and find your own―
и найти свою...
________________________________________
Его сознание возвращалось со скоростью таяния льда под солнечным светом. Лавеллан провел непомерно много времени, уставившись на натянутый над ним брезент палатки, и боролся с желанием разрыдаться от болезненности существования. И физически, и ментально. Он обещал, что вернется живым, и вернулся живым, но малая часть его желала обратного. Нарастающий шум спора между его советниками и Кассандрой наконец побудил его действовать. Он поднялся на локтях и поморщился, когда его суставы пожаловались на движение. Во рту появился несвежий привкус. Мать Жизель, сидевшая рядом с ним, повернула голову на движение и выдохнула, уложив его обратно. ― Ты должен продолжать отдыхать. Ты прошел через тяжелое испытание. Позволь себе восстановиться. Ему потребовалось некоторое время, чтобы заставить свой язык издавать необходимые звуки. ― Как долго они уже кричат друг на друга? ― прохрипел он. Лавеллан был окружен самодельными кроватями, вероятно для раненых, но кроме него таковых в палатке не было. Мать Жизель вздохнула. ― Какое-то время. Хотя благодаря тебе у них есть такая роскошь. Если у нас есть время на сомнения, мы начинаем обвинять. Маханон отмахнулся от ее попыток уложить его обратно, так что она вместо этого помогла ему сесть. Он поднес ладони к глазам. Кто-то снял с него перчатки. Его пальцы теперь были теплее, он мог их чувствовать. У него был... сон. Кажется. Это были только обрывочные воспоминания об эльфийских шепотах, но Колодец Печалей был неразборчив на затворках его сознания. ― Что с нашим врагом? ― спросил он. Спор прекратился, и они в раздражении разошлись. Мать Жизель смотрела за происходящим с беспокойством. ― Они не могут преследовать. Несколько выживших солдат говорят, что видели это существо. Человек лишь внешне, да и то едва ли. Искаженный красным лириумом. Говорят, он выглядит так, будто уже мертв. ― Он высокомерен. Скорее всего верит, что я мертв, а Инквизиция беспомощна, ― Лавеллан посуровел взглядом и свесил ноги с кровати. ― Я сомневаюсь, что он станет искать. Слишком озабочен поиском другого способа вознестись к ложной божественности, ― он оглядел разбитый лагерь. Их палатки стояли вплотную друг к другу, а люди ютились вокруг костров. ― Все в порядке? Мать Жизель задумчиво промычала. ― Мы живы благодаря вашим быстрым действиям. Но знай, наши лидеры борются из-за того, чему мы, выжившие, стали свидетелями. Мы видели, как наш защитник вознесся и пал. Теперь он вернулся. Чем больше наш враг превосходит нас, тем больше будущих испытаний кажутся предопределенными. Снова это. Независимо от его возраста, независимо от битв, свидетелем которым тот был, понятие судьбы все еще оставляло неприятный привкус у него на языке. Как жестоко – страдать, ради глобального плана. Когда-то он бы встретил судьбу со страхом. Теперь? Со смирением, возможно. Усталостью. Прошлое было тяжелым грузом, тяжелейшими кандалами, и знание будущего не приносило облегчение. Даже еще меньше, из-за риска, на который он пошел, изменив свои действия. ― Почему именно я должен спасать этот гребаный мир? ― пробормотал он, повернув голову и взглянув на Мать Жизель. Что она видела, когда смотрела на него? Маленького ребенка, играющего в героя, или святую фигуру из легенд? Он не был уверен что хуже. ― Им нужно, чтобы я был сильным, но я не тот, кем они меня представляют. Это может сломать их в будущем. Лавеллан встал, еще нетвердо держась на ногах, так что он оперся на шест палатки, чтобы не упасть. По всему лагерю царило угрюмое и мрачное настроение. Кассандра, склонив голову, изучала карту на столе, а Лелиана подтянула ноги к груди, это было далеко от ее привычной утренней позы. Некоторые видели, как он поднялся, и непроглядный туман в их взглядах сменился надеждой, их взгляды заставляли кожу чесаться. Лавеллан сглотнул подступивший к горлу ком. Он никогда не знал, что ему делать с их благоговением, их верой, их надеждой, а позже и с их поклонением. Они строили ему маленькие святилища, ничего грандиозного, опасаясь гнева церкви. Кто-то изображал его с одной рукой, прижатой к груди, с левой вытянутой вперед, с ореолом вокруг нее. Кто-то изображал с короной из рогов галлы. Кто-то – ничего, кроме его отмеченной руки. Как это могло кому-то нравиться? Как мог Корифей искать этого? Поклонение было ужасным, тяжелым грузом. Мягкий голос Матери Жизель пропел позади него, и он напрягся. Он был рад, что это поднимало всем дух, когда они подпевали, но не так. Не когда их взгляды душили его. Взгляд Кассандры упал на него, и он смягчился. Увидев ее, он ненадолго успокоился, но песня достигла кульминации, и от прилива всеобщей веры у него сдавило грудь. Они преклонили перед ним колени, сложив руки в молитве. ― Я не ваш ответ, ― хотел он сказать. ― Я не ваше спасение. Не то, чтобы они стали слушать. Он обвел лагерь взглядом в поисках знакомых лиц. Он незаметно сунул руку в карман, нащупывая камень, но его не было на месте, и это вызвало у него новую волну паники. Где он? Он потерял его в лавине? Или по пути? Во время битвы в Убежище? Нет, это невозможно. Он прыгал, перекатывался и все такое, и камень ни разу до этого не выпадал. Они забрали его? Его испытующий взгляд стал безумным, пока не остановился на Соласе. Он стоял на краю лагеря, расстояние между ними было слишком велико, и Лавеллан хотел протянуть к нему руку, попросить помощи, но также и накричать на него. В мстительном отчаянии выплюнуть «Посмотри, что ты сделал со мной». Если бы он сейчас смог выдавить из себя такие сильные эмоции. Их взгляды встретились. Лавеллан был словно обнаженный, потерявший якорь, без своего оружия, без камня, без своей ярости и злости. Потерянный, обездоленный. Колодец Печалей подпел мелодии. Бледная имитация, потому что шепот не мог изобразить сложные тона. Это все ухудшило. Он захотел уйти. Он должен был умереть в снегу. Он должен был умереть с Соласом. Песня закончилась, и Солас направился к ним. Толпа гудела, в них возродилась надежда. У него перехватило дыхание, когда преклоненные встали и оставили его в покое. ― Ты не одинок, ― сказала Мать Жизель. ― Как и ты наша опора, так и мы – твоя. Даже у Андрасте был доверенный круг. У Андрасте был Маферат. Солас подошел к нему и пробормотал: ― На пару слов? У Лавеллана был Солас. И каков вывод? Твой любовник предаст тебя, если ты будешь в каком-то роде святым? Он последовал за ним, радуясь возможности быть подальше от лагеря, когда люди видят в нем пророка и спасителя, но он не был уверен, было ли лучше или хуже оставаться наедине с Соласом. Солас подвел его к выступу скалы, за ним открывался вид на горы, где скорее всего проходил Лавеллан. Он вытянул руку и зажег завесный огонь. Так легко. Лавеллан взглянул на зеленое пламя. Выглядело, будто к нему возвращались силы, так что, возможно, теория о волках не была притянута за уши. ― Прошли столетия с тех пор, как человечество так превозносило одного из нашего народа, ― сказал Солас. Лавеллан нахохлился. Нашего? Солас повернулся и посмотрел на Лавеллана. ― Большинство бы возгордились. Возможно, стали бы высокомерны. Ты же выглядишь таким несчастным. Лавеллан обхватил себя руками, неспособный встретиться со взглядом Соласа, он опустил глаза на снег. Он заметил, что Солас все еще был босиком. ― Солас? ― Да? Он указал на его ноги. Большая часть стоп была обернута, но пальцы торчали наружу, пока сам Лавеллан превращался в сосульку. ― Тебе не холодно? Солас посмотрел вниз на ступни, как будто забыл. ― Ох. Да, не беспокойся об этом. Это не больно. Лавеллан иногда не знал, что делать с этим эльфом. ― Казалось, тебе было неуютно, когда люди преклонили перед тобой колени. Я предполагал, что ты придешь в восторг. Лавеллан мрачно ухмыльнулся: ― Ты настолько плохого мнения обо мне? Солас сцепил руки за спиной, губы сжались в тонкую линию. Он отвернул голову. ― Нет, ― пробормотал он, это прозвучало почти пристыженно. ― Не ты. Я не имел ввиду... Я был плохого мнения не о тебе, а в целом об увиденном мной поведении. Я приношу извинения. Лавеллан поджал губы и, дрожа, опустил взгляд. ― Все в порядке. Я просто... не понимаю, как кому-то может нравиться поклонение. Это так тяжело. Одиноко. ― Редко можно встретить такой же дух, ― он подвел Лавеллана ближе к завесному огню. ― Иди сюда. Тебе холодно. Он махнул рукой и превратил его в обычный огонь, чтобы тот излучал тепло. Это был милый жест, но Лавеллан подозревал, что сковавший его холод был не физическим. Солас пристально на него посмотрел. ― Ты был на грани смерти, когда мы тебя нашли, и ты отвергал исцеляющую магию. Даже магию Старшей чародейки Вивьен и Великой чародейки Фионы. Это было что-то новенькое. Была ли у него такая проблема раньше? ― Едва ли я был в сознании, чтобы что-то отвергать или принимать. ― Ты отвергал на более инстинктивном уровне, ― глаза Соласа блестели в свете факела, в них плескалось любопытство. ― Перебрав все варианты, они позвали меня. Я пришел и обнаружил тебя бьющимся и кричащим на эльфийском. Только когда я ответил тебе на эльфийском, ты успокоился и принял мою магию. Ох, Создатели. ― Что я говорил? ― Ты кричал, чтобы тебя освободили. Что они не могут заковать тебя в цепи. Я предположил, что ты, должно быть, был в полубессознательном состоянии и проецировал прошлые воспоминания на настоящее. Ты не помнишь? Лавеллан покачал головой. ― Я тоже не знаю, почему я мог кричать такое. ― Тебе что-то снилось? Озеро, волк, смола и кровь, и темнота, и пустота, и солнечный свет, красные глаза и синие, и... Лавеллан потер глаза. ― Да. Но это не было чем-то, что оправдывало бы эти крики, ― он застонал. ― Должно быть это все услышали. ― И все же это только подпитывает истории. ― Вестник Андрасте бьется во сне, словно загнанный в угол зверь, ― сухо пробурчал он. ― О да. Они определенно будут петь дифирамбы этому. ― Вестник Андрасте борется с кошмарами, как и любой обычный человек, и все же пробуждается победителем. Ты символ победы над противником. Они хотят видеть несовершенное совершенство. Они хотят видеть свое отражение, и все же им нужен тот, чье имя они смогут поминать в своей борьбе, чтобы придать себе силы. Вот каков ты. Их вера была завоевана с трудом, леталлин. Фамильярное и нежное обращение тронули Лавеллана. Солас не был из тех, кто просто так разбрасывается подобными словами. Да'лен да, справедливо, ему тысячи лет. Леталлин? Уже не настолько. Солас и в тот раз использовал это обращение. Он не был уверен, как отнестись к тому факту, что он снова достаточно нравится Соласу. ― Я уверен ты притащил меня не для того, чтобы говорить о моем опасном хождении по граням их веры. Ты хочешь обсудить еще что-то? Солас угрюмо посмотрел на него: ― Я... Да. Когда ты встретил этого Старшего, какой силой он обладал? ― У него была сфера, ― ответил Лавеллан, не видя смысла танцевать вокруг да около. ― Она была связана с меткой, и он использовал сферу, чтобы забрать метку у меня. Если это была связь, я не видел причин, почему она должна быть односторонней. Это его удивило. Не думаю, что он ожидал от меня такого уровня контроля над меткой. Лицо Соласа помрачнело еще больше. ― Как я и полагал. ― Ты что-то знаешь об этом. ― Да. Она наша. Корифей использовал ее для открытия Бреши, и она могла быть причиной взрыва на Конклаве. Мы должны узнать, как он выжил и приготовиться к тому моменту, когда доверившиеся тебе узнают, что сфера принадлежит нашему народу. Нашему народу? ― Как ты об этом узнал? ― Такие вещи назывались сосредоточия. Они передавали силу от наших богов. Некоторые посвящались конкретным личностям нашего пантеона, ― нашего? Когда он стал таким непоколебимым, произнося мой народ? ― Все, что осталось – упоминания в руинах и обрывочные воспоминания в Тени. Эхо древней империи. И снова он со своими хорошо продуманными речами. Опираться на предположения других, потому что он знал, насколько быстро остальные додумывают и делают выводы, когда что-то в разговоре остается открытым. Технически, он не совсем врал. Умно. Лавеллан ненавидел это. ― Как бы Корифей к этому ни пришел, сфера остается эльфийской. С ее помощью он угрожает сосредоточию человеческой веры. ― Ах, то есть у нас снова очередной идиот, взявший что-то у эльфов, заявляющий, что это теперь принадлежит ему, и хвалящий себя за хорошо проделанную работу. Губы Соласа дернулись. ― Да, похоже это их хобби. Они боятся чужого, а наш народ для них чужой. Снова наш народ. Лавеллан запрокинул голову и лающе засмеялся. ― А теперь это наш народ, да? Отбросил категоричность, говоря мой народ? Что это? Тебе меня жаль? Или я сделал что-то, что изменило твое мнение обо мне и позволило вступить в твое секретное сообщество эльфов? Он уставился на Лавеллана, молчаливого после вспышки ярости. ― Это очень секретное сообщество, ― наконец сказал Солас, и Лавеллан истерично захохотал, потому что разве это не было ебучей правдой? Это был он, Флемет, ветвь сентинельских эльфов и другие древние эльфы, ушедшие куда-то в утенере. Дрожащие ноги Лавеллана больше не могли его удержать и подогнулись, взметнулся снег, когда он упал на задницу, все еще не прекращая смеяться. В какой-то момент его смех перешел в судорожные рыдания. ― Ты что, издеваешься? ― выплюнул он сквозь слезы и принялся стирать их, но они все не прекращались. Его плечи дрожали. Его дыхание стало прерывистым. Почему он должен продолжать плакать перед Соласом? Это было смешно и унизительно. ― Мне жаль, ― сказал Лавеллан. ― Я... Блять. Солас опустился рядом с ним на колени и отнял руки Лавеллана от расцарапанного ими лица. ― Я должен был умереть, ― прошептал Маханон, с трудом говоря сквозь спазмы горла и дрожащее дыхание. Каждый всхлип разрывал его легкие. Сухой горный воздух помогал мало. Он вцепился в Соласа, потому что он был единственной твердью в округе, вцепился руками в мантию Соласа с такой силой, что несколько швов лопнули. ― Я должен был умереть! Мы оба должны были умереть. И все же он был здесь, плача перед своим якобы мертвым любовником, повторяя все сначала. Лавеллан даже не мог разглядеть Соласа за пеленой слез, потому, дрожа, уткнулся лбом ему в грудь. Солас был теплым. Вокруг него обвились руки, и это вызвало новую волну всхлипов. Лавеллан вцепился в ткань мантии Соласа, и в какой-то момент его всхлипывания «Я должен был умереть» сменились на «Мне жаль». ― Маханон, ― прошептал Солас, мягко и заботливо, и о боги, Лавеллан тогда убил его. Почему он чувствует себя как дома? Почему? Солас потянулся к своим карманам и освободил одну из рук Лавеллана, чтобы вложить в нее нечто гладкое и прохладное. Это был камень. Тот же самый, с сужением ко дну и отметинами на поверхности, которые Лавеллан практически помнил наизусть взглядом и на ощупь. А теперь это было также воспоминанием и об Убежище. Лавеллан прижал его к груди и смог выдавить слезливое «спасибо». Он не был уверен, как долго плакал в объятиях Соласа, как долго они стояли здесь, посреди холода и снега, пропитывающего ткань его брюк, как долго Лавеллан изливал слезы истощения, о необходимости которых и не подозревал. Не думал, что их можно излить. Но даже когда его слезы высохли, и Лавеллан перестал задыхаться, Солас продолжал крепко держать его в своих руках. Было так тихо, снег поглощал шум. ― Я рад, что ты выжил, ― пробормотал Солас. ― Как и многие из нас. Должен был ты умереть, или выжить, никто сказать не может, но я рад, что ты выжил. Даже если жизнь кажется тяжелым бременем. Лавеллан на короткое мгновение поддался слабости и крепче обнял Соласа. Он ужасно часто поддавался слабостям рядом с ним. Нужно быть осторожнее. Но Солас успокаивал, а его ровное сердцебиение убаюкивало, так что он закрыл глаза и наслаждался происходящим. ― Спасибо, ― тихо прохрипел Лавеллан, и его голос почти затерялся среди снега. ― Я думал умру там. Один. Может прозвучать странно, но думаю волки вели меня. ― Волки? Посмотрите, как он держит лицо. ― Я же сказал, это было странно. Когда я терялся или чувствовал, что хочу сдаться, они выли. И я продолжал идти. ― Тогда я рад за волков. Он открыл свои опухшие раздраженные глаза, уставившись на мерцающее пламя. ― Это заставило меня задуматься. ― О чем? Он промолчал. Дразнить Соласа было забавно, но стоило бы ограничить себя и делать это не так часто, иначе он начнет что-то подозревать. ― Забудь, ― Маханон покачал головой. ― Это глупо. ― Расскажи. ― Ты подумаешь, что я глупый. ― Сомневаюсь. Лавеллан фыркнул, задумываясь не рассказать ли ему, затем вздохнул. Он устал и чувствовал себя изрядно помотанным. Он не контролировал, что говорит. ― Ладно. На мгновение я подумал, что это Фен’Харел направляет меня, ― надо отдать Соласу должное, он не застыл, не напрягся, и никак не выдал себя языком тела. ― И конечно я вспомнил все истории, как Ужасный Волк водит тебя за нос. ― И все же ты последовал, ― даже его тон не изменился. ― У Изумрудных Рыцарей были волки-спутники, ― выпалил он в ответ. ― Волки не всецело принадлежат Ужасному Волку. Я либо мог принять свой шанс на попытку выжить или прислушаться к историям, и возможно, сдохнуть. Или наоборот. Если честно, в тот момент я разговаривал сам с собой, так что не могу сказать насколько был адекватен. Солас хохотнул, звук отдался и в его груди. ― Ты и твои шансы, ― задумчиво протянул он. Это звучало почти нежно. И Лавеллан достаточно долго наслаждался этим моментом. Ему нужно свернуть разговор к Скайхолду. ― Я больше не собираюсь так рисковать. Не когда остальная часть жителей деревни застряла со мной посреди гор, ― он отстранился. Солас отпустил его, и Лавеллан проигнорировал то, как быстро холод обхватил расстояние между ними. ― Навряд ли мы в таком состоянии сможем справиться с Корифеем и забрать сферу. ― Ты собираешься вернуть сферу? ― Конечно, ― я прибираю за тобой беспорядок, как и всегда. ― Но не сейчас. Если мы поймем, где находимся, то сможем найти убежище на какое-то время. Какое-то время Солас молчал, и Лавеллан дал ему время обдумать. Он фактически отдавал свой дом им. Инквизиции. Это было серьезное решение. ― Здесь есть место, ― наконец произнес он. ― Я увидел его во сне еще в Убежище. Замок, ждущий силу, готовую его удержать. Место, где Инквизиция сможет укрепиться, ― он пристально посмотрел на Лавеллана, глазами будто кристаллами. Маханон не смог отвести взгляда. ― Расти. Корифей своей атакой изменил Инквизицию. Изменил тебя. Веди нас на север. Будь нашим проводником. Теперь Лавеллан понимал всю важность этого решения, так что улыбнулся Соласу, надеясь, что это передаст всю глубину его благодарности. ― Поможешь мне найти его? Солас вернул улыбку.________________________________________
Лавеллан обернулся на процессию Инквизиции, шедшую позади, чтобы убедиться, что все в порядке. Позже, во время путешествия к Скайхолду, они наткнулись на широкую грунтовую дорогу, которую Лавеллан воспринял как знак, что они на правильном пути. Он взбирался на валуны и скалы для лучшего обзора и прикрывал рукой глаза от солнца. Вокруг них простирались Морозные горы, их вершины торчали вверх, словно хребет дремлющего зверя. Облака клубились вокруг них, лавандовый цвет рассветного неба окрашивал их снежные шапки. Они шли уже несколько дней, вероятно, почти неделю, но жалоб не было слышно. Все они верили, что это испытание, и пока их Вестник Андрасте ведет их, все будет хорошо. Он не мог не вспомнить долгий путь эльфов перед основанием дома в Долах. Случайный ворон подлетел и приземлился рядом с ним. Дикий, не один из тех с красным хохолком, которые использует Лелиана для передачи сообщений. Они уставились друг на друга. Лавеллан улыбнулся. ― Привет, ― поздоровался он. ― Мы просто проходим мимо. Ворон каркнул на него и улетел. ― Следующим планируешь разговаривать с лошадьми? ― спросил Бык внизу. Лавеллан ухмыльнулся ему: ― Конечно, почему нет? Я уже разговариваю с быком, да? ― Я тоже разговариваю. Это не считается. ― Ну, может животные тоже могут разговаривать, просто мы их не слышим. Бык промолчал, затем побежденно поднял руки и ушел, добродушно ворча. Лавеллан наметил следующий маршрут и, следуя ему, продолжил двигаться на север. Вскоре он заметил знакомую скалу, поспешно взобрался на нее, и от вида Скайхолда у него чуть вновь не подкосились колени. Что было бы ужасно. Он бы свалился головой вниз в глубокий обрыв. Солас шел поблизости и встал рядом, пока они созерцали крепость. ― Скайхолд, ― прошептал Солас. Дом. И место величайшего раскаяния Соласа. Скайхолд правил горами, с его башнями и стенами из древнего камня, и флагами, принадлежащим давно забытым правителям, пришедшим после Соласа. Лавеллан украдкой взглянул на него. В уголках его лица проскользнула задумчивость, в глазах – ностальгия. Лавеллан перевел взгляд обратно на Скайхолд и не мог не согласиться. Их воспоминания были разными, но, тем не менее, это был дом для них обоих. ― Спасибо, Солас, ― сказал он и снова пожалел, что не может передать всю ту благодарность, которую испытывает. Улыбка Соласа и легкий кивок заставили Маханона задуматься, что, возможно, у него и получилось это передать.________________________________________
Меч Инквизиции покоился в руке Лавеллана, и вот он снова здесь, стоит перед ними всеми, готовый принять мантию Инквизитора. ― Инквизиция будет сражаться за всех нас, ― провозгласил он. ― За всех нуждающихся, кем бы они ни были. И сейчас у нас есть враг, угрожающий нашим жизням, жизням наших любимых, всему миру. Это не обещание мести, не обещание послания высшего посыла. Это обещание быть там, где мы необходимы, не из-за благородства или доблести, а потому что так правильно. Что он сказал в прошлый раз? Кто знает, но он был уверен, что это поменялось после шести прошедших лет. Хотя, возможно, он будет более красноречивым и менее нервным. ― Куда бы ты нас ни повел, ― сказала Кассандра. Они приветствовали его как своего Вестника и Инквизитора, и Лавеллан поднял меч с решительным взглядом. Он был сломлен, и продолжит ломаться, но затем он вернется сильнее. Непременно.________________________________________
Главный зал Скайхолда лежал в руинах. Одинокий трон возвышался над обломками из упавших люстр и груд расколотых досок, заброшенное сидение, повелитель руин. Сидел ли когда-то здесь Солас? Или это был новый трон, принесенный теми, кто пришел после того, как заснул главный хозяин крепости? Если Лавеллан закроет глаза, то сможет представить знамена, богатые красно-черные ковры, расстеленные по всей длине пола. Он мог смутно услышать болтовню приезжих вельмож, потрескивание пламени в жаровне, мог увидеть проходящий через витражи свет, разбивающийся на цвета. Завеса здесь была древней. Он буквально чувствовал это. В конце концов, именно здесь она была создана. Скайхолд. Тарасил'ан Те'лас. Место, где поддерживается небо. Дом Ужасного Волка. Древняя магия, пропитавшая камни, вибрировала на его коже. ― Итак, вот где все начинается, ― сказал Каллен. Лелиана взмахнула рукой в сторону строительных лесов. ― Это началось во дворе. Здесь же мы претворим это в жизнь. ― Но что нам стоит делать? ― спросила Жозефина, потирая глаза. ― Мы ничего не знаем об этом Корифее, кроме его желания заполучить твою метку. Честно говоря, не скажи нам об этом ты, я бы не поверила. ― Он потерял свой путь в Тень, ― ответил Лавеллан, ― так что он продолжит искать. Он сделает все возможное, чтобы попасть в Черный город и получить божественность. Даже если это будет стоить всего мира. Все ради империи, которой не существует. Говорил он о Корифее или о Соласе? Об обоих. ― Еще вопрос о его драконе, ― сказал Каллен. ― Архидемон или нет, он дает его войскам преимущество, которым мы не можем пренебречь. ― Сейчас нам нужно разобраться с темным будущим, которое Инквизитор видел в Редклифе, ― сказала Лелиана, пробуя его титул. Услышать его было словно последняя деталька пазла встала на место. Даже когда Инквизиция была распущена, остальные, в том числе и силы Соласа, продолжали по привычке называть его Инквизитором. С другой стороны, это было намного лучше, чем Вестник. Лавеллан пронаблюдал за игрой света в витражных окнах. ― Нам нужно сначала встать на ноги. Восстановиться и показать миру, что мы все еще здесь, несмотря на атаку Корифея, и что мы сильнее, чем были до этого. Жозефина улыбнулась: ― И что теперь у нас есть лидер. ― Который представляет из себя больше, чем слова Церкви, ― пробормотал Каллен. ― Как ты предлагаешь нам двигаться дальше? ― Лелиана спросила Маханона. Он поджал губы. ― Для начала возобновим наши операции. Распространи слухи, что мы живы. Когда будет сделано, выясни, какие события позволят Корифею попытаться безнаказанно убить Императрицу. Что до армии демонов... Кто-то позади них прочистил горло. Они обернулись. Варрик помахал им, как всегда вовремя. ― Я знаю кое-кого, кто мог бы помочь нам с этим. Все вели себя так вдохновляюще, что это всколыхнуло мою память и я послал письмо старому другу. Советники переглянулись, и Лавеллан подошел к Варрику. ― Она уже пересекалась раньше с Корифеем, ― пояснил Варрик. ― Она может помочь. Лавеллан помнил хмурый взгляд Хоук, которым она одаривала каждого, смягчающийся лишь ее семьей и друзьями, несмотря на то, что она несла в себе тьму потерявшего слишком много. Они были родственными душами на поприще этого. Она была жесткой женщиной. ― Тогда познакомь нас, ― сказал Лавеллан с легкой улыбкой. ― Когда она сюда приедет? ― Это место хорошенько запрятано, но... спорю на два дня. Лелиана подарила Варрику долгий тяжелый взгляд: ― Кассандра тебя убьет. Варрик поморщился: ― Ага, эм, не говори ей. Дай мне насладиться моими последними двумя днями свободного и очень живого гнома.