***
Кай цепляется руками в спинку дивана позади Субина — искусственная кожа под вспотевшими ладонями скользит, и он перемещает их на крепкие плечи старшего. «Сжигай или гори. Сжигай или гори… Сжигай или гори!», напоминает себе Кай. Перед глазами от волнения у него скачут всполохи, в животе ворочается змей. Бёдра Субина под его собственными напряжённые, мускулы почти ощутимо перекатываются, когда тот передвигается, задирая голову чуть вверх: в таком положении Кай его чуточку выше, но всё ещё не в контроле. — Хён, я… — шепчет он, слегка озадаченный. Во внимательных глазах у Субина извечная забота и ласка, и что-то ещё, и почему-то именно сейчас ему хочется, чтобы они были полностью посвящены ему. — Кай-я, — голос у того хрипит, пусть совсем недавно они сидели в совершенно иной атмосфере. Кай поддаётся вперёд с такой скоростью, что сначала скорее клюёт Субина в уголок рта, нежели действительно целует. Ловит вздох своим ответным, и голову наклоняет изучающе — так ведь они делают в кино, верно? Ему хочется отодвинуться, посмотреть в лицо старшего: правильно ли он делает? нравится ли тому? Стоит ли ему прекратить? Но Субин сжимает его поперёк талии и придвигает ближе. Коленки Кая разъезжаются в стороны, когда он сталкивается со спинкой дивана, шорты поднимаются вверх по бёдрам. Слишком близко, жарко, открыто. В груди тянет томно, и он отодвигает любые мысли в сторону. Только губы на его губах, изучающие, властные, опытные. Субин лижет его нижнюю губу, тут же всасывает, слегка прикусывает — Кай от неожиданности замирает, раскрывая рот. Ему больно, но ощущение это скорее приятное. Ему и самому хочется попробовать: губы у хёна всегда были пухлыми, созданными для того, чтобы их целовали или рисовали, или и то, и другое. Как же раньше он списывал это на простое признание? Он отодвигается назад, разрывая поцелуй, и тут же двигается вперёд, обхватывает шею Субина, другой рукой ведёт по его острой челюсти, напрягающейся по мере того, как его пальцы изучают гладкую кожу. Трогать его приятно, и ему стоит перестать скидывать подобные мысли на старую привычку, потому что Субина хочется ощущать везде, кожа к коже, горячо и опасно. На вкус Субин, как бинсу, что они ели недавно: легкий привкус вишни передаётся ему с губ, что он неспешно изучает, не стремясь прикусывать с той же силой, лишь задевает, переключаясь на другую. Старший осторожно поглаживает его спину, неспешно ведёт в ответ — былая прыткость растворилась в осмотрительности. Они всё целуются и целуются, неспешно сближаются друг с другом, и в животе у Кая настоящий государственный переворот. Только пламя революции сжигает не античные и неповторимые французские магазинчики, а его лёгкие и нервные окончания. Когда они наконец отстраняются, Кай с удовольствием проводит по чужим опухшим губам пальцем, стирая блеск от слюны, любуясь тем, как чужие щёки наливаются алым. Глаза у Субина чёрные, как смола, и привлёкшей его заботы нет и в помине. Ему хочется что-нибудь высказать, заполнить вязкую тишину между ними, но с губ срывается только громкий неловкий смешок. Хён вдруг меняется в лице: вместо чего-то Хюнину неизвестного, он становится озадаченным и удивлённым — выражения для него более чем стабильные.***
В конце концов, они возвращаются к брошенным на диван джостикам и включают Фортнайт, надеясь выловить пару часов на игру, потому что выехавшие к ним ребята однозначно захватят их в своё владение, а впереди у них всех — сессия, поиграть особо не выйдет. — Но тебе ведь нравится Бомгю, верно? — спрашивает вдруг Субин, и Хюнин замечает, как напряжён тот в плечах. Из них двоих старший чаще придавался переживаниям, тогда как второй принимал произошедшие с ним в жизни события как факт. Кай кивает, озадаченный. — И тебе. Субин кивает в ответ со вздохом. И Кай решается рассказать: в конце концов, что ему терять? — Но ты мне тоже нравишься, хён. Проходит по меньшей мере пара мгновений, прежде чем старший смотрит на него в ответ — круглоглазый, с приоткрытым от удивления ртом. — Что? — Ты мне тоже нравишься, хён, — повторяет Кай без промедления. — Нет, я слышал, что ты сказал! Но… как это… как? — То есть я тебе не нравлюсь? — старается пошутить Кай, хотя в груди у него что-то падает: флаги побеждённой стороны? главная церковь Франции? его собственное сердце? Ему стоит меньше читать билетов по общеобразовательным предметам и начать готовиться к экзаменам профильным — вот что точно. Субин молчит. — Это нормально, хён, — на всякий случай утешает Кай, будто не ему в этой ситуации нужны слова поддержки. — Нет. — Что «нет»? — с ужасом спрашивает Хюнин, поворачиваясь к нему всем корпусом. — Нет, — повторяет Субин, и морщинки на его лбу разглаживаются, будто он принял решение. — Нет, ты мне нравишься. — Оу. — Оу? Кай делает то, в чём он лучше других: смеётся. И когда Субин начинает смеяться в ответ, он понимает, что поступает правильно.***
— Как ты думаешь, — подаёт голос старший, когда они заканчивают сессию в игре, — Бомгю… — Я тут подумал, хён, — прерывает его Кай тут же. — Опасно, — Субин невозмутим. Хюнин закатывает на это глаза. Он боялся, что разговор получится неловким, но, если так подумать: что бы изменилось в их отношениях, если бы они начали встречаться все вместе? Кай читал про такое, когда Ёнджун рассказал им о том, как встречался сразу с двумя девушками на первом курсе, и всё у них было взаимно. Возможно, они бы целовались и… определённо, делали другие вещи, о которых он пока что не может себе позволить размышлять. Однако, в остальном?.. Всё те же игры втроём, их типичные вечера. Бомгю в их квартире практически живёт. Он и Субин продолжили бы созваниваться, а может, они могли бы съехаться втроём и не пришлось бы тратить минуты тарифа, ведь у хёна есть широкая кровать и на ней и правда приятно лежать и обсуждать всё на свете. — Мы могли бы попробовать, — произносит он наконец. — Встречаться. Втроём. — О. Субин замолкает, лишь рот его приоткрывается, образуя букву «о», и он должен бы выглядеть глупо, но это никогда не работает с ним, и вместо этого Кай находит себя за умилением. — Я думаю… Трель звонка прерывает их разговор. По ту сторону двери сейчас наверняка стоит причина их разговора, размышляет он запоздало. Хюнин не подрывается с места, вместо этого ожидающе наблюдает за лицом Субина, что остаётся непроглядным. — Мы обсудим это позже, — решается тот наконец.***