Бог пиара

      Эффект дефицита, лесть с целью расположить, создание видимости ажиотажа или конкуренция, подражание, приобщение авторитета – существуют десятки способов воздействовать на сознание человека так, что он никогда в жизни не догадается, почему что-то купил или просто стал хотеть, почему поступил определённым образом. Но ни один из этих методов не действует безотказно, потому что всегда есть люди, чьё мышление, чей склад ума отличаются, и с ними надо работать индивидуально. В политике и массовом маркетинге ни к чему эта психология исключений, потому что там важна толпа, задающая тон и являющаяся силой. Сопротивляющиеся и не поддающиеся промывке растворятся и потеряются, не играя никакой роли. А вот в личных отношениях как раз общее уходит на второй план. Здесь имеет значение всё: пол, возраст, образование, даже национальность, потому что, как ни странно, стандартизированные учебники по психологии американских специалистов могли давать заметные сбои, применяясь где-нибудь в Мексике, Китае или России. Там не будут массово писать письма с жалобами производителю за то, что он отменил скидочные купоны, как это делают в Штатах, там не будут устраивать домашние вечеринки с целью продать друг другу товары, представителями которых вы являетесь. То есть, может, один – два раза такое и выгорит, но вскоре того, кто предлагает что-то покупать на вечеринках, перестанут на них приглашать. А в Штатах – нет. Потому что здесь концентрация купли-продажи и восприятие каждого встречного одновременно как конкурента и потенциальный рынок сбыта. И при этом – само собой – улыбки, улыбки, улыбки. Неважно, кого ты терпеть не можешь и не уважаешь, главное, чтобы он достаточно симпатизировал тебе и в любой момент мог у тебя что-то купить. Основанная на взаимовыгодности лояльность, не имеющая ничего общего с достоинствами. Здесь даже с условными оппозиционерами в политике так же (если они не внесистемные, конечно), с соперниками, которые не утапливают друг друга до дна, а просто договариваются, кому в карман капнет больше. Победителю восемьдесят процентов, проигравшему – двадцать. Пентагон поддерживает оборонную промышленность, потому что ему нужны бомбы и снаряды закатывать врагов, а ЦРУ поддерживает фармакологию, потому что им нужны гормональные и наркотические препараты для самоликвидации врагов «мягкими» способами воздействия. Они собачатся в закулисных играх конгресса, выбивая лоббирование подходящих им законов, и всё это примеряют сверхмагнаты, олигархи вроде Рокфеллеров, Ротшильдов и Вандербильтов, достаточно прозорливых, чтобы быть акционерами и совладельцами и оборонных предприятий, и фармацевтических, и нефтяных, и газовых, и каких угодно ещё, чтобы всегда быть наплаву, какая бы сфера ни прогорела. Их династии, которым принадлежит больше половины богатств страны (а по влиянию принадлежит она вся, да и не только она), властвуют дольше, чем властвовали Тюдоры и Стюарты в Англии и Бурбоны во Франции, но делают это так тонко, умело и незаметно, что никому в голову не приходит называть существующий в Америке строй монархией. Династия же всё-таки не одна! А несколько. И если крючкотворствовать и буквоедствовать, то «моно-арх» - это единоправление, разумеется. Но там ведь ещё что-то про пожизненные полномочия, передающиеся по наследству, не так ли? Имеем ли право мы называть что-то каким-то определением при совпадении не всех признаков? Птица – это яйцекладущее с перьевым покровом. Ощипанная индейка перестаёт быть птицей? Или отложившая яйца черепаха становится ею? Нигде в мире не умеют так славно и мастерски подменять понятия, как в Штатах. Чонгук как-то спросил меня в связи с моим критическим скептицизмом и презрением к данной системе: - А почему тогда ты работаешь с правительством Америки? Почему не вернёшься в Сеул и не станешь работать на своё?       На что я ответил: - А зачем мне посредники? Чтобы в их кошелёк оседала часть средств, и я получал бы меньше, чем получу прямо здесь?        С момента убийства президента Пак Чонхи не припомню ни одного, который бы осмелился проводить независимую политику, не подлизывая зад Клинтонам, Бушам, Обамам. Это образно, конечно, президент в Америке – фигура липовая, номинальная, ничего не решающая. Он глава исполнительной власти, не имеющий ни грамма влияния на законы, судебные процессы и… да ни на что он не влияет, кроме того, что улыбается, машет ручкой и вещает о величии Америки. Что ему скажут – то вещать и будет, как представитель одобрившей его клики. Последний, кто попытался вести себя так, как считал нужным – Джон Кеннеди. Ну, вы и без меня, наверное, знаете, как он закончил. Но иллюзия свобод, равенства, сменяемости, честной демократии и счастья продолжает жить.        Я кореец. Перефразируя Стинга: «Koreanman in New York». Хорошая песня, кстати, вслушивались когда-нибудь в неё? «Манеры делают человека» - сказал кто-то, и он чертовски прав. Нужно иметь мужество игнорировать невежество и, улыбаясь, быть собой, что бы ни говорили вокруг… Скромность и правильность могут принести дурную славу и одиночество, доброта и рассудительность в этом обществе крайняя редкость. Эти строки написал англичанин тридцать с лишним лет назад! И ничего не поменялось.        Меня как-то так воспитали, что я всегда чурался моды, понимая: популярная одежда и идущая мне одежда – разные одежды. Дорогая вещь и качественная вещь – тоже часто разные вещи. Популярный человек и хороший человек – далеко не одно и то же. Я всей своей натурой не мог превратиться в американца и поддаваться на их типичные уловки. И очень гордился этим. Потому что меня воспитали не натравленным на людей хищником, подстёгиваемым конкуренцией даже к тому, что вовсе не нужно – лишь бы было моё и у меня чего-то было много. Бывает такое состояние азарта, когда заигрываешься: в казино или на аукционах, называешь сумму больше и больше, повышаешь ставки, но тебя кто-то размазывает, уделывает. Ты предлагал десять миллионов за картину, а он берёт её за двадцать, которых у тебя нет! Ты хотел поставить десять миллионов, но ставка была минимум двадцать, и ты не вступаешь в игру, выглядишь нищим, поджимаешь хвост и куксишься. Знаете этот момент дикого огорчения, стыда, ощущения себя неудачником? Смертельная обида, кусание локтей, упущенный раз и навсегда шанс. Но вот ты выходишь с пустыми руками с аукциона… с пустыми руками и десятью сохранёнными миллионами. Вспоминаешь, что изначально картина стоила десять тысяч баксов. Десять тысяч! Её реальная цена – а максимальная себестоимость ещё ниже – десять тысяч. А какой-то идиот сегодня повесит её себе в кабинете за двадцать миллионов. И им будешь не ты. Проигравший и уступивший, ты вдруг озаряешься улыбкой и, насвистывая, плавной походкой удаляешься. А что же те, в казино? Они проиграли свои двадцать миллионов, они остались ни с чем, увлёкшиеся чрезмерно. Их ждут долги, банкротство, разорение, кредиты. А ты снова уходишь со своими спасёнными деньгами.        Меня научили тому, что проигравший зачастую оказывается выигравшим. Поэтому так важно уметь вовремя уступить и аккуратно взять незамеченное и недооценённое. Дженни считала, что Лили её уделала. Кай считал себя победителем, потому что взял всё, что хотел. Я считал… Впрочем, я никогда не делаю поспешных выводов до того, как что-либо закончится. И вам не советую.

***

      Несмотря на то, что Кай заявил о любви Лили к конькам, он, она и их друзья вскоре заняли соседнюю горку и куролесили возле нас. Людей покататься пришло достаточно, и нетрудно было потерять своих из виду в этой толчее – под схожими шапками, в примерно одинаковых цветов куртках отдыхающие выглядели единым организмом. Мы с Дженни несколько раз скатились вдвоём: я сажал её перед собой и, осторожно обнимая, слушал визг и смех, с которым она неслась вниз. - Тэхён, - поднимаясь вверх, обратилась она ко мне, - а ты мог бы… отбить Лили, не доходя до постели? - Разлучить их проще простого, ты сама можешь это сделать, если хочешь. Скажи ей, что вы расстались недели три назад. Они-то, уверен, встречаются уже больше месяца, а судя по реакции Лили на твоё имя, о тебе вообще ничего не рассказывали. Она поймёт, что её обманывают так же, как обманывали тебя, и задумается. - А если она истеричка и полезет с разборками? Не хочу портить Рождество. - Или не хочешь, чтобы Кай узнал, что это ты сунулась и всё испортила? - Какой же ты!.. - Проницательный? – улыбнулся я. - Доёбистый, - оглядевшись, Дженни сказала: - Мне надо в туалет, они тут где-то были, вроде… - Господи, - приложил я ладонь к сердцу, - только не скажи, что у тебя месячные? Весь праздник пойдёт насмарку! - Ты продолжаешься на что-то надеяться? – ухмыльнулась она. - Проясни ситуацию насчёт твоих календарных дней, и я отвечу. - Да мне поссать просто надо, что ты прикопался? - Фи, ты же девочка. - И что, девочки не ссут? – покачав головой, она указала подбородком в сторону, где катались Лили с Каем. – Вон, иди, отбей ту принцессу, она наверняка говорит что-то вроде «мне надо посетить ватерклозет».        Не дожидаясь ответа, Дженни побрела прочь. Я огляделся, чем себя занять в её отсутствие? Нашёл глазами Чона и Лису. Они поедали густо посахаренные пончики, обсуждая что-то. Чуть в стороне, не замечаемая ими, стояла Джису, мечтательно, обречённо и со сладкой тоской любуясь Чоном; её при этом пытался развлекать Юнги, активно жестикулируя, чем, вероятно, добивался обращения на себя внимания. Розе с Чимином где-то нашли детей и катали их, дав передышку родителям. Я всё-таки подошёл к другу. - Не запарились ещё? - Да, я весь мокрый! – признал Чон, уже расстёгнутый, с красными щеками, обмахивающийся концом шарфа Лисы. – Сейчас, соберём всех и обратно пойдём. Пора ужинать и допивать шампанское! Вы с Дженни накатались? - Да, она отошла по нужде… - я повёл взглядом туда, куда она ушла, и напоролся на Лили, стоявшую в одиночестве. Спешно пометался глазами по округе, и не нашёл её спутника. Что, блять? – Погоди, - извиняясь, похлопал я по плечу Чона и побрёл от них.        Что происходит? Они сговорились или кому-то давно по башке не давали? - Скучаешь? – подошёл я к Лили, напомнившую сейчас Полумну Лавгуд в привычке зависнуть в никуда. - Да я Кая жду… - обернулась она. – Он отошёл урну найти, выбросить стаканчики… - А, урну? – покивав, я потопал дальше. Допрыгается, я ему подберу одну, керамическую. Для хранения праха.        Я услышал их голоса прежде, чем увидел, поэтому притормозил, чтобы не быть замеченным. - …и ты говоришь, что вы встречаетесь всего недели две? – с сарказмом, грубо звучал Кай. - Да, мы познакомились случайно… - И за две недели так сблизились, что ты притащила его с собой сюда? - А что такого? Я взяла тебя в прошлом году с собой, когда мы встречались чуть больше месяца! - Да вы ведёте себя так, как будто уже прорву времени чпокаетесь! - Тебе какое дело?! – Дженни, видимо, была поймана на выходе из женского туалета, но, дурацкая женская привычка, вместо того, чтоб плюнуть на Кая и уйти, оставалась что-то выяснять. Девчонки обожают всё довести до точки, разложить по полочкам, обсудить во всех подробностях. В основе этого, конечно, ожидание и надежды известно на что: объяснений в любви, признаний, извинений, сожалений. Чаще всего этого не дожидаются, а только зря теряют время. - Такое, что ты явно трахалась за моей спиной! - Ты не охуел с больной головы на здоровую валить? Это ты трахался с другой два месяца, продолжая врать мне! - Я не трахался все эти два месяца! Я встретил её, приглядывался, мы начали общаться… - А хули ты приглядывался, если у тебя девушка была? Я! - Я не так выразился… - Короче, неважно, как быстро вы начали спать, но спали же? - Как и ты, судя по всему! Признай, Дженн. - Зачем? Совесть тебе облегчить? Нет, изменщик тут только ты!        Не выдержав этих горемычных оправданий перед тем, кто их недостоин, я выступил из-за угла. - Проблемы? – спросил без желания их найти, а так, входя в курс дела. Кай повернулся на меня: - А! Ты? Очень кстати. Скажи, как давно вы встречаетесь? - В активной фазе? - В смысле? - В коромысле. Как давно мы знакомы или в отношениях? - В отношениях. - Ну… где-то… месяца три, да, малыш? – улыбнулся я. - Тэхён! – ахнула она. - Шлюха! – бросил ей Кай, опешив. Ну никак не ожидал, что от такого мачо-хуячо можно ходить налево. - Я не… это не… - подбирала новые оправдания Дженни, но я спокойно её прервал: - А какое ваше собачье дело, милейший? - Такое, что она, вообще-то, встречалась в то же время со мной! Не знал? - А, ты был тот навязчивый балласт, от которого она искала повод избавиться? Вон оно что! - Я?! Балласт?! – если люди способны закипать, то он был близок к кондиции. - Тебе нормально, что он меня шлюхой назвал? – укоряя меня за полученное несправедливо оскорбление, процедила Дженни. Я приблизился к ней, по-хозяйски притянув к себе за талию: - А что такого? – лицо обратил к парню: - Шлюхами мужчины называют тех женщин, которых не могут себе позволить купить. - А ты её купил, да? – хохотнул Кай и опять попытался вывести из себя Дженни: - На бабки повелась? Папика себе нашла? Покровителя? - Да бог с вами, молодой человек, - нахмурился я, не давая вставить ни слова той, которую провоцировали, - какой я папик? Мне и тридцати нет. - Ты кто такой вообще? И откуда взялся?        Совершенно не хотелось конфликта и драки. Светлый праздник, всё-таки, к чему эти скандалы? - Не вижу смысла в продолжении диалога. - Тебя в него и не звали, мы разговаривали с Дженн. - Она не хочет больше с тобой разговаривать. - А её не надо спросить? - Я… - открыла было она рот, но я стиснул пальцы на её боку, призывая замолкнуть, и повторил: - Я спрошу её о чём-нибудь более важном, а очевидное в подтверждении не нуждается. Хорошего вечера! – развернув её и подтолкнув, я повёл нас обратно.        Единственное, на что Каю хватило ума и самообладания – это не орать по-детски оскорбления вслед. И на том спасибо, потому что, на самом деле, если бы он ещё как-то обозвал Дженни, я бы вернулся и расхерачил ему ебало. Боже мой, не пора ли мне выходить из-за игрового стола? Чёрт возьми, не знаю, но злосчастный азарт не отпускает! Как же увлекательно и интересно, оказывается, быть чьим-то парнем!       Почти до самого дома Дженни молчала, и только подходя произнесла: - Ну и зачем ты всё это устроил? - Я?! - А кто же ещё? - Я нахожу тебя с другим в непонятной сцене, и ко мне ещё претензии? - Ты мог бы не выставлять меня конченной блядью, вторгаясь в эту сцену. - Ничего ты не понимаешь. - Так объясни! - Ты же хотела насолить ему? Так он сегодня с Лили спать сам не сможет, если вообще сможет спать. Во-первых, он ощутил ровно то, что ощутила ты, когда он рассказал о другой. Во-вторых, он ощутил себя нищебродом, которому в борьбе за тебя не потягаться. В общем, опущен до плинтуса, а такие типы как он не переносят унижений. - А я унижения должна переносить? Слушая, как упало у него обо мне мнение? - Мужчинам, Дженн, на самом деле всё равно, сколько у девушки было мужчин, иногда это даже скорее привлекает, чем отпугивает. И вообще, тебе разве не должно быть всё равно уже на его мнение? Нашла авторитет!       Воззрившись на меня так, словно заехать хотела, Дженни сжала кулаки и, отвернувшись, взбежала по ступенькам на крыльцо. Мы вошли в дом и стали раздеваться. - Поставлю чайник! – провозгласила Розанна, потирая холодные ладони и удаляясь на кухню. Остальные рассаживались за стол. Я подсел к Дженни, нервно натягивающей свою пару командных гольфов. У неё были красные, с бычьими зябликами. Шепнул: - Не дуйся. - Дуются в туалете. - А ты прямо за столом! Ай-яй-яй. - Я тебя убью сейчас, мистер Ви, тебя можно как-то уволить досрочно? - Нет, - просиял я до самых ушей. – Почему ты так цепляешься за этого придурошного? - Вовсе не цепляюсь.        У неё пропиликал телефон. Достав из кармана мобильник, Дженни открыла сообщение и прочла. Наблюдая за глазами, я видел, что оно короткое – дальше первой строчки зрачки не побежали. Она закусила губу. Ой, да ну хватит вам, охерели, что ли? Вырвав у неё телефон, я взглянул на написанное: «Давай поговорим нормально, без посторонних». Отправитель – Кай. - Отдай! – вцепилась в мою руку Дженни. – Ты чего творишь? - А он? - Ты не имеешь права! - Я-то как раз имею, - на нас покосились остальные, но я, не убирая вежливой улыбки, нажал на вызов контакта «Кай» и приложил к уху. - Да? – поднял парень. - Пизда! Ещё раз напишешь – в чёрных пакетах по частям отсюда уедешь, - я сбросил и отдал трубку Дженни, которая её уже вырывала и, зло, оголтело, со всей силы ударила меня по плечу. Мне даже больно стало, и я потёр место ушиба: - Эй, ты чего? - Ничего! – гаркнула она, и мне почудилось, что на глазах у неё сверкнули слёзы. Господи, ну неужели девушки настолько тупы, что способны продолжать любить вот таких ублюдков несмотря ни на что? Подскочив, Дженни подбежала к лестнице и, топая пятками, умчала на второй этаж. Проводя её взглядами, все посмотрели на меня. - Ссориться в любви, всё равно что воду мечом резать, - развёл я руками, выдав мудрую корейскую сентенцию. - Ты не пойдёшь её успокаивать? – предъявила сразу мне Лиса, как лучшая подруга моментом окрестив меня подлецом и обидчиком. - А если я ни в чём не виноват? - А это без разницы, - согласилась в порыве женской солидарности Джису, - мужчина всегда должен успокоить, потому что мы взрывные и эмоциональные, а вы уравновешенные и терпеливые. - Ни фига, я нервный, - опроверг Юнги. - Так, не встревай! Я Тэхёну объясняю, как надо сделать.        Вот мне давно не объясняли, как надо делать, словно я мальчик неопытный! Но Дженни унеслась с телефоном. Ещё наберёт сейчас этого смуглорожего недобитка. Я поднялся: - Ладно, иду! Но я всё равно не виноват. - Это нам потом Дженн скажет, так оно или нет, - хмыкнула Лиса.        Поднявшись на второй этаж, я дошёл до спальни, которую мы заняли в обед, отнеся сюда свои вещи. Думал постучать, но решил, что эти манеры ни к чему. Повернул ручку и открыл дверь. Дженни сидела на кровати – единственной, двуспальной. Обнимала подушку и смотрела в никуда. Я сразу нашёл телефон, убедившись, что он не в её руках. Да, лежит на тумбочке, на которой горит включенная лампа. Дженни подняла глаза, злые, как у некормленной три дня кошки. - Зачем пришёл? - Не хотела бы меня видеть – закрылась бы. - В следующий раз так и сделаю!        Пройдя вперёд, я присел в ногах кровати. Дженни отвернулась. Мой язык вывел вступление: - Я же из лучших побуждений всё это делаю.        Она выбрала тактику молчания. Господи, вот одна из причин, по которой я, наверное, не хотел и не хочу быть в отношениях. Современные женщины, чрезмерно эмансипированные и феминистичные, мнят о себе так много, что напрочь забывают простую истину «все мы люди». Им не интересны дипломатия и компромиссы, им нужны подношения, реверансы, лобзания рук (хотя нет, это нарушение личного пространства), денежные компенсации (тоже нет, это же намёк на проституцию), признания, что они во всём правы (нет, это же поблажка и послабление, оскорбительные для сильных и независимых). Где добрые и понимающие женщины поколения моей мамы, которые допускали, что мужчина может быть прав? Что он бывает не в духе, тоже может злиться или нуждаться в утешении. Знаю, современные девушки ответят: «А где сильные и ответственные мужчины поколения наших пап?». И это будет справедливое замечание. - В конце концов, - продолжил я, - пойми, что всё, сделанное мною, только возродит его интерес к тебе. Видишь, он аж написал вслед! Твои попытки быть хорошей в его глазах ни к чему не ведут. Он сам – скотина, он не в состоянии оценить что-то хорошее по-настоящему, потому что у него другие ценностные координаты. – Дженни продолжала хранить молчание. – Он себя любит, и судит обо всём по себе. Он считает, что имел право жить чувствами и желаниями – так все считают нынче! И не ставить в известность того, с кем живёшь – современная норма! Но это не норма, у нормальных людей, какая бы страсть ни вспыхнула, хватает достоинства и чести подойти, поговорить, всё обсудить. А не делают этого лишь выродки, и я бы на твоём месте был счастлив сжечь мосты с таким человеком… - Да я бы была счастлива! – крикнула она, не выдержав и повернувшись. – Была бы! Если бы всё, что делал сегодня ты, делал мой настоящий парень, а не нанятый на один день… пиарщик! – с отвращением выговорила она. – Но ты завтра удуешь в свои продажные дали, и я останусь без всего! Даже без уже ненужной, но тешащей самолюбие симпатии Кая! – в её глазах действительно стояли слёзы. – А я хочу обычного человеческого тепла, любви, понимаешь? Вот такой, которую ты изображаешь! И чем лучше ты её изображаешь, тем мне больнее, потому что я понимаю, что на самом деле такого не бывает! Ни при каких обстоятельствах! Естественное мужское поведение бледно, скучно, временами противно, бесяще, назойливо, а то, что ты делаешь: идеальное, заботливое, внимательное, восхитительное – только сказка на один вечер! Потому что даже ты, исполнитель роли, не такой на самом деле, потому что со своей настоящей девушкой ты бы себя так не вёл. Вам, мужчинам, игра важнее реальности. Вы можете создавать иллюзии, пробуждая в нас желания, но это мираж в пустыне, и мы умираем от жажды, отплёвываясь от набранного в рот песка. – Глядя мне в глаза, Дженни горько ухмыльнулась и покачала головой: - На то ты и пиарщик, верно? Чтобы картинка выглядела манящей, соблазняла и притягивала. Чтобы её хотелось. Но я знаю, что у тебя нет того товара, который ты рекламируешь, и это… это очень расстраивает, мистер Ви.        Я вынес её отповедь. Крик души. Как же ей жжётся в душе от переизбытка любви, которую некому дать! Как ей хочется быть уверенной в ком-то и знать, что вот это – правда, а вот это – навсегда. Но так не бывает. Даже я никогда до конца не знаю, где правда, а что не растает по утру. - Я не иллюзия, Дженн, - дружелюбно улыбнулся я, - просто срок хранения короткий. - Не ври, ты – фикция, весь, от и до. - Нет, - приблизился я, наклоняясь лицом к её лицу. - Нет? – видя приближение моих губ, посмотрела на них Дженни. – И в каком месте ты искренний? В каком месте ты не играешь?        Коснувшись почти лбом её лба, я прошептал: - Сегодня я ничего ещё не сделал, чего ни хотелось бы мне по-настоящему.        И я поцеловал её, вспомнив эти губы той ночью, после клуба. Сегодня они не успели стать солёными – я вовремя. Мой язык быстро проник между ними, кому-то что-то доказывая: мне – победу, Каю – проигрыш, Дженни – искренность. Ладонями обхватывая её лицо, я не мог удержаться и не заваливать её на подушки, ощущая разгорающееся желание. Кровь прилила вниз, и в голове зашумело от возбуждения и страсти. Хочу её, хочу всю, прямо сейчас, раздеть, придавить к кровати, войти в неё, вырывать стоны, стонать самому, чтобы на первом этаже от стыда уши зажимали, а в соседнем доме музыку погромче делали. Мои ладони полезли к ней под свитер, жаждая высвободить грудь, дорваться до неё, расцеловать, обсасывать, как новорожденный телёнок материнское вымя. Фантазии завихрились одна развратнее другой, нецензурные, пошлые, откровенные, местами извращённые, с проникновениями без спроса, но с лубрикантами. - Нет, - отпихнула меня резко Дженни, разорвав поцелуй.        Я попытался втянуть в себя мысли обратно в правильном порядке, чтобы не растерять: лубрикант, проникновение, извращение, петтинг, раздевание… - Что случилось? – вспоминая, как дышать так, чтобы кровь отхлынула назад вверх, выпалил я. Ах да, дыхание в этом деле не помогает. Мозг, включайся давай. - Я почти поверила, - с циничной ухмылкой поглядела на меня Дженни. - Чему? - Говорильне твоей обычной, - поправив лямки лифчика под свитером, она стала приводить в порядок растрепавшиеся косы, - надумал опять потрахаться? Ну-ну, очень впечатляюще и проникновенно всё выдал.        «Проникновенно» - сладко, подобострастно, как Горлум кольцу, повторил внутренний голос, подбрасывая мне в воображении заклинившую гифку с моим членом, входящим в Дженни. - Да я не… - Не старайся, мистер Никогда не упущу случая, я знаю, что тебе надо, - она слезла с кровати, отправившись к зеркалу над комодом: - Иди к остальным, не трать время. - А ты? - Скоро приду.        Я загнанно посмотрел на телефон. Стыбрить его, чтоб точно бывшему не позвонила? Или он ей не нужен, и вся её тирада намекала на то, что Кай не умеет в любовь так, как я – красиво. - Кай тебе в любви когда-нибудь признавался? – спросил зачем-то я. Хотел узнать уровень пиздобольства соперника? Сравнить его со своим? Хм… так, стоп! Как я его назвал? Соперник?!        Дженни замерла, стоя ко мне полу-боком. Подумав, ответила: - Нет. – Озарённая мыслью, выпучилась на меня: - Если ты сейчас признаешься мне в любви, лишь бы я тебе дала, это уж совсем будет фиаско, Тэхён! - Да я даже не думал! - А к чему спросил? - Да просто так. - За просто так – плохой будет стояк. - Эй, вот не надо вот этого, пожалуйста. - Иди уже, пожалуйста, - передразнила она меня.        Поднявшись, я отошёл к двери: - Если через пять минут не спустишься – я вернусь. - Такой нетерпеливый? - Меня твои подруги иначе сожрут, они уверены, что я тебя чем-то обидел.        Дженни улыбнулась: - Скажи им, что я скоро буду.