Искусство вправлять кости

Такое предчувствие, словно сама Несправедливость обрела волю и тело, усевшись на шею Джеффу, сворачивая её и выворачивая, сворачивая и выворачивая, и так по сто раз, а потом ещё по сто, пока тот не начнёт блевать собственными костями. При виде своего соседа в новой обители, он сделал шаг назад, прислонившись к холодной стальной двери. А смысл? Помещение маленькое, отсюда не выбраться, не спрятаться. Все, абсолютно все сговорились, да? Это не закончится. — Что ты стоишь на пороге как чужой? — показная радушная дружелюбность. Не прокатит, подонок. — проходи, не стесняйся! Твоя камера — моя камера. — Я тут постою, — ладони вспотели за такое короткое время, а дыхание шалило. Всё как всегда. «Успокойся, успокойся! Дыши, дыши, парень. Дыши, умоляю, — говорил он сам себе и про себя, и то, пропуская мимо ушей. — он умрёт. Я убью его, убью! Эта блядь мне ничего не сделает, я расправлюсь с ним. Терять нечего. Мне срать, что потом со мной сделают. Он не будет жить. Я разорву его, да! Да-да-да! Разорву, точно разорву!». Но тут и истеричные голоса давали слабину, вереща с явными сомнениями, которые, к сожалению, ощущал и Гарольд, удовлетворённо наблюдавший за сменяющими друг друга эмоциями на лице молодого психа. Чётко ощущал все перепады Джеффа, его страх. Нравится, да? Аппетитно. Надо ломать, больше ломать. Интересно, как громко способен кричать от боли Джефф Убийца? Мужчина столько раз слышал, как его избивают и тюремщики, и его люди. Гарольд здесь авторитет. Чего только первый инцидент в душевой стоит! Он обещал повторить. А Гарольд — человек слова. — Ну, прекращай там топтаться, — Гарольд, сверкая идеально белыми зубами, встал с нар и лёгкой непринуждённой походкой подошёл к Джеффри почти вплотную. Переборов страх и зудящую под кожей неприязнь, парень поднял на мужчину остервенелый, едкий взгляд. Гарольд хмыкнул, забавившись жалкой обороной сопляка. — Я раскрошу твою голову всмятку, если сейчас же не отойдёшь! — О, ну давай! Попробуй, Вудс. Руки чесались, но мозг ещё не был настолько убитым, чтобы не учуять дивные нотки подвоха. — Отойди, просто отойди, — вместо этого отойти решил Джефф, пустившись вперёд к одной из нар, но был на месте схвачен за плечо и припечатан обратно к двери. — какого хера?! — в крови бурлила звериная ярость, когда Джефф попытался вцепиться в мерзавца руками, целясь в глаза, и это помогло выбить Гарольда из колеи, повалив того на пол. Не теряя ни секунды, парень сжал горло мужчине дрожащими руками, сев на него. — НИКОГДА! НИКОГДА БОЛЬШЕ, СЛЫШИШЬ?! — в глазах застыло что-то нечеловеческое, первобытное. В них горела чистая злоба, ненависть и желание разрезать. Интересно, как далеко он зайдёт? Задушит, раздерёт голыми руками его горло, потянет за мышцы на себя, доберётся до кости, разломит и освеживает её концом брюхо этого урода. Хах, сколько кровушки наберётся!! Ах, какая радость, какой праздник! Лицо растянулось в нездоровой улыбке, как будто намереваясь к чертям разорвать все затягивающиеся шрамы, а руки хищнее впивались в шею гада, уже готовясь разодрать того на куски. Но в этом приступе эйфории Вудс забыл одну деталь — свободные руки. Вместо того, чтобы унять хватку Джеффа, Гарольд схватил обеими руками сопляка за чёрные волосы и со всей силы потянул их на себя так, что парня всего переклинило от внезапной боли, и ему только понадобилось ослабить хватку, как мужчина одним резким движением потянул голову парня на себя, хищно впившись в его губы своим ртом, тут же пробившись языком в его полость, нещадно кусая то язык, то нижнюю губу парня. Джеффри забрыкался, размахивая руками и ногами, закричал, хотел оттолкнуть и выкарабкаться, но все его попытки были смешны мерзавцу. «Отпусти! Отпусти, гад!» — навязчивым сигналом мысленно трезвонил, желая это сказать, но возможности не было никакой. Попался в ловушку. Снова. Дикий колотящий страх охватил юношу, но краем разума понимал, что это всё. Конечная. Он не выберется, пока с ним не проиграют. Но нет! Надо бороться. Хоть как-то. Не разрывая грязного, вонючего поцелуя, Гарольд повалил Джеффа на пол и навис над ним, и парень не упустил момента, собрав всю силу в колено, которым нанёс внушительный удар по паху противника. — Ах ты! — скривился от боли Гарольд и вцепился в его лицо пальцами и, что есть дури, два раза ударил его голову о цементный пол. Все мысли посмешались в один мутный ком из оглушающей боли. Джефф застонал от болезненной тряски по всей голове, взявшись за неё, но не успел отдышаться от первых нападок, как получил мощный удар кулаком по носу, прокричав себе в руку. — Мразь!! — из носа капнула первая струйка тёмной крови. Джефф начал извиваться, пытаясь отползти, но его вновь грубо захватили за волосы и потянули на себя, чуть не вырвав их с кожей. — отпусти, отпусти! Отстань!! — Я тебе покажу, как огрызаться на старших, гадкая шлюха! — и пригвоздил лицом к стене, к самому смотровому окну, которое внутри служило заключённым зеркалом. Джефф упёрся в зеркало руками, смотря на своё перекошенное, размазанное кровью лицо. Сожжённые ноздри сейчас умудрялись раздуваться. Подбородок дрожал. Позади него сияло лицо негодяя, что держал парня одной рукой за волосы, а другой за шею. Джеффри попытался размахивать руками, чтобы хоть как-то убрать Гарольда, но всё без толку. Только горло сильнее сжали. Даже прокашляться толком не мог. — Га...Гарольд! — хрипел Вудс, уже не борясь с ним. Сил нет. Это конец. — не... не надо этого... — Чего этого не надо? Этого? — рука Гарольда порывисто пустилась вниз, грубо скользнув в тюремные брюки Джеффа. — НЕТ!— снова задёргался, вырываясь, как мог, да вот тщетно. Дыхание и сердце нагло предавали, высказывая весь зверский страх хозяина, доходящий до панической атаки. Волосы снова потянули. — Или так? — рука захватчика варварски вцепилась в член юноши ногтями, вызвав у того пронзительный рёв. — Господи, пожалуйста... — с глаз хлынули горячие слёзы, когда Вудс почувствовал, как его промежность самым наглым и грязным способом давят, жмут, массируют, доставляя невыносимую пытку и желание стошнить прямо на зеркало. Зеркало, отображающее всю его ничтожность. Он даже постоять за себя не мог. — О, что это? — с пасти зверя вырвалась насмешка. — сам Джеффри Алан Вудс просит у бога пощады? Ну-ну, моли лучше, ибо он тебя плохо слышит. Тебя никто не спасёт, Вудс. Ты никому не нужен, даже это белобрысой шлюхе, и знаешь, почему? О, я тебе скажу. По ту сторону ведь окно. Неужели никто не видит? Или видят все, просто стоят и ржут во весь голос. Видела бы его Кэндис, что бы сказала? Или сделала? Нет, лучше бы ей не видеть. — Остановись... — жалостливо захныкал Джефф, стискивая зубы, но пальцы Гарольда так и продолжали беспощадно издеваться над его пахом. А потом рука вылезла из-под брюк и Гарольд тут же швырнул Джеффа на свои нары, подлетев к нему, сев на край и усадив его на колени. Парень рушался, трескался изнутри, а ведь ещё ничего не произошло. По-настоящему плохого нет. — Расстёгивай брюки, — слова колко впились в сознание Джеффа. Унижение подсело к Несправедливости, выворачивая наизнанку. Есть ли выбор? Пожалуйста, пусть будет! — ну! — юноша только спрятал лицо руками, тихо всхлипывая себе под нос. — Не заставляй меня... пожалуйста, не заставляй. — Тогда твою милую медсестричку ждут большие проблемы, и большие не только проблемы. — Зачем ты это делаешь?.. Чего добиваешься? — Делай, что велено! — Ответь мне!!! Громогласный удар разнёсся по белым стенам камеры. Джефф не любил белый свет. Давил на виски, вызывая головную боль. Всё здесь настроено против него. Щеку жгло от нового удара, а глаза от слёз. «Кэндис, помоги. Кэндис, помоги, пожалуйста!». — У тебя нет права на голос, — когда Джеффу расстегнули брюки и стянули их, он побеждённо опустил голову. В каком же позорном положении он сейчас находился: сидит на коленях самого ненавистного мужчины со спущенными штанами, его ягодицы болезненно сжимают две руки, а между ног упирается чужая выпуклость. Вудс обречённо ткнулся носом в плечо гада, зная, что сейчас произойдёт. Последняя частичка надежды теряется. — ты просто жалкая игрушка в моих руках, которую можно ломать снова и снова без зазрения совести, потому что ты этого заслуживаешь. Ты заслужил это. — Я знаю... — Ни одна твоя пытка не сравнится с тем, что ты устроил на свободе. — Я знаю... — А смерть, что ж! — Гарольд мрачно хохотнул, — и она для тебя слишком лёгкое наказание. — Я знаю, знаю, знаю! — Джефф взвыл от леденящей душу правды. Мудак платит по счетам, как и положено. Любое оскорбление, любой удар, любая издёвка и любая ебля против воли будет забавной шуткой по сравнению с тем количеством пролитой крови, пульсирующей не его пальцах и на кончике заржавелого ножа. Джефф почувствовал, как Гарольд завозился со своей ширинкой, а позже отвратное ощущение скользящей головки полового члена между ягодиц. Тело окаменело, не было возможности пошевелиться, просто сил уже не было. Джеффри громко зарыдал в плечо своему мучителю, умоляя слезами всё святое и проклятое, чтобы это всё быстрее закончилось. Да толку то... толку, если потом всё повторится, и будет повторяться снова и снова, снова и снова. Пока от кровожадного урода не останется и следа. Разве что следа собственной крови и чужой спермы по всему телу. Кусок мусора. Насильник одним хищным рывком вошёл в парня, вызвав у того чудовищный вопль, свидетельствующий о разрывающей на куски боли. Сильнее сжав ягодицы Джеффа, мужчина без всяких церемоний начал долбиться в него быстро и беспощадно, буравя юноше грязную дорогу до мучительных судорог и невыносимых спазмов. У Убийцы не было никакой возможности двигать тазом, руки Гарольда плотно зафиксировали его на своих бёдрах, лишь на какой-то промежуток времени позволяя себе больно хлестнуть Вудса по заднице. «Мама... Мамочка... — Джефф вспоминал всех: маму, папу, брата, Кэндис. — забери меня отсюда... — все, кто его бы не услышал, но в ком нуждался больше глотка воздуха. — простите меня, пожалуйста... я такой жалкий...». Он сдался. На нём уже не было одежды: брюки валяются, рубашка разодрана в клочья. Тихо всхлипывая и упираясь лицом Гарольду в плечо, Джефф ждал, когда эта пытка прекратится. А потом, во чтобы то ни стало, найдёт способ покончить с собой. Всё равно ему гореть в Аду, так что же оттягивать... Тела, как такового, уже не ощущалось, не воспринималось. Конечности не дёргались, подбородок не трясся. Джефф обмяк, изнемог. Был истощён и, кажется, потерял сознание. И Гарольд небрежно кинул его на соседние нары только тогда, когда сам дошёл до края, извергнув в полуживую бледную тушу семянную жидкость. Глаза были, как всегда, закатаны, рот широко открыт, но едва ли ловил воздух; довольно неумело это получалось, как если бы разучился дышать. Не двигался, ан нет — левая пятка еле заметно подёргивалась. Голый, уязвимый, воняющий своим и чужим потом. Бракованный, грязный, маленький человечек, не достигший в своей жизни ничего, кроме дурной славы по всей стране, если не по миру. Он был ночным кошмаром многих впечатлительных детишек, а сейчас вся его поганая жизнь обернулась сплошным извращённым кошмаром. Что же это... Разве ли ни справедливость? — Знаешь, будь ты чуть-чуть умнее, понял бы, что вся эта идея с твоей последней несостоявшейся жертвой была ничем иным, как хорошо поставленным спектаклем, — поправив свои брюки, Гарольд надвинулся к Джеффу, возвысившись над его нарами. Вудс не смотрел на него и, казалось, не воспринимал ничего вокруг себя. Был как парализованный. — и что ты думаешь? На что надеешься? Ты отсюда не уйдёшь, это место тебя не отпустит. Никогда, — добивает разбитые осколки. Каков молодец. — ты застрял здесь по собственной тупости, и сбежать отсюда невозможно. Впрочем, тебе это раз сто говорили; взять ту же медсестру. Или того однорукого доходягу. — Откуда ты знаешь... Нет, реагировал. Даже не так. Вникал. В последние слова уж точно. И несмотря на то, что думать о чём-то было крайне сложно, одна деталь его зацепила. С трудом перевернувшись на левый левый бок, подняв измученное лицо к Гарольду, Джефф спросил ещё раз: — Откуда ты знаешь?.. — Что именно? — Что мне говорила Кэнди, что... что мне говорил тот...тот...тот мужчина... — начал задыхаться. Набирать воздух короткими прерывистыми вдохами получалось, а выдыхать нет. — ты... тебя... те...тебя... не бы..было там... — Важнее, откуда она знает, — на лице мужчины застыл неоднозначный оскал. О чём он говорит? — она откуда знает, а? — Что..? — Засыпай уже. Мозг Джеффа не работал от слова совсем. Откуда знает... что? Этот вопрос так и застыл последним тухлым сгустком в его голове перед тем, как парень отключился полностью. Прозвенел звонок, эхом разнёсшийся по всему корпусу третьего этажа, после которого послышался голос из громкоговорителя: — Время обеда! Дверь камеры открылась и Гарольд вышел навстречу тюремщикам, которые коротко осмотрели его и отправили в ряд остальных узников. Не дождавшись второго заключённого, двое мужчин с дубинками на ремне рванули в маленькое пространство, найдя Вудса на нарах полностью обнажённым. Ни то спал, ни то просто лежал, смотря в одну точку. Во всяком случае, на появление страж порядка не среагировал никак. Один из них выглянул в камеру, где выстроился ряд уголовников, злорадственно выкрикнув Гарольду: — Лихо ты его довёл до ручки. — Ой, да пошёл ты! — прорычал тот, обозлённо цокнув языком и отвернувшись к затылку заключённого перед ним. Надзиратель пожал плечами, вернувшись к напарнику в камеру. — И что с ним делать? — Что «что»? Будить, ясное дело, — мужчина пару раз шлёпнул Джеффа по спине. — эй, Вудс, вставай, — юноша вздрогнул, но более никаких признаков отклика не подал. — вставай, тебе говорят, — надзиратель потянулся за дубинкой, но другой мужчина остановил его. — Стой. Думаешь, того стоит? Парниша и так нахватался. — Нахватался, нахватался, — с кривлянием передразнил напарника смотритель, отстегнув орудие пыток. — тебе за что бабло платят? — замахнулся и от души нанёс тяжёлый удар по боку, заставивший Джеффа подавленно крикнуть и согнуться. Теперь точно полностью очнулся, но голову не поднял. Поджал руки к груди, содрогаясь всем покалеченным бесстыжим телом. — плохо слышно?! Вставай, шлюшье отребье! Развалился тут, как у себя дома, жопой белой светишь. Совсем совесть потерял. Тут тебе не бордель. Джефф не сделал ни движения. Дрожал и боялся, слушая с опущенными глазами всё, что ему преподносят. — А ну, встал! — новый удар, сильнее и невыносимее. На лице тюремщика играл садисткий оскал, когда он искусно оттачивал свои больные наклонности. — или ты хочешь, чтобы мы продолжили дело Гарольда? — Мне всё равно... — спрятал лицо, уткнувшись в нары. — делайте, что хотите. — Ах ты! — Стой, — другой тюремщик перехватил руку своему напарнику, медленно помотав головой. — оно того не стоит. — Но... — Подумай о себе. В кои-то веки, — мужчина отпустил руку товарищу. Коллега колебался. Долго. Будто вёл войну между собой на два фронта сразу. И... всё же, не хотя, но опустил руку, присоединив дубинку к креплению ремня. — молодец, — затем перевёл внимание на скрученного от боли маньяка. — Вудс, ты должен встать. Время обеда. — Мне не хочется есть. Тюремщик устало вздохнул, взяв Джеффа под локоть и подняв с нар, но тот даже и на ноги не поднялся: свалился на пол. Ноги просто не держали. Всё тело от каждого движения изливало несмолкающую агонию. Мужчина взял валяющиеся брюки Вудса и кинул их перед ним. — Твоя рубашка в хлам, так что одевайся в то, что имеется. Послышалось тихое хныканье. Трясущимися руками он подобрал брюки, слабо прижав их к промежности. — Напяливай быстрее! — рявкнул садист, пнув Джеффа, но тут же был смирён суровым взглядом коллеги. — мы не можем ждать вечно. Джефф Вудс поднял на двоих мужчин залитое слезами и засохшей кровью лицо. Побитое, изнурённое, истощённое. Лишённое всякой надежды, но какой-то частичкой просящее каплю милосердия. Притом зная, что пощады не будет. Может, милосердия наконец убить его и окончить страдания? Тоже нет. Как и говорил Гарольд, смерть — слишком лёгкое наказание для него. — Я так больше не могу... — Не ты один, парень, — подавленно пробурчал более адекватный человек, подняв Джеффа и усадив на нары. Взял брюки и подал ему. — у тебя полминуты. Никому здесь его не жаль, а это... просто маленькое прикрытие своей натуры. Затишье перед бурей. Потребовалось много усилий, чтобы заставить руки двигаться. Джефф кое-как натянул и застегнул брюки, после чего его вывели из камеры и поставили в строй. Рубашки не было, все видели его белёсое туловище, сплошняком покрытое синяками и шрамами. Забавно, что ещё кости наружу не повылезали. В его сторону пару раз свистнули, а кто-то сзади стоящий больно хлестнул его по правой ягодице. Джефф поджал плечи, дёрнувшись, но не повернулся. Обняв себя за плечи и растирая их, он поковылял с остальными заключёнными к лестничному пролёту и, оказавшись там, посмотрел за перила вниз: третий этаж, падать недалеко. Не выйдет. А если всё же попробовать? — Иди давай, малец! Не задерживай людей, — бугай сзади грубо толкнул парня рукой в спину, и тот не удержал равновесия, покатившись с лестницы на маленькую площадку. Голова загудела от боли, когда Вудс грохнулся в стену. Остальные узники шли дальше, перешагивая, а кто-то и наступая на него. — Поднимайся, что развалился?! — тюремщик взял юношу за волосы и потащил на себя. Даже шипеть и корчиться не было сил и желания. Это жизнь, парень. Это жизнь. В столовой было, как всегда, как в шторм посреди океана — шумно, грозно и без ведомого конца. Заключённые перекрикивали друг друга, спорили, болтали, кто о чём, игрались с едой, но заприметив Джеффа с обнажёнными следами бойни, все как один, стали драть глотки от смеха. Смех тот был громкий, разъедающий, но притом уж больно натянутый, выдавливаемый. Словно каждому из присутствующих подставили дуло к затылку. Но Вудс не обратил на это внимание. Хотелось упасть на колени и молить о скоротечной смерти. Пусть с пытками, пусть они переломают ему кости, вскроют и начнут медленно тащить за органы, пусть с наслаждением сдирают кожу от мяса, пусть бросят в бурлящий кипяток живьём, пусть всё это будет! Но это будет последним, что он почувствует. — Джеффри! — за спиной отдалённо послышался знакомый голос, но оборачиваться не хотелось. Ничего не хотелось. Придя в столовую, Кэндис сразу заприметила белую спину молодого убийцы, рванув к нему. Она знала, что так будет. И её сердце разрывалось на части от его вида. Медленно и с наслаждением убивают, упиваясь его мукам. Возомнили себя палачами, хотя на это звание у них нет никаких прав. Дотронулась до него рукой, на что Джефф резко отскочил, боязливо спрятав голову руками. Боялся, что снова ударят, что снова причинят боль, нападут, разобьют. В который раз разобьют. — Джефф, это я! Кэнди. Посмотри на меня, пожалуйста, — девушка встала напротив Вудса, взирая на него полными печали и душащего горя глазами. Хотелось обнять его и спрятать, укрыть своими руками от этого ожесточённого мира, но что она могла?? — Мисс, отойдите от заключённого, — смотритель взял её под локоть и оттащил от искалеченного узника. — Нет, я не позволю вам всем так издеваться над человеком. Человеком, сэр! — вырывалась, пытаясь дотянуться до Джеффа вновь, и в какой-то момент он тоже начал тянуть свои руки к ней, но его ухватили двое тюремщиков и поволокли к столам. Уже к общим столам заключённых, не к её столу, где они обычно обедали вместе. Не боролся, только истошно крикнул: — Кэндис! — Успокойтесь, мисс! — повысил голос надзиратель, мутно прорычав. — Проявите к нему хоть каплю сострадания, человек этого не заслужил! Не монстр, не убийца, а именно человек, — уныние давило на горло и обжигало глаза влагой. Кэндис не могла мириться с тем, что происходило вокруг них. Вокруг Джеффа. — Он не человек больше, мисс У... Кэндис! Он монстр. — Видеть в человеке монстра способен лишь тот, кто ему подобен, — Кэнди стиснула зубы. — быть может, Джеффри Алан Вудс и монстр, но... а Вы? Вы все. Где ваша человечность? Сами спросите себя, осталось ли в вас всех то, что делает вас человеком, а не наоборот? Спросите себя, чем вы отличаетесь от него? — Мы лишь выполняем свою работу и не хотим иметь проблем с сами знаете, кем, — тюремщик угрюмо вздохнул, устало потерев затылок. — и Вы, наверняка, тоже. — Вы правы, — Кэнди сжала кулаки, зажмурив глаза от угнетающей истины. — не хочу. Что она могла? Верно. Ни-че-го. Как всегда. Смысл перепалки испарился, дальше спорить не к чему. Кинув пропитанный горечью взгляд в сторону сидящего за общим столом поникшего юноши, с тяжёлой душой она отвернулась, направившись к столу сотрудников. Сейчас не до еды. Чувство несправедливости, стыд, тошнота, терзающая печаль и безнадёжность связали в свои путы. Но так надо. Надо идти. Что она знала? Этот вопрос раздался нежданным эхом в сознании уничтоженного человечка. Гарольд, чтоб его! Нужно соображать, а соображать сложно. Уже толком нельзя было спроецировать, о чём они говорили с этим мерзавцем. Да и важно ли это? Нет. Но не отпускало почему-то. Сейчас у Вудса было такое состояние, когда не до чего, и в то же время мозг цеплялся за абсолютно любую поеботину. Поднял тяжёлую голову и неохотно осмотрелся: Гарольда нет в зоне видимости. Не видеть бы и в помине его самодовольную рожу. Но был другой знакомый человек. Знакомый... А память-то на личико в последнее время не тарахтела. «Это ж насколько вы меня заебали. Спасибо, блядь». За соседним столом сидел темнокожий мужчина и хлебал суп. Тот самый, что первым заговорил с молодым уголовником. Встретившись с помутнённым взглядом Джеффа, узник резко отвёл внимание. Какой дешёвый трюк. С такой халтуры даже плакать грешно. В голове промелькнул фрагмент, когда этот однорукий сказал, что побег из «Уиннарта» невозможен, что, несмотря на все сладковатые подвохи, итог будет плачевен. Был ещё какой-то фрагмент, который хотел всплыть, но был несобранным; так и вертелся на языке. Что-то, что было связано с этим мужчиной и ещё чем-то. Или кем-то. Джеффри крутил шеей, и каждое движение отдавалось ноющей болью. Заприметил Кэнди, сидящую за своим столом и устало растирающую виски. Вид у неё тоже был никакой, по-своему измученный. Доконали девочку. «Не переживай, Конфетка. Ты обязательно уйдёшь отсюда, я обещаю». И сейчас она хотела защитить, хоть он этого не заслуживал. Любимая Конфетка совсем себя не берегла. «Любимая...». Повернуть бы время вспять, когда рука с ножом не дрогнула над матерью, но тогда встреча с Кэнди стала б невозможной. Стоило превратиться во всемирно известного потрошителя, чтобы встретиться с ней? Очередной стендап от Госпожи Судьбы. Но дело ещё в другом. Джефф сам до конца не понимал, в чём. Словно упускал какую-то важную деталь.

«Важнее, откуда она знает»

Кэндис чувствовала, как её плечо прожигает пара серо-голубых глаз, и когда её мягкое личико встретилось с его...

«Ты же сам видел, что случилось с тем бедолагой, который пытался бежать»

Всё встало на свои места. Не доев несчастный суп, Джефф вскочил со скамьи и, проходя мимо смотрителей, стремительно направился к столу Кэнди. Нёсся решительно, не сбавляя скорость на хромых ногах. От такого действа белокурая медсестра случайно выронила ложку в тарелку и капли томатного супа запятнали её идеально белый халат. — Кэндис, привет, — хриплый, но без того громкий голос заставил девушку съёжиться сухофруктом, а глаза забегать от угла к углу. Чует неверное. — откуда ты знала? — Чт-что?.. — голос-предатель потрескался на мелкие щепки, а дыхание и вовсе остановлось. — что именно, Джефф? — Откуда ты знала, что со мной сидел однорукий мужчина и что-то говорил о невозможности сбежать? — подошёл ещё ближе. Сзади очутились тюремщики, но увидев, как Кэндис помотала им головой, отошли прочь. Послушные. Но слушаются, по крайней мере, её. Джефф взял её за плечи и опустился на колено, чтобы сравняться с уровнем её глаз. — это было где-то месяц назад, после случая в столовой. Мы сидели и обсуждали возможность сбежать отсюда. Ты тогда сказала: «Ты же сам видел, что случилось с тем бедолагой, который пытался бежать». Слово в слово. Я тогда не придал этому значения, но сейчас скажи, откуда ты знаешь, что он мне говорил? Тебя там не было. По крайней мере, рядом. — Ты меня не видел просто, — глаза заметились, ногти впились в столешницу. Тревога нарастала. — Я тебе уже говорил, что ты крайне хуёвая актриса? Брось, тебя в столовой не было совсем! — Кэндис замерла, мёртвым, стеклянным взглядом смотря на словно одержимого парня. Он будто загнал её в угол, тупик. На языке застыла сотня пустых слов и неграмотных оправданий. А потому она молчала. — ОТВЕЧАЙ! Оглушительный крик и мощный стук кулаком по столу заставили встрепенуться не только бедняжку в белом, но и всех присутствующих в столовой. — О, Джефф... То был еле слышный шёпот. Бросив на Вудса полный вины и раскаяния взгляд, она сомкнула веки. По щеке скатилась слеза. Джеффри ничего не понимал, теперь ничего. Но хотел он что-то ей сказать, хотя бы попросить прощения за повышенный тон, как прозвенел звонок, напомнивший об окончании обеда. Странно. Раньше положенного. На обед ещё десять минут должно было быть отведено. Все заключённые начали вставать со своих мест и подходить к надзирателям, и Кэндис встала со своего места, утерев с лица слезу. — Прости, Джефф, у меня работа. — Нет, подожди! — Вудс сразу же схватил её под локоть, чуть притянув к себе. Посмотрел глаза, надеясь найти там какие-нибудь ответы. Хотя бы зацепку! — мне просто нужно знать, что здесь происходит, — положил ладонь ей на щёку и повернул её лицо к себе, но она воротила взгляд. — Конфетка, ты что-то знаешь. Я же вижу. — Да, знаю, — тихо вымолвила она. По лицу скатилось ещё пару слезинок. — то, что это место нужно сровнять с землёй. К Вудсу подошёл надзиратель, поспешивший забрать его обратно в камеру, но перед тем посмотрел на Кэнди. Та кивнула ему и, не удостоив Джеффа последним вниманием, быстрым шагом направилась к выходу, цокая каблуками. — Кэнди! — Пошли, Вудс! — ему заломили руки и толкнули в сторону выхода. Брыкаться было бесполезно, тело и так на каждое движение отзывалось спазмами, новой порции трёпки не хотелось. После проверки у входа Джефф оказался в ряду с заключёнными, направляющимися к перекрёстку коридоров, и всё ещё видел впереди Кэндис, быстро шедщую в сторону медпункта. Пару раз нервно оглянулась. Джефф Убийца тебя видел, маленькая глупая овечка. Он попытался выйти из толпы в сторону, но заключённый сзади схватил его за плечо и притянул обратно. — Куда выбиваешься, малец? Совсем ориентир растерял? — Вали к хуям, урод, — неслышно рыкнул Джеффри, потерев плечо. А что он теряет здесь? Есть ли смысл дальше оставаться паинькой и потыкать бесчеловечным требованиям, если Джеффа снова забьют до полусмерти за малейшую осечку? Нет. По стенам «Уиннарта» протрезвонило эхо громогласных выстрелов, когда несколько тюремщиков погнались за сорвавшимся с места Вудсом. Они стреляли в пол и кричали что-то несвязное вдогонку, но ему было всё равно. Побежал за Кэнди. Сама же девушка, во-первых, испугалась выстрелов, а во-вторых, вдвойне испугалась, увидев, как Джефф бежит за ней, сломя голову. Бешеный адреналин закипел в венах, заставив её с криком устремиться к медпункту на такой скорости, какую позволяли каблуки. Один в итоге соскользнул с ноги и затерялся где-то в коридоре. Вот сейчас она без колебаний поверила, что маньяк не пощадит её. Догонит. Вцепится. Задушит. Благо кабинет был открыт и она вмиг влетела туда, закрыв дверь на щеколду. — А? Что такое? — спящая до этого за документами старуха Дункан подняла голову с документов и неясно посмотрела на встревоженную медсестру, а та ей: — Прячьтесь! Прячьтесь, Дункан! Джеффри Вудс, он... — в дверь начали ломиться и орать по ту сторону: — Кэндис! Кэндис, открой! — Скорее, в подсобку! — миссис Дункан, потеряв по дороге очки, вбежала в подсобку, закрыв за собой изнутри, не дав Кэндис войти следом. Девуша застыла в панике, но отошла, громко постучав. — Дункан, впустите! Пожалуйста!! — Я с самого начала не хотела лезть в вашу затею, теперь расхлёбывайте! — послышался приглушённый возглас. Коленки девушки задрожали. Она посмотрела на дверь: крики Джеффа, избиение железа и выстрелы не превращались. Его ведь не застрелят. Кэндис знала: он вломится, сможет выбить. В панике осмотрелась вокруг и понеслась к шкафчику напротив рабочего стола, который был размером с человека. Он был совершенно пустой. Зашла туда и закрыла за собой дверцу, обнаружив, что на той есть небольшие отверстия, через которые Джефф наверняка сможет увидеть её. Но она затаилась, не позволяя и дышать. Только выпрыгивающее из груди сердце могло её выдать. Дверь оказалась выбита и Вудс резко ворвался в медпункт, закрыв за собой и пододвинув ко входу койку, чтобы не вошли. Стрельба снаружи прекратилась. Всё. Время остановилось. — Кэнди? — раздался хриплый слабый голос, в котором был одновременно и приказ, и мольба. — Кэнди! На секунду ей показалось, что их взгляды пересеклись. Сквозь отверстия в шкафчике. Он её видит? Но в подсобке что-то грохнуло. Миссис Дункан. Джеффри сразу рванул к двери подсобки, выбив ту с ноги. Послышался женский крик. Кэндис видела всё. — Где? Где она?! — Джефф волок старушку из подсобного помещения, таская её за волосы. Было видно, что ему больно и сложно передвигаться, но нездоровая одержимость девчонкой была сильнее. — где Кэндис, старая дрянь?! — Я не знаю... правда, я не знаю! — запротестовала старая карга, вереща от страха подобно резанному поросёнку. На рабочем столе валялись ножницы, которые Вудс, кончено же, заметил. Подхватил их и приставил концы к сонной артерии женщины, отчего она ещё больше задёргалась. — нет! Не надо, пожалуйста!!! — Так-то ты посговорчевее будешь, кашолка. Живо ответила! — надавил. — Нет, Джефф, не делай этого! — руки сами открыли дверцу шкафчика и девушка кинулась к парню, выхватив из его пальцев ножницы. Вудс пошатнулся, свалившись на колени, а рыдающая Дункан отползла назад. — миссис Дункан, идите в подсобку. Быстро! Дважды повторять не требовалось. Борясь с дрожью, Дункан почти на четвереньках перебралась обратно в подсобку и закрыла за собой. — Джеффри, пожалуйста, успокойся. — Успокоиться? Успокоиться?! — с истерикой завопил юноша, пытаясь встать на ноги, но боль во всём теле не давала этого сделать. Тогда Кэндис села на колени рядом с ним, взяв его руки в свои. — Джеффри, пожалуйста... — Я так больше не могу, — осипший шёпот сорвался с огрубевших губ. Подбородок снова дрожал, а глаза наполнялись влагой. — ты... ты даже не представляешь, как мне плохо. Кэндис, ты упрощаешь мне всё, но мне всё равно очень плохо здесь. Со мной обращаются, как с куском дерьма, и это правильно, я понимаю! Но... но... это невыносимо, — голос в конец сломался. Слёзы хлынули из глаз и скатились по щекам. — мне так хочется, чтобы всё это закончилось. Мне хочется умереть. Но, Кэнди, просто скажи, откуда ты знаешь о том разговоре? Я чувствую какую-то... какую-то... — Несостыковку, да? — Да! Да, Кэндис, — горькое рыдание разразило медпункт. По ту сторону всё затихло, но никто в помещение и не врывался. Интересно, почему? — ты единственная, кто относится ко мне как к человеку, а не червю, и за это... за... за это я тебе благодарен до конца ужизни, но... но скажи мне... — горевалое лицо забитого до смерти зверька встретились с её виноватым взглядом. — ты... ты что-то знаешь, чего не знаю я. Но должен знать. Я... я ведь прав?.. Кэндис отвернулась, сама едва сдерживая слёзы. Не могла больше смотреть на него. Это же настолько надо сломать человека. Не монстра, не убийцу. А человека. Действительно, уж лучше принять смерть, чем терпеть такие пытки. И самое мучительное то, что... она знала всё. — Это всё нереально, — прикрыла рот рукой, сдерживая тихий писк. Секунды тянулись медленно, но и этого не хватало в достаточности, чтобы продолжить. — это всё, — указала рукой вокруг. — лишь постановка. Джефф застыл. Потухшие глаза стеклом замёрзли напротив неё, не зная, как реагировать. — Ч-что? — заикнулся. — что... что ты имеешь ввиду? Сделав пару неровных вдохов, Кэндис встала с пола, шагнув назад. — «Уиннарт» — это не настоящая тюрьма. Не государственная территория, а частная, созданная одним состоятельным человеком, который и заманил тебя сюда обманом, чтобы... — ещё один глубокий, но неумелый вдох. — поставить на тебе эксперимент. Повисло напряжённое молчание. Слишком напряжённое. Убийственное. — Кэндис... о чём ты? Какой человек? Какой эксперимент? — Эксперимент... психологического характера, — руки задрожали. Правда выходила наружу, щедро царапая язык. — эксперимент состоял в том, чтобы взять тебя, всемирно известного маньяка, жестокого, холодного, кровожадного психа, и поместить в такое место, где бы ты почувствовал себя жертвой, где бы тебя... — опёрлась о стол, чувствуя, что теряет землю под ногами, — тебя каждый день подвергали разного рода жестокостям. Чтобы наблюдать, как ты себя поведёшь, какова будет твоя реакция, твои действия, повадки. Что изменится. Будет ли «до» и «после», в какую сторону сменится твоё мышление. Джефф смотрел в одну точку мёртвым, поникшим взглядом. Это было сильно. Мозг отказывался воспринимать весь тот бред, что выходил из её рта. Вся эта смешная игра... из-за него? Всё театр? Спектакль? Ёбаное кино?! — Вот как получается... — нервный смешок. Не двигался, глаза всё также были прикованы к одной точке. — значит, всё это из-за меня? Это не тюрьма, а моя персональная мясорубка, не так ли? Перемололи, чтоб посмотреть, что на выходе выйдет, да? — смех. Судорожный, истеричный, пугающий. А потом плач. Полный отчаяния и душащей, предательской боли. Горький плач, смешанный с завыванием умирающего животного. Ложь. Ложь. Одна ложь. Всё было ложью. — все эти избиения, унижения, стыд, оскорбления, опущения... всё это было лишь для того, чтобы подёргать меня за ниточки, так?! Вот такая участь для Джеффа Убийцы?! — Вудс ревел хаотично, зубы скрежетали от переполняемых эмоций. Кричал громко и пронзительно. Столько обиды и жгучего разочарования было в его словах. Он быстро-быстро замотал головой, колотя руками по лицу. — нет! Нет! НЕТ! Это всё неправда! Скажи! Скажи... — Джеффри... — Кэндис подлетела к нему, желая успокоить его, но он отполз от неё. — Не трогай меня! — Джефф, я умоляю тебя... — Не. Трогай. Меня!!! — завопил, прислонившись к стене, но не находя спасения. Тошнотворное открытие осенило его. — ты... ты знала. Всё знала и молчала. Кто ты, чёрт возьми, такая?! И все вы! Что за люди, которые здесь? — Это не заключённые и не тюремшики. Здесь мало тех, кто как-то относится к закону и государству. Это всё актёры, которым заплатили хорошую сумму. И все актёры действовали по сценарию. У каждого отведена своя роль. Поэтому я знала, что тебе говорил тот или иной актёр. И оговорилась тогда. Надеялась, что не заметишь. — И все они здесь, чтобы издеваться надо мной. Правда ведь? — его голос затихал с каждым словом. Кэндис потёрла лоб, сокрушаясь от паршивого ощущения, витающего в воздухе. Она боялась представить, что сейчас происходило в его голове. — Кэндис, я же... я же верил тебе. Дорожил. Я... любил, — сквозь слёзы последовал горький смех. — глупо, да? Каким наивным я был. И кто ты? Сколько тебе заплатили за эту игру? — Нисколько... — с нескрываемым стыдом устремила взгляд на него. — меня зовут Кэндис Уинн. Мой отец основатель этого места, — ей хотелось продолжить, но слова давались сложно. Девушка понимала, что это признание ломает Джеффа ещё больше. — Джеффри, я хочу, чтобы ты понял, что я здесь не по своей воле. Я бы никогда самовольно не согласилась на подобное. — Всё это время ты врала, — отрезал вдруг он. В его словах проблёскивалась желчь. — зачем ты здесь? Какую роль играла, если всё нацелено на то, чтобы пытать меня? Вся эта защита, поддержка, дружба? Зачем всё это? — Это... — попыталась сглотнуть горький ком, образовавшийся в горле. — это второй этап эксперимента. Я должна была быть полной противоположностью твоих мучителей. То есть... — То есть вся твоя доброта, отзывчивость, забота были лишь жалкой игрой для меня, — перебил её, излагая сухие, добивающие факты, кривляя голосом на каждом слове. Вудс встал с пола. Она шаг назад — он шаг вперёд. — теперь всё складывается. Вы хотели посмотреть, что будет, если плохого и злого убийцу запихнуть в свинарник, вытрахать его во всевозможных местах и подсунуть такого невинного ангелочка, — Джефф сильно изковеркал предпоследнее слово, расщедрившись на яд. — и какова была цель? — Я должна была... — теперь плакала и она. Вина душила. — заставить тебя привязаться ко мне. Искренне. Это была цель — посмотреть, может ли абсолютный псих чистосердечно привязаться к человеку, что служил для него единственной рукой помощи в таких ужасных условиях. Нож в спину. Наверно, так он и ощущается. Интересно, что хуже: терпеть побои и унижения со стороны ненавистных жалких людишек или получить такую подлость от самого близкого и любимого человека? Любимого, блядь! Любимого! — Ну, и? Какой результат? — он склонил на бок дрожащую голову, выдавив язвительную усмешку. — положительный, надеюсь? Молодцы, поздравляю! — громко зааплодировал. — потому что так и есть. Ты была моим лучиком света в этой помойке, моим всем. Я привязался к тебе, я, чёрт подери, полюбил тебя! И я настолько ослеп этим, не заметив, что ты просто-напросто играла со мной, — по медпункту разнёсся нездоровый смех, от которого у Кэндис застыла в жилах кровь. Сейчас ей велено слушать. Заслужила. — должен выразить своё уважение, мисс Уинн. Никому до тебя не удавалось манипулировать чувствами Джеффа Убийцы. Кто бы подумал, что за чистейшим белым халатом и ангельской улыбкой сокрылась такая умелая чертовка? — его слова оставили глубокую рану в её мире. Кэндис хотела возразить, но молчала и слушала, готовая в любой момент упасть на колени и молить о пощаде за всю причинённую боль. — твои разговоры о тьме и свете, о надежде, всё это было репликами из сценария? Когда ты утешала меня, называла котёнком, с невозмутимым видом говорила о боге, — Джефф стиснул зубы, выплёвывая каждую фразу, как кровь из лёгких. Его голос перешёл на больной шёпот: — это ведь всё обман? Даже когда ты молилась за меня, когда говорила, что бог любит меня? — Ты всё слышал? — Не притворяйся, актриска. — Не притворяюсь, Джефф. Я всего этого не хотела, пойми! Пожалуйста, пойми меня. Каждый раз, когда я говорила, что не хочу причинять тебе боль, я не врала. — Но причинила, — Джеффри отвернулся от неё, спрятав лицо за волосами. Она и сама прекрасно понимала, что причинила ему. Может быть, даже более сильную, чем могли причинить все остальные здесь. — и правильно сделала. Я знаю, что всего этого заслуживаю. — Нет, Джеффри, не заслуживаешь. Не заслуживаешь, — девушка взяла юношу за руку и повернула его голову к себе. — может, я и действовала по чьему-то плану, но моя привязанность к тебе стала искренней. Я говорила, что не могу покинуть это место, и не врала, а ты, хоть и был тем, ради которого это всё и задумано, но стал единственным, кто не дал сойти с ума в «Уиннарте». Ты честно стал мне дорог, и... и я люблю тебя, Джефф! — Больная дура! — Джефф вырвал её руку и оттолкнул так, что та прислонилась к полке со склянками, которые покатились с края и начали биться об пол. Чепчик медсестры съехал. — ты всё ещё не поняла, кто я? С кем имеешь дело? Я потрошитель, наивная дурёха! Псих, детоубийца, наркоман. Мне не нужны твои ничтожные чувства, твоя наигранная жалость, ты... ты мне не нужна! — Мне очень жаль... Джефф блефовал, и при том очень неумело. Что уж тут поделать, если сам не в актёрском учился, ха? Его охватила поглощающая, липкая обида. И она дарила свои сигналы. Например, сделать что-нибудь плохое. Как в былые-добрые. — О, а мне-то как жаль. Что позволил какой-то бедной глупой овечке так одурачить меня, — отстранился в сторону, облокотившись на стол и пытаясь восстановить дыхание, но все его попытки как-то мало-мальски совладать с собой были фатальными. Неудивительно. Как же быстро его мир перевернулся с ног на голову, всего за считанные минуты! Не оставив от себя и камня на камне. В этом мире зияла чёрная дыра, что засасывала все мысли, раздумья, воспоминания в себя, и выташнивала обратно эту вонючую кашу из неразберихи и какофонии. Где-то в этом бедламе топился образ Кэндис. — я ведь... я ведь...

«Скажи мне, разве я злая?»

«Что ж, будем знакомы, Джефф. А я Кэндис. Кэнди»

«Помнишь, я говорила, что не собираюсь вредить? Стараюсь держать слово»

«Если бы я хотела тебе навредить, мне бы здесь ничего не мешало это сделать. По-твоему я притворяюсь?»

«Джеффри, знал бы, как ты мне ценен!»

«...умоляю, исцели его»

— Скажи мне. А что до случая в столовой? Что, это тоже была постанова? — Нет, — хотелось подойти к нему, но боялась сделать неверный шаг. Боялась скорее за него, чем за себя. — по крайней мере, в планах этого не было, а если бы было... я не знаю, что б сделала. Умереть проще. — Не знаю, чему верить, а чему нет. — Отец вроде что-то не доплатил людям, вот они и взбунтовались так. Может, ты заметил, что в короткие сроки произошла массовая подмена людей. Джефф кивнул. Заметил, прекрасно заметил. Лишь главного обмана не заметил. — Джефф, я... — было заметно, как он резко напрягся, воротив головой. Не хотел и слушать. — прости меня. Ты говорил, что я сильная девочка, но это не так. Прости, что я такая слабая. Слабая духом. Я сама виновата, что позволяю другим отнимать у меня выбор, что всё время молчу, боюсь. Тем самым позволяя другим крутить мной, как хочется. Мне страшно сказать «нет», страшно сделать ошибку, страшно ослушаться отца, — стыдливо спрятала лицо за ладонями, рухнув на колени. — я очень и очень слабый человек, Джефф. Глупый, слабый, жалкий человечек. Кэндис сейчас выглядела такой маленькой, зажатой, но в то же время и открытой полностью. Её можно было читать как книгу. Выплёскивала всё, что копилось за всё это долгое время, то, что накипело. Всё ведь, рано или поздно, достигает своей планки, и у неё она тоже имелась. Вся её скованность, неуверенность, нерешительность была отчего-то. Сначала Джефф едва ли боролся с мыслью, что это она отыгрывала свою роль простодушной девицы, но теперь перед ним будто пазл сложился: девочку тоже сломали. Уломали, сковали в тисках, задушили. Наверняка, душили руки человека, живущего с ней под одной крышей. «Я не могу уйти отсюда» — сразу вспомнились её слова. — Твой отец всё это затеял. Это он тебя не пускает? — этот вопрос был не самым уверенным, потому что до конца не переварил навалившееся на его плечи, многое отрицал и не знал, как относиться к Кэндис теперь. А она кротко кивнула. Джефф рычал, борясь с желанием зубами вгрызться в глотку человека, которого даже в лицо не видал. — но почему? Почему такое отношение к родной дочери? И после того случая ему было плевать? Я не понимаю. — Я... я не знаю. Правда не знаю, — отвернулась, вцепившись в плечи руками. Всё сидела на полу, белокурые волосы давно взлохматились, неряшливо выбившись из низкого хвоста. Загнанный зверёк. — прости меня, Джефф. Возникла дилемма. Вудса поглощало глубокое отчаяние от горькой правды, неконтролируемая злоба лилась на всех, кто участвовал в этом бреду, в том числе и на саму Кэнди. Но вперемешку с этой злобой и обидой прояснилось понимание. Жалость — не лучшее качество по отношению к другим. Джефф не понимал этого чувства, считал, что жалеющие люди только возвышают себя, поддерживая ложное убеждение мнимости превосходства над остальными. Эдакое самоутверждение. Но он научился жалеть, сострадать, и от этого самому ему лучше не становилось никак. Это не приносило пользы, лишь чувство чужих тягот. Тягот Кэндис. И прямо в этот момент ему было жаль её. Сложно было говорить что-то о судьбе обоих после того, как все карты раскрылись, но парень так и стоял на месте, лелея эту обиду сквозь сжатые кулаки. Что делать? Стоять? Молчать? Подойти? Говорить? Убить? «Убей её, — повторял одно и тоже надоедливый голос. — она враг. Уложи её спать, вырви глотку, выскреби глаза из глазниц. Убей! Убей! Убей!». Джефф истошно взревел, в порыве внутренней войны скинув всё с рабочего стола, после обрушив на бедную столешницу отчаянные удары кулаками. — Проклятье! — упёрся кулаками о стол, нависнув над ним. — проклятое всё! Проклятое это место! В голове повис звенящий шум, добивающий всякую трезвость в мысли. Но усмирить пламя негодования надо было, иначе можно полностью потерять себя. Кто-то скажет, что Джеффри Алан Вудс уже давно потерял себя всего, но если поддаться сладкой лжи и играть свою роль, словно ничего не случилось, Кэндис уже вселила надежду, что не всё до конца потеряно. А это многого стоит. Как и взять себя в руки. Если он не хочет ей навредить, то нужно приложить усилия не дать гадким мыслишкам крутить-вертеть его собственной жизнью. — Кэндис, что теперь меня ждёт? Что вы сделаете со мной? — Я не... я не знаю, — девушка, хлюпая носом, почувствовав, как её плеча коснулись. Джефф опустился к ней на одно колено и впился глазами в её блестящие от слёз малахиты. Смотрел в душу, хотел понять все её секреты, но в лице злости не таил. Только ждал. — я не вру тебе, Джефф. Правда не знаю. Я выдала тебе всё, нарушила правила эксперимента. И теперь не знаю, что будет дальше. В дверь опять начали ломиться, но уже с большей силой. Койку, которую Джефф пододвинул, к двери, начала отъезжать назад. Захватчики будто затаились на это время. Ждали. Парень сжал её бледную руку в своей, успев сказать: — Конфетка, пора учиться лаять сквозь намордник. И в медпункт ворвались вооружённые люди в тёмной экипировке, тут же взяв Джеффа под прицел. Кэнди напряглась всем телом, а потом и вовсе взвизгнула, когда Джеффа силой принялись тащить от неё всей гурьбой, как бы он ни вырывался. Снова хотели отнять её у него. Даже после всего, что случилось, это было нестерпимо. — Отпустите, суки! — рычал, пытая смешную надежду выбиться из хваток нескольких рук. Глаза были прикованы только к Кэндис, ища в ней хоть какое-то спасение, и когда он смог дотянуться до неё, то быстро, но отчаянно приник к её губам будучи уже со крученными за спиной руками, на миг остановив время вокруг них. Хотя бы в последний раз почувствовать её тёплые, земляничные губы на своих, запомнить их. Запомнить Кэндис. И всё приятное, что с ней связано. Она была хорошей, Джефф хотел в это верить до сих пор. Просто забитая в угол мерзостными тварями, бессовестно использующими её. На душе стало как-то легче, словно ангел прикоснулся к встревоженному существу, пронося через будоражащие мурашки проблески солнечных лучей. Кто же скажет, какая по счёту эта встреча, того гляди, последняя. Вудса всё равно оттащили от девушки меньше, чем за пару секунд, перехватив крепче и уведя из медпункта. Кэндис только и могла, что смотреть ему вслед. Собственная беспомощность убивала, даже не так. Насиловала. Снова и снова, снова и снова. Не стесняясь запихивать толстый кляп в самую глотку, лишая способности продохнуть.

«Ты даже за себя постоять не можешь!»

В медпункте остался один солдат, стоявший поодаль от молодой Уинн. — Те люди специально ждали? — Как знать, мисс. Незнакомец говорил загадками, но и тут Кэндис знала, почему. У стен есть отцовские уши. Прослушки. Он чётко следит за всем процессом действий «Уиннарта», как и за тем, чтобы не было нарушений. Одно нарушение случилось. От дочурки. И дочурка прекрасно понимала, что её ждёт. Какое ждёт наказание. — Уже нет смысла что-либо скрывать от него, — продолжил мужчина в шлеме. — Но для нарушителей последствия плачевны. — Плачевны потерей денег? — И это тоже. Солдат вздохнул, зная, к чему клонится разговор. Всё она понимала, но жаждала услышать от этого человека вслух. Дело не в деньгах. — Мисс Уинн, посмотрите, куда нас завели деньги. Уж лучше потерять их, чем голову на плечах, — он обратил на неё внимание с щемящим сожалением внутри себя. — Вы здесь не из-за денег и сохранили лицо, не очерствели, не ожесточились, как мы. Власть дурманит рассудок, а если за эту власть ещё и платят, то вдвойне. Ваш отец выделил каждому кругленькую сумму на то, чтобы все присутствующие превратили жизнь Вудса в Ад, и многие спустились с цепи, не заметив, что слишком вжились в роль, забыв, кто они на самом дели. И чем мы теперь отличаемся от него? Получив контроль над ним, сами обратились в животных. Не понарошку. — Если Вы это понимаете, значит, не всё потеряно, — в этот момент Кэндис мягко улыбнулась невидимому из-за шлема лицу. Не всё потеряно. Понимание этого обнадёживало её, всиляло надежду. — и он это тоже понимал, — отвернулась к столу, кое-что прояснив для себя. Джеффа всё это время мучили, подвергали самым унизительным пыткам, но она всегда была рядом с ним и наблюдала, как он ведёт с ней. Да, поначалу это был сценарий, но и она совершила погрешность, вжившись в роль. И происходящее между ними стало настоящим, естественным. Помощь Кэндис не была наигранной никогда, она в пределах возможного старалась помогать Джеффу, и видела, на что он способен. По крайней мере, по отношению к ней. Это была и человечность, и любовь, и сострадание, и взаимопонимание. Все мы люди, и все не лишены возможности стать животными, но свет не способен погаснуть полностью. Нужно было только копнуть. Джеффри Вудс ещё был человеком. — ещё не всё потеряно. Джеффа привели в парную камеру, где сидел Гарольд, который скучающе курил сигарету, отчего в помещении стояла вонь ни то от дерьмового табака, ни ещё от какой химии . Просто сидел, даже ухом не повёл, когда блудного соседа вернули на место. Правда, пришлось ненароком обратить внимание, когда тот залился сначала тихим и хриплым, затем громким и истошным смехом, предзнаменуя тем свой очередной нервный выпад. Конечно, ему было смешно! Особенно возле этого лысого хуя, который всё это время был просто актёром. — Хорошая, блядь, шутка, хах! Обожаю! — заверещал парень, ударяя кулаком по стене. Гарольд только и сделал, что немного закатил глаза, еле покрутив головой, мол, клоун. — слушай, парень, может, мне ещё перед тобой сразу ноги расставить, чтоб без церемоний, а?! Это кино, просто кино! Хах! — С твоим согласием, да? Не, эффект не тот будет, — съязвил мужчина, потушив окурок о нары. — Ах, да, я ж забыл! Мне нужно ведь корчиться от боли, биться в агонии и молить о пощаде. Всё, как вы любите, — Джефф плюхнулся на нары, положив под голову руки и закинув ногу на ногу, держась так, будто и не было всех опущений, унижений и прочего дерьма, которым маньяка прямо так любезно накормили за эти два месяца. Ясное дело, что ему было не весело. Нет. Просто уже не знал, куда деться и как воспринимать происходящее, вот мозг и выдавал подобные фокусы. — вы ведь так любите своего Джеффа Убийцу, что каждый день дарите ему новые синяки на память. Ах, как приятно, блядь! — Не поясничай, клоун. — Ха! Кажется, у меня дежавю. Пора менять сценарий, ёбаные халтурщики. Уже не так интересно, — смех, кривляния, а за ними? Безнадёга. Ничего, кроме давящего чувства замкнутого круга, в котором он очутился. Хотя нет. Что теперь изменилось, когда Кэнди ему всё рассказала? Да и сегодня вообще всё это сорвалось? — эй, шлюхер, у меня к тебе вопрос, — Джефф резко поднялся с нар, сев на край и уперевшись тупым взглядом прямо в него. — насчёт Кэндис. Это ты мне тогда так намекнул? Гарольд хмыкнул, удовлетворённо протянув: — Смекаешь, сопляк, смекаешь, — затем он достал из кармана коробку, взял сигарету и протянул Джеффу. — будешь? Или маленький? — Хуй твой маленький, — без лишних предисловий выхватил из его пальцев сигарету, после чего Гарольд кинул парню зажигалку. Терпкий запах мешанины табака и дешёвых примесей, струящийся из тонкой спирали дыма, был таким близким, но таким далёким Джеффу. Знатно соскучился по запаху сигарет, думал, в этой клоаке уже никто не даст закурить. А уж тем более такая сука, как Гарольд. Сделав затяжку, по телу Убийцы разнеслось знакомое тепло, которое на короткое время могло унести от навалившихся проблем, переживаний и прочей лабуды, коей за всё пережитое скопилось предостаточно. В этой дешманской вони не было камеры и Гарольда, не было «Уиннарта» и изнашивающих два месяца, не было Кэнди и их с Джеффом смешной мыльной оперы. Стоп. Не-а, Кэнди, пожалуй, можно оставить. — Знаешь, Вудс, этот эксперимент на самом деле имеет ещё одно ответвление, — на это заявление Джефф насмешливо прыснул. — А кто бы сомневался? — но сам был безучастен. Эта скомканная колючая канитель вокруг «Уиннарта» застряла у него в селезёнке и заставляла блевать. «Вертел я ваш эксперимент». — Я мельком видел в глаза того, кто дал мне работу здесь, и прямо могу сказать, что тот человек изначально мне показался конченным психом. Это у него на лбу было написано. Как я понял, этого чудика всегда интересовал вопрос: что будет, если взять условного киборга-убийцу с разъёбанной психикой и заставить его почувствовать себя на месте жертвы. Что будет, если именно он попадёт в капкан? Что, если его еденькую улыбочку, — Гарольд показал пальцем на лицо Джеффа, на что тот закатил глаза. Как некультурно. — однажды вырвут с мясом? — Не знаю, что там про вырывание с мясом, но рожу мне зашили так, что будь здоров, — Вудс по-ребячески пожал плечами, пытаясь сделать колечко из сигаретого дыма, но пока что его попытки не увенчались успехом. — я раньше не задавался вопросом, но сейчас хочется сказать, что, логично ведь, что страх будет. Не знаю, может это как-то индивидуально, психолог из меня никакой. Ну, я не могу представить до основания ёбнутого чувака, который будет надрывать живот от смеха, пока этот его живот вскрывают. Тогда я не понимаю смысла этой херни, которой страдает твой «работодатель». — Но ведь не узнаешь, пока не проверишь, ведь так? — Гарольд подался вперёд, облокотившись на свои колени. — я сказал, что у эксперимента есть ещё ответвление, точнее, двойной исход. Мистер Уинн вёл наблюдение не только за испытуемым, но и за теми, кому заплатил неприличные бабки. Как мы сами медленно разлагаемся, превращаясь в подобных тебе. Взяли на себя роли узников тюрьмы с несколькими пожизненными, а в итоге ими и оказались. А ведь все мы обычные люди с нетипичными, но похожими проблемами. Я говорю про нас, актёров. У кого-то были свои мечты, у кого-то кредиты и задолженности, у кого-то трагедия, решение которой требовало финансовой поддержки. Как ни крути, а счастье в деньгах. А работка то проста: всего лишь отхуярить мелкого пиздюка, махающего ножом. Совмещаем приятное с полезным: даём говнюку по первое число и получаем бабло. Ты был целиком и полностью в нашей власти, Вудс. — Спасибо, я это и без тебя понял, — от размышлений этого мужчины становилось не по себе, под кожей зудела приследующая со стороны здешних обитателей предвзятость, напоминая о пережитом стыде и отвращении к себе любимому, но Джефф улавливал суть слов своего соседа. Большой дядя с деньгами дал сотне людей полный контроль над человеком, которого можно без угрызения совести раскрасить так, что мать родная не узнает, а параллельно с этим наблюдать, как эти самые люди сами превращают себя в монстров, упиваясь собственной властью, которая попросту превращается в одержимость. Всё, как у Джеффри Вудса. Если б ему только за каждую унесённую жизнь ещё по четвертаку платили, вообще красота бы была. Вот такой занятный социальный эксперимент, позволяющий во всей красе раскрыть тёмную натуру человека с развязанными руками. — ты ещё скажи, что сожалеешь об этом. — И да, и нет, малец, — Гарольд наклонил голову и вправо, и влево поочерёдно, сделав лирическое отступление. — когда я соглашался, мне чётко дали понять, что придётся прибегать к насилию разных характеров, и вот тут-то я думал, что это будет так легко. Но я ведь при жизни не был не таким. На словах легко, а на деле, когда видишь перед собой голого напуганного пацанёнка, мерзавца, но пацанёнка, это начинает, мягко говоря, усложнять задачу, — мужчина заметил, как Джефф прыснул смешком, наверняка не верящий ни единому слову. Ясно, как пить дать, что после всего пережитого он никому и ничему доверять уже не будет, а главной причине ноющей боли в анусе и подавно. — мы были пока что обычными людьми, знавшими цену состраданию. И первое время тебя было действительно жаль, пока я не вошёл во вкус. И то, в здравом уме оставаться как-то надо было. Эмпатию ещё не отменял никто, хотя, сам-то ты вряд-ли с ней знаком. Джеффри вскипел, почувствовав поднимающуюся ярость от заявления Гарольда. Как же все любят это делать, а! — Да вы заебали делать вид, что будто бы знаете обо мне всё! Это ни разу не так! Вы не знаете обо мне ни-че-го, когда я и сам о себе не всё знаю, — хотел потушить о нары окурок, а в итоге прибил несчастную сигарету так, что она по поверхности распласталась лепёшкой. Ещё несколько раз ударил по этой грязной лепёшке, чтоб наверняка. Джефф пыхтел себе под нос от бурлящей злобы, вызванной непереносимостью того, как его затрахали все в этом свинарнике. Вот просто лезут уже в мозг. Дайте хоть на минуточку успокоиться и придти в себя! Вудс поник головой, вцепившись обеими руками в свои волосы. Задолбало. Всё задолбало. Вот что этот мужик ему впаривает? Недавно выебал чуть ли не до состояния коматоза, а сейчас сидит напротив и философствует. Бред, сплошной бред. «Прошу, не лезьте в душу». Дыхание спёрло, в глазах потемнело, но состояние это продолжалось не так долго, поэтому, немного придя в себя, Джефф выдавил: — не умел я сопереживать людям; это было для меня чем-то из ряда вон выходящим. Не потому, что не хотел, хотя и в этом дело тоже, а просто не умел. Люди для меня были просто... объектом. Пустые никчёмные оболочки, от которых мне нужна была лишь одна эмоция — страх. Страх давал мне удовольствие, но никак не жалость. Я зарезал мать без жалости, зарезал отца без жалости, попытался убить брата тоже... без жалости. И по сей день мне на тот роковой день плевать. — Получается, это как в порно, — невзначай вставил Гарольд, вдумчиво смотря в сигаретную лепёшку на нарах Джеффа. Вспоминал. — вы смотрите на нас, на то, как наши туши ползают в экстазе, и сами получаете от этого кайф, но ни на йоту не задумываетесь, что мы также спим, жрём, срём. Что мы тоже дышим и вообще живые люди. Но во время просмотра мы вам просто куски мяса для утоления вонючих потребностей. Джефф вскинул бровь на такое очень красноречивое заявление и само сравнение, но не мог не согласиться, что оно было метким. Жертвы убийств и порноактёры имели общие характеристики, связанные с тем, что «потребители» их всерьёз не воспринимают, потому что для пользователей они просто двуногое удовольствие. Тему с «мы для вас» Вудс поднимать не стал, ибо не дурак, всё понял, только усмехнулся про себя, мол, ничего удивительного от Гарольда. — Но... если быть откровенным, — продолжил парень, обняв оголённые плечи, пряча от одолевшего холода. — кое-что появилось. Человек, который впервые пробил меня на сопереживание. — Дай угадаю. Речь идёт о ком-то с пышными локонами и большими зелёными глазами? — Гарольд выдавил заговорщескую улыбочку, на что Вудс отмахнулся. — Это был ваш план, тут и угадывать нечего. Но именно к этой девушке у меня впервые развилось какое-то понимание. За весь промежуток времени, что вы проезжались по мне, она была всегда добра ко мне. И когда было плохо ей... я это отчётливо чувствовал, — Джефф вздохнул, омрачнив себя мыслями об истине «Уиннарта», менявшей всё. Вновь накатила горечь, которая ставила на чудесном образе ангела в белом халате зловонные штампы. — но всё это оказалось ложью, и я не знаю, что теперь чувствовать. — Ты только не злись на девчонку, она тут совершенно не причём, — Джефф поднял голову, недоумевающе уставившись на сокамерника. — наверняка к тебе закрадывалась мысль, что медсестричке здесь не место. И это так. Но кто её будет спрашивать? Честер Уинн, сумасшедший папаша, жёстко уломал дочурку, сделав из неё покорного щеночка, не смеющего и гавкнуть на своего хозяина. А она не может дать отпор, что-то не позволяет. Характер слишком мягкий. Мужик даже не понимает, как трахает ей жизнь. — О, а ты будто понимаешь, — злостно прорычал Джефф с отрешённостью во вдгляде. — сами же привязали её тогда в столовой и заставили испытать то, что она никогда не выкинет из головы. И всё из-за ваших ёбаных денег! — Правильно, из-за денег, — кивнул Гарольд. — это версия, к которой расположил её отец, поменяв после инцидента треть актёров, якобы проявляя заботу к ненаглядной, устранив гадов. На деле так оно и было задумано им. Мистер Уинн спланировал акт изнасилования собственной дочери на публику в связи с ещё одним этапом наблюдения твоего поведения. Естественно, в тайне от самой Кэндис. Внутри Джеффри всё заледенело от услышанного, а желудок скрутился из-за нарастающей тошноты. Он не сразу заметил, как пальцы на руках стали подрагивать. Нет. С Кэндис не могли так поступить, только не родной отец. — Ты врёшь, — раздражённо пробурчал Вудс, не скрывая лютого отвращения к столь гнилому признанию. Странно было выбирать, что из этого стало бы вообще хорошей истиной. Мало приятного из двух зол. — я не видел её отца, но видел вас: ваши животные насмешки, тошнотворные лица, свисты, крики. Вам было чертовски весело, пока она билась у ваших ног с бумагой во рту, умирая от стыда! — его мрачный хрип быстро сменился противным визгом, стоило ему позволить себе вернуться в ту ночь, когда его принудили так низко поступить со своей подругой, поставить ей на век этот крест, который она теперь, наверно, никогда не отпустит. Само изнасилование ставило на жертве проклятую метку, так каково пришлось уязвимой девушке, которую изнасиловал собственный друг перед сотнями пожирающих взглядов? И что с ней будет после того, как она всё рассказала Джеффу? Он то обошёлся с ней не самым ласковым образом, хотя самого пожирала гнетущая обида. Что с ней сделает её папашка? Поделом Вудсу, куда ему стремиться, но если с Кэндис что случится? Он этого не переживёт. — если это правда, тогда скажи, зачем Уинн это сделал? За что он так с ней? Неужели этот эксперимент стоит того, чтобы нанести дочери такой ущерб? — Три причины. Первая, как я тебе сказал, проверить твою реакцию на ситуацию, то есть, проявление эмпатии по отношению к ней и её положению. Вторая причина связана уже с актёрами и их поведением в этой ситуации. Сопереживание или, наоборот, поглощение произошедшим. Кто насколько прогнил или насколько сохранился. Третья же причина кроется, скажем так, в личных настроениях между отцом и дочерью. Всё это казалось таким диким, но, может, потому что всё это произошло с ним. Сложно уже сказать, как бы он отреагировал, не будь столько кровожадных испытаний на его судьбе, однако сейчас эта мясорубка была для него чистым ужасом. А на третьей причине Джефф напрягся. О каких отцах и дочерях может идти речь, когда сам отец целенаправленно опустил свою дочь на столь порочное дно? — Что за личные настроения? — Ну, — Гарольд цокнул языком. — он же её отец, и, стало быть, видел, что его дочурка на полном серьёзе влюбляется в серийного убийцу, и не в какого-нибудь, а Джеффри Алана Вудса. По плану она должна была лишь подыгрывать, но не переходить границы. Вот тебе и третий исход: отпугнуть маленькую овечку от волка, напомнив, что тот кровожадный хищник. Но... — Гарольд оборвал мысль, зыркнув на Джеффа с прищуром. — сам знаешь исход. Джеффри усмехнулся. — В кои-то веки не только у меня планы идут по пизде. — То-то же. Что-то не удался третий исход мистера Уинна, раз после надругательства со стороны Убийцы дружеские узы между Кэнди и Джеффом только укрепились, позже перевалившись в нечто большее. Не сразу, естественно, но факт есть факт. Поняв это, уголки губ Джеффа приподнялись от сладкого злорадства по отношению к папаше Кэндис. «Выкуси, старый хуй». — А дочка у него хорошая, во многом отличилась от поехавшего бати. У нас же есть свои небольшие комнаты отдыха. Вон туда мы все по очереди приходили. Кэнди пыталась поддерживать нас, нравоучать, не без повода осуждать, зная, что мы далеко заходим, старалась держать в тонусе и учила быть сильными, заставляла помнить о том, кем мы были, читала Библию и говорила о боге, — сокамерник усмехнулся, перечисляя всё это, словно говорил анекдот. — в общем, всячески билась за то, чтобы сохранить в людях человечность. Правда, после инцидента в столовой она перестала туда приходить. Не стоит гадать, почему. «Глупая, глупая Конфетка». Кэндис была как всегда в своём репертуаре. Из каждого морального насекомого пыталась вытаскивать кусочек света наружу, сохранять и не забывать о нём. Из мухи раздувала слона. Или бабочку. Как похоже на неё. Быть на этом заводе своего отца по изготовлению ублюдков, напоминая загнивающим душонкам, что они всё ещё люди, пока не поздно. «Не значит ли это, что ты играла на два фронта, Конфетка? Это же могло идти врозь с планами твоего отца. Знал ли он об этом? Или всё делала со своей головы?». — Но вот она мне всё рассказала, раскрыла все карты. Что теперь с ней будет? Да и со всем этим цирком уродов. — Уинн нарушила правила, и теперь больше здесь не появится, — Гарольд безучастно хмыкнул, но нутром почувствовал, как на Вудса обрушилась эта душераздирающая, разьедащая, добиващая новость. Бум. Слышали? Последний трос, державший Вудсу его смысл дожидаться завтрашнего дня оборвался, позволив грузу свалиться в бездну. Протухшее чёрное сердце отозвалось кричащей болью внутри своего хозяина, моля о неведомо, какой пощаде. Сердце истекало кровью и проливало слёзы, прося вернуть ту маленькую частичку счастья, которую нагло забрали. Джефф же просто сидел на нарах и не смел двинуться, смотря в пустоту пустыми, выпученными глазами, в которых не было и слезинки. Устал плакать. И просто. Устал. — но что касается всего происходящего, я не знаю, чего ждать дальше. — Не буду же я сидеть здесь двадцать шесть пожизненных. Какой конец сценария? Интересный вопрос. Никто не будет держать его до старости, если это не настоящая тюрьма. Логично же. — Не будешь, но Честер держит интригу и для нас. Так что не могу сказать, — услышав это, Джефф проворчал, откинувшись к стене камеры, несмотря на то, что та была холодной, а спина голая. Как же всё мутно! — если тебе от этого станет легче, то с завтрашнего дня мы с тобой больше не увидимся, — и на этом внезапном местечке Джефф резко выпрямился, бросив в сторону Гарольда зрительный вопрос, а по наглядному давлению, этот молчаливый вопрос был очень громким. Мужчина насмешливо закатил глаза, позабавившись пышной реакцией парнишы. — в конце-концов, прямо сейчас я нарушил правило, если не заметил. — И... что, тебе нормально? — Вполне. Не думаю, что буду жалеть, а деньги... сам видишь, в кого они превращают людей. Права была девчонка, что перва-наперво важно оставаться человеком, а не эти ваши, — улыбка спала с лица Гарольда, осмотрев камеру, затем переведя взгляд на зеркало. — «Уиннарт» поменял меня, как и многих здесь. Сваливать всю вину на работодателя не буду, так как за яйца меня сюда никто не тянул, как и не буду просить у тебя прощения, потому что мои действия равнозначны тому, за что людей отправляют в настоящую каталажку. Кстати, туда меня и сплавят. Но этот опыт будет не тем, чем я буду гордиться. Отнюдь. Джефф тоже посмотрел на себя в зеркало, на этот раз лучше обратив внимание на затянувшиеся шрамы на своих щеках от уха до уха. Эти полосы сейчас служили грубоватыми светлыми выступали, но всяко лучше, если смогли прикрыть его главное уродство, центральную отметину, что делала Джеффа Убийцу Джеффом Убийцей. «Уиннарт» тоже изменил его, и изменил прямо-таки колоссально, однако сам Вудс не сказал бы «спасибо» ни этому месту, ни его обитателям, ни Честеру Уинну, а с чистой душой послал бы всех к чёрту. Его преследовали крайне противоречивые чувства касаемо этого эксперимента, ведь с одной стороны это хорошо, что он в каком-то смысле пробыл в шкуре подобия человека. Появились новые чувства, ощущения, восприятие окружающего и окружающих. Даже полюбил. И не так, как обычно делают нелюди в его положении, изнуряя предмет обожания. Без манипуляций, без больной одержимости. А так, как простой человек способен полюбить другого человека, прикоснувшись холодной ручонкой к теплу чужого сердца. И тем самым поймать свою птицу счастья. Хорошая была сказка у Джеффа и Кэнди, со своими сомнительными моментами, но всё же. Что-то в Вудсе поменялось, и он сам понимал, что это будет держаться крепко и долго. С другой же стороны, если в который раз проштудировать условия жизни в Уиннарте, то сам Господь потянется к груди креститься от необузданного ужаса. Не было здесь никаких плюсов, как и не было полностью сплошных минусов, а самая сущая, сочная, смачная, серая середина. Какая забавная история, получается. После уморительного душевного разговора прошло где-то минут сорок, потом пришли старые-добрые тюремщики и, как ни в чём не бывало, заявили, что устранение трещин в подземном корпусе полностью завершено. Довольно быстро, но это ладно. И дураку понятно, что там ничего не трескалось, просто сценарий повествования жития в «Уиннарте» требовал перевести Джеффа к Гарольду на трёпку. Что ж, Вудс возражать не стал, решил подыграть. Пока что. «Кстати, — протянул вдруг Гарольд за минуту, как в камеру явились надзиратели. — в подземелье очень хлипкие замки, чтобы всковырнуть механизм много сил не потребуется. Разве что... что-то маленькое и тонкое». Сейчас весь пазл сложился воедино, начиная с первой постановки: незнакомый транспорт и униформа, халтурный допрос, переигрывание свидетелей, направление машины без каких-либо поворотов и неровностей, наводящее на мысль, что колёса крутились на одном месте и, вишенка на тортик, ужасные условия жизни и нападки исключительно в его сторону. Это был последний раз, когда Вудс мог услышать и увидеть Гарольда, прежде чем распрощаться с ним навсегда. Родная, холодная, плесневая камера. Родные шумные соседи. Родная сырость. Всё родное. Нигде не было и намёка на трещины, как и намёка на ремонт. Сдаётся, даже никаких декораций не сделали, а просто шумиху подняли, переведя Джеффа и других актёров в другие камеры. Даже книги Кэнди в потаённом углу были нетронуты, только просырели от влаги, а так его дорогие Гюго, Дюма, Леру, Шекспир, Толстой, Верн, Достоевский, Остин, Кристи, Джонс и Джойс были на месте. Ан нет. Джеффри взял в руки стопку и осмотрел все книги от корешка к корешку, пока не наткнулся на лишнюю. Это был сборник стихов с твёрдым перелётом, но, судя по количеству страниц, не самым большим содержимым, приблизительно в районе двухсот с хвостиком страниц, а на самой обложке красовался заголовок: «Песни невинности и опыта». Автором выступал Уильям Блейк. Джефф почесал затылок, не припомнив, чтобы Кэнди одалживала ему это чтиво, но ведь кто знает, какие ещё пробелы преследуют память Джеффри Вудса? Читать сейчас что-либо при всём желании не получилось бы. Сознание перемололось в кашу, а голова гудела от терзающих донельзя криков, оров, воплей и прочих шумных звуков дикой природы по ту сторону ржавых прутьев Вудса. Кричат постоянно, ещё с момента прибытия Джеффа в «Уиннарт». А что они кричат? Если тогда парень думал, что заключённые уже в бреду и превратились неадекватных животных, то что же получается на самом деле? Прислушался. Бессвязный шум, в котором кто-то выкрикивал не соотносящиеся между собой слова и фразы, кто-то орал не имеющие смысла и цели предложения, а кто-то вопил просто потому что. Никто ни к кому не обращался, они лишь шумели. Это был просто шум. Выдавливаемый самыми разными и жалкими способами. Как раньше Джефф не заметил такой явной, по сути, нескрываемой халтуры? — А ну, завалились все! — внезапно заорал наперекор всем Вудс, вцепившись в решётки, будто надеясь, что его услышат. Горло заболело от такого выкрика. — я в курсе, что вы все здесь продажные шалавы, которые каждый день делают всё, чтобы я пожалел о своём рождении. Молодцы, ублюдки! Просто брависсимо!! А теперь прекратите строить из себя конченных бабуинов и заткнитесь на хуй! Джефф был услышан всеми, абсолютно всеми. И все, как один, заткнулись, создав просто невероятную, даже немного пугающую для этого места тишину. Впервые за всё время тут стало так тихо. Идеально.