Искусство вправлять кости

«Какой знакомый сценарий» – фыркнул про себя Джефф, когда протрезвел после шокера и обнаружил вокруг своей головы ткань с небольшой дырочкой в области носа, которого, собственно, не наблюдалось. По ощущениям он был скован в руках и ногах, ехал в незнакомой машине в незнакомом направлении и, судя по болтовне рядом, с незнакомыми людьми. Ему не раз приходилось путешествовать подобным образом, потому сценарий и знакомый. Он далеко не самый аккуратный хищник, умеет наследить. Но долго он обычно не задерживается. Поэтому ладно, пусть идиоты болтают. «Это лишь вопрос времени, когда я вам всем по очереди повырываю кадыки и затолкаю вам в зад, паскудные бляди. Вы не первые и не последние. Вы все будете у меня спать. Все-все-все! Ещё не вечер. Ждите». Его взяли под локти и вывели из машины. Джефф старался запоминать повороты и определить количество окружающих по топоту ботинок. Больше четырёх. Вперёд, поворот направо, направо, налево, звук открывающейся двери и спуск по лестнице. Цоколь? Это точно полицейский участок? Какая-то странная, непривычная планировка. Спускаются долго. Джефф ворчит в мешок.«У этих идиотов даже лифта нет. Кого они из себя строят?!». Дальше звон шагов по кафельному полу, запах металла, старых бумаг и дешевого освежителя воздуха, приветствующие друг друга коллеги. – О, неужто всё же поймали его? – кто-то резво гаркнул за спиной Джеффа, пропустив победный смешок. «В твоих снах, абортыш». У Вудса чесались руки, ему бы его нож, да наручники на хуй послать. А потом и весь отдел этих расфуфыренных говноедов. Долгие шаги вперёд, затем звуки какой-то аппаратуры, поворот направо и открывающаяся дверь. Даже в мешке стало темнее. Его усадили, а руки подняли и приковали к столу. «А... допросная, окей» – понял Джефф перед тем, как ему сняли с головы мешок. И снова в сценарии появляется заезженное для него клише в виде строгого человека, сидящего с умным и всем таким важным выражением лица. Одна роль – разные актёры. Джефф хмыкнул. – Даже как-то скучно. – Джеффри Алан Вудс? – Сложный вопрос, затрудняюсь ответить. – Прекрати паясничать, клоун. – Прекрати задавать тупые вопросы, кло-ун, – он на каждый слог сделал по наклону головой, исказив голос. Допрашивающий вздохнул, проигнорировав выходку Вудса. – Наверняка ты ещё не понимаешь, где находишься. – Да, слишком пантово для полицейского участка, – он оглядел стены с шумоподавляющим покрытием и зеркало справа от себя длинною в стену, которое, естественно, было окном. По ту сторону раззявы наблюдали начало шоу. Зная, что его видят, Джефф широко улыбнулся и кивнул головой в знак приветствия. – Именно. Должен заметить, Вудс, у тебя очень и очень большие проблемы. – А когда-то были нет? Ха! – он, взвизгнув, хихикнул. Больно противно. Человек напротив него поморщился. – должен сказать, этот ваш цирк с малолетней сукой был очень убедительным. Что ж, одним приключением больше. Хотя она не спала посреди ночи, я так и не уложил спать свою новую подружку Стефани. Какая печаль. Её страх оказался обманом, но мне не хватило лишь секунды, чтобы он запылал красным фонтаном! – Ты больной псих, Вудс. – Как и всё в этом ёбанном мире, – он откинулся на спинку стула, будто устал доносить одно и тоже каждый раз, каждому новому актёру одной роли. – развяжи людям руки – и они сами охотно поразорвут друг другу рты. – Ты это из супергеройских фильмов от злодеев нахватался? – Нет, просто у меня развязаны руки, – и он, склонив влево голову, демонстративно поднял руки, не прикованные более. Не успел человек напротив что-то сообразить, как Джефф ухватился за его горло, но и тут он ничего сделать не смог. В допросную вбежала пара-тройка человек, отцепила Вудса и принялась колотить его дубинками. – Ешь дерьмо, подонок! – проревел один из тех людей, нанося более агрессивные удары по голове. Вудс прикрыл лицо руками, съёжившись на полу калачиком. Было больно, да, как бы ни казалось, что он не человек, он им был и мог чувствовать боль. Эти ребята в этот раз что-то совсем разошлись, как-то слишком агрессивно. А затем его грубо посадили на стул и держали. – Что вы, друзья, я же пошутил, хах..!– Джефф сплюнул кровь, дрожа. Всё тело пульсировало от боли. Из носа, вернее того, что от него осталось, брызнула алая струйка. – Ах, просто кончайте с ним! Этого мудака только могила исправит, ведите его на красный ковёр! – крякнул пострадавший человек, всё ещё держась за шею в тех местах, где Вудс успел оставить следы ногтей. – ох, он мой новый пиджак заляпал. Вы чувствуете эту вонь, сэр? От этого урода разит помоями и мочой! Я больше не вынесу этой работы, какой-то дурдом..! И... ...И дальше Джефф не слышал истеричных верещаний толстопузого неженки, так как его вели в противоположном направлении, предварительно накинув на голову мешок и грубее скрутив руки. Какой-то крайне дерьмовый допрос вышел, это Вудс понял сразу. Типа... кинули друг в друга парой колких слов и всё? А где монотонные вопросы? А выявление мотивов? Что за халтура? «Видно, я всех настолько заебал, что со мной уже не церемонятся. Обидно, знаете ли». – Понежнее, – игриво взмолился парень, но его просьбы были благополучно отклонены. Впрочем, как и всегда. Ну ничего. Он им покажет. Он не будет нежнее. Через некоторые повороты, лестницы и время перед ним открылись, как он услышал, большие двери, за которыми был слышен людской гул. Новое знакомое клише в его истории. «Ну, сколько пожизненных дадите на этот раз?». Всё повторяется: поимка, допрос, зал суда, а следующим пунктом назначения будет камера. Или смирительная рубашка. Его забавляло это кино, он был и главным героем, и главным зрителем, вот только попкорна не хватало. Послышался лязг открывающейся двери и его затолкали в предполагаемую клетку. Когда с него сняли мешок, все его доводы подтвердились, и он оценивающе цокнул языком. Снег бы пошёл, если бы всё было как-то по-другому. Опять те же декорации: большой душный судебный зал, недовольные взгляды в рот смотрящих обывателей. Сидят там, тухнут друг от друга, когда у Джеффа целая VIP-ложа с ограждением от этих недомерков. — Прошу всех встать, суд идёт, — и все, как один, покорно встали, когда в зал зашёл судья. Словно послушное стадо, следующее за пастухом. Влетел лёгкой походочкой, и когда мужчина сказал: — прошу садиться. Судебное заседание объявляется открытым, — и все сели под стук деревянного молотка, Джефф понял, что следующий хуй-знает-какой-отрезок-времени он проведёт весело. — слушается уголовное дело по отношению восемнадцатилетнего Джеффри Алана Вудса, рождённого двадцать второго сентября тысяча девятьсот восемьдесят второго года в городе Мадисон штат Висконсин, совершившего ряд преступлений, а именно, серии умышленных убийств первой степени в отношении, по меньшей мере, пятидесяти шести опознанных гражданских лиц сразу нескольких штатов. «О, больше, дорогуша. Гораздо больше» — Джеффри забавлялся, его словно собрались отчитывать учителя за мелкую пакость в школе. Секретарь доложил о свидетелях, ждущих в коридоре. «Интересно, будут ли те же? Или новые ноющие морды. Снова будете жаловаться, как я вам жизнь испортил, не так ли? Если бы я расчертил вам улыбку от уха до уха, вы бы были веселее, вы были счастливее, хах!». У парня чесались руки в наручниках, ему хотелось крови, ему хотелось рвать. Дотянуться бы до того охранника и цапнуть куда-нибудь в глотку. Рвать! Рвать! Рвать! Чтобы кровь била фонтаном жизни! Он нагло пожирал каждого своими большими невинными и наивными глазками, лишённый всякой возможности моргать. Прокурор огласил все его тяготы жизни, началось изнурительное, монотонное следствие. Свидетели выходили из коридора один за другим, слёзно, крикливо тыча на Джеффа пальцем, виня в том или ином проступке. — Мамзель, я Вас даже не знаю, — тихо пробормотал себе под нос парень, скалившись. — понабирают всяких... Хотя ему и знать было нечего, у Джеффа была очень короткая память на лица, особенно на такую вечно недовольную "массовку". Да и лица всех своих жертв он быстро забывал. Собственно, это ему ни к чему было. «Я никогда не прощу этому выблядку смерть моей сестры!» «Ваша Честь, я всего лишь требую справедливость по отношению к моей семье!» «Он не достоин жить!» «Просто, пожалуйста, казните его. Вы не понимаете, как мне плохо. Я не выношу этого, Ваша Честь. Не выношу... Мой сын... мой единственный сын... он не заслужил такой участи. Пожалуйста, Ваша Честь, ради моего Майкла. Поймите, это Дьявол во плоти! Если в мире ещё осталась справедливость...» «Отправьте его в кипящий котёл, где ему и место!» Джефф внимательно и изучающе смотрел на каждого свидетеля, не опуская и не отводя взгляд. Не трусил, не стеснялся. Ему было интересно. Интересно наблюдать за их слезами, за горем. Большим горем, которое он причинил невинным людям и их родственникам. «А вы бы хотели оказаться на их месте? Спорю, что нет». Он смотрел на каждого, и всякий, кто встречался с ним взглядом, получал в тихом омуте его глаз леденящее душу послание: «Ты следующий». Джефф был тварью, каких поискать. Не то, чтобы он этого не понимал. Скорее его это устраивало, как и вечный голод к растерзанной плоти и агоничной какофонии. Заседание сидалищ подходило к концу и, после всех услышанных в свой адрес трепетных признаний, Джефф насторожил уши, дабы послушать вынесенный судьёй приговор: — Подсудимого Джеффри Алана Вудса признать виновным, согласно юрисдикции и Уголовному Кодексу штата Иллинойс, в совершении умышленных серий убийств классификации первой степени. И назначить подсудимому срок в виде двадцати шести пожизненных, направив... — судья посмотрел на Джеффа, подняв бровь. Пытался прочитать его, продолбиться через это тараканье месиво в его голове. Джеффри выжидающе склонил голову, выдавив подобие лёгкой улыбки на своём рассечённом лице. «Ну же, дружок, договаривай. Не стесняйся, все свои». Как видимо, попытки мужчины были тщетны. — в тюрьму для особо опасных преступников «Уиннарт», Чикаго штат Иллинойс, — стук молотком. — заседание закрыто. Люди тут же подняли разъярённый шум и гам, яро недовольные тем, что Вудсу сохранили жизнь, что он будет только содержаться, питаться и жить в тепле с крышей над головой. Они взывали к справедливости, требовали крайней жестокости к этому подонку, но, похоже, не в этот раз. В камеру Джеффа зашёл конвой, готовясь уводить того. А парень всё не сводил взгляда с буйной толпы, восхищённо лыбясь. — Правда, они придурки? — мечтательно проворковал он. — эти недалёкие действительно думают, что смерть — это проклятье. Но нет, смерть — это хороший, крепкий сон. — Пошли, философ хренов, — этот человек его грубо схватил и увёл из зала суда под истошные выкрики толпы. Казалось, все прошлые жертвы Джеффа вновь заимели права голоса и кричали ему вслед. Гнев, отчаяние, слёзы, отвращение. М-м-м... успокаивает и расслабляет после такого насыщенного событиями дня. Прямо как пение китов. Но дикие возгласы остаются за спиной, На этот раз на лице Джеффа красуется металлический намордник вместе, а не мешок, ибо кабель реально бешеный. — Пардон, господа, хотя бы скажите, что это за тюрьма такая? — Приказ молчать. — Молчать будете, когда я выпотрошу ваши глотки и... А-арх! — он почувствовал, как каждый его нерв пронизывают нити всепоглощающего электричества. Он согнулся пополам, упав на колени, но его тут же небрежно подняли и потащили в чёрный фургон. На этот раз у него ничего не отнималось, лишь дотошные конвульсии преследовали его гадким зудом, который хотелось содрать вместе с кожей и мышцами. Он стиснул зубы. — да понял я, понял!.. Какие-то бездушные, пластиковые, надутые манекены! Уже и спросить нельзя. Каким идеалам они поклоняются, раз затыкают рот таким изощрённым способом, думал Вудс. Ладно. Он придуривался. Их идеалам всё равно далеко до него. Фургон был закрыт полностью, окон не было, а потому Джефф, сидя в окружении шлемоголовых и вооружённых, не мог понять, куда его везут, но одно он просёк. Ему в какой-то момент показалось, что машина ни разу не сделала поворот, хотя ехали долго. Странно. Хотя Джеффу могло просто показаться, так как он мог позволить себе после двух бессонных суток немного задремать, ну, и ещё в фургоне было темно, чему были несказанно рады его глаза, лишённые век. Такая длинная прямая дорога, ведущая в его новый дом. Временный, конечно же. Нет ни одной такой клетки, ни одной цепи и намордника, что заставит этого кабеля притупить клыки. Не на того напали. Очень скоро машина остановилась. — Вот и всё, Вудс. Твоя песенка спета, — пробубнил один шлемоголовый, натягивая на парня всё тот же мешок. — Боитесь, ослепну от красоты вашей клетки? —глухо сказал тот тот через намордник. — ну что за цирк... мне только пива и чипсов не хватает. — Пиво и чипсы тебе не видать ой, как нескоро, — его вывели из машины и снова повели в незнакомом направлении, полном поворотов. — Да, через двадцать шесть жизней. Спасибо, что напомнил, приятель, — он закатил глаза и цокнул языком. — как знать... ещё посмотрим, детки. Посмотрим. — Всё ещё надеешься сбежать, ха? Хах! — конвой разразился заразительным хохотом, и все его коллеги принялись вторить ему. — не дури, сопля. Ещё не понял? Ты по уши в пизде! — Ты не первый, кто мне это говорит, и, уверяю, не последний, — он сделал паузу, после добавив: — вот смеху будет, когда однажды твоя любимая доченька проснётся посреди ночи и увидит меня напротив её кроватки, правда? — Эй, как ты... — Меньше пиздите. Даже сквозь намордник ощущался победный оскал Джеффа. Этот придурок хоть и молчал всю дорогу, но слышал в машине всю болтовню своей «стражи» и запоминал ценное. По спине сопровождающего конвоя пробежала мерзкая дрожь. — Только посмей, отродье. — И посмею. Молниеносный, громоздкий удар дубинкой, полностью выбивший Вудса из колеи. Удар, ещё удар. Один сильнее другого, и в каждом вспышка ярости сильнее. Он упал на колени, полностью лишенный возможности видеть и куда-либо двинуться. — Я убью тебя, выблядок! — удар! С конвоя свалился шлем, и теперь он взирал на Джеффа рассвирепелыми красными глазами, полным животным желанием терзать. — ты не посмеешь! — удар! Он бил его по грудной клетке, по бокам, бёдрам, словно намереваясь сломать всего, перемолов его кости в мясорубке, пока парень скукожился на пыльной земле заветренным огрызком яблока, что-то там себе выкрикивая под нос в намордник. — и пальцем каснуться, — удар! Удар! Удар!— моей дочери!!! — Не надо... — Так, всё, Ларсон, остановись, — коллеги мужчины еле оттянули его от бултыхающейся туши Джеффа. — держи себя в руках, ему ещё за решёткой сидеть. — Он гадкое, вонючее отродье! — во всю глотку прокричал Ларсон. — гори в аду! — Так, приятель, тише. Дыши. На какое-то время эти профессионалы своего дела забыли о валяющимся Джеффе. Это бы послужило огромной проблемой для них, воспользуйся бы он шансом. Но ему было не до этого. Опёрся на локти, всё ещё оставаясь на земле, и пытался восстановить тяжёлое дыхание. Из носа и рта пошла кровь, и скапливалась под намордником, постепенно становившись проблемой для дыхания. «Больно... чертовски больно». Джеффа пытали по-разному: в тюрьмах на нём могли маленько отыграться, но в основном боялись. Сокамерники не тянулись к нему. Потому что одно время он сидел в колонии для несовершеннолетних, а там были такие же дети, только со своими проблемами. И тоже боялись. Больше всё же доставалось ему в психушке от уколов и различных процедур. Пока что на памяти парня этот опыт был самым неприятным. А тут... ну, Джефф по-настоящему начал бояться. Он уже думал, мол, всё, сейчас точно убьёт. Всё тело болело, пульсировало от ноющих следов бойни. которые, как он подумал, отпечатались на всём теле. А потом он почувствовал, как его снова подняли за локти и потащили, уже почти не ходока, дальше. Стоило им покинуть улицу, как Вудса скрутили сильнее. Его вели по широкому коридору с приглушённым светом и давящими на мозг белым цветом. Джефф ненавидел такой белый — слишком чистый и слишком яркий. Если у одних он вызывал символ чистоты и невинности, то у парня только флэшбеки с психушки и головную боль бонусом. Держали крепко, чтоб не упал. Поодаль стоял конвой Ларсон и пыхтел. Самое время подсолить, да вот добавки не хотелось. Хоть рожа у вояки в этот момент была занятная и забавная, быть добитым до победного Вудсу не хотелось. Шкура ему была дорога, жить ещё желание присутствовало. Даже когда спрашивается, мол, а для чего, собственно? — Переодевайся! И смотри, чтоб без фокусов, — Джеффри завели в неосвещённое помещение с одной длинной деревянной скамьёй и вешалкой. Ему кинули в руки знакомую на вид оранжевую рубашку и штаны. — две минуты тебе. — Что, так и будете глазеть? — Ларсон только прорычал, но, как и все, сохранял каменное выражение лица и не отворачивался. Джефф фыркнул, закатив глаза. Но принялся раздеваться. Стянул кровавую толстовку, следом пошли кеды, брюки и нижнее бельё. Оставшись полностью нагим, он потянулся за новой одеждой и метнул взгляд на всё также стоявших молчаливых шлемоголовых статуй. — вы ещё подрочите. У Ларсона рука дёрнулась на поясе, где висела дубинка, и парень прикусил язык, всё ещё чувствуя ноющие ушибы в разных участках тела. «Понял-понял, всё. Молчу». Не у одного Джеффа всё же чесались руки. Вот только разница в том, что вояка хотел отпиздить конкретного засранца. Вудс быстренько оделся, но не обулся. С ноткой претензии обратился к служащим порядку: — Я извиняюсь, а где обувь? — Не положено. — В смысле «не положенно»? — Больно много хочешь. — Это базовое требование, идиот. Я требую себе обувь потому, что не собираюсь отморозить себе ноги, и мне её выдадут, как и во всех других тюрьмах. Уж я-то прошаренней вас в этом вопросе буду. Как оказывается. — Конечно. Вот только ты попал не в обычную тюрьму, а в «Уиннарт». Здесь с тобой сюсюкаться не будут, и содержаться будешь так, как и заслуживает такой кусок дерьма, как ты. — «Хуиннарт», блядь. Кого вы строите из себя? Выдумали новомодное название и теперь думаете, что самые крутые и совершенные. Не-а, нихуя, ребятишки, — вот сейчас Джеффри чувствовал полный абсурд и раздражение. Придумали себе какое-то пафосное имечко и ходят себе умные, вертя своими правами. Не, есть разные колонии и тюрьмы всяких там режимов, Джефф не тупой, знал это. И во всех пока не побывал. Но всё равно же должна быть какая-то грань между дозволенной суровостью и полной неадекватностью со стороны стражей порядка. Конечно, не неадекватышу судить... но задаться вопросом стоит. — Ты закроешь свой поганый рот или мы сами его тебе закроем, — Ларсон терял терпение, ему хотелось раз и навсегда вырвать этому малолетнему ублюдку язык. — о, ты просто не знаешь, что тебя здесь ждёт. Запоёшь по-другому. — Ага, с нетерпением жду. Его снова взяли под локти и вывели из раздевалки. Завели в широкий лифт без кнопок, но, судя по ощущениям, он поехал вниз. И ехал долго. «Что ещё за погреб?». А по приезду, дверь открылась и Джеффа встретил вой, свирепый вой. Крики и возгласы. Десятки, сотни заключённых. И всё сидели в маленьких допотопных клетках без освещения. А вот это было уже совсем не то, что предполагал парень. Эти вонючие и сырые камеры с запахом плесени и прочего смрада на ржавых решётках не вызывали ничего, кроме отторжения и отвращения. Это был словно свинарник. Самый настоящий. «Да вы ебанулись!». И заключённые, мимо которых вели Джеффа — видно, были уж больше животными, чем людьми. Жадно цеплялись в ржавые прутья решётки, пытаясь дотянуться до шлемоголовых, как до оазиса в пустыне. Вопили и умоляли. У каждого была своя кричащая мольба: о свободе, о прощении, о воде и еде. О смерти. Слушая весь этот тошнотворный реквием, Вудс почувствовал, как на его лбу выступил пот. И он станет таким же? Таким же жалким. Вот же клоуны. Что те, что те. Умудрились запугать Джеффри Вудса? Тогда не скоро им спать с выключенным светом. Он посмотрел на решётки. По виду все старые и ржавые —смех один. Надо бы только что-то острое, чтобы подпилить. Сойдёт и вилка обычная. А там стоит смотреть по ситуации. — Пришли. Теперь это твой дом, — Джеффри оказался напротив камеры с всё такой же ржавой решёткой. Там не было видно ничего. Вновь идиоты. Думали, если не будет света, ему будет только хуже? Наоборот. Он будет что-то воротить в темноте, и никто этого и не заметит. «То же мне, особые условия. Выпендрёж, да и только». С него сняли намордник, открыли дверь и запустили. От стен веяло холодом и плесенью, голые ступы ощутили сырость каменного пола. Как-то слишком зябко стало Когда его освободили и от наручников, он обнял себя, потерев плечи от холода. В камере было пусто. Ничего, кроме металлического унитаза. Даже койки не было. Это уже слишком. — Вы издеваетесь? — Чувствуй себя, как дома. Ты здесь очень и очень надолго, — Ларсон ядовито ухмыльнулся, прежде чем закрыть клетку и уйти со своей командой. — наслаждайся. Джефф застыл в центре камеры, стоя ногой на ноге и всеми силами прячась от холода. — Эти шмотки ни хуя не греют... Он стучал зубами. Неужто тут все так живут? Парень почувствовал, что ему что-то мешало у носа и вытер запёкшуюся кровь, которая была размазана по всей нижней части лица с момента избиения дубинкой. Рёв и ор не прекращались. Заключённые перекрикивали друг друга в ругательствах, проклятиях и спорах.Тут никто просто так не разговаривал. Все были разъярённые, бешеные, готовые рвать и метать. Отморозки. Подчистую все. Эти звуки оглушали и давили на виски. И ещё этот холод... зимой бы на улице он где-нибудь скрылся, а тут что? «Ни хрена». Ни коробки, ни досок, ни мусорного бака или какого-нибудь пакета, сошедшего за покрывало. Ни-че-го. Переминался с ноги на ногу и тёр плечи, пытаясь хоть бы как-то, хоть бы где-то согреться. Но это было сложно. Сыро, холодно и воняло безнадёгой. Зубы стучали так, что ими можно было орехи колотить. Да он помрёт раньше, чем успеет отсидеть и четверть первого пожизненного! Он грел дыханием ладони, изо рта шёл пар. Холодный, не от сигарет. Сейчас бы закурить, да совместить приятное с полезным — и расслабить нервишки, и получить капельку тепла. Хотелось бы с радостью об всё своё тело обтушить десятки окурков. Лишь бы согреться, немножечко по крайности. — Я выберусь отсюда... я выберусь... я всем вам покажу, продажные шлюхи... я вас всех... — мозг ловил сбой в системе от холода. Да и не ел он давно. И чем их здесь кормят? Помоями? Ну, на крайняк и этим можно. Джеффу не привыкать. Он сел на унитаз, на котором не было крышки, так как устал стоять. — дело дрянь. И это был только первый день в «Уиннарте».