси. Не усложняй. ― Не-не, это здорово узнать, что мои друзья говорят обо мне хорошее в своих шпионских донесениях. Некоторая часть энтузиазма Гатта поугасла: ― Они на самом деле не совсем секретные, не так ли? Настороженность Быка вернулась: ― Гатт... ― Не беспокойся, ― тот поднял руку. ― Я знаю, как у тебя ведутся дела. Мы все в одной лодке и хотим остановить происходящее. Тевинтер достаточно ужасен и без своих Венатори и красного лириума. Дориан позади него возмутился: ― А, да, ужасный Тевинтер с грязными падшими тварями. Уверен, под управлением Кун жизнь бьет ключом. ― Для меня так и есть, ― ответил Гатт. ― Кунари спасли меня от рабства в Тевинтере. Мне было восемь. Лавеллан судорожно втянул воздух и прикусил губу. Восемь? Восемь? ― Кун неидеален, но он даровал мне лучшую жизнь. Рабство в восемь, затем забран в Кун в таком юном возрасте. Он был всего лишь ребенком. ― Ага. Свободу от всякой там свободы воли и независимости в помыслах. Какое улучшение. ― Восемь, ― повторил Лавеллан, но это привлекло их внимание. Гатт поджал губы и отвел взгляд. ― Да, ― пробормотал он. ― Восемь. Инквизитор, не знал, что вы водите знакомство с защитниками рабства. ― Когда альтернативой является Кун? ― выплюнул Дориан. ― Дориан, ― сказал Лавеллан с достаточным упреком и предупреждением в словах. Дориан все еще верил в рабство, считал его лучшим вариантом, и Маханон забыл, насколько это было тошнотворно. ― Хватит. Дориан отвернулся, достаточно раздосадованный. Лавеллан хотел бы сказать еще что-то, но затем он впал в неуверенность из-за мстительной ярости, поднявшейся в нем от представленной картины: дети его клана, все в цепях, сломленные, униженные... и слова не сорвались с его языка. Потому что подходящих слов не было. Солас пристально следил за ним. Лавеллан сжал кулаки. ― Давайте сосредоточимся, ― сказал он вместо этого. ― Значит мы просто замнем это? ― спросил Гатт. Его ногти впились бы в мякоть кожи, если бы на нем не было перчаток. Он вспомнил тевинтерское общество, когда он посещал страну, вспомнил фрагменты повседневной рутины рабов, которой он был свидетелем. Как дворяне подшучивали над ним, мол из него вышел бы прекрасный слуга, но все же с ним было бы слишком тяжело справляться, боги милостивые! И они смеялись, и вместе с ними смеялся он, пока во рту смешивались едкий гнев и кровь из прокушенной от злости щеки. ― Подожди, ― Лавеллан окликнул эльфийку. Ее глаза запали, шрамы от плети и ожогов выглядывали из-под воротника ее рубашки. Синяки от ладоней на запястьях. Она наполовину выглядывала из окна. ― Нет, ― прошептала она. ― Я не могу этого больше выносить. И Лавеллан почувствовал вкус пепла от своих следующих слов. ― Я могу показать тебе безопасное место. Она невесело рассмеялась. ― Нигде не безопасно. Кассандра и Хардинг собирались его прибить. ― Нет, но кое-кто, ― Лавеллан отвел взгляд. ― Сегодня ночью в пятой гавани будет стоять корабль, полный беглых рабов. Иди к ним. Они бегут к тому, кто готов дать вам убежище. Никто с ним не совладает. Ни один тевинтерский магистр. Ни один. Он может защитить тебя. И в ее глазах загорелась надежда. ― Кто... это? Почему я должна тебе верить? ― Он понимает проблему рабства. Он и раньше боролся с ним, ― по месту соединения протеза и омертвевшей кожи прошлась волна зуда, хотя нервы там уже давно были повреждены. Солас стремился покончить с миром, да, но в то же время давал убежище, и было ли жестоко со стороны Лавеллана давать женщине ложную надежду? Возможно, после этого он не лучше Соласа. ― А насчет веры мне... Я бы не посоветовал воздержаться, кроме этого случая. Иди. Я сопровожу тебя до пятой пристани. Она устремила на него долгий взгляд. ― Это Волк, правда ведь? Тот, о котором говорили другие эльфы. Я думала он миф. Его ладонь-протез сжалась. ― Не миф, ― он протянул руку. ― Пожалуйста. Не позволяй им сломить тебя. Ты сильнее них. Она взглянула на его руку. Затем медленно отодвинулась от окна и сделала несколько неуверенных шагов к нему. Ее дрожащие руки накрыли его. Он сжал их, твердо, но нежно. ― Он твой друг? Лавеллан повернулся и осторожно повел ее за собой. ― Когда-то был. Он отвел ее к пятой гавани, благополучно усадил ее на корабль к остальным, и убедил их поскорее уходить. Хардинг и ее агенты собирались остановить отбытие и укрыть беглых рабов своими силами. В попытке остановить рост сил Соласа. Лавеллан знал, даже если бы он согласился, это бы не сработало. Они не были стабильной организацией. Они бы не смогли дать рабам безопасность и защиту, в которой они нуждались, особенно от их бывших хозяев. Это бы только подвергло их большей опасности. Когда Хардинг прибыла с сопровождающим ее малым отрядом, Лавеллан в одиночестве стоял на пристани, глядя на лунный свет, играющий на воде. ― Где они? ― Ушли ранее. ― Странно, ― нахмурилась она. ― И почему ты здесь? Я сказала же, что могу об этом позаботиться. Он повернулся к ней с фальшивой улыбкой на лице. ― Думаю я беспокоился. Но Хардинг выбрала и собственноручно обучала Лелиана. Она ничего не упустила бы. ― Ты позволил им уйти, ― заключила Хардинг. Его улыбка преобразилась во что-то мягкое, но не сожалеющее. ― Почему? ― спросила она. ― Кого мы обманываем? Мы не можем дать им ту защиту, в которой они нуждаются, ― Лавеллан провел по пазам своего протеза. ― Им безопаснее с ним. Она моргнула. ― Он, вроде как, пытается уничтожить мир? ― Поверь мне, Хардинг. Я не забыл. Теперь с этим ничего не поделаешь, ― он вздохнул. ― Да ладно. Давай возвращаться. Думаю, мне еще предстоит два часа выслушивать вопли Касс. ― Три, ― хмуро ответила она. ― Еще один от меня. Мы обсуждали это, Инквизитор. Тебе следует советоваться с нами в таких решениях. ― Я знаю, Нитка. Мне жаль, ― пробормотал он. Она смягчилась, услышав свое имя, и смиренно выдохнула, ступая в ногу с ним. Когда они ушли, Лавеллан бросил взгляд через плечо. Позже, во сне, когда Волк уставился на него с высоты своего роста, Лавеллан спросил: ― Они в безопасности? ― Да. ― Храни их безопасность. Окажи мне последнюю услугу. Деревянный стук. Он вернул Маханона обратно в настоящее, и он моргнул. Все с вопросом смотрели на него, и он осознал, что промолчал на вопрос Гатта. Про что он спросил? Верно, замять тему. ― Нет, ― ответил он, удивленный горечью в своем голосе. Или нет. ― Но спор – последнее, что нам необходимо. Чего бы ни стоили мои слова, я сожалею через что тебе пришлось пройти. Гатт мгновение рассматривал его, затем кивнул. ― Я тоже. Он развернулся и принялся обсуждать план атаки, даже если атмосфера казалась напряженной. Им предстояло поддержать дредноуты и атаковать лагеря Венатори, разбросанные по берегу. Они разделились, Боевые Быки и группа Лавеллана. Маханон улыбнулся, увидев, как Бык по-отечески опекает свой отряд и Крэма, но ему пришлось согласиться. Все это держало его в напряжении. Пока Бык обсуждал со своим отрядом тактику, Солас подошел к Маханону и мягко спросил: ― Все в порядке? ― Да, ― слишком быстро ответил Лавеллан. Солас бросил на него недоверчивый взгляд, но их позвал Бык, и пришлось прервать этот разговор. После того, как отряд Лавеллана уничтожил первый лагерь Венатори, у него возникли подозрения насчет молчания Соласа. Даже когда Бык и Гатт начали вспоминать свое детство в Кун. Но Гатту пришлось потревожить это осиное гнездо. ― Никаких татуировок, как у Инквизитора, ― отметил он, глядя на Соласа. ― Но ты пользуешься посохом. Ты из Церковного Круга? Лавеллан почти рассмеялся над этим. Солас в Церковном Круге. Ну и зрелище. ― Нет, ― резко и холодно ответил Солас. ― И я не хочу это обсуждать. ― Я чем-то тебя обидел? ― Ты вступил в Кун. Дориан фыркнул от еле сдерживаемого смеха, а Бык потер лицо. ― После того, как они спасли меня от рабства, ― возразил Гатт. ― Раб всегда может бороться за свободу. Но среди Кун учат не думать. ― Ты ставишь мысль о свободе выше настоящей свободы. ― Нельзя это сравнивать, когда ценой является твоя индивидуальность. Ты не разорвал свои цепи. Просто сменил их на другие. ― Солас, ― вмешался Бык. ― Не сейчас. Лавеллан ненавидел каждую секунду этой проклятой богами миссии. Они продолжили путь, атмосфера накалялась тем больше, чем дольше длилась тишина. Его ворон сделал круг над их группой и дважды каркнул. Лавеллан прищурился. ― Мы близко к следующему лагерю, ― сказал он. ― Это твой маленький хаос? ― спросил Бык. Маханон улыбнулся этому. Его маленький хаос? ― Ага. Каркнула два раза, опасность. Они с легкостью пронеслись через второй лагерь, но заклинатель последним ударом ударил Лавеллана в голову. Он подождал, пока глаза не перестанут слезиться, когда они подошли к последнему лагерю, отмахиваясь от беспокойства Соласа, но в итоге позволив ему хотя бы облегчить боль. С последним лагерем они разобрались без каких-либо проблем. ― Чисто, Гатт, ― сказал Бык. Гатт отправил знак дредноуту, и Лавеллан вздохнул с облегчением. Может, в конце концов, это закончится хорошо. Довольно хорошо. ― Мои ребятки уже закончили со своими, ― с гордостью заключил Бык. ― Видите их внизу? ― Я знал, что ты поручил им работу полегче, ― сказал Гатт. Появился дредноут, боевой корабль, отражающий всю боевую мощь кунари с его металлическим корпусом и угловатыми выступами на носу. Он выстрелил в бедный деревянный кораблик контрабандистов, и весь красный лириум разлетелся по округе. Бык засмеялся. Лавеллан вынужден был признать, дредноут был достойным зрелищем. Он хотел бы спросить, как корабль держался на плаву со всем этим железом, но был уверен, что ему не расскажут. Кунари ревностно охраняли свои секреты. И, как и все хорошее в его жизни, спокойствие имело место заканчиваться. Венатори приблизились к позиции «Боевых Быков», и Лавеллан потерял счет их количеству. Он быстро оценил отряд, приготовившийся к бою, но часть людей была ранена и истощена. ― Вот блин, ― пробормотал Бык, и какая бы торжествующая атмосфера ни была между ними, она сменилась тревожной и удушающей. Маханон повернулся к Гатту со словами «Твоя информация была неверной». Он сделал все, чтобы это не звучало как обвинение. Лицо Гатта напряглось, пока он наблюдал за происходящим. Паника вновь завладела Лавелланом, и ему понадобились все силы, чтобы вернуть самообладание. Его рука нырнула в карман и обхватила камень. ― Тогда мы были дезинформированы, ― ответил Гатт. ― Об операции знали всего несколько людей. В наших рядах есть шпион. ― Это действительно единственное, что сейчас тебя волнует? ― огрызнулся Лавеллан. ― Их схватят. Даже вместе мы не сможем их всех сдержать. Гатт проигнорировал его и хмуро процедил Быку: ― Твои люди должны удерживать позицию, Хиссрад. ― Они уже, ― ответил Бык с потемневшим лицом, ― они мертвы. ― Если они не сделают это, Венатори вернут позицию, и дредноут будет уничтожен. Ты отвергнешь союз с Инквизицией. Ты станешь Тал-Васготом! Бык сердито посмотрел на него. Нервы Лавеллана были на пределе, и он оглянулся на приближающуюся волну венатори, спор Быка и Гатта отдавался у него в ушах. ― Это. Мои. Люди, ― заявил Бык. Лицо Гатта смягчилось. ― Знаю. Но ты должен поступить правильно, Хиссрад. Ради союза. За Кун. И в первый раз Лавеллан увидел, как Бык готов был смириться. Перед лицом демонов, драконов, с чем бы мир не сталкивал его, Бык встретился бы с опасностями лицом к лицу и победно бы взревел. Он умоляюще посмотрел на Лавеллана, и у того скрутило желудок. Нет, это было неправильно. Маханон не мог принять решение за него. Лавеллан блуждал взглядом, мир вокруг будто замедлился. Он прокручивал мысли в голове. Союз. С Кунари. Это было беспрецедентно, и действительно могло дать им преимущество в борьбе с Корифеем. На борту дредноута было немало народу, сравнимо по численности с отрядом Быка, может больше. С военной точки зрения выбор был очевиден. Но Инквизиция держалась на людях. На их вере, их усилиях. Она устояла благодаря своим людям, и благодаря ним же одержала победу. ― Бык, ― сказал Лавеллан сдавленным голосом. ― Я не могу решать за тебя. Но знай. Он посмотрел глаза в глаза Быку таким же умоляющим взглядом, неуверенный зачем. Умолял, пожалуйста, в этот раз выбери их, а не Кун. Это было настолько эгоистично для Лавеллана и несправедливо по отношению к Быку. Но, пожалуйста, он не сможет вынести это снова. Смерть «Быков» будет смертью для самого Быка, а Лавеллан не хотел видеть его смерть во второй раз. Он указал на отряд внизу. В уголках его глазах стояли теплые слезы, когда они обменялись сокрушенными взглядами. ― Они твои. Ты для них весь мир. Мертвый взгляд Крэма, охваченная яростью Скворнячка, Долийка, делающая все возможное, чтобы удержать их вместе, Хмурик, исчезнувший после предательства Быка... Железный Бык был для них всем миром. Ему пришлось сглотнуть, чтобы продолжить. ― А они твои, Бык. Твой мир. ― Не смей! ― рявкнул Гатт. ― Пожалуйста, Хиссрад, не бросай все это. Мне жаль, что я прошу так многого, но, прошу, выбери нас. Позволь мне быть эгоистичным. Пожалуйста, выбери нас. И мученическое выражение лица Быка расслабилось. Он закрыл глаза и, можно поспорить, сделал окончательный выбор, принадлежащий исключительно ему. Он отцепил с пояса рог, поднес их к губам и протрубил отбой. Лавеллан просипел. ― Нет! ― закричал Гатт. «Быки» отступили. Лавеллан наблюдал за их побегом с холодными трясущимися руками, застывший в недоумении, потому что срань господня, срань господня... Гатт отступил, качая головой. ― Все эти годы, Хиссрад, и ты так просто их выбрасываешь! И ради чего? Ради этого? ― он смерил Лавеллана ядовитым взглядом и выплюнул: ― Ради них? Маханон вздрогнул. К его удивлению, за Быка вступился Дориан: ― Его зовут, ― с еще большей злобой выплюнул он, ― Железный Бык. Бык смотрел на него с широко раскрытыми глазами. Даже Дориан не ожидал от себя такого. Гатт опустил взгляд, его злость поутихла, сменившись убийственным спокойствием. ― Похоже, так оно и есть, ― сказал он, послав им последний горький и покорный взгляд, затем ушел, не сказав больше не слова. Они стояли на краю обрыва, пока Венатори преодолели позицию, которую ранее занимали «Быки», и обрушили на дредноуты залп магического огня. ― Дредноут не сможет разорвать дистанцию, ― угрюмо произнес Бык. ― Это не продлится долго. Лавеллан заставил себя смотреть. Еще одна игра на жизни. Жизни отряда Быка на тех, кто остался на дредноуте, и он продолжил смотреть, даже когда дредноут взорвался в облаке огня и дыма, обломки разлетелись хаотичными волнами, словно ужасная лавина. Стоял, даже когда жар и ветер от взрыва пронеслись мимо них. Он обязан был смотреть. Бык неподвижно стоял рядом с ним. Они оба знали, что нужно без колебаний смотреть на последствия своих действий. Обязаны. Их спины вдохновляли стоящих за ними. ― Бык... ― пробормотал Лавеллан, но не был уверен, что сказать следующим. Бык послал ему бледную усталую улыбку. ― Давай вернемся к моим парням.________________________________________
Возвращение в Скайхолд было мрачным, и прежний энтузиазм «Быков» был затушен битвой. Все они знали ужасное бремя и цену выбора Быка, так что всю дорогу обратно они провели молча. По возвращении в Скайхолд их молчание потрясло всех. Боевые Быки всегда возвращались веселыми. Громкими. Теперь же атмосфера, витавшая вокруг них, была похоронной. Они шли безмолвно. Лавеллан отправил Соласа с Дорианом отдыхать, Бык сделал то же самое со своими ребятами. Как только у ворот остались они вдвоем, Бык повернулся к Маханону: ― Мёрси, хочешь выпить? ― Блять, ― он потер лицо ладонью. ― Да. ― Что-нибудь крепкое? ― Да. Бык не повел Лавеллана в таверну, вместо этого они поднялись на смотровую башню, затем Бык исчез на какое-то время и вернулся с бутылкой без этикетки и двумя кружками. Он налил Лавеллану, затем посмотрел на свою кружку, пожал плечами и отпил прямо из бутылки. Лавеллан сделал глоток. Напиток был горьким, обжигающим, убивающим любую чувствительность в горле. На вкус было как моча. ― Неплохо, да? ― спросил Бык. ― Как раз то, что нужно. ― Ха! Они прикончили одну бутылку на двоих, Бык вылакал большую ее часть, потому что ему нужно было выпить гораздо больше, чтобы просто почувствовать опьянение. Перед глазами у Лавеллана поплыло, когда он повернул голову, чтобы глянуть на Быка. ― Прости, ― хрипло сказал он. Бык хмыкнул, запрокинул голову, чтобы допить остатки из бутылки, но она уже была пуста. Он разочарованно промычал. ― Почему? Никто не умер. Почему мы ведем себя, будто кто-то умер. Ну, по крайней мере никто из наших... ― Бык поднял взгляд в небо. ― Может быть, но Хиссрад умер. ― Хиссрад уже умирал. ― И все же, ты сделал очень трудный выбор. Мне жаль. ― Это не твоя вина, Мёрси. Я протрубил этот рог. И это мне следует просить прощения. Я пытался заставить тебя сделать выбор за меня. ― И все же, я в какой-то степени колебался. Совсем немного. Он хохотнул: ― Эй, да ладно, не говори мне, что тебя это задело. Лавеллан выдохнул. ― Ты размером с лошадь. Я эльф. Маленький. Небо покрылось синевой сумерек. Лавеллан заметил появление первых звезд и забарабанил пальцами по кружке. ― Я надеялся, что ты протрубишь отход, ― признался Лавеллан. ― Неудивительно, ― Бык игриво пихнул Маханона локтем. Тот покачнулся и попытался снова выпрямиться, перед глазами плыло. ― И я сказал то, что имел ввиду. ― Хах? ― Те вещи, которые я писал в отчетах о тебе и проделанной тобой работе. Ты хороший человек, Маханон. Ты стараешься поступать по справедливости, даже когда приходится принимать тяжелые решения. ― Спасибо, ― сумел выдавить он, проглотив комок в горле. В уголках его глаз собралось тепло. ― Ты прошел через тот еще пиздец, да? ― Ты тоже. Сегерон был дерьмом. ― Без шуток. Они продолжали сидеть в тишине, под тяжестью своих выборов, тяжестью мира и всего произошедшего между ними. Глубокое облегчение заполняло его нервы, но вина не сдавала позиции. Их борьба превращала чувства в нем во что-то смешанное и неприятное. Вина от облегчения. Вина из-за облегчения. ― Я когда-то знал кунари, ― начал Лавеллан. ― Думал, что мы хорошие друзья. Мы сражались вместе. Он прикрывал мою спину, а я – его. Он начал встречаться с еще одним моим другом. Такие милые. Счастливые, даже когда все шло по пизде. ― Чувствую какое-то «но». ― Кунари ничего не сказал ему, и Кун приказали выступить против нас. Бык повесил голову. ― Оу, ― мягко сказал он. ― Блять. Лавеллан согласно кивнул, взгляд затуманился от непролитых слез, даже когда он сморгнул их. ― Нам пришлось убить его. Мне, и моему другу. Так, или позволить ему убить нас, а мы не могли этого допустить. Мы просто... сделали это, ― Лавеллан сглотнул комок в горле и щелкнул пальцами. ― Вот так. Никаких колебаний, ничего. Щелкнул, и мы прибежали к нему. Вещи. Бас, ― выплюнул он. ― Ублюдок. Не смог спросить у него, чувствовал ли он что-нибудь, хоть что-нибудь, ― Лавеллан подтянул колени к груди и уткнулся в них. ― Не смог спросить, значило ли это что-то для него. Бык прислонил голову к одному из зубцов стены. ― Думаю, ему пришлось убить в себе чувства. ― Ты так считаешь? ― Ему бы пришлось. В противном случае он оказался бы в заднице. ― Думаешь, все это было притворством? Бык вертел пустую бутылку в руках. ― Не знаю. Может это и не было игрой, только выглядело таковым. Или может безразличие было притворством. Разыгрывал, будто ему на вас все равно, чтобы вы, ребята, его ненавидели, а если вы его ненавидите, то ему будет проще вас убить. Лавеллан выдохнул резкий горький смешок: ― Тогда он облажался, потому что я не чувствую, что ненавижу его. Я снова подпустил его к себе. Я снова позволяю ему прикрывать свою спину. Я снова делю с ним выпивку. Создатели, он был близок к тому, чтобы разреветься прямо здесь. Но он знал, он сможет сдержаться, подавить этот порыв, чтобы свернуться калачиком в тишине своих покоев и плакать, пока не уснет. ― Когда я был моложе, ― начал Бык, ― они уже готовили меня к работе воином. Я был большим, я был крепким. Очевидный выбор, да? Но затем они обнаружили, что я могу еще и лгать. Ночь пролетела под истории, разделенные между ними. Истории о детстве Быка в Кун, про людей, которых он знал. Чувствовалось, будто Бык прощается со всем этим. Вероятно, так и было. Лавеллан слушал. Это лучшее, что он мог сделать. Слушать истории о кунари, Хиссраде. Когда их разговор закончился, это было больше похоже на прощание после похорон. И, прежде чем они разошлись, Бык его окликнул: ― Эй, Мёрси? Я просто хотел, чтобы ты знал: что бы ни случилось, о чем бы я ни сожалел, я именно там, где хочу быть, ― улыбнулся он. ― И, если тебе придется, если я сойду с ума и стану буйствовать, убей меня. И Лавеллан сжал руку Быка, бросив на него решительный взгляд. ― Для начала мы поможем тебе не сойти с ума. В любом случае, сомневаюсь, что это произойдет. У тебя воля сильнее, чем ты думаешь. Бык судорожно вздохнул: ― Спасибо. Лавеллан похлопал его по руке. ― Иди отдохни немного. Это был... долгий день. Он ушел прямиком в свои покои, закрыл за собой двери, умудрился снять доспехи и переодеться в домашнее. Он забрался под одеяло. Свернулся калачиком. Всхлипнул. И плакал, пока не уснул.________________________________________
На следующее утро он встретил Быка на тренировочной площадке и обнаружил там же Гатта. Лавеллан натянул на лицо маску Инквизитора. Гатт сухо кивнул ему, когда тот подошел. ― Инквизитор, ― поздоровался он. ― Я прибыл, чтобы проинформировать вас: между нашими народами не будет союза. Вы больше не будете получать отчеты Бен-Хазрат от своего союзника Тал-Васгота. Бык скрестил руки на груди. ― Пришел убить меня, Гатт? ― Нет. Они уже потеряли одного хорошего солдата. Они не хотят терять двоих. Он поклонился, отдав последнюю дань уважения, затем ушел прочь. Бык наблюдал за ним, пока он не скрылся на лестнице, затем вздохнул. ― Ну, это было весело, ― проворчал он. ― Потеря отчетов Бен-Хазрат будет ощутимой, ― сказал Лавеллан и почесал затылок. ― Сможем выкурить кого-нибудь из твоих бывших контактов? Бык кивнул. ― Они довольно быстро отзовут своих людей, но мы сможем найти им замену. Снова смотришь наперед, как я погляжу. ― Пока я тут, постараюсь принести пользу, да? Приблизился Крэм, держась несколько неловко. ― Ты опоздал, ― сказал Бык. Тот расплылся в ухмылке и пожал плечами. ― Извиняюсь, шеф, тело все еще побаливает после битвы со всеми этими Винтами, ― он кивнул Лавеллану. ― Рад встрече, Инквизитор. ― Как «Быки»? ― Серьезных травм нет. Все просто уставшие. Благодаря вам с шефом у нас было достаточно времени, чтобы уйти, ― они встали на позиции, подняли щиты. ― Они даже открыли для нас ночью бутылку медовухи из хасиндской сумки. Слышал про вашу пьянку вчера. Чувствую себя обделенным. Бык врезался в Крэма без предупреждения: ― Внимательнее, иначе не заметишь, как тебя убьют. Но Крэм собрался с духом и не сдвинулся с места, сдержав натиск Быка несколько секунд, прежде чем успешно откинуть его. Бык пошатнулся. Лавеллан ухмыльнулся, а Бык покачал головой, одобрительно улыбнувшись: ― А, забудь. У тебя хорошо получается.