После стольких лет

      Чем дальше от Питера, тем всё больше менялись ландшафт и голоса радиоведущих мелькающих станций. Блёклое северное солнце давало достаточно света, чтобы погода претендовала на звание солнечной. Небольшие стаи мелких птиц, взлетая из жухлой травы, в которой они кормились, нотами рассаживались на проводах. Впрочем, погружённый в свои мысли Андрей, на всё это обращал мало внимания. Поразмышлять было о чём. С того момента, когда он в последний раз видел Мишу, прошло уже почти три года. И, если учесть, как произошла эта встреча, хотелось всё же надеяться на хоть какой-то отклик с его стороны. Однако практически сразу после случившегося Мишин телефон замолчал. Более того, при каждой попытке набрать номер Андрей слышал механический голос, сообщающий, что телефон друга вне зоны или отключен. С шорохом шин обгоняли его внедорожник машины, спешащие в Приозерск и далее, к Лахденпохье и Сортавале. Машинально косясь на яркие флаги придорожных заправок, Андрей в очередной раз мысленно поморщился. Неловко получилось с Татьяной Ивановной. Не хотел он её обманывать, просто сложилось так: если сильно хочешь нечто узнать, приходится идти на хитрости. Неделю назад он вернулся из тура, весьма долгого и удачного. И давшего ему возможность ещё раз всё хорошо обдумать. Можно было бы и дальше мириться с тем, что его буквально вычеркнули из Мишиной жизни, однако хотелось всё же знать причину. Ведь было же примирение, была и последняя их встреча, о которой не получалось вспоминать без боли в сердце. Андрей до сих пор ловил себя на кратких тошнотворных замираниях, как только на ум приходил тот июльский день. Тогда тоже был послетурный период, утренний звонок Михе, и предварительная договорённость о встрече. Что, если бы он тогда задержался и опоздал? Что, если бы понадеялся на расспросы и дорожные указатели, а не забил бы в навигатор карту? Всё же успел, чтобы найти на полу, с разбитой в кровь головой, почему-то с тёмным, багровым лицом, хрипящего, но ещё чудом живого. Не собирался Андрей выставляться в качестве спасителя, но да, ему чисто по-человечески обидно, что лучший друг, его стараниями буквально вытащенный с того света, внезапно обрубил все концы. Более того, молчали телефоны бывших коллег, когда он пытался узнать, что вообще происходит. Ну а Ольге звонить он и не собирался после той безобразной сцены, которую она ему устроила в больнице. Татьяну Ивановну дёргать он не стал, потому что после всего ужаса с сыном, она пережила и уход мужа, не вынесшего очередной Мишиной полусмерти. Агата на Андреево возмущение поджала губы и сухо заявила, коли не хватает ума понять это самому, что пора бы перестать служить Горшку подножным ковриком и иметь больше гордости. Крыть было нечем, и на тот момент Князь заткнулся, старательно обходя тему стороной. Но что делать, если за эти годы сотни раз ему задавали вопросы, мол, что да как, да как вы теперь с Горшеневым общаетесь, да как вам самому писать и лирику и музыку? Что, если каждый раз после этих интервью комьями каменели желваки, и хотелось со всей дури врезать кулаком по стене? Не помогло бы, да и собранной буквально из кусков во время оно руке было бы хреново, поэтому он этого не делал, но хотел сильно. Говорить с собой – очень плохо. Даже не будучи психологом, Андрей это знал, но не мог остановиться. Постоянно сползать в односторонние диалоги с воображаемым Михой, что-то тому доказывая, находя какие-то неотразимые аргументы – такое себе. Однако он говорил и говорил. И когда приблизился к точке кипения, понял, что пора приступать к решительным действиям. Жевать сопли – ничего не добьёшься. Через несколько дней после возвращения он заехал в кондитерскую, взял коробку пирожных и поехал на Ржевку. Михина мама стояла выше всех их дрязг, принимая сыновьих друзей, как родных. Она, на счастье, оказалась дома и тут же открыла Андрею дверь. – Как ты хорошо выглядишь, – улыбнулась Татьяна Ивановна, подавая ему домашние тапки. – Подкачался? – Ага, – кивнул Андрей, сковыривая с ног кроссовки. – Бросил курить. Агата мне нашла отличного тренера. Так что да, стараюсь. – Вот и молодец, – одобрила Татьяна Ивановна. – Не то, что мой, всё на таблетках да травах сидит. – Как Миша вообще? – закинул удочку Князь. Татьяна Ивановна вдруг неуловимо смутилась, неловко улыбнулась: – А, ну да, вы же теперь редко видитесь. – Будем говорить откровенно – никогда, – пожал плечами Андрей. – Оля что-то такое говорила, я не очень вникала, – повинилась Татьяна Ивановна, и у Князя не хватило духу её упрекать. – Я вам сладенького принёс, – сменил тему Андрей, демонстрируя коробку. – Отлично, как раз хотела чаю выпить, – закивала она и, взяв пирожные, направилась на кухню. Зайдя в гостиную, Андрей с грустью оглядел знакомые стены, напомнившие ему о прошлом. Остановился у стены, украшенной портретами Михи, подаренными фанатами. Что ж, стоило быть честным: его, как главного солиста, всегда любили больше. Потому-то уход Князя, лично для него ставший ударом, пусть и осознанным, для фанов мало что изменил в обожании Миши и группы в целом. Ладно, что было, то прошло. На столе у окна лежало несколько больших куч конвертов и открыток. Явно, присланы для Михи. И вдруг, случайно, он заметил на подоконнике отдельную тощенькую стопку писем, адресованных Татьяне Ивановне. Краткого пристального взгляда на конверт хватило, чтобы понять, что письма от Миши. Мимолетно удивившись, что тот вообще потратил время на письма при наличии мобильного, и воровски оглянувшись на вход в комнату, Андрей сделал телефоном быстрый снимок, чтобы не искать судорожно ручку с бумагой. На характерный щелчок заглянула Татьяна Ивановна, но он уже успел повернуться к стене с фото и картинами. – А молодцы фанаты, – почти искренне восхитился Андрей, пылая ушами, – такие классные работы создают. Я большую часть этого не видел, вот, захотел оставить на память. Не возражаете? – Ну что ты, конечно, снимай, – кивнула она, отвлекаясь на стену. – Действительно, тут и янтарь, видишь? А тут, глянь, бисером шили, представляешь? – Это какое же терпение надо иметь! – поддакнул Андрей. Все время чаепития и неспешного разговора Князь буквально ощущал, как телефон припекает ему ляжку. Хотелось быстрее открыть нужное фото и рассмотреть адрес. Сделал это он сразу, как только вошёл в лифт. Ну да, какая-то деревня, судя по названию, в Карелии. Стоит дома порыться в атласе дорог на предмет расстояния и времени в пути. Агата, конечно, снова разорётся, однако отступать Андрей был не намерен. Надо было расставить все точки над ё. Как в воду глядел: супруга, кротостью характера не отличавшаяся сроду, кратко и выразительно охарактеризовала Андреево начинание. – Князев, ты для чего на мне-то женился? Надо было сразу на Горшке своем разлюбезном, чтобы не трахать мои мозги столько лет вашей кармической связью. Я – тоже живой человек, и мне осточертело, что мой мужик нарезает круги вокруг бывшего друга. – Чего это бывшего? – набычился Андрей. – А что, меня, что ли, бортанули, заблокировав номер телефона и заставив сделать то же самое и остальных из группы? – Этому есть какое-то объяснение. – Жажду послушать, – Агата опёрлась спиной на кухонный стол. – Ты – как влюбленная брошенка, отслеживающая своего ушедшего любовника по подворотням. Неужели не понимаешь, как это выглядит со стороны? Ты жалок. – Хватит, – огрызнулся Андрей, перелистывая страницы атласа. – Как скажешь, – кивнула Агата. – Только, когда в очередной раз получишь от Горшка по щам, жаловаться не смей. А ты получишь! Он проводил выплывающую из кухни жену нечитаемым взглядом и возвратился к поискам. По всему выходило, что ехать не так долго. Вторую половину дня Андрей посвятил сборам. Утром он сел в машину, забил в навигатор карту и отправился в гости, предварительно заехав на рынок за гостинцами. Он обогнул Ладожское озеро, проехал через Хийталу, Куркиёки, Лахденпохью и повернул на Сортавалу. Потом последовали Хелюля и Рюттю, за которым шоссе ушло направо, и вскоре обнаружился съезд на узкую дорогу с пожившим асфальтом и указатель «Потерскюля – 7 км». С собой Андрей вёз две палки хорошего сервелата, кус свежесолёной сёмги, пару банок маринованных маслят, обожаемые Михой мандарины, ящик крупного винограда, банку белого акациевого меда и еще много чего вкусного, помимо трёх пластиковых баллонов кваса и спелого ананаса. После поворота стало ясно, что нужно внимательно поглядывать на дорогу, дабы не въехать в коровью лепёху. Сельские пасторали имели и минусы. Говно, намотанное на колеса – последнее, что Князеву хотелось бы обнаружить. Ехать до первых домов было не долго, но с приближением деревни пришлось сбросить скорость, чтобы не промахнуть мимо Михиного дома. Андрей ещё раз сверился с адресом. Он всё ехал и ехал, однако, когда деревня закончилась, строения с нужным номером так и не было. Притормозив, Андрей поозирался по сторонам, прикидывая хрен к носу, что делать дальше. И действительно, метрах в ста дальше деревни и правее дороги, за рядом свирепо разросшихся кустов шиповника и ежевики, виднелась ещё одна крыша из потемневшего от времени шифера. Андрей медленно двинулся вперёд и да, увидел деревянный дом на низком, каменном подклете, полускрытый высокой сиренью и дощатым забором из штакетника. На широкой калитке красовался облезший, зелёный почтовый ящик с номером, выведенным белой краской. Андрей съехал с шоссе на жухлую траву у дома. Выключив мотор, он вышел наружу и приблизился к калитке. Почти сразу послышался дробный топот лап, и за забором нарисовался коренастый пёс чепрачного окраса, нёсший свое сбитое тело на кривых, мускулистых ногах. Он пару раз хрипло гавкнул и пристально уставился на незнакомца. – Тихо, Полкан, – усмехнулся Андрей, – свои. Хозяин-то дома? Одно ухо пса торчало торчком, а второе было наполовину обгрызено. Не делая даже попытки приветственно помахать хвостом, собак выдал ворчливое «буф» и не тронулся с места. – Кто там, Пират? – раздался из-за приоткрытой двери знакомый низкий голос, и на крыльцо шагнул, сощурившись от солнца, Михаил. – Привет, Мих! – по-дурацки волнуясь, улыбнулся Андрей. Текли секунды за секундами, однако друг всё так и стоял, хмуро рассматривая гостя. Когда молчание стало совсем неловким, Миша, наконец, открыл рот и спросил: – Чего надо? «Это вместо «здравствуй» – саркастично усмехнулся Андрей. – «Что ж, настроение понятно». – Повидать приехал, – озвучил он. – Нахрена? – мрачно поинтересовался Горшенев. – А что, Мих, друзьям непременно требуется причина для встреч? – Друзьям – нет, тебе – понятия не имею. – Лицо у Миши застыло в непримиримой решимости, причину которой Андрей не мог разгадать. – И когда мы перестали ими быть? Я лично не помню. – Бросай придуриваться, Князь, всё ты помнишь. – Молча пронаблюдав за тем, как сползает с Андреевых губ улыбка, Миша повернулся, чтобы уйти в дом. – Проваливай! – Не смей вот так отворачиваться, Горшок, – сиплым от волнения голосом, выкрикнул Андрей. – Если есть, что сказать, говори. Тот оглянулся. – Ты ещё и объяснений требуешь, да? Настолько тупой, Князь? Ладно, по просьбам зрителей. За три года ни одного звонка. Ну конечно, ты же бабло рубишь на концертах. Это я на обочине, а ты у нас невъебенная звезда. Ты даже ни разу не приехал в больницу, когда меня заломало тем летом. Что ты думаешь, я не спрашивал? Спрашивал. Где Князь, где Князь? А нету его, ё-моё. Не стал он себе жизнь портить снова. Олька меня тянула, да пацаны деньги подкинули на лечение, а ты хоть что-то сделал? Меня едва успели с того света вытащить. И где же был мой друг Андрей, когда я в больничке загибался, м? А не было его. Ну вот, и дальше не надо. Что ты тут ловишь? С острым, надсадным удовольствием Миша наблюдал за тем, как с каждым его словом запекаются на лице Андрея некрасивые красные пятна, как сжимаются и белеют губы. – Такое твоё, значит, мнение? – хрипло скрежетнул Андрей. – Серьёзно? – Прикинь! – отрезал Горшок. – Что ж, ясно. Ладно, думай так и дальше. Я тебя больше не побеспокою. – Андрей резко повернулся и пошёл прочь к своей машине. Переваливаясь на неровностях грунтовки, он развернул автомобиль и дал по газам. Михаил, зло дёрнув щекой, проследил за тем, как исчезают за поворотом габаритные огни, сплюнул и шагнул внутрь дома. – Навестить он меня решил, козлина безрогая, – ворчал он, беспокойно вышагивая по комнате. – Совсем ёбу дал. Хватило же совести. Так, размахивая руками и ругаясь, Миша не мог прийти в себя больше часа, то садясь к старенькому компьютеру, где была запущена игра, то опять подрываясь со стула. Потом всё же решил выбросить все мысли о визите Князя из головы. Однако шли часы за часами, но что-то мешало ему успокоиться, неуловимо царапая изнутри. До самого вечера он не мог понять, что же показалось таким странным в разговоре, и, наконец, сообразил: Андрюхина злость, на которую тот, вообще-то, по идее, не имел права. С чего бы ему злиться, если всё озвученное – правда? Бросил ведь? Да. Не отсвечивал? Нет. Так что, истина глаза колет? И всё же непонятно было, почему выражение княжьего лица, и то, что он сказал, не давало покоя. На протяжении долгих предыдущих лет содержание головы Князя для него не было секретом, ему с лёгкостью удавалось понять его мысли, но не сейчас… Промаявшись с попытками всё проанализировать, Михаил дождался времени возвращения Ольги с работы домой и позвонил ей по скайпу. Больше часа ответа не было, а потом она всё же вышла на связь. – Привет, Миш, я Сашу с гимнастики забирала после школы. Ты что-то хотел? Как дела? – Да, привет. Слушай, не буду вокруг да около, тут Князь приезжал. Это не ты ему подсказала, где я? – А зачем мне это делать? – тут же помрачнела Ольга. – Он – чужой человек. – Я ему так и сказал, ё-моё, а он вдруг обиделся. Будто и не ныкался три года. – Я тебе всё про него объяснила ещё давно и не хочу больше возвращаться к этой теме. Ты с Сашей будешь говорить? – Конечно, зови её, – оживился Михаил, и, увидев подбежавшую дочку, улыбнулся. – Привет, егоза, как ты там, все пятёрки собрала? – У меня пятерки за счёт и ровные прописи, папочка, – весело отчиталась Саша. – А ещё мы с классом ходили в зоопарк. Там и слон был, и мишки… Поговорив ещё немного с Ольгой и дочерью, Миша сбросил вызов. Досадно, но ответ на свой вопрос он так и не получил. Да и странно было, что при первом же упоминании Князя у Ольги заёрзал взгляд. Ещё одна непонятка в пару к предыдущей. Поставив чайник, он посмотрел на часы: время вполне позволяет. И набрал номер брата. После нескольких длинных гудков тот ответил. – Здаров! – Лёха, если стоишь – сядь, ко мне Князь явился. – Я с репы домой еду. Так и что? – Я чуть не охренел, когда его рожу увидел. Столько времени сидел в подполье – и на тебе, не запылился. Ну, я его хуями обложил и прогнал. Меня только интересует, кто ему выдал, где я? Не ты, случаем? – Фигню не гони, не я. Но вообще-то, зря ты так с ним. – Здрасьте – забор покрасьте, ты совсем ку-ку? А кто даже не посчитал нужным появиться, когда меня в больницу последний раз забрали? Вообще ни разу, ё-моё. Мне его что, в лобик за это целовать надо? – Может и стоит. Если бы не Князь – ты бы сейчас на кладбище загорал. – Не пизди! – И не думаю. Это Князь тебя нашёл тогда и скорую вызвал. Тебе когда операцию сделали, я с Мусей в больницу ходил, с доктором разговаривал. Он и рассказал, что Андрюха буквально сумку денег припёр за срочность. Бегал там по потолку весь с перекошенным лицом, мол, всё отдам, только спасите. Думал, ты знаешь, просто вы снова из-за чего-то посрались, потому и не общаетесь. – Лёх, чо за хуйня? Меня Ольга нашла. – Не знаю, что она тебе сказала, но врачу мне врать резона не было никакого. Он Андрея предупредил, что риск большой, что можешь не выжить. Так он там рыдал, как ребенок и умолял спасти тебя. Он, а не Оля. Она позже приехала, когда Князь ей позвонил оттуда. – Я же у нее сейчас всё выясню. – Валяй. Разберитесь там уже, а то сколько можно. Посидев пару минут со сложносочиненным лицом, Михаил набрал номер Ольги. – Что ещё? Я занята, Миш, – послышался в трубке её недовольный голос. – Хорошо, – моментально вскипел он. – Один вопрос: так кто всё-таки меня нашёл, и кто оплатил операцию? Несколько долгих секунд Оля молчала, но потом протянула: – Вот оно что, сам догадался или подсказал кто? – Ты даже не отпираешься? – оторопел Михаил. – Блять, Оля, ты реально напиздела тогда? Совсем ебу дала? – Захлопни рот, Горшенев, я не намерена выслушивать твои оскорбления. Да, соврала и не жалею. – Да зачем? – Затем, что ты тогда несколько месяцев не дома жил, меня слушать не хотел, забота моя тебя душила по твоим словам. Затем, что умотал с какой-то кошёлкой на юг, видео еще с поцелуями выкладывали. Затем, что снова пить начал и что ты там ещё принимать стал. А у меня на руках две дочери, мне о семье надо было думать, коли уж папаша о ней не думал. Поэтому, когда Князь, весь в соплях, позвонил, мол, Миша умирает, я и решила, что если выживешь, я вас со спасителем твоим разведу. Мне было плохо от баб твоих и слухов о вас, вот и тебе пусть плохо будет. С группой ты давно уже общего языка не находил, вот чтобы и дальше ты был один, без Князя, без опеки этой его тупой. Еще и Поручику сказала, чтобы денег собрали на лечение, а то у меня не хватает. Как уж он там все объяснял – не знаю, главное – Андрюшу твоего разлюбезного я тебя заставила от себя отшвырнуть. – Ты бы свою хуйню со стороны послушала. Не знал, что можешь быть такой. – Да пошёл ты! Правильно я с тобой развелась, – выкрикнула Ольга и отключилась. Чувство, что ты в чём-то крупно облажался, делает человека неловким и одновременно очень деятельным и изобретательным. Он ищет, чем загладить допущенный проёб, и оттого излишне говорлив и суетен. Миша ощущал эту бесячую, тягостную неловкость всем существом. Признать, что ты сел в лужу, всегда трудно. Чувство противоречия, взращенное ещё в юности, теперь не давало ему по-взрослому спокойно донести свои сожаления. Он всё сидел и сидел на старом диване, уставясь взглядом в стену, и машинально натирал ладонью коленку. Что теперь было делать – непонятно. Как позвонить Князю – неизвестно. Он нынче и слушать-то ничего не захочет, и будет прав так-то. Ну, Оля, ну трында с ушами. Надо же было так всё хитро извернуть, придумать и запудрить ему голову. Вот, бабы! И в результате Князя, благодаря которому он не сдох, он не только сам нахуй послал, но ещё и остальных заставил это сделать. У, жопа! Промаявшись всю ночь до утра, Михаил подорвался, чуть забрезжило за окном. Хмурый, серенький рассвет скупо освещал опрятный, прибранный двор, грядки с луком и кочнами капусты, подёрнутыми крупными каплями росы, деревянную будку Пирата, большую кадку с водой и густую поросль ежевики на заборе. Сиплым, утренним голосом заливался неподалёку петух на чьём-то дворе. Миша стоял на крыльце, ёжась от холодка, и пустопорожне тосковал о горьковатом сигаретном дыме. С куревом пришлось завязать, как и со многим другим. Можно, конечно, было и дальше топить за панк, прожигать жизнь, однако, лёжа после операции на реабилитации, он кое-что переосмыслил. Прежде всего – Сашка. Что же, уйти и не увидеть, как она растёт и взрослеет? Ей-то на тот момент всего четыре года исполнилось. Тогда к чему столько мечтал о дочке? Остальное можно было и оставить, если по чесноку, но Саша его удержала. Да и доктор, Иван Евсеич. Он тогда накидал всяких ученых слов, Миша запомнил только митральный клапан и какой-то стеноз. Так вот Евсеич-то и запустил пулю, мол, такой шанс даётся не всем, на операции умирает каждый шестой, а вы, Миша, выжили, мол, не прохлопайте ушами. А он что? Да вот: в Карелию за климатом уехал, не пьёт, не курит, про дурь забыл, хотя ломало поначалу так, что реально руки грыз, шрамы до сих пор видны. Спортом, конечно, его и под расстрелом не заставишь заниматься, но частые и дальние походы в лес – чем не гимнастика? Каждые полгода на проверку ездить – та ещё морока, но проблем-то с сердцем вроде как пока больше нет. Иногда, бывает, чуть прижмёт на погоду, но тут доктор и предупреждал, что эта проблема с ним уже навсегда. К тому же, операция, по словам Евсеича, подарила ему, как минимум, лет десять, а там уж, как жизнь покажет. С некоторых пор Михаил пришёл к парадоксальному для себя выводу: жизнь не так и плоха, чтобы спешить её покидать. По молодости и дурости чего только не будешь декларировать, ё-моё, но повзрослев, можно и одуматься. Вон, Князь приехал. Тоже, к слову, на пятом десятке, однако выглядит огурцом. Морда круглая, щеки упитанные, но, ни жиринки, видно, что занимается, что ли, не заплыл. Не то, что он сам: весь седой, под глазами синяки, километр морщин. Из-за вынужденной диеты и отсутствия излишеств одутловатости и отёков почти и нет, словно вернулся в конец девяностых. Правда, жилистый стал, исчезла в походке лёгкость, сгорбился. Да уж, Князь… Миша с досадой дёрнул щекой. Извиняться он по жизни не умел и не любил. Однако Андрюху-то реально зря, получается, обидел. По незнанию, но это ситуацию не облегчает. Кабы тот напрямую сказал, мол, так и так… Но тут Миша вспомнил, что Андрей выпячиваться не любит, его и он сам по боку пустил, и вся группа с его посыла. Вот Андрей, скорее всего, и пошёл на принцип. Фу ты, херня какая вышла! А всё Оля с ее бабскими заморочками. Спору нет, в тринадцатом году у них совсем не ладилось. Как-то слово за слово, и покатилось всё в пизду. Бабы – не проблема, утешить кому – нашлось. Да, видимо, у Оли предел терпению наступил, вот и отыгралась, как смогла. На забор взобралась, отвлекая его от невесёлых мыслей, тощая кошка дворового окраса с мышью в зубах. – Селёдка! – поневоле усмехнулся Миша. – Снова с добычей? Кошка спрыгнула вниз и, перебирая на удивление длинными и поджарыми ногами, подошла ближе, чтобы положить мышь на вид. – Мя-я! – пронзительно мяукнула она, мол, не зря свой кусок ем, хозяин. Михаил присел на корточки и погладил её по голове. – Умница! Котятина ты моя! Кошка щурила зелёные глаза и довольно перебирала передними лапками. – Ну что? Лопай, давай, своего мыша, а потом заходи, я тебе корма насыплю. А то, смотри, супец куриный есть, Федосеевна вчера притащила, могу налить. – Мя-я! – согласилась кошка. Выполз из своей будки, потягиваясь и сипло ворча, Пират. – Иди сюда, разбойник, – позвал его Миша. – Ты зачем, ё-моё, вчера у соседей на гуся напал? Облаял бы – и дело с концом, а ты ему, зараза, полкрыла перьев выдрал. Пират умильно помахивал хвостом и облизывался на хозяйское наставление. – Вообще, конечно, себя в обиду давать не стоит, а этот гусь та еще скотина, меня как-то ущипнуть хотел, так я ему пизды отвесил, – признался Михаил, – но меня-то не засекли, а тебя, Пират, бабка увидела. Ты ему в следующий раз где-то в сторонке навешай. Лады? Он выпрямился, ещё раз оглядел двор, и со вздохом признал, что как ни откладывай, что-то делать всё же придётся. Надо бы дождаться приличного для звонка времени, и постучаться к Князю. Может, сразу и не пошлёт, выслушает. Попытка – не пытка. Брякнув на плиту коричневый эмалированный чайник, Миша зашёл в пристройку, сделанную прежними хозяевами, где размещался санузел с душем за занавеской на кронштейне, раковина и унитаз. Отлив, и быстро приведя себя в порядок, он вернулся в комнату, служившую сразу и гостиной, и столовой, и кухней. Залив кипятком горсть овсянки с курагой и пакет чая в кружке, оставил их, прикрыв тарелками, на столе, а сам натянул майку, носки, свитер и джинсы. Затем между делом вышел во двор, подозвал Пирата и положил ему в миску корм. Просочившаяся в дом через отверстие в двери, прикрытое куском резинового коврика, кошка запрыгнула на один из стульев у стола и тщательно умывалась. Миша, встряхнув, расправил на кровати, единственной новой вещи в комнате, одеяло, взбил подушку и прикрыл всё это тонким пледом. Пока он ел, пролистывая новостную ленту в телефоне, снаружи совсем посветлело. Часы показали, что будет вполне удобно набрать Андрюху. Удивительно, но в списке абонентов номера не было. Но, он же точно не стирал его оттуда. Значит, что? Снова Олиных рук дело? Стоит ли тогда удивляться, что за три года не было ни одного звонка от Андрея. Они были, но поскольку номер заблочен, соответственно и не проходили. Выматерившись, Миша полез в меню, чтобы найти чёрный список. Он плохо дружил с техникой, поэтому прошарился почти во всех разделах, прежде чем обнаружил искомое. Осторожно тыкнув на восстановление, увидел номер вновь в адресной книге. Что ж, рискнем… «Номер выключен или находится вне зоны доступа… Номер выключен…». Ясно, Князь, скорее всего, теперь уже внёс в чёрный список его самого. Ну а чего он мог ожидать? Быстро, пока не передумал, Михаил позвонил Агате, чей номер, на удивление, ухитрился сохраниться в его телефоне. – Ты бы ещё раньше набрал, честное слово, чего стесняться-то после вчерашнего? – вместо приветствия рявкнула она. – Привет, Агат, – позвал Михаил. – Князь дома? А то у него труба отключена. – Его нет, и когда он вернётся – я не знаю, – отрезала она. – Он вчера от тебя приехал темнее тучи, собрался и умотал к родителям на дачу. – Я потому и звоню. – Слушай, не знаю, что ты ему наговорил, но Андрей этого никак не заслужил. Он-то тебе этого никогда не скажет, а у меня, уж прости, за эти годы накипело. Может ты и гениальный музыкант, но, как друг – полное дерьмо. Ты, небось, и понятия не имеешь, что три года назад он ради твоего спасения отдал всё, что скопил на новую машину? Даже меня не спросил. Вынул и отдал. Ну как же, Миша ласты склеивает. Да и вообще, всё время, что он был в группе, сколько он под тебя прогибался? Ты оценил? Хрена с два. Дожал его со своим Тоддом, что он вынужден был уйти, только бы тебе не мешать. А как ты его поливал грязью, где только мог? Он тебе хоть слово ответил? На Окнах кто первый навстречу пошёл? Князь. Когда тебя последний раз с сердцем прихватило, кто кинулся за тебя на амбразуру? Князь. Так ещё и от Оли твоей драгоценной наслушался. Ну, а затем ты с какого-то перепуга решил, что его вообще не должно быть, и вычеркнул Андрея из своей жизни. Не понимаю, то ли он мазохист по жизни, но посидел, посопел в две дырки – и снова к тебе поехал, а ты его опять нахуй послал, верно? – Агат, послушай, тут такое дело, я… – Не хочу я тебя слушать, Миша, остобрыдло мне всю жизнь с Князем на тебя равняться. Не знаю, чем он думает, и о чём. Лично от себя прошу – оставь его в покое. – Не могу, – тихо признался он. – Козел ты, вот, что я тебе скажу, – устало ответила Агата. – Ищи его сам, как хочешь. – И дала отбой. – Такие дела, Селёдка, – грустно подытожил Михаил. – Может, хоть Лёха согласится помочь? – И набрал номер брата. – Ну, чё? – раздался в трубке хриплый голос Алексея. – Какого? Сплю я. – Не бурчи, мелкий, помощь нужна, – поторопился вставить пять копеек Михаил. – Вот же ты мудила, – буркнул Лёха. – Это ты у себя в деревне можешь плюхнуться среди дня, чтоб отоспаться, а у остальных куча дел. Можно хоть не в такую рань будить? – Да ты мне сделай, что попрошу, и спи себе дальше. – Что именно? – Набери Князю смс-ку, а то вдруг он и от тебя звонок не примет. – Ха, так что, получил ты ответку за вчерашнее? Так тебе и надо. – Лёх, не будь говном. Напиши ему, чтобы ответил на мой звонок. Агата меня тоже послала, на неё надежды нет. – Ладно, напишу, а затем отстань от меня, я реально в три лёг, музыку сводил для трека. – И младший брат сбросил вызов. Спустя пятнадцать минут, которые он выждал для верности, Михаил снова набрал номер Князя. Без толку. По-прежнему стояла блокировка. Наверное, он был слишком оптимистичен, когда рассчитывал, что Андрей за ночь немного остынет. Тогда Миша положил себе делать проверочные звонки каждый час. Вдруг, да клюнет. Однако, ситуация не менялась ещё двое суток. Михаил успел даже слегка разозлиться на то, что Князь такой упрямец. Можно было бы досадовать и далее, забывая, что, у того были резоны так поступать, как вдруг Мишин телефон приглушенно звякнул. Он глянул на экран и чуть не заплясал от радости: абонент снова был на связи. Волнуясь, Миша, уже забыл в который раз за эти дни, нажал на вызов. После череды длинных звонков, Андрей, наконец-то, ответил: – Чего тебе? – Дюх, эт самое, я извиниться хотел, – заторопился Михаил. – Зря я всякой хуйни наговорил. – Неужели? – в голосе Андрея был равнодушный сарказм. – Всё выяснил? – Да. – Вот и отлично. Живи теперь с этим, а с меня хватит. – Не, Дюх, ну чо ты? Я же серьёзно. – И я – тоже. – Погоди, не дело это. Ну, хочешь, ё-моё, я тебе бабки за машину верну? – Хорошего же ты обо мне мнения, Горшок, если считаешь, будто я за бабло тогда суетился. Мне тебя важно было спасти любой ценой. А ты с какого-то перепуга отблагодарил меня так, что я до сих пор жру полной ложкой. – Это Олька, чтоб её, наврала мне, чтобы нас рассорить. Я ж тогда валялся совсем никакой, тебя нету, спрашиваю – она говорит, что не приходит, ну и вот… – Олечка у тебя… – Давно не у меня, ё-моё, в разводе мы, – буркнул Миша. – Пофиг. Всё одно – выдумщица. Концерт мне тогда устроила. Я каждый день в больнице тусовал, а меня по её приказу заворачивали, мол, пускать только родню. Приду, пакет сестричке передам и всё. – Неужели никто из наших тебя не заметил хотя бы раз? – поинтересовался Михаил. – Понятия не имею, – ответил Андрей. – Да и какое это теперь имеет значение? – Теперь-то действительно – никакого, – признал Миша. – И всё равно, я хочу извиниться, понимаешь? Честно. – Что ж, будем считать, что дело сделано, – нетерпеливо сказал Андрей. – Надеюсь, отныне будешь спать спокойно. Если у тебя больше ничего, мне пора. Михаил был разочарован тем, насколько равнодушно друг отнесся к его словам. Он надеялся, что тот обрадуется. Забывая, что на пустом месте обвинил того во всех мыслимых грехах, причём уже не в первый раз за всю их дружбу, он возмущённо засопел и отрывисто бросил: – Нет, больше ничего. Хотел поболтать с тобой, но если ты занят… – Как-нибудь в другой раз, – заметил Андрей и отключился. Чувствуя недовольство и чтобы отвлечься, Миша залил в стареньком термосе чай, сделал несколько бутербродов с сыром, кинул в рюкзак пару яблок и стал собираться в лес. Жизнь в деревне имела свои плюсы и минусы. Если не заниматься хозяйством – скучновато тут, и это ещё слабо сказано, но не мог же он сажать картошку и заводить птицу, в самом-то деле. Он – музыкант, пусть и на отдыхе. Да и врачи не советовали излишне усердствовать с нагрузками. Так что, дабы иметь какое-никакое развлечение и бесплатную гимнастику заодно, Михаил договорился с одним мужиком в Сортавале, что будет собирать и сушить для него грибы и травы по сезону. Петрович, надо отдать ему должное, оказался типом дотошным. Во избежание ошибок, несколько раз приезжал в деревню и самолично водил Мишу по лесу, показывая и объясняя, чтобы тот не набрал в корзину поганок. С травами и ягодами вышло так же: Петрович припёр атлас карельских растений и указал, что конкретно ему требуется. Поначалу, конечно, походы эти казались Мише нудными, но потом он втянулся и даже полюбил их. Что ни говори, а здорово было ходить по лесу, слушать шорох крон вверху, дробный стук дятла, голос кукушки, и вдыхать полной грудью воздух, благоухающий хвоей, нагретой корой и грибами. Летом же приятно было идти по опушке, щуриться из-под выгоревшей кепки на море травы, прислушиваться к посвисту снующих ласточек и жаворонков, и выглядывать нужные Петровичу растения. Дома всё принесенное Миша тщательно перебирал, грибы нанизывал на нитки и вешал сушиться, а травы либо увязывал в пучки, либо рассыпал на газеты для просушки. Тогда в доме густо и сладко пахло травяным соком и листвой. На придомовом участке он не особо изощрялся, сажал только самое необходимое: лук да капусту, что попроще. Остальное покупал в авто-лавке, приезжавшей в деревню каждую неделю, либо, по его просьбе, привозил Лёха. Но всё же, несколько деревьев, оставшихся от прежних хозяев, на участке уцелели: вишня, без ухода измельчавшая и кислая, три яблони – белый налив, антоновка и райская ранетка, а в самом уголке, у бочки с водой росла ирга. Узрев райские яблочки, Петрович тут же изъявил желание скупать весь урожай, сколько его будет. И теперь, каждую осень Миша обирал невысокое дерево и передавал обрадованному Петровичу. Правда, по совету соседки Матвеевны, ныкал пару-тройку килограмм, и тогда бабка варила ему несколько баночек ароматного и вкусного варенья на зиму, беря себе одну за труды. Сегодня никакого особого повода идти не было, но и находиться дома было невмоготу. Хотелось пройтись, прочистить мозги и понять, что и как делать. Вдвинув ноги в толстых шерстяных носках в резиновые сапоги, и надев несколько выгоревшую, но всё еще прочную и удобную парусиновую куртку, Михаил накинул на плечи рюкзак и вышел из дома. Узрев, что хозяин куда-то намылился, к нему подбежал Пират и вопросительно уставился снизу вверх. – Пошли, куцый, гулять, – кивнул ему Миша и открыл калитку. По уже хорошо протоптанной за несколько лет тропинке, они покинули деревню и направились к видневшемуся неподалеку лесу. Пират то отставал, то нырял в жухлую траву, что-то в ней вынюхивая. – Такие дела, пёс, – заметил Миша. – Натворил я дел с дружищей-то, ё-моё. Своими, можно сказать, руками все нитки обрезал. С Андрюхой всегда просто было, понимаешь, да? А потом перестали мы друг друга понимать. Я-то думал, он за мной везде и всюду, а он свалил. Так обидно было, ты себе не представляешь. Пират забежал вперед, остановился и внимательно посмотрел на хозяина, смешно пошевеливая рыжими точками-бровками над тёмными глазами. – С чего он решил, что я давил? Я же предлагал новое, предлагал развиваться, а он всё за свои побасенки цеплялся. Он и сейчас их распевает, мне Лёха рассказывал, – ворчал на ходу Михаил. – Ну и вот. Сдристнул, бросил меня с этой гоп-компанией, которой только деньги и были нужны. Не мог же я их оставить? Что они без меня, бля? А мне, веришь, даже словом перекинуться стало не с кем? Только Князю его сказки дороже меня оказались. Узкая тропинка, виляя, вывела человека и пса к опушке и, наконец, нырнула под кроны деревьев. Хлесткий шорох травы, бьющей по голенищам сапог, сменился на хруст сухих листьев под подошвами. – Предположим, закусился я, не спорю, – продолжал Миша, – ну так потом же мы помирились. Не так, чтоб как прежде, но всё-таки. Кто знал, что всё так повернётся летом? Да и Олька еще… Что б её! Я ж и не помню ничего. Плохо стало – я и пиздыкнулся, очнулся лишь в больничке, грудак покромсанный, все болит, ссал в чайник. Одно вспомнил, что с Князем договаривался встретиться. Ну и что? Где он? Теперь-то ясно, что Ольга напиздела, но я-то не знал. Я же, как всё выпало, извинился. Чё он теперь морду чемоданом строит? Пират сочувственно подгавкнул. – Вот, даже ты понимаешь, – огорчённо вздохнул Миша. Шаг за шагом он вышел на берег маленького озерца, одного из многих в районе. Тут на поверхность выходили твердые породы, так что окрестности водоёма были не топкими, как в других местах, а каменистыми. Устроившись на крупном плоском валуне, Михаил вытащил из рюкзака провизию, налил себе в отвинченную крышку термоса чая и сделал глоток. – Ну, чо ты? – подмигнул он псу. – Иди, побегай, полови лягух, а я пока тут посижу. Собак, словно понял его слова, действительно побежал вокруг озера, принюхиваясь и фыркая. «Может, – ворочались мысли в голове, – еще раз позвонить Дюхе? Или не стоит? Он так-то не злопамятный. Может, выждать несколько дней, и того? Однако как-то стрёмно он сегодня ответил. Совсем на него не похоже». Припомнив, как именно встретил друга, Миша заёрзал на камне. Спасибо, что Андрей вообще принял вызов. Потянув из кармана телефон, он неуверенно тронул экран. «Нет, так дело не пойдёт. А если Дюха спросит, мол, какого сам не попытался позвонить? Просто, чтоб убедиться, что Ольга была права и дать пизды свалившему другу? Но не позвонил же. Принял её слова, как факт. Теперь оправдывайся, не оправдывайся…». Михаил допил чай, завинтил термос, мрачно нахохлился, глядя на тёмную воду, и погрузился в раздумье. Наконец, спустя час или полтора, совсем продрогнув, он поднялся, посвистал Пирату и побрёл обратно. Если бы не злосчастное стечение обстоятельств, если бы не Ольга с ее подлянкой, если бы не его характер, да много ещё чего если бы, то не было бы этих упущенных лет, полных обиды. И жаль до зелёных соплей, но ничего теперь не изменить и не вернуть. Дав Андрею пару дней остыть, Миша упрямо всё же вновь набрал его номер, решив, что если опять не выгорит, то высвистать Лёху или заказать такси, хрен с ними, с деньгами, но найти Князя и, тем не менее, заставить его поговорить. А то чего он как этот? К счастью, Андрей ответил. – Что тебе неймётся? Я ведь сказал, чтобы ты перестал дёргаться. – Слушай, Дюх, так дела не делаются. – Ты меня учить будешь? – Не буду, – сбавил тон Михаил. – Просто очень хочу тебя увидеть. – Всё, что ты хочешь до меня донести, можно сказать и по телефону. – Можно, но, эт самое… – Я уже успел позабыть, каким занудой ты умеешь быть, – фыркнул Андрей. В другое время Миша бы рявкнул на него, но сейчас это было чревато, так что он прикусил язык. – Так ты сможешь приехать? Или мне мотануть в город? – Снова переться в твои ебеня? – возмутился Князь. – Если не хочешь, могу я приехать в Питер. – Да тебе выбраться из твоего медвежьего угла – гороху пожрать надо, – ворчливо заметил Андрей. – Ладно, завтра где-то в два-три подъеду. Одни убытки от тебя, Горшок. Что ж, так или иначе, он приедет. Не то, чтобы Миша надеялся на полный возврат дружбы, но разбить тот лёд, что нарос между ними – да. Столько лет вместе – это не баран начхал. Тем более, как выяснилось, именно Андрей оттащил его от края в последний раз. Не считаясь ни с чем. А он, Миша, за всё хорошее отоспался на нём от души, и три года лелеял тупые обидки. Взял Гран-При по чёрной неблагодарности, молодец, чо. Чтобы не с пустыми руками встречать гостя, он наварил котелок картошки и потушил курицу, полученную от одной из соседок за поправленный забор. Миша Горшок, сельский Гордон Рамзи, прошу любить и жаловать. Однако, жрать захочешь – ещё и не так раскорячишься. Из подпола были извлечены даренная Матвеевной банка солёных помидоров и туесок с квашеной капустой её же авторства. Бабулька, чьи внуки не торопились наезжать в глухую деревню, опекала своего угрюмого соседа. …С самого утра Миша нарезал круги по дому, то пытаясь что-то перекладывать, то бросая всё на полпути. На всякий случай перестелил на кровати белье, а то вдруг Андрей задержится, не на пол же его укладывать. Вздрюченный и всклокоченный, он полез в душ, чтобы не вонять на гостя потом, хотя, казалось бы, на гастролях в былые времена насмотрелись друг на друга во всех видах. Однако, услышав шум мотора у дома, он неожиданно успокоился и смог встретить Князя нормально, без дрожащих пальцев. А тот заглушил двигатель, с минуту посидел внутри машины, но потом всё же вышел и направился к калитке. Миша поспешил на крыльцо. – Привет! Не заперто, входи, – приветственно махнул он рукой. – Пёс твой не укусит? – спросил Андрей. – Нет, он по деревне где-то носится. – И то хлеб, – Князев поднялся по ступеням. – Здаров! Тон у него был несколько насторожённый и сухой, оно и понятно, но рукопожатие крепкое, как всегда. Посторонившись, Михаил пропустил его внутрь дома. Андрей с интересом осмотрелся. – А неплохая хатка, – одобрил он. – Дорого обошлась? – Да за копейки буквально. Ты же видел, в какой глуши живу. Кабы не доктор, не поехал сюда. Он посоветовал, мол, климат сердечникам подходит. – И как? – Реально. Я каждые полгода езжу на обследование. До сих пор пока всё в норме. Да ты проходи, садись. Видно было, что обоим неловко и неуютно. Пока Андрей умащивался за столом, Миша поставил на плиту чайник, затем и сам сел напротив гостя. – Слушай, Дюх, не буду ходить вокруг да около: прости меня! – Ты уже извинялся, – буркнул тот. – Погоди. Это не то. Я объяснить хочу. И, уснащая речь бесконечными «понимаешь, да?» и «эт самое», всё же выложил подоплеку дела. – Я не знал, пойми. Спрашивал Ольку сто раз, а она, гадюка, мне врала. – Ладно, уяснил, – кивнул, наконец, Андрей. – У тебя не было причины ей не верить, жена всё-таки. И у тебя самого, без обид, Мих, но характер от того говна, что ты годами принимал, здорово изменился. Ты многое стал на пик выводить. Просто я не понимаю, почему ты не сделал даже единственной попытки позвонить лично мне? Всё бы прояснилось в минуту. А так – три года псу под хвост. Михаил сокрушенно развел руками. – Мне нечего тебе сказать, кроме «прости»! Я пойму, если твой ответ будет «нет». Он пытливо вглядывался в глаза Андрея. Тот долго сидел, молча и кусая нижнюю губу, и тоже не отводил взгляд. – Эх, Миха, – глубоко вздохнул он, и протянул ему руку. – Любая проблема решается намного проще, если она обсуждается словами через рот, а не через жопу. Михаил с чувством кивнул и крепко ответил на рукопожатие. Всё же Князь – уникальный человек. Такие друзья даются раз в столетие. После того, как на стол были водружены деревенские яства, а Князь гордо выставился бутылкой французского коньяка, двухлитровым баллоном кваса для Михи и единственным мандарином, странным образом сбежавшим из ящика, с которым он приезжал в прошлый раз, вечер обоюдно был признан удавшимся. Посиделки затянулись дотемна. – Чот меня повело, – удивлённо заявил Михаил, допив очередной стакан кваса. – А ты не знал, что ли, что в нём есть градусы? – хмыкнул раскрасневшийся Андрей. – Гонишь. – Возьми бутылку и посмотри сам. – Фигасе, – изумился Миша, действительно обнаружив на этикетке цифру в полтора градуса алкоголя. – А ощущение, будто я пива бахнул. – Ну, во-первых, квас всё же полезнее. А во-вторых, есть и почти такое же пиво, бельгийцы варят, всего три, что ли, оборота, Жупилер называется. Так его там даже детям дают. – Просто я теперь вообще не пью, Евсеич не одобряет, так что меня с кваса развезло, капец, – хохотнул Миша. – Это не настоящее спиртное, вреда не будет. Надеюсь, – нахмурился Андрей. – А я вот зря накидался, я же за рулем. – Ну, так оставайся, – махнул рукой Миша. – Кровать у меня, видишь, какая. Андрей покосился в сторону. – По мелочи не работаешь? – Будешь смеяться, я, когда заказывал, ё-моё, с размером промахнулся. Думал, чтобы просторнее было, возьму полуторку, а она двухспальной оказалась. Не отправлять же было обратно. – Ты – в своем репертуаре, – насмешливо покачал головой Андрей. – Ладно, надеюсь, не сильно стесню. – Ты чё. – Тогда уж и футболку выдели, какую не жалко. – Не вопрос. Лениво убрав со стола и неспешно, по очереди, посетив ванную, сытые и хмельные, они завалились на кровать. – Не возражаешь, я ночник оставлю? – спросил Миша. – С некоторых пор не люблю спать в темноте. – Да норм, – согласился Князь, натягивая старенькую, но чистую майку с черепами. – Ты занимаешься, что ли? – Я, как курить бросил, набирать стал, – признался Андрей. – На концертах, конечно, выкладываюсь, но они не каждый день. Потому и решил, что надо ещё где-то на стороне постараться. Агата нашла зал хороший. Тяжело было поначалу, а теперь привык. – Кстати, о птичках… – замялся Михаил. – Она знает, что ты тут? А то я, пока тебя высвистывал, немного того… – Поругался, что ли, с ней? – покосился на него Андрей. – Не совсем, скорее, она на меня. – А, это она может, но да, знает, ты пока зубы чистил, я ей позвонил, получил люлей. – Блин! – Не парься, это – у нас норма, – хмыкнул Андрей, закрывая глаза и умащиваясь удобнее под одеялом. Обычно под хмелем он быстро и гарантированно засыпал, но в этот раз, то ли взбудораженный событиями дня, то ли ещё по какой причине, но лежал уже с полчаса, а сна не было ни в одном глазу. Можно было, конечно, спихнуть вину за это на необычность обстановки, но нет. Поневоле припомнились все те случаи из прошлого, когда они ютились на Миллионной, или после концертов заселялись в дешёвые гостиницы, где приходилось спать вповалку. Весёлый и пьяненький Горшок тогда светил своими невозможными глазами-маслинами, с непосредственностью лез греться и обниматься, дарил вдохновенные мокрые и кусачие поцелуи, о чём, естественно, не помнил наутро, и слюнявил ему ухо, шепча какую-то очередную залепуху. И было в этом всём сумасшедшее, жаркое счастье, от которого хотелось засунуть Миху себе под кожу и стать с ним единым целым. Однако год за годом это огромное чувство, полностью занимавшее тогда всё сердце Андрея, капля за каплей, кусок за кусочком исчезало и истаивало. От резких слов, от непонимания, от холода, всё чаще звучавшего в Михиных интонациях, от ссор, усталости и несовпадения интересов. Эх, Миха, Миха… Сколько всего было наворочено. Даже последняя ситуация – и тут постарались дорогие ближние, чтоб вас… Решив свернуться клубком, что часто помогало расслабиться, Андрей повернулся на бок и случайно приоткрыл глаза. Михаил не спал и смотрел на него. – Ты чего? – тихо спросил Андрей. Миша скупо улыбнулся уголками губ. – Думаю, как давно мы с тобой не спали вместе. Всё еще не верю, что ты снова рядом. Андрей выпростал из-под одеяла руку, протянул её к Михе, и сжал его ладонь. – А так веришь? Миша крепко переплёл их пальцы и удовлетворённо вздохнул. – И последний раз был в Орле в две тыщи десятом, но мы с тобой уже тогда ругались на чём свет стоит, – припомнил Андрей. – Но в гостинице оказалось на один номер меньше заказанного, вот мы и пошли вместе. И спали задницами друг к другу. Миша, нахмурившись, покусал шкурку на губе, и сказал: – Надеюсь, больше такого не случится. – Ну, от нас всё зависит так-то, – пожал плечом Андрей. Михаил лежал, редко моргая, и не отводил взгляда, убеждаясь, что Князь, конечно, изменился за эти годы, но синева глаз осталась всё той же. И чёткий контур тёмных, сочных губ – тоже. – Верно, от нас, – задумчиво признал он. Что-то неуловимо изменилось в его глазах, словно он хотел и не решался озвучить какую-то мысль. Андрей выждал ещё несколько секунд, обдумывая ситуацию и решая нечто про себя. Потом придвинулся вплотную и медленно закинул руку ему на плечо, давая возможность остановить себя. Миша глубоко вздохнул, но так и не оттолкнул. Андрей, преодолев последнее расстояние, прижался губами к губам напротив. Чужой сжатый рот с еле слышным, влажным звуком мягко раскрылся, впуская его глубже. Мишина большая ладонь скользнула Андрею на спину, прижалась. И глоток воздуха, единый на двоих, стал самой правильной вещью в мире, тем, что и должно было случиться давным-давно, а произошло лишь сейчас. После стольких лет. Наконец-то.