Давай поговорим?

      — Давай поговорим?       Марьям боялась даже задавать этот вопрос, не говоря уже о том, чтобы сесть рядом с тем, кто, не помня себя, заливал внутрь бог знает какую рюмку самогона. Кащей, он же Константин, даже не шелохнулся под натиском серьёзного тона. Ему было плевать даже на неё.       — Об ухажёре твоём разговор вести не собираюсь, — слова лезвием прошлись по коже, заставляя поёжится.       Он был воплощением самой смерти, потому что взглядом, а может и не только им, мог убить на месте. Но она всё равно любила. За что, правда, не знала. Девушка устало вздохнула, понимая, о каком «ухажёре» шла речь.       — Петька… — осеклась, вспомнив, что такие сокращения имён ему не нравились. Поспешила исправиться. — Пётр не ухажёр, а мой товарищ по вальсу. Я, по-твоему, одна должна танцевать на выпускном?       — Да, — без намёка на иронию ответил Кащей. — Либо со мной, либо ни с кем.       Габдуллина не смогла сдержать горького смешка. Это звучало настолько абсурдно, что воспринимать его всерьёз было невозможно. Возникло ощущение, что перед собой она видела не двадцатисемилетнего старшего банды, а ребёнка, у которого в детском саду отобрали игрушку. По сути, в глубине его не самой светлой, но всё же души, он и был ребёнком. Он просто притворялся крутым, таким серьёзным, чтобы не лишиться авторитета среди своих.       — Извини, Кость, но ты не очень-то похож на школьника.        Одиннадцатиклассница тут же прикусила язык, ожидая вспышку гнева, но мужчина ничего не ответил на её колкость. Он молчал то ли из-за того, что разум полностью захватила водка, то ли потому, что пожалел и позволил ощутить власть над ним, пока была возможность. Но это было не важно.       Нормального разговора не склеилось — оба молчали, глядя куда угодно, только не друг другу в глаза. Говорят, чтобы победить страх нужно смотреть ему в глаза. Правда эти умники не учли, что страх бывает не только перед окружающей тьмой, высотой, врагом или даже войной, но и перед тем, кого искренне любишь. Что делать тогда? Бежать, и как можно дальше? Нет, от любви бежать нельзя, глупо.       Каждый раз вдыхая сигаретный дым Габдуллина морщилась от отвращения. Куренье — яд, а он разве нет? Разве Костя не отравлял, не делал больно ревностью на пустом месте? После всех обвинений душа выворачивалась наизнанку, девушка чувствовала себя грязной, неправильной. Потому не подпускала к себе никого. Сейчас всё опять надломилось.       — Жаль, — выдала Марьям, дабы заполнить гнетущую тишину. — Жаль, что ты не школьник.       Больше ничего не сказав, школьница поднялась с покрывшегося от старости пылью дивана и медленным шагом направилась в сторону выхода. Опять им не удалось поговорить по-человечески. А всё потому, что Костя не человек, он — Кащей, а Кащей — бессмертен, у него нет сердца, нет места любви в его бессмертной жизни. Несмотря на всё это, девушка была готова играть роль его царевны, слушаться наказов, не задумываясь о правильности действий. Почему? Потому что любила до безумия, потому что знала, что не будет в её жизни мужчины, похожего на Костю.       Ни-ког-да.       Только через мой труп! — пригрозил однажды, когда узнал, что она собиралась согласиться на партию, как он сам выразился, «очкастого чушпана». Тогда слова её настолько задели, что она решила объявить ему бойкот. Девушка быстро сдалась, прибежав обратно через неделю. Марьям чувствовала вину, но не спешила извиняться или вставать на колени. Гордость не позволяла.       — Поздравляю с выпуском, Маришка, — небрежно бросил Кащей, заставив школьницу остановиться у самого порога. Зачем? Зачем нужно было сыпать соль на рану, когда видишь, что больно до невозможности?..       Габдуллина шумно вдохнула воздух, пропитанный табаком, и как можно холоднее, чтобы причинить ответную боль, произнесла:       — На выпускной можете не приходить, дядь Кость.        Даже стоя спиной к нему прекрасно знала, что губы растянулись в кривой, в какой-то степени довольной улыбке. Ей удалось не только задеть, но и обрадовать, потому что именно сейчас старший понял, что Маришка может постоять за себя и без его помощи.       — Приходи после. Отпразднуем, поговорим.       Поговорим… ага, как же! — огрызнулась, но вслух сказать не решилась.       Костя знал, что она послушается, потому что им есть о чём поговорить.