Лабораторные Шалости

Лучи сверкающего солнца озаряли двор, встречая рассвет в своих объятиях, под голубым сводом небес. Бросая их в изнеженный и такой чудесный летний денек. Тишина раннего утра прервалась внезапным, налетевшим вызовом из глубин души Итера, верного товарища Кадзухи и Скарамуччи. Ребята познакомились в университете, после чего были как не разлей вода. Обеспокоенный голос блондина заставил выйти из уюта дома в 7 утра, от чего кое-кому явно это было не по нраву. " Он не появляется дома! Я не знаю, что и думать уже. Трубки не берет, я всех обзвонил, говорят работает... А я? А я волнуюсь между прочем!! " Такими мольбами, пропитанными горькими всхлипами, Итер умолял своих друзей о том, чтобы те взяли в руки заботливую ответственность и направились проверить благосостояние его единственного компаньона, увлеченного наукой, Альбедо. Этот гений, невиданный в своих исследованиях, был неотъемлемым работником труда. Способный замечательно провести время, погруженный в свои научные труды, он иногда забывал о внешнем мире. Неделями и даже месяцами он мог затвориться в своей лаборатории, окруженный пробирками, анализами и разнообразными химическими соединениями. В его взгляде сверкала страсть к открытиям, а в каждом витке его трудового пути проступали следы преданности науке. С нежной настойчивостью и тонким чувством дружбы, Кадзуха убедил Итера, внушив ему осознание необходимости отдыха и восстановления. С словами уважения и тепла он вкладывал в свои убеждения чувство ответственности, умело утешая друга и делясь пониманием важности спокойного отдыха в уединенном уголке домашнего уюта. Пока он вместе со Скарамуччей сходит проверить его маленькую проблему. — Блять, обязательно было вставать в такую рань?! Я не успел буквально ничего. У меня в планах вообще было сегодня остаться дома. — Тише, не кипишуй, ты же знаешь Итера. — Знаю и я в ахуе. Неужели он сам не мог сходить к своему Альбедо. Он же не наш с тобой парень, а его. — Ну если рассуждать логически... — Твоей логики еще сейчас не хватало, голова и так трещит по швам. — И все же я скажу, Итер живет по расписанию, у него каждая минута на счету, плюсом ты слышал в каком он состоянии, думаю нам стоит проявить сострадание. — Тц, вот ты как всегда, всем всегда первый угодить. — Ничего не могу с собой поделать, вроде я с детства такой, по крайней мере, мне рассказывали, как я лечил осенью листики деревьев. Приклеивал их обратно, а они снова опадали. Потом уже только объяснили что это такое, и что деревья не болеют на самом деле. — Знаешь, я не удивлен, сомневаюсь, что ты был проблемным ребенком. — Ехать минут 15 на такси, заказываю. Эй Каэдехара блять, ты слушаешь меня? — А? Да-да, конечно, просто задумался. — Ну так? — Такси? Да давай, быстрее разберемся, быстрее поедем успокаивать Итера. Путь протянулся на протяжении приблизительно двадцати минут, наполнившись неспешной атмосферой из-за задержек в ожидании общественного транспорта. Внутри автомобиля звучала волшебная мелодия джаза, создавая невидимую пелену вибраций, которая приятно ласкала слух пассажиров. Водитель без лишних слов предоставил пассажирам насладиться музыкальным путешествием. Трансформируя монотонность дорожных просторов в музыкальное волшебство, джаз создавал гармонию, отпуская заботы и волнения за окном. Внутри автомобиля царило спокойствие, и внимание водителя к деталям музыкального сопровождения подчеркивало его уважение к комфорту пассажиров. В этом мгновении дорога стала не просто переездом, а небольшим музыкальным уголком, плавно сопровождавшим путешественников. По прибытии на место назначения перед группой парней возвышалось небольшое белоснежное здание, окруженное забором из колючей проволоки. Архитектурная простота здания была приглушена тем, что его окружал этот тщательно обустроенный забор, предостерегающий от внешних вмешательств. Стальные проволочные петли, крепко переплетенные, выделялись на фоне небесного света. Эта колючая ограда являлась своего рода невидимой границей между миром науки и внешним миром. Несмотря на свою небольшую площадь, здание лаборатории казалось укрытием для таинственных знаний, требующим надежной защиты. В каждой детали колючего забора вибрировала идея того, что внутри простирается мир открытий, требующих особой осторожности и безопасности. Приблизившись к металлической калитке, Скарамучча вытянул руку и нажал на звонок. В ответ на его действие из динамика раздался ласковый голос женщины, теплота которого прокладывала невидимую дорожку доверия. Её вопрос о причине их прибытия звучал как дружелюбное приветствие, проникнутое заботой о посетителях. Голос милой женщины, окутывая внезапное появление гостей, предлагал им рассказать о своей цели. В каждом слове было ощущение того, что сотрудница встречает их заученно, как любого другого посетителя. Нотки неискренности и идеального сценария, который был проучен по методичке и проговорён в слух ни раз, и не одним сотрудником, звучали в её голосе слишком отчётливо – даже если у них была письменный допуск к лаборатории, подписанный главным золотом этого храма науки, это совершенно не давало им особых прав. Как и причин не затеять скандал при любой возможности. — Ещё раз повторяю, блять, - недовольство в голосе парня было слишком очевидным, примерно таким же, как и строчки из унылого краткого инструктажа по общению с посетителями, — Мы пришли с визитом к Альбедо, вот письменное разрешение, документы, отсутствие огнестрельного оружия и прочая хрень, что ещё нужно? — Послушайте, я не могу просто пропустить Вас при отсутствии Вашего поручителя, — Поверьте, хватило нам гражданских, бродящих по территории лаборатории, просто потому что кто-то подписал это соглашение и забыл отозвать его. — А я снова говорю – письменное разрешение от гения который просто не мог забыть о подобной «мелочи», наши документы, камеры на каждом шагу, — злость пульсировала в висках, он буквально был на грани, испуская раздражённый вздох всякий раз, как слышал слова об этом чёртовом соглашении и очередном недотёпе с прекрасной памятью, — И моё безразличие к Вашим историям о том, что какой-то особо ответственный идиот забыл забрать документ, прикрывающий Вашу задницу перед начальством. Рингтон телефона, до сих пор стоящий в ушах как худший кошмар, их особо изнеженный любовью придурок друг, настаивающий на том, чтобы кто-то решал его личные проблемы, и Каэдэхара, чёртов Каэдэхара который просто не мог не проявить сострадание. И сам он ничуть не лучше, ведь видя алые глаза, из которых вот-вот посыпятся искры, Скарамучча просто не мог отказать. — Скарамучча… - стыдливо и совершенно неловко проговаривает тот, одним тоном уговаривая его не устраивать скандал на пустом месте и быть чуть, нет, как можно вежливее. — Ну нет, - язвит тот в привычной манере, отвечая, — Я не собираюсь оставлять это так и ещё пол дня торчать в этом белом помещении, которое скорее похоже на психушку. Ещё секунда, что он проведёт в компании треска белых ламп, что заметно надоедал, и точно скончается. А возможно подожжёт всё это место вместе с собой, да, определённо. Но, к сожалению, несбыточные мысли о расправе с женщиной, которая совершенно не виновата в том, что ей приходится разгребать чужую неосторожность ценой собственной работы, в главной роли, прерываются тихим, высоким и, главное, знакомым голосом совсем рядом, прерывающимся короткими попытками отдышаться от быстрого бега. Узнать её не составило труда – «девчушка на побегушках Альбедо» - так выразился о Сахарозе синеволосый юноша, небрежными словами сумев задеть гордость учёного при первой же их встрече – неудивительно метко. Запыхаясь, и бормоча что-то слишком быстро и стеснительно в одном моменте, она неловко подняла взгляд янтарных глаз на сотрудницу, прежде чем, подбодрённая мягкими словами Каэдэхары, брошенными в её адрес как само собой разумеющееся, смогла повысить голос на пол тона. — Я-я стану их поручителем! – придерживая планшетку так, словно это единственное что может удержать девушку от падения в обморок, то-ли от кислородного голодания, то-ли от совершенно непредусмотренного общения с людьми, — Мастер Альбедо крайне перерабатывает, что просто неблаговидно! — Слышала, дамочка? – быстро переключившись на наигранное дружелюбие, от блеска которого можно было порезаться, произнёс Скарамучча, — Бери документы и оформляй уже, не ты одна здесь намучилась с вашими же правилами. Жаловаться на грубое обращение с единственными двумя работниками «этой шарашки», как Скар, не изменяя себе, подмечал, было совершенно бесполезно – затягивать с этим представлением не хотелось никому, и тем более не ассистентке Альбедо, судорожно дышавшей до самого получения слов о том, что они наконец могут покинуть регистрацию. Бросив полное искренности и смущения «спасибо», бойкая, но крайне неуклюжая, учёная удалилась в белые коридоры, сопровождая обоих парней по таким же скучным, однотонным коридорам – чего они хотели? Это не детская площадка, пусть и по недавнему конфликту можно было сказать обратное. — Так причина внезапной пропажи Альбедо – переработка? – тон Кадзухи привычно вежливый и мягкий, не сбивчивый и плавный – главное отличие от учёной, что по собственной, или нет, воле решила их сопроводить, — Неужели он снова пренебрегает собственным отдыхом? — И нашим приятелем-мучеником, — привычно пассивно-агрессивно добавляет он, мысленно вписав фразу в синонимы к имени Итер, — Это важно. — Всё верно… - чуть расслабившись, отвечает Сахароза, — Для науки его труды действительно неисчерпаемо полезны, однако для него… Короткая пауза висит в слишком уж чистом воздухе, пока каблуки туфель Сахарозы стучат об плитку, вычищенную до блеска. Её сострадание кажется слишком явным и непрофессиональным, выделяющимся на фоне абсолютного безразличия остальных по поводу таких мелочей, как «отдых». — В нашем коллективе это абсолютный консенсус о мастере Альбедо, — привычка, появившаяся от написания бесконечных отчётов и научных работ, проскакивает меж понятной речи, но оба игнорируют её, — Прошу, позаботьтесь о нём, любого учёного из нашего коллектива он напрочь отказывается слушать. — Будто одержимый. – вновь добавляет от себя тот, ловя на себе взгляд Кадзухи, — Тебе ли меня отчитывать за подобные слова? Смена коридоров напоминала путешествие сквозь лабиринт времени, каждый поворот приоткрывал новый мир тайн и знаний. Дверь, словно страж мудрости, покорно распахнулась перед ней. Открывшаяся дверь внесла парней в алхимическое святилище. Комната была наполнена ароматами неизведанных ингредиентов и магии. Полки, забитые фиалками и сверкающими ампулами, украшали стены, словно живописные полотна великих магов. Здесь царил атмосферный полумрак, создающий загадочное впечатление таинственности. Кадзуха и Скарамучча, ощущая легкую волнующую дрожь в воздухе, ступили внутрь, словно в мир, где реальность переплетается с фантазией. В этой комнате, где каждая баночка и стеклянная ампула хранили свой уникальный секрет, они готовились к следующему этапу своего приключения. Пройдя чуть дальше и зайдя в одну из следующих комнат друзья увидели алхимика, который видимо запускал какую-то химическую реакцию с помощью неизведанного механизма. Уставший вид, на что указывают синяки под глазами, появившиеся явно недавно, и тошнотворный запах хлорки, смешанный с чересчур крепким кофе – он явно им злоупотребляет. Непривычный вид Альбедо выбивался из общей атмосферы комнаты, вся атмосфера неизведанности и магии прерывалась, как только взгляд останавливался на нём, что являлся наглядным примером студента медицинского направления на третьем курсе, пусть парень и не являлся таковым. Даже Скарамучча, совершенно не обладающим хотя бы мнимым состраданием, не мог не сожалеть всем коллегам и самому Альбедо, что вцепился в собственные исследования и работу, позабыв о том, что он, вообще-то, всё ещё смертный. — Архонты, — грубый тон врезался в уши юного алхимика, прерывая раздумья и заставляя вздрогнуть, в шаге от того, чтобы не пролить драгоценную смесь, — Ты выглядишь как Божество смерти. — Оно не существует, — холодно отзывается Бедо, не теряя капли самообладания, привыкнув к желчи, которой буквально пронизана вся сущность Скарамуччи. — Как и ты, — с этими словами приземляется тот на кресло на колёсиках, пошатнувшееся, но не более, — Твои остатки человечности мигом испарились вместе с твоей личностью, когда ты любезно решил пожертвовать её науке. Кадзуха давно привык к поведению Скарамуччи, оно не вызывало особых комментариев или ответной злости, и никогда не выводило его из себя, в некоторой мере оно было даже очаровательным и имело свой особый шарм, этакая особенность его характера, с которым совсем невозможно совладать без второй жизни и лишнего грамма терпения. — Ох, ты вообще спишь? — проходя вглубь помещения подметил поэт обеспокоенно, глядя на прожжённое работой лицо учёного, что было бледнее обычного, будто за ним и впрямь пришла смерть, — Итер волнуется за тебя. Что-то внутри заметно щёлкнуло – слова о возлюбленном не остались незамеченными, их нельзя было просто пропустить мимо ушей, ведь с каждым звуком, из которого оно состояло, его сердце билось в унисон произношению, так же коротко и прерывисто, но невообразимо глубоко. И даже у настолько увлечённого своей работой человека нашлась совесть, чтобы вспомнить о своей безответственности в отношениях. — Конечно же нет. – с усмешкой, Скарамучча поднимает чашку творения Золота, чувствуя горечь на языке от одного только запаха – не сказать, чего его это волновало, напротив – подобное всегда было ему по вкусу, — Погляди, да тут образовалось бы кофейная плесень, если бы не его чистоплотность. — Пожалуй, ты прав. – произнёс юноша тем же, мягким тоном, с коротким, но обеспокоенным смешком, — Альбедо, что бы сказал Итер, если бы увидел тебя в подобном виде? Короткий выдох говорил о многом. Кадзуха умел отчитывать максимально мягко, не надавливая, и это определённо было одним из его лучших умений – проводить людям дорогу к очевидным выводам. — Что я совершенно о себе не забочусь. – голос Альбедо в момент стал приглушённым, — И его слова оказались бы верны. Он определённо не может отрицать тот факт, что Альбедо пренебрегает собой же во время своих исследований, будто действительно одержим, не иначе. И эта черта была знакома Итеру как никому другому, потому, вывод напрашивался сам, крутясь на языке. — Вы пришли из-за него? – русые волосы оголили болезненный вид лица Альбедо, как только он отвлёкся от собственных опытов, максимально-и-точно-важных, — Он всегда был слишком… — Чувствительным, эмоциональным. – подбирает слова вместо него Каэдэхара, получая кивок, — И тебя это привлекло, не ври себе. — Не могу этого отрицать, — и вновь, со вздохом, Альбедо признаёт своё поражение, — Я не могу пренебрегать своими обязанностями и исследованиями, так же, как и не могу пренебрегать им… — в раздумьях, изящные пальцы стучат по поверхности лабораторного стола, мягко, но сохраняя нечто нервное в своих движениях, — Не могли бы вы сказать ему, что буквально два дня, и я закончу с этим? — Но ты должен будешь обязательно позвонить ему. – добавляет Кадзуха с расцветающей улыбкой. — Потому что я не собираюсь в очередной раз выслушивать нытьё твоего парня, — поддерживает Скарамучча, однако по иным причинам, — Я не буду делать исключение только потому что его горе-партнёр абсолютно его игнорирует. Альбедо медленно кивнул, выражая свое согласие с условиями, высказанными ребятами. Его внутреннее состояние было далеко от спокойствия, так как он осознавал, что не поддерживал контакт с своим парнем – не звонил, не писал. С каждым прошедшим днем, когда Итер мог уже пережить несколько нервных срывов из-за отсутствия связи, чувство вины Альбедо только усиливалось. Он чувствовал, что его трудоголизм, хоть и приводил к достижению определенных успехов, начинал оказывать негативное воздействие на его личную жизнь. Возможно, в поисках совершенства и признания он упускал из виду важные моменты в отношениях. В его глазах отражалась неудовлетворенность собой и признание того, что такой образ жизни несет в себе риски и потенциальные негативные последствия. Альбедо понимал, что ему необходимо найти баланс между работой и личной жизнью, чтобы не потерять то, что ему действительно дорого. Возможно, наступил момент, когда ему стоит пересмотреть свой подход к труду и позволить себе больше времени для отдыха и важных отношений. После выдоха и намека на улыбку, парень принял решение устроить для гостей небольшую экскурсию. Ему было важно, чтобы они не прошли весь этот путь зря и получили что-то взамен. — Как насчет того, чтобы я провел вас по лаборатории и показал все? - предложил ученый, уточняя, что гости могут сделать фото или видео, чтобы Итер не беспокоился. Кадзуха, чувствуя некоторую тревогу в своем голосе, задал волнующий его вопрос: — Разве это не запрещено? - блондин предпочитал не вмешиваться в проблемы, предпочитая держаться в стороне. — Блять, вот мне честно похуй, кто там, что там - ответил Скарамучча, проявляя некоторую невозмутимость. — Кадзуха, камеру в руки и пошел смотреть внутренности этой лаборатории для подопытных кроликов. - голос Скарамуччи прозвучал раздраженно и полным уверенности, словно привыкший к тому, чтобы его авторитет оставался непоколебимым. На эти выражения Альбедо лишь ответил тихим усмешкой, демонстрируя свою спокойную уверенность. Он аккуратно выключил аппарат, который, казалось, завершал какую-то задачу, и медленно поднялся, приготовившись провести гостей дальше. Открыв двери, ведущие в начало коридора, Альбедо дал понять, что экскурсия только начинается. — Полностью всё я, конечно, вам не смогу показать, - сказал он, подчеркивая слова небольшим жестом руки. — Но свою маленькую часть я с удовольствием вам представлю. - его голос звучал спокойно, но в нем проступала усталость, словно он преодолевал не одну ночь без сна. Это было неудивительно, учитывая, что темные круги под его глазами становились ярко заметными, а лицо приобретало слегка болезненный оттенок. Под светом ламп, разбросанных в коридоре, эти признаки усталости становились еще более очевидными, создавая вокруг юноши атмосферу напряжения и потребности в немедленном отдыхе. Первая комната лаборатории, в которую попали гости под руководством Альбедо, явилась настоящим симфоническим местом ароматов и цветов. Сразу же при входе в воздухе повисли насыщенные запахи различных трав и экстрактов, словно этот уголок был алхимическим садом в самом центре лаборатории. Аптекарские банки, размещенные на полках, казались своеобразными ароматическими сокровищницами, каждая из них хранила в себе уникальные ингредиенты. Сияющие стеклянные колбы и пробирки, выстроенные на столах, блистали разноцветными жидкостями, будто они были живыми источниками света. Кажется, каждая из них была заполнена не только химическими соединениями, но и невидимой магией, таинственным сочетанием элементов, придающими им не только визуальное великолепие, но и несомненную энергию. Каждая банка, была маленьким миром, хранящим в себе зеленые листья и цветы, будто мгновение природы было застывшим внутри стеклянных стен. Взгляд бродил с одного сосуда на другой, открывая перед гостями бескрайний мир богатства растительного царства. Альбедо, с восторженным блеском в глазах, показывал на каждый экземпляр, будто рассказывал истории о таинственных свойствах каждого растения. — Это место, где я занимаюсь изучением растений и созданием лекарств, - объяснил он, подчеркивая свои слова мягким движением руки. — Алхимия – это не только наука, но и искусство создания чудесных смесей. Здесь каждый аромат, каждый экстракт – это мой маленький вклад в исследование природы. Кадзуха, следуя рекомендациям Скарамуччи, активно принимал участие в процессе документирования всего, что предлагала лаборатория Альбедо. Вооруженный камерой, он старательно запечатлевал каждый момент, словно создавая визуальный архив таинственного мира алхимии. В его глазах читалась решимость поймать каждую деталь, каждую ноту этого удивительного места. Альбедо, углубленный в рассказ и демонстрацию, пламенно подсказывал, что именно стоит запечатлеть. В его руках даже обыденные инструменты превращались в предметы великолепия и загадочности. Он словно вдохновлял своих гостей видеть нечто большее в обыденных деталях, делая их участниками увлекательного путешествия в мир алхимии. Тем временем, Скарамуччи, чуточку нахмуренный и видимо усталый, следовал за ними. Он, вероятно, был занят своими мыслями или, возможно, просто отражал некоторую усталость от напряженного дня. Взгляд его иногда смутно блуждал, но в его манере было что-то как будто скрытое, словно он таил в себе собственные загадки. В следующей комнате, в которую алхимик провел своих гостей, ощущалась атмосфера таинственности и невероятного великолепия. Здесь висели весы, как будто подготовленные для взвешивания самых малых ингредиентов, а на столах разложены были инструменты, предназначенные для тщательного анализа и исследования. Взгляд ребят буквально падал на кристаллы и порошки, раскиданные по столам, будто они были драгоценными камнями и магическими порциями силы. Каждый кристалл излучал свое особое сияние, а цвета и формы порошков казались чем-то волшебным и неуловимым. — Это место, где я провожу анализ веществ и создаю особые алхимические соединения, - объяснил Альбедо, словно открывая свой личный алхимический арсенал. Он взял в руки один из кристаллов, держа его перед глазами Скарамуччи, пока Кадзуха видимо отошел куда-то в сторону. — Каждый кристалл – результат тщательных исследований и опытов. Кристалл мерцал, словно внутри него затаились тайны вселенной. Это был не просто химический продукт, а результат нескончаемых усилий и откровений. Гостям представлялась возможность ощутить энергию и мудрость, заложенные в этих алхимических творениях. В этой комнате словно звучали замысловатые аккорды, создавая мелодию научных открытий и творческого вдохновения. Скарамучча, несмотря на свою привычную колкость, не мог устоять перед волшебством, которое раскрывалось перед ним в этой комнате алхимии. Он пристально рассматривал кристаллы и порошки, словно погружаясь в мир собственных воспоминаний и ассоциаций, связанных с блеском и сверканием. — Не спорю, выглядит красиво, - начал он, признавая, что даже в его, казалось бы, безразличном сердце, нашлось место для восхищения. Ему было приятно видеть эти сверкающие кристаллы и разноцветные порошки, словно они приносили внутренний свет в этот темный уголок лаборатории. В разговоре с Альбедо, брюнет нашел общий язык. Его собственное любопытство пробудилось, слушая, как тот рассказывал о подробных экспериментах и тщательных исследованиях. Может быть, в этот момент Скарамучча улавливал не только научные факты, но и чувствовал ту страсть, которую Альбедо вкладывал в каждый кристалл и каждый порошок. На середине рассказа Альбедо вынужден был прервать его. В мгновение в комнату пронесся пронзительный вопль, разбивший хрупкую гармонию их алхимического взаимодействия. Прерывая свой рассказ о тайнах кристаллов и магии порошков, ученый встрепенулся, его взгляд сменил направление, словно подчеркивая серьезность момента. Что-то случилось. Что-то, что смешалось с аурой их экспериментов, добавив в этот калейдоскоп чувств новый оттенок. Кадзуха, волшебно увлеченный ароматами цветов в одной из предыдущих комнат, неожиданно оказался в следующем помещении, где присутствовало ощущение жажды. Запах цветов, пропитавший воздух, лишь усилил его желание освежиться. Обостренное чувство голода и жажды побудило Кадзуху вглядеться в окружающее. На столе стояла кружка, манящая его взглядом, словно обетование освежения. Внутри кружки, судя по всему, таилась вода или чай, подчеркивая своим присутствием возможность утолить его потребность. Словно в пустыне, где каждая капля – драгоценная жизненная эссенция, он приблизился к объекту. Мгновенная реакция охватила его тело – дрожь, странная и неприятная. Волшебство этого напитка раскрывалось не так, как ожидалось. Зайдя в комнату, как из тумана, перед глазами Альбедо и Скарамуччи, возник маленький мальчик. Кадзуха превратился в ребенка, а его голос, полный страха и удивления, разрывал воздух. Шаг в неизведанное привел его в другое измерение – в мир детства, оставив друзей в изумлении перед неожиданным исходом эксперимента.