＊
— Гук-и? Гук-и! — в голосе отчётливо слышится волнение и страх. Чужая рука сильнее толкает его в плечо. — Проснись! — Папа? — омега сонно потирает глаза, пытаясь понять, почему его родитель выглядит таким встревоженным. — Что?.. — задыхается, чувствуя запах гари. За окном полыхает огонь, пожирая все дома. Все члены стаи всегда были внимательны, и никто бы по своей глупости не оставил гореть костёр на всю ночь. Что-то точно случилось. Оборотни в ужасе кричат, дом напротив разваливается и трещит, вызывая животный страх. Чонгук испуганно поворачивает голову к своему папе. — Тебе нужно бежать, малыш, — шепчет омега, не в силах успокоиться. — Избегай широких дорог и ни в коем случае не выходи в город. Беги на север и моли о помощи чужаков. — Пап? — сипит Чонгук. — Как это? Но наша стая… — беспомощно смотрит в окно, за которым происходит сумасшествие. — Нашей стаи больше нет, — поджимает губы старший. — Люди проникли на нашу территорию, они вылавливают нас. Не дай себя поймать, Гук-и, — шепчет так тихо, что Чонгук едва улавливает. — Тогда уходим! — парень хватает руку своего папы. — Обязательно, — кивает старший, быстро стирая влагу с глаз. Безбожно лжёт, зная, что за дверьми их поджидают люди. — Беги через заднюю дверь, а я тебя догоню. Беги и не оглядывайся, слышишь? — обхватывает острые плечи сына. Чонгук несогласно мотает головой, вздрагивая из-за странного звука у двери. Пуля выбивает замок, и старший понимает, что времени катастрофически мало. — Уходи! — он толкает сына в комнату со скрытым выходом, тут же запирая дверь. Парень замирает в темноте, боясь лишний раз двинуться. Даже в стрессовой ситуации его страх темноты не отпускает. Он сковывает тело и душит, заставляя упасть на пол и крепко зажмуриться. Он хочет попросить папу включить свет, но болезненный стон за пределами комнаты не даёт выкрикнуть почти выходящие слова. Папа сказал бежать. Папа сказал, что их стаи нет. Чонгук пытается нащупать ключ, лежащий под узким ковриком, уже не сдерживает слёз, чувствуя, как тьма дышит ему в затылок, желая утянуть. Холодный ключ, наконец, попадает в руку, и вместе с тем за дверьми раздаётся выстрел и предсмертный крик. Чон выпускает ключ из дрожащих пальцев и распахивает глаза, едва различая очертания комнаты. — П-папа? — омега подползает к двери, желая открыть её и убедиться в том, что его родитель жив, что он сейчас собирает их вещи, чтобы уйти от злобных людей. Ручку двери резко дёргают несколько раз, заставляя подростка отшатнуться от двери. Всё нутро кричит об опасности, запах крови раздражает слизистую и вызывает тошноту. Чонгук зажимает свой рот одной ладонью, второй судорожно ползая по полу в поисках ключа. Сердце быстро бьётся в груди, разгоняя адреналин. Омега хватает ключ и вставляет его в замочную скважину, не сумев сдержать крик ужаса, когда дверь сзади удачно выбивают. — Глупый, сбежать вздумал? — мерзкий голос пускает мурашки по всему телу. — Попался! — смеётся хриплый голос, пока ледяная ладонь хватает омегу за затылок и больно прижимает его лицом к полу. Чонгук кричит, выпутываясь из оков кошмарного сна и тёплого одеяла. Слёзы градом скатываются по щекам, пока сердце болезненно рвёт грудную клетку. В глазах всё размыто, и измученное тело падает обратно на мягкие подушки. Омега застывает, опуская глаза на тяжёлое, но тёплое одеяло, коим он был накрыт; перебинтованными пальцами ощупывает подушку, что взмокла из-за его пота, и в удивлении осматривает комнату, в которой он очнулся. Он очнулся и не умер. Кто-то спас его, и не факт, что этот кто-то добрый человек. Напротив кровати размещается тёмная дубовая дверь, в правом углу стоит огромный шкаф с зеркалами, с другой стороны располагается длинный письменный стол с большим количеством ящиков, а по стенам висят полки, на которых ровно лежат книги. Чонгук отрывает взгляд от люстры в стиле прованс и, преодолевая слабость, выбирается из кровати. Перебинтованные стопы оказываются на тёплом полу, и парень морщится из-за лёгкой боли. В комнате мрачно, но почему-то уютно. Здесь пахнет книгами, лечебными травами и сильнее всего малиной. Дрожа от озноба и сдерживая удушающий кашель, Чон встаёт с кровати и маленькими шажками подходит к окну, за которым аккуратно прячется бледное солнце. Вечереет, а это значит, что он здесь почти сутки… или больше? Сколько он пробыл в отключке?! Тяжело дыша, Чонгук отходит от окна, где виднеется снежный лес и, глотнув слишком много воздуха, прижимает ладонь к губам, громко кашляя. Ослабшие ноги подгибаются, и омега оседает на пол, задыхаясь из-за кашля. Ему кажется, что его горло сейчас разорвётся, к тому же его начинает сильно тошнить. — Очнулся! — Чон вздрагивает, переводя взгляд на вошедшего парня с длинными — почти до лопаток — волосами. — Ты зачем встал? — хмурится он, подходя к Чонгуку. Только омега, не доверяя, отползает назад, глухо покашливая с закрытым ртом. Его пугают незнакомцы. И, хоть от парня не исходит агрессии или раздражения, а только приятный запах той самой малины, Чонгук его боится. — Где я? — сипит омега. — Ты в северной стае, — улыбается он. — Я лекарь — Чон Хосок, и тебе лучше не валяться на полу, а, наконец, поесть и принять все лекарства, — с этими словами он уверенно приближается к омеге, забрасывая руку Чонгука себе на плечо и обвивая талию, чтобы довести до кровати. Хосок аккуратно укладывает больного в постель и накрывает одеялом по горло, одобрительно улыбаясь. Чон, дрожа от холода, впивается пальцами в край одеяла и поджимает сухие губы. — Я сейчас принесу тебе рисовую кашу с курицей, и мы поговорим, — лекарь шустро удаляется из комнаты, не закрывая дверь. Чонгук сглатывает вязкую слюну и морщится от боли в горле. Ему очень хочется есть, но в то же время от одной мысли о еде начинает тошнить ещё больше. Чон мечтает заснуть и проснуться здоровым, чтобы уйти отсюда. — Тебе помочь поесть? — Хосок ставит стул возле кровати и кладёт себе на колени поднос с невероятно вкусно пахнущей кашей. Вот ещё! Чон способен сидеть и держать ложку в руках, поэтому он мотает головой и с тихим стоном из-за головной боли садится, опираясь спиной на мягкую подушку. Хосок переносит поднос на кровать. — Как тебя зовут? — перебирая свои волосы, спрашивает лекарь. — Чон Чонгук, — тихо отвечает парень, с трудом донося ложку до рта. Пальцы совсем не слушаются. — Как… — он силой заставляет себя проглотить еду, — как я здесь оказался? — Я могу называть тебя просто по имени? — Хосок придерживает едва не съехавший с колен парня поднос. Чонгук кивает, засовывая в рот ещё ложку каши. — Тебя нашёл Чимин во время вечернего обхода по границе нашего поселения. Он услышал твои крики и рискнул выйти, чтобы помочь. Тебе повезло, Чонгук, что твой волк боролся до последнего и пытался задержать тепло, — лекарь улыбается, показывая, что теперь всё хорошо, и накрывает трясущуюся ладонь парня. — Что произошло? Как ты оказался в таком состоянии здесь? — Я сбежал, — ложка со звоном падает обратно в тарелку. — Откуда? Из своей стаи? Тебя там обижали? — не понимает Чон. — Из ада, — Чонгук поднимает свои чёрные глаза на лекаря, безмолвно крича, что он там действительно был. — Ты мало поел, — легко переводит тему длинноволосый. — Тебе и твоему волку нужны силы для восстановления. — Я не могу, — поджимает губы омега. — Позволь помочь? — Хосок заправляет волосы за уши, принимая молчание за согласие. Лекарь кормит его, как ничего не умеющего ребёнка. Зачерпывает половину ложки и аккуратно подносит к раскрытым губам. Чонгуку становится жутко неудобно, но он старается заглушить это в себе. Ему хотят помочь и, вроде бы, без злого умысла, так что он примет эту помощь. Каша оказывается правда очень вкусной, но омега едва осиливает полпорции. Хосок не настаивает, уходит за тёплым отваром, заставляя до дна выпить горькую гадость. После всего этого клонит в сон и становится как-то легче. Кажется, температура упала, показывая себя только в виде румянца на щеках и головной боли. — Завтра сюда зайдёт наш вожак, — видя сонного омегу, говорит лекарь. — Тебе придётся либо просить у него укрытия, либо покинуть поселение, — он забирает пустую чашу, где был отвар. — Хорошо, — Чонгук прячется под одеялом, надеясь, что больше никаких новостей нет. Понятливый Хосок тихо желает спокойной ночи и выходит из комнаты, оставляя после себя запах малины. Чон судорожно выдыхает в подушку, уже боясь завтрашнего разговора. Нужно ли ему оставаться в этой стае? Ведь его родной больше нет, а выжить в одиночку будет трудно. Мысли лениво текут в голове, веки закрываются, и Чонгук засыпает.＊
На следующий день омега просыпается из-за шума. За пределами комнаты кто-то о чём-то спорит с лекарем, с каждым новым словом повышая голос. Чонгук, не желая отпускать сон без кошмаров, переворачивается на другую сторону и натягивает тяжёлое одеяло до макушки. Однако голоса за дверьми не позволяют расслабиться и снова заснуть, поэтому омега откидывает одеяло и, опираясь на локти, прислушивается к спору. В это же время он слышит приближающиеся шаги, и дверь открывается. — Доброе утро, Чонгук, — улыбается Хосок, затягивая свои волосы в тугой хвост. — Мы тебя разбудили? — следом за ним заходит альфа. Омега недоверчиво косится в сторону альфы с удивительно голубыми глазами и присаживается, игнорируя вопрос Хосока. Какая разница, разбудили ли его, если он уже не спит. — Как себя чувствуешь? — не унывает лекарь, прижимаясь ладонью к чужому лбу. — Лучше, — пожимает плечами Чонгук, с удивлением отмечая, что ему и правда легче. — Это Ким Намджун, — вздыхает Хосок, кинув недовольный взгляд на альфу, — и он наш вожак, — он видит, как парень вздрагивает. — Не пугай его! — цокает длинноволосый, обращаясь к Киму. — Хорошо, — хмыкает альфа. — Уже вся стая знает о чужаке в нашем поселении, поэтому я пришёл поговорить с тобой, чтобы быть уверенным, что ты не с плохими намерениями, — рассматривая слегка бледное лицо омеги, говорит вожак. — Я… — голос хрипит, из-за чего Чонгук заходится в кашле, отвернувшись, — понимаю, — сжимает холодные ладони в кулаки, пряча их под одеялом. — Сейчас принесу еду и лекарства, — Хосок быстро выходит из комнаты, пока Чон провожает его взглядом. — Вы можете мне не верить, но я даже не знал, что где-то здесь чья-то стая. Я не замышляю ничего плохого, — тихо говорит омега, кидая взгляд в сторону стола. Намджун видит, как глаза парня удивлённо распахиваются, словно он впервые увидел снег через окно, и тоже переводит взгляд на стол. Там в белой небольшой вазе стоит невероятной красоты букет фиолетовых ирисов. Любимые цветы омеги, которыми он пахнет. Увидеть их зимой, в чужом доме Чонгук никак не ожидал. Он не может оторваться от букета, который медленно источает свой неповторимый сладковатый аромат, заполняя им всю комнату. Вчера их точно не было. Намджун усмехается. — Как ты оказался здесь? Где твоя стая? — возвращается к беседе вожак, складывая руки в замок. — Её больше нет, — поджимает губы омега, отрываясь от цветов. — На нас напали люди. Кого-то убили, кого-то забрали с собой, — голос дрожит, — а кто-то успел сбежать. — Хм, — тяжело вздыхает альфа. — Это были охотники? — спрашивает, ведь между оборотнями и охотниками давно установлен мир. Но, если они его нарушили, это начало войны. — Нет, — усмехается Чонгук, облизывая сухие губы, — это учёные, — в глазах обречённость и тьма боли. — Погоди, — хмурится Намджун, присаживаясь на стул. — Ты не покинул стаю и попался людям? — непонимающе моргает он. — Они убили всех моих родных, — стискивает челюсти омега, едва сдерживая слёзы. — Они сожгли на моих глазах нашего сопротивляющегося вожака и его щенков! Совсем маленьких, — шипит, начиная дрожать от злобы. — А потом забрали нас в город, чтобы проводить эксперименты, изучать процесс обращения и возможности нашего организма. Они не заслуживают жить! — рычит Чонгук. — Как ты сумел сбежать от учёных? — в шоке бормочет Намджун. — На тебе нет ничего отслеживающего? Вдруг они специально дали тебе свободу, чтобы ты их привёл к другим оборотням? — вожак давит своими феромонами, заставляя говорить быстрее. — Я загрыз всех, кто стоял на моём пути, — цедит сквозь зубы Чон, видя, как в дверях останавливается Хосок с лекарствами. — Меня преследовали, но посреди леса потеряли, решив, что я умер. А я почти умер, — шмыгает носом омега. — На мне нет отслеживающего устройства, я клянусь. Когда я восстановлюсь, я уйду, чтобы все вокруг были спокойны. Мне нужно лишь немного времени. — Я дам тебе укрытие только после клятвы, — Намджун встаёт, надеясь, что не совершает ошибку. — Джун, он ещё слаб, — пытается возразить Хосок, проходя вглубь комнаты. — Он должен поклясться, что не предаст нашу стаю до тех пор, пока не уйдёт, — отчеканивает Ким. — Твой волк должен выйти и позволить мне подчинить его, смешать нашу кровь, — кидает взгляд на стирающего слёзы парня. — И… мне жаль, — поджимает губы, молниеносно выходя из комнаты, а потом из дома лекаря. — Чонгук, — Хосок подходит к омеге, с жалостью обнимая, — прости его, ладно? Ты пережил столько дерьма, а он… — Он волнуется о сохранности стаи, — качает головой парень, отстраняясь от лекаря, чтобы откашляться. — И я согласен подставить пузо, потому что ничего плохого не замышляю. — Тогда тебе нужно больше сил! — улыбается Хосок. — Мой любимый чай уже должен был завариться. — Могу я позавтракать на кухне? — тихо спрашивает Чонгук, желая размять ноги хоть немного. — Конечно, — энергично кивает омега. Длинноволосый помогает парню подняться с кровати и укутывает больного в плед. На кухне, куда они заходят, почти не развернуться, но здесь всё так же уютно. Чонгук смотрит на рисовый пирог с ананасами, чашку чая из трав и благодарно улыбается Хосоку. Он очень заботлив и доброжелателен к такому чужаку, как Чон. Он не побоялся и оставил слабого, но всё же незнакомца у себя дома, взял ответственность и ещё пытается защищать. Омега смотрит, как лекарь хлопочет, и не может не чувствовать себя лучше. Наверное, Хосоку очень одиноко здесь, ведь никаких следов его альфы нет: ни вещей, ни запаха. — Я видел ирисы… — неуверенно говорит Чонгук, благодарно кивая, когда лекарь ставит на стол чашу с очень горячим отваром. — Как ты их нашёл? — поднимает глаза, пряча руки под столом. — Ах, это, — хихикает Хосок, громко хлебнув тёплого чая. — Задай этот вопрос тому, кто их принёс, — и опускает светящиеся глаза в тарелку. Парень в недоумении хлопает ресницами. Он ошибся? У Чона всё-таки есть альфа, и эти цветы подарили лекарю? Тогда почему они стоят в комнате, которую временно занимает Чонгук? Просто так? Тысяча вопросов всплывает в голове, но омега молчит, принимаясь завтракать. Завтракать наивкуснейшим пирогом, который он нигде больше не попробует.＊
Омега стоит на заснеженном невысоком холме, что является границей поселения, и смотрит вдаль. Сильный ветер треплет слегка вьющиеся пепельные волосы и шумит в ушах. Тёплая меховая накидка грозится соскользнуть с плеч и улететь в неизвестном направлении, но парня это совсем не тревожит. Больше всего его мысли занимает чужак, которого он не так давно нашёл, патрулируя восточную границу. Не помочь умирающему и совершенно нагому парню, что медленно умирал, утопая в снегах, Чимин не смог. Хотелось сделать вид, что он не услышал жалкие хриплые крики, но ему следовало проверить обстановку. Совесть и сердце кричали спасти омегу и просить Хосока вылечить его, а ноги приросли к твёрдой из-за мороза земле до тех пор, пока чужак не упал в снег, отключаясь. Страшно, если он привёл предателя, страшно, если этим самым он навлёк беду на свою стаю, только вот все внутренности орут, что так правильно. Чонгук, как выяснилось, теперь одиночка, которому была необходима помощь. Чимин надеется, что не ошибся. — Снова витаешь в своих мрачных мыслях? — на лопатки ложится широкая ладонь, заставляя вздрогнуть и обернуться. — Почему сразу «мрачных»? — фыркает Пак, оглядывая широкую улыбку Юнги. — Потому что вот здесь, — альфа проводит большим пальцем по чужому межбровью, — залегли глубокие складки, — улыбается, когда Чимин недовольно цокает и отталкивает тёплую ладонь. — Что ты тут делаешь? — устало вздыхает омега, возвращая взгляд на темнеющее небо. — За тобой пришёл, — жмёт плечами Юнги, пристально смотря на профиль парня. — Твой патруль закончился ещё полчаса назад, а мой папа не может дождаться тебя на ужин. — Я не приду, — сразу же отказывается омега. — Почему? — грустнеет Мин, наклоняясь, чтобы заглянуть в холодные глаза. Когда же он увидит там потепление? — Устал и хочу спать, — Чимин поправляет накидку и разворачивается, шуруя в поселение. — Хочу ещё зайти к Хосоку, — слыша, что альфа идёт сзади, добавляет он. — С тобой что-то случилось? Заболел? — сразу же начинает волноваться Юнги, равняясь с младшим. — Нет, хочу проверить Чонгука, которого принёс в поселение. Завтра он должен подчиниться вожаку, слышал? — выгибает бровь Чимин, переступая торчащие из-под снега корни деревьев. — Слышал, — кивает альфа. — Ты хочешь посмотреть на это? — Я привёл его в нашу стаю, Юнги, — парень резко останавливается, чтобы взглянуть на альфу. — Я обязан там быть — Намджун сказал. — Тогда я пойду с тобой, — Мин хватает своей ладонью ледяную ладонь Чимина, двигаясь к поселению. — И, если ты устал, я могу принести тебе ужин домой. Папа приготовил нежнейшую курочку. Чимин поджимает губы и с трудом вырывает свою ладонь, ускоряя шаг. От тепла Юнги ему плохо становится. От его улыбки дрожь пробегает, предвещая нечто нехорошее. Омега устал убегать от того, кто неустанно догоняет его. — Хватит, — выходя из леса, тихо просит Пак. — А? — не понимает Юнги, тщательно придумывая всё это время, как накормить несносного парня. — Иди домой, — отчеканивает Чимин, стискивая челюсти из-за забирающегося под одежду холода. Он и правда слишком долго стоял на границе, окоченев. — Конечно, но чуть позже, — альфа настроен провести омегу до дома. — Юнги, — мычит младший, поднимая глаза к небу. — Как ты не понимаешь, что ничего не выйдет? — мёртвым взглядом смотрит в удивительные лисьи глаза. — Ты же знаешь, что омеги, уходящие в патруль, не могут иметь пару! — это единственное условие, потому что такая работа не для слабого пола, однако Чимина это не останавливало. Он единственный омега, следящий за порядком. Ему плевать, что кто-то положил на него глаз. — Побегай за кем-нибудь другим, — отталкивает альфу, поворачивая в сторону своего дома. — Но… — пытается что-то сказать Мин. — Я всё сказал! — рычит Чимин, больше не чувствуя преследования. Выдохнув пар, он устало трёт глаза и стряхивает снег с ботинок, открывая дверь. В доме холодно и пусто. Пахнет чем-то испорченным и самим омегой — холодной черникой. Чимин вытаскивает ноги с побледневшими из-за мороза пальцами из обуви и засовывает их в тёплые тапочки. Включив обогреватели на максимум, он стягивает с себя верхнюю одежду и вяло плетётся на кухню, где начала покрываться плесенью стоящая на столе три дня лапша. Чимин морщится, выбрасывая её в пакет и туго его завязывая, ставит кипятиться чайник и открывает холодильник, доставая тосты с тофу. Завывающий за окном ветер приковывает к себе взгляд, и Пак садится на широкий подоконник, ставя тарелку с тостами на колени. Он без аппетита жуёт еду, безразлично смотря на кружащийся за окном снег. Чайник вскипает, но остаётся проигнорированным. С тяжёлым вздохом Чимин бросает еду обратно на тарелку и спрыгивает с подоконника. Всё, чего ему сейчас хочется, это завалиться в кровать и забыться во сне или пойти обратно на границу, где можно побыть одному. Только он не потакает своим желаниям. Одевшись, омега выходит обратно на холод, шипя от колючего снега, что царапает нежную кожу лица, и идёт по пустому поселению к лекарю, заодно надеясь выпросить подавители. Чёртова течка не за горами, а прекрасных пилюль совсем не осталось. Ветер злобно воет, пытаясь столкнуть омегу наземь. Чимин морщится, закрывая шарфом обветренные губы, аккуратно ступает по медленно исчезающей тропинке под ногами. Омега совсем тихо стучится в дверь своими костяшками, не покрытыми перчатками, и облегчённо выдыхает, когда дверь распахивается и его обдаёт жаром. Хосок печёт пирожки. — Хорошо, что ты пришёл! — счастливо улыбается лекарь, затаскивая Чимина в дом и закрывая дверь. — Идём пить чай, — нетерпеливо обхватывает ледяные ладони, поднося их к губам и опаляя дыханием. Из комнаты доносится сухой кашель. — Как он? — тихо спрашивает Пак, вешая накидку на крючок. — Ему лучше, — кивает Хосок. — Я вас сейчас познакомлю! Думаю, Чонгук будет рад тебе, — хозяин дома уносится к чужаку, пока омега проходит на кухню, где в большой тарелке горой лежат румяные пирожки. — Это Пак Чимин, он отвечает за безопасность нашей стаи, — слышит голос Хосока и поворачивается к двум омегам. Чонгук не выглядит здоровым. Он вяло плетётся за лекарем, являя гостю свои красные глаза и бледную кожу. Чёрные, слегка грязные волосы находятся в беспорядке, большой нос сопливит, но он хотя бы не выглядит, как труп. Чон с интересом рассматривает своего спасителя, который в ответ сканирует его глазами без эмоций. От такого взгляда почему-то в дрожь бросает. Чимин выглядит так, будто ненавидит омегу, но Чонгук уверен, что это не так. Похоже, среди них только Хосок выглядит счастливым из-за удачно испечённых пирожков. — Привет, — шепчет Чонгук, едва не промахиваясь мимо стула. — Рад, что ты выжил, — ровным тоном отвечает Чимин, переводя взгляд на чашку чая. — Да, всё благодаря тебе… вам и Хосоку, — хрипит парень, отворачиваясь, чтобы покашлять. — Спасибо, — слабо улыбается пепельноволосому, обхватывая ладонями чашку. — Не обязательно выкать, — закатывает глаза Чимин, делая большой глоток жидкости. — Хватит скакать уже, — говорит Хосоку, который достаёт последнюю партию пирожков из духовки. — Хорошо, мистер Бука, — хихикает лекарь. — Занесёшь парочку пирожков Юнги? — садится за стол, подпирая подбородок ладонью. — Сам отнеси, — бурчит омега. — Не обращай внимания, Чонгук, он всегда такой безучастный, — специально громко говорит Чону, протягивая ему остывший пирожок с яблоками и корицей. — Готов к завтрашнему дню? — выгибает бровь Чимин, сдаваясь и принимая пирожок. Хосок ведь не отстанет. — Я… — Чонгук поджимает губы в тонкую полоску, — не знаю, — откусывает большой кусок, занимая рот более приятной вещью. — Если ты предатель, я убью тебя первым, — отчеканивает Пак, видя, как парень давится едой. — Вы задолбали! — фыркает Хосок. — Он столько всего пережил, а вы его с Джуном на пару обижаете! — легонько хлопает кашляющего и краснеющего парня по спине. — Просто предупреждаю, — хмыкает омега, откусывая пирожок. — Айщ, — отмахивается Хосок, откидываясь спиной на спинку стула. — Ты же скоро в город поедешь с Тэхёном? — длинноволосый видит, как Чонгук вздрагивает, отставляя чай. — Ему нужна одежда, не ходить же ему волком всё время. Привезёшь? — и мило хлопает глазками, пока больной стирает слёзы из-за кашля и в неловкости опускает голову. — Ладно, — соглашается Чимин. — А ты мне дашь подавители, — преспокойно глотает чай, чувствуя на себе тяжёлый взгляд. — Это плохо влияет на твой организм, — повторяет одно и то же уже в который раз. — Я могу сделать тебе отвар, снимающий боль, чтобы твой гормональный фон оставался в порядке. Ты убиваешь себя этими препаратами, понимаешь? — Просто дай мне эти чёртовы таблетки, — вскакивает из-за стола парень. — Мне необходимо это. У меня патруль в первый день цикла, — устало вздыхает, падая обратно. — Ты с ума сошёл?! — повышает голос Хосок. — Хоби, — поднимает глаза, молча прося прекратить. — Какой же идиот! — фыркает Чон, кинув короткий взгляд на чувствующего себя лишним Чонгука. — В последний раз, — уходит в комнату, где хранит все синтетические лекарства из города. Чимин усмехается, сложив руки на груди. Никакой это не последний раз. Надо будет — он сам в город съездит и купит подавители, но течь, как сука, желая альфу, не собирается. Он часто думает о том, что хотел бы родиться альфой, ведь так всё было бы намного проще. — Ты никогда не проводил течки с альфой? — помявшись, всё-таки интересуется Чонгук. — Что за вопросы, чужак? — холодно смотрит Чимин. — А ведь Хосок из-за твоего поведения мог спокойно отказать, — хмурится омега. — И тогда лежал бы ты в своём доме, плача от боли и трахая себя пальцами, — он злится. Злится из-за того, что Чимин ведёт себя так, словно лекарь обязан выдать ему подавители, с которыми легче. — Что ты сказал? — поднимает брови Пак, являя парню удивление. — Я клоню к тому, что нужно быть помягче с людьми, которым ты дорог, — Чонгук не сдерживает кашля, морщась от боли в горле. — Думаешь, ты имеешь право указывать мне, как себя вести? — Чимин стискивает челюсти. — Я не указываю, — поджимает губы Чон. — А советую. — Ты… — шипит пепельноволосый, но его прерывает Хосок, который, словно почувствовав назревающий конфликт, быстро прибегает обратно вместе с подавителями. — Я пойду, — Пак колеблется пару секунд, кидает предупреждающий взгляд на Чонгука и хватает таблетки. — Спасибо, Хоби, — невесомо касается плеча лекаря и уходит в прихожую. — А пирожки? — вдогонку кричит растерянный Чон, слыша лишь хлопок двери.＊
Чонгук ворочается, кидая тоскливый взгляд на часы. Три часа ночи, а сон всё не идёт. У него раскалывается голова из-за температуры и огромного количества мыслей, которые всё не перестают крутиться. Омега смотрит на стол, где стоит ваза со свежими ирисами, которые каждое утро сменяются на новые, и на его губах расцветает слабая улыбка. Он понимает, что букеты не для него, но внутри становится как-то хорошо, когда он просыпается и первым делом поворачивает голову к цветам, вдыхая их аромат. Именно поэтому он не просит Хосока забрать ирисы к себе в комнату. Откашлявшись в подушку, чтобы не разбудить давно спящего лекаря, Чонгук тихо слезает с кровати, чувствуя озноб. Ветер за окном злобно воет, танцуя вместе со снегом, всё поселение спит. Парень, кусая нижнюю губу, натягивает тёплые носки Хосока, которые ему с радостью одолжили, широкую кофту и спортивные штаны с подкладкой. Воровато оглядывается, выходя из комнаты, и хватает с вешалки зимнюю куртку хозяина, желая впервые за всё своё нахождение в этой стае выйти на улицу и подышать морозным воздухом. Ботинки Хосока оказываются очень велики, но омега отмахивается, быстро оказываясь на улице и так же быстро закрывая дверь, чтобы холод не проник в тёплый дом. Порыв ветра счастливо обдувает Чона, заставляя задрожать и быстро надеть куртку, застегнув её до горла. Ладони неприятно замерзают, и Чонгук опускает их в карманы, спускаясь по трём ступеням на тропинку. Снег под ногами не хрустит из-за низкой температуры, зато врезается в ноги, словно пытаясь укрыть одеялом. Омега полной грудью вдыхает отрезвляющий воздух и, коротко улыбнувшись, наклоняется, чтобы зачерпнуть снежинки, которые тут же начинают таять. В его поселении зима была мягкой. Снег шёл очень редко, быстро превращался в грязь и слякоть, из-за чего многие дети грустили. У них покататься с горки было почти невозможно, побегать волком по белой перине тоже. И, привыкший к своему родному климату, Чонгук в удивлении понимает, что более суровый не отталкивает его. Да, жутко холодно, но ведь так приятно зайти потом домой и отогреться, трогать свои горящие щёки. Чонгук делает ещё один шаг вперёд, вздрагивая из-за недовольного рычания, раздавшегося где-то сбоку. Он испуганно озирается, пока не натыкается на выделяющиеся из темноты цитриновые глаза, ойкает в неловкости и медленно отходит назад, думая, что, наверное, он не имеет право выходить из дома без чьего-либо разрешения. Светло-серый волк, почти сливающийся со снегом, приближается, пока омега отдаляется, аккуратно вытягивая вперёд дрожащую ладонь. Огромные ботинки подводят, и парень спотыкается, падая всем телом в наметённый ветром сугроб снега. Он резко выныривает обратно, громко вдыхая морозный воздух и морщась от снега, желающего растаять и попасть в глаза. Чонгук задыхается, когда сталкивается рукой с мокрым носом оказавшегося слишком близко волка, и громко заходится в кашле, отползая от оборотня. Руки больно немеют, голова становится слишком тяжёлой, а страх заставляет сжаться на месте. Волк тихо и коротко фыркает, бодая омегу носом в бок. Чон в недоумении моргает, пока волк опускает голову к его ладони и поднимает её в воздух. Кажется, он хочет, чтобы омега встал?.. Парень прикусывает свою губу и с тихими покашливаниями поднимается на ноги, отряхивая снег и во все глаза пялясь на толкающего его в сторону дома оборотня. — Я хотел, — хрипит он, зачем-то оправдываясь, — подышать немного, — с трудом продолжает, заглядывая в волчьи глаза цвета цитрина. Волк только пыхтит, подставляя свою голову под ледяную ладонь и продолжая толкать к дому. Шерсть у оборотня оказывается очень тёплой и мягкой. Чонгук даже руку не убирает, как завороженный, зарываясь пальцами лишь глубже. Волк неожиданно урчит, изворачивая голову, чтобы почувствовать эти нежные пальцы на шее. Омега улыбается, пока снова не начинает кашлять, чувствуя, как начинают слипаться глаза и подкашиваться ноги. Оборотень как будто хмурится и повесомее толкает Чона к входной двери. Чонгук шмыгает заложенным носом, стирает проступившие слезинки и послушно поднимается по ступенькам, чувствуя сопровождающие его глаза. — Пока, — омега неуверенно оборачивается, видя, как волк в ожидании садится, выставив передние лапы. Он только подгоняет громким рычанием, заставляя ускориться и скрыться в доме. Чонгук запирает дверь и, чувствуя неровно бьющееся сердце, прижимается к ней спиной, долго выдыхая. Оборотень оказался таким красивым, что на него хотелось вновь посмотреть, хотя тот наверняка будет против. Он почему-то хотел, чтобы омега не мёрз на улице, а пошёл в тёплый дом, он не боялся чужака, подставляя свою голову, словно кот. Чонгук стягивает ботинки и куртку, наслаждаясь приятным теплом, уходит в свою временную комнату и, устало зевнув, падает в кровать в одежде. Перед глазами всплывают цитриновые глаза, красивая морда и большие лапы. Омега на фоне этого, без сомнений, альфы даже в обличье волка будет меньше. Чон прикрывает глаза, думая, что надо было попросить прийти этого волка завтра, чтобы познакомиться. Ему кажется, что они бы подружились и нашли общие темы для разговора.＊
Сокджин улыбается, медленно выплывая из сна благодаря нежным поцелуям в плечи и тёплым пальцам, скользящим по его телу. Омега хихикает из-за щекочущего дыхания в шею и открывает глаза, получая сладкий поцелуй в губы. — Вставай, — Намджун вопреки своим словам продолжает нежить супруга. — Скоро сбор на поляне, где мы либо примем нового члена стаи, либо прогоним, — с тяжёлым вздохом отрывается от нежной кожи, вставая с кровати. — Надеюсь, тот милый мальчик останется у нас, — Джин блаженно потягивается, выбираясь из мягкой кровати. — Ты же позволишь? — игриво касается рельефного плеча, сверкая своими карими глазами. — Позволю, — вожак резко наклоняется и обвивает талию своего мужа, поднимая его в воздух. Сокджин визжит и покрепче вцепляется в плечи альфы, всё ещё не привыкнув к такому любимому действию Джуна. — Ночью была сильная метель, — он ставит омегу на пол, — так что надень сегодня ботинки подлиннее, — заботливо заправляет прядь волос за ухо, даря ласковую улыбку. — Хорошо, — кивает Сокджин, набрасывая на голые плечи махровый халат. — Я займусь пустым домом на окраине. Пусть Чонгук живёт там, чтобы не стеснять Хоби. Нужно убраться, выяснить, цела ли крыша, принести одежду, посуду и одеяла… — задумчиво тянет омега. — Ох! Тэхён же поедет в город! Я попрошу его купить всё необходимое, — радостно прыгает, замечая тёплый взгляд от вожака. — Попроси помощи у некоторых омег и альф, — Намджун кладёт свою ладонь на розовую щёку парня. — Омеги помогут убраться, а альфы проверят систему отопления, починят, если что нужно. Возможно, я тоже присоединюсь где-то после обеда. Ладно? — целует в лоб, получая согласный кивок. — Я приготовил яичные роллы на завтрак, так что беги умываться, — шлёпает по мягкой ягодице, указывая взглядом на ванную. — Люблю тебя! — Джин крепко обнимает своего мужа, втягивая любимый запах можжевельника и быстро убегая в ванную. День обещает быть хорошим. Они возьмут с чужака клятву, что он никому не расскажет, где находится их поселение, он станет частью их стаи и, если захочет, то навсегда. У Чонгука появится новый дом и друзья, в число которых Сокджин не против входить. Он любит общаться со всеми, помогать и решать проблемы, как полагается паре вожака. Умывшись, омега спускается со второго этажа на кухню, где Намджун всё красиво сервирует. Сокджин тихо идёт в белых носках по полу и, желая испугать, запрыгивает на спину своего мужа, по-детски рыча на ухо. Альфа тихо смеётся, поддерживая младшего за ноги, и поворачивает голову к своему любимому волчонку. — Ты не испугался? — ноет омега. — Даже чуть-чуть? — сдвигает указательный и большой пальцы вместе, показывая меру. Намджун с улыбкой мотает головой и отпускает парня на пол, видя слегка надутые губы, на которых он оставляет поцелуй. Его испугать может только беда, случившаяся с Сокджином, и угроза над стаей, а остальное решаемо. — Устроим сегодня праздничный ужин? — предлагает омега, присаживаясь за стол. — В честь чего? — интересуется мужчина, садясь рядом. — Просто так, — пожимает плечами Джин, хватая палочками маленький яичный рулет с начинкой из зелени. — Хорошо, — вожак целует парня в висок, с удовольствием приступая к еде. Сокджин энергично жуёт завтрак, но постепенно его движения замедляются, а сам он замирает. Омега кидает неуверенный взгляд на довольного Намджуна, принюхивается к рулетам и громко вскакивает из-за стола, роняя стул и зажимая ладонями рот. Ванная комната оказывается так далеко, а бесконечные ступеньки на второй этаж всё не заканчиваются. Рвота почти подступает к горлу, и парень едва успевает добежать до унитаза, склоняясь над ним и исторгая тот несчастный рулет. Он, задыхаясь, кашляет и судорожно вдыхает воздух, захлопывая крышку унитаза. В дверях стоит до побеления напуганный альфа, который, увидев хрустальные слёзы на бледных щеках, тут же срывается с места, падая на колени рядом с мужем. Окутывающий можжевельник успокаивает, и омеге становится легче. Сокджин обнимает Джуна, зарываясь носом в шею, и громко выдыхает. — Джин-и, — Намджун обхватывает обесцвеченное лицо, в волнении оглядывая омегу. — Великая луна! Что такое? — нервно приглаживает растрёпанные волосы, помогая подняться. — Намджун, — шепчет Сокджин сухими губами, поднимая глаза на мужа. — Что? Снова тошнит? — округляет свои голубые глаза, поглаживая спину омеги. — Н-нет, — Ким в шоке прикладывает свою ладонь к плоскому животу. — Мне нужно к Хоби, — убегает в комнату, чтобы быстро одеться. Потрясённый омега достаёт подрагивающими пальцами тёплую одежду, вспоминая течку пятинедельной давности. Они не использовали контрацепцию, решив, что готовы к детям, но Джин и не думал, что может получиться с первого раза. Они в браке почти год, и именно их первенец — наследник вожака — был самым долгожданным для всех в стае. Порой родители Сокджина с хитринкой в глазах интересовались, когда они подарят им внука, на что оба супруга только смеялись, отмахиваясь. Омега боится. Ему до мурашек страшно носить в себе ребёнка, нести такую ответственность. Он боится боли и сложностей, которые непременно будут. И, поправляя сейчас ворот свитера, в панике думает, что он всё-таки не готов. — Эй, родной, — Намджун приподнимает лицо мужа за подбородок, видя дрожащую нижнюю губу. — Ну что ты так разволновался? — крепко обнимает, целуя в угол нижней челюсти. — А… если у нас будет м-малыш? — Джин начинает дрожать, натягивая рукава свитера на пальцы. — Я буду самым счастливым волком во всём мире, — заверяет вожак, опуская руки на узкую талию. — Я пойду с тобой, — решает, но его останавливает ладонь на груди. — Тебе там делать нечего, — упирается парень. — Хоби нужно осмотреть меня. Пожалуйста, — смотрит своими неземными глазами, из-за чего становится невозможно отказать. — Давай я всё тебе расскажу после приёма? Ты можешь меня забрать прямо из дома Хосока, но сейчас не иди за мной. Намджун поджимает губы и со скрипом соглашается, целуя в щёку. Сокджин тепло улыбается, запуская пальцы в мягкие волосы, чтобы успокоить лёгким массажем. Альфа наблюдает за тем, как одевается его муж, помогает накинуть куртку и завязывает плюшевый шарф, целуя в нос. — Ты не голоден? — не желая отпускать, спрашивает вожак. — Ни слова про еду, — морщится омега. — Ну всё, отпускай, мне жарко, — хнычет, потираясь виском о щёку альфы. — Я скоро буду, — Джун открывает дверь, прослеживая взглядом удаляющуюся спину. Сокджин летит, пытаясь скорее добраться до Хосока, коротко здоровается с членами стаи и радостно хрустит снегом под ногами. Если Намджун будет самым счастливым благодаря их малышу, то он без раздумий согласен его подарить. Вместе они справятся, ведь с большой стаей справляются же. Омега топчется на пороге, стряхивая снег и нетерпеливо стучится к лекарю, поправляя шарф. Биение сердца заглушает звуки шагов в доме, поэтому Джин вздрагивает, когда она неожиданно открывается. — Привет! — лекарь с улыбкой затягивает Кима в дом, радостно обнимая. — Хочешь пирожков? Сокджин стягивает шарф, кусая нижнюю губу и отрицательно качая головой. Ему становится как-то неловко, поэтому он решает оттянуть время и долго раздевается. — Ты представляешь? — Хосок вырывает куртку из рук парня, самостоятельно вешая её на вешалку. — Захожу я утром к Чонгуку, а тот спит в моей одежде, сгорая от температуры! — восклицает он. — Никаких сегодня клятв — так и передай Намджуну. Он ночью вышел на улицу, а проснулся с температурой под сорок. Я даже думал везти его в город, — цокает Чон, провожая Джина на кухню. — Как он сейчас? — в шоке шепчет Сокджин, садясь на стул. — Ему помогли мои отвары, поэтому он спит. С ним недавно сидел Тэхён, и ему стало лучше, — Хосок довольно хмыкает, наливая чай. — Тэхён? — ещё больше удивляется омега. — Да, Тэхён, — хихикает лекарь. — Ты вообще чего тут? Просто в гости или пришёл познакомиться с Чонгуком? — протягивает дымящуюся чашку. — Эм… — Ким принюхивается, радуясь, что чай не вызывает тошноту, — не совсем, — краснеет, опуская глаза на чашку. — Так, — Чон упирает кулаки в бока, — простыл? — щурится недовольно. — Не совсем, — повторяет омега. — Мне нужна твоя помощь, — мнётся он, делая маленький глоток чая. Хосок терпеливо ждёт. — Осмотришь меня? Я в последние дни устаю раньше обычного и… сегодня утром меня стошнило, — зажмурившись, выпаливает, быстро глотая чай. — Это… — Хосок аж приседает на стул. — Конечно, Джин! — радостно хлопает в ладоши. — У вас была сцепка? — смущает парня ещё больше, не обращая внимания на пунцовые щёки. Ким кивает. — Как давно? — Где-то месяц назад, — бурчит, закатывая глаза на весёлую улыбку лекаря. — Идём, — гладит по плечу, заводя в свой личный кабинет специально для омежьих вопросов. Сокджин со страхом в глазах раздевается, смотря, как Хосок надевает резиновые перчатки. Знающий своё дело Чон аккуратно осматривает слишком нервничающего Джина. Удивительно, что такой вот стесняшка в одночасье может стать сосредоточенным и уверенным парнем, когда у кого-то проблемы и нужна помощь. Хосок отворачивается с широкой улыбкой и стягивает перчатки, оттягивая момент истины. Ему всегда нравилось делать громкую паузу перед хорошими новостями. — Поздравляю, Джин-и, — прекратив мучить омегу, шепчет лекарь. — Матка мягкая и слегка увеличена. Скоро запах изменится и живот начнёт расти. У вас действительно будет наследник, — улыбается начинающему плакать Киму. — Всё хорошо, — гладит по волосам, затаскивая в объятия. Сокджин судорожно выдыхает, не веря в происходящее. Ему хочется обратиться волком и найти мужа, чтобы поделиться счастьем, получить такую нужную ласку и заботу. И, словно чувствуя, дверь в кабинет распахивает Джун с горящими от волнения глазами. Вожаку хватает одного кивка от мужа и его радостной улыбки вместе со слезами, чтобы понять всё правильно. У них будет пополнение.＊
Чонгуку плохо морально и физически. Его снова захватывают сны о прошлом, заканчивающиеся неизбежными кошмарами. Он совсем один и там, и тут. Он уязвим среди чужаков и, если они захотят его разорвать и загрызть, он не сможет сопротивляться. Хосок хороший, но что, если всё это маска? Вдруг эта стая помогает ему ради личной выгоды? Вдруг он когда-нибудь станет разменной монетой? Или омегой, которым можно пользоваться всем без разбора. Чонгук плачет. Плачет сквозь сон, горько и надрывно, наконец выплёскивая все эмоции. Он пускает неконтролируемые слёзы до тех пор, пока не чувствует чьи-то пальцы у себя в волосах и окутывающий запах мускуса. Ему хочется открыть глаза, чтобы понять, не снится ли это ему, не галлюцинации ли это, но сил нет. Он то впадает в липкие сны, то выныривает из них, плохо соображая. Так проходит неизвестно сколько времени, и в какой-то день Чонгук просыпается, с удивлением отмечая, что ему давно не было так хорошо. Новый букет ирисов радует глаз, аромат забивается в теперь не заложенный нос. Омега даже встаёт с кровати на пол, понимая, что выздоровел, если не считать общей слабости. Он не стесняется и радостно ходит по комнате, доставая ирисы из воды и громко втягивая их запах. Его запах. Хосок, кажется, волшебник, иначе как объяснить, что он отлично себя чувствует и очень хочет есть. Поэтому безбоязненно выходит из комнаты, направляясь на кухню, где очень вкусно пахнет лапшой и мясом. — Чонгук! — длинноволосый замечает парня, что с интересом разглядывает наполненный стол. — Как самочувствие? — Прекрасно, — улыбается омега, воруя лист салата с тарелки. — Я ещё никогда не чувствовал себя таким отдохнувшим. Будто переродился, — хихикает он. — Что ты мне дал? — То, что было тебе необходимо, — подмигивает лекарь, надавливая на плечи Чонгука, чтобы тот сел за стол. — Давай ужинать! Я как знал, что ты скоро очнёшься. — Уже вечер? — Чон заглядывает в окно, видя тёмное небо. — Сколько я вообще спал? — выгибает бровь, совершенно потерявшись во времени. — Ты трое суток был не в себе, — шепчет Хосок. — Просыпался очень редко и совсем ничего не понимал. Я едва успевал впихнуть в тебя три ложки каши, как ты снова отключался. — Что? — распахивает глаза Чонгук. — А как же… клятва? Вожак меня прогонит? — а чего его держать в их поселении? Он лишний рот, не приносящий никакой пользы для стаи и не поклявшийся в верности. — Успокойся, — улыбается лекарь. — Все понимают, что с тобой было и что ты не смог бы обратиться в таком состоянии. И многие уже хотят с тобой познакомиться, хотят, чтобы ты стал частью нашей стаи… навсегда, — Хосок садится напротив, заключая ладонь парня в свою. — Джин — пара вожака — уже подготовил для тебя небольшой свободный домик, там всё починили и красиво обустроили. Я бы тоже не хотел, чтобы ты покидал нас. Ты хороший, Чонгук. Со своими скелетами, но хороший, я не могу в этом ошибаться, — его слова вызывают боль в сердце. Как давно он не слышал таких слов… — Я… — омега поджимает губы, лишь бы скрыть то, как он проникся искренней речью лекаря, — у меня нет дома, и если Намджун разрешит, то я бы хотел остаться. Я хочу помогать вам, ментально слышать. Я многое умею! Могу шить одежду, разбираюсь в грибах и ягодах, умею охотиться и ловить рыбу, — в его родной стае многому учили, и сейчас Чонгук очень благодарен тем урокам, на которые не хотел ходить. — Ты чудо, — смеётся Хосок. — Ешь давай! Тебе нужны силы. Чонгук безропотно начинает есть, не сдерживая довольных стонов. Мясо приятно тает во рту, непривычно свежая зелень радует вкусовые рецепторы, а в меру мягкая лапша заставляет почти визжать от восторга. Омега набивает полный рот, думая, что готов съесть весь стол. Хосок наливает травяной чай, протягивая будущему члену стаи, и тоже принимается за еду. Некоторое время на кухне царит молчание. Лекарь радуется зверскому аппетиту Чона, подкладывая ему всё больше мяса. Под конец Чонгук даже начинает икать, поглаживая наполненный живот. — Хосок, — парень облизывает губы, хлопая ладонями по столу, — а ты не хочешь побегать со мной волком и показать ваше поселение? — Сейчас? — удивляется длинноволосый. — После еды у меня появляется много сил, — хвастается омега. — Думаю, ещё не стоит морозить хвост — твой иммунитет не восстановился, но, кстати, меня удивило то, что твои раны довольно быстро затянулись. Так что, возможно, я ошибаюсь и ты правда в порядке, — тянет Хосок. — Раны? — моргает Чонгук. — У тебя было обморожение, и на коже образовались пузыри, которые проходят относительно долго, однако у тебя сейчас ни следа, — указывает на ладони, с которых он день назад окончательно снял бинты. — А… — теряется младший, — ну… это же хорошо? — прячет руки под стол, прикусывая нижнюю губу. — Хорошо, — соглашается длинноволосый, потирая подбородок. — Как себя чувствует твой волк? — резко задаёт вопрос он. — Волк? — Чон чувствует себя тупым, коря за привычку всё переспрашивать, будто он глухой. — Ты должен войти в состав нашей стаи в обличье волка. Тогда, когда единение с природой будет максимальным, — с улыбкой поясняет Хосок. — Важно, чтобы твой волк так же чувствовал себя хорошо и был готов к подчинению. Чонгук прислушивается к себе, пытаясь понять, нормально ли всё с волком. Он даже хмурится, уходя глубоко в себя и не видя, как в его глазах отражается зарождающаяся паника. Зато всё видит лекарь, вставая и обходя стол, чтобы оказать поддержку. Чонгук поднимает голову, сжимая кулаки под столом, и с диким страхом смотрит на Хосока. — Он… молчит.＊
Новость о том, что чужак не может подчиниться вожаку, распространилась по поселению со скоростью света. Это было неминуемо. Возможно, Хосок сказал об этом Джину, а тот Джуну, который рассказал Юнги, но к следующему дню вся стая знала о проблеме. Кто-то сочувствовал парню, а кто-то начал относиться ещё более настороженно, обходя Чонгука за три метра. Сам Чонгук не знал, что делать и как доказать свою преданность. Хосок пытался успокоить и убедить, что, почувствовав себя в безопасности, волк вернётся, нужно только больше отдыхать, есть и окончательно выздоравливать. Только Чону казалось, что его волк, оказавшись в этой самой безопасности, пошёл дрыхнуть на несколько недель после жуткого стресса. Самой страшной мыслью было, что волк больше никогда не отзовётся, но Хосок говорил о невозможности этого события. Спустя пару дней омега оставил лекаря одного и переехал в аккуратный домик рядом с лесом. Ему очень понравилось, и мысль, что это его жильё на ближайшее будущее, приятно грела. Из стаи с ним общались только Хосок, Сокджин и Чимин, но последний не особо охотно. С остальными же оборотнями Чонгук не знакомился и не решался подойти первым, ведь он до сих пор чужак для них, а те и не стремились поговорить с новым лицом. И, честно говоря, омега радовался этому. Лучше так, чем он будет ломать голову над тем, как ответить на неприятные для него вопросы. — А чем ты занимался в своей стае до… случившегося? — открывая почти опустевший холодильник, спрашивает Сокджин и недовольно качает головой. Чонгук до последнего будет молчать, если у него что-то закончилось из еды, не желая быть нахлебником, а у них в стае нет понятия «чужое». Всё общее. — Следил за щенками, — пожимает плечами омега, робко улыбнувшись Хосоку. Визит двух парней был очень неожиданным. Чонгуку пришлось вылететь из ванной, в которой он был готов провести всю свою жизнь, мокрым и почти голым, чтобы не заставлять ждать. И зря. Холодный воздух и такой же холодный взгляд лекаря вызвал колючие мурашки по открытым плечам. Поэтому пришлось впустить ребят и убежать в комнату, чтобы одеться. Выйдя в тёплой кофте, омега не удивился тому, что его кухню оккупировали двое слишком энергичных парней. — Хм… — Хосок аккуратно расчёсывает свои длинные волосы пальцами, — ты подумал о том же? — смотрит на пару вожака, который с улыбкой кивает, ставя на плиту греться воду. — У нас за волчатами следит Юри, но вчера она серьёзно заболела, и всех щенков родителям пришлось оставить дома, из-за чего кто-то не смог пойти на работу, — Сокджин садится рядом с лекарем. — Может, ты будешь не против подменить её? — выгибает бровь, незаметно для себя поглаживая плоский живот. Кто-то, кто там живёт, уже хочет есть. — Разве меня подпустят? — горько хмыкает омега. — Ты же сам знаешь, насколько ценны щенки, — мотает головой он. — А я чужак, — добавляет тише, не понимая широких улыбок… друзей? Ему бы хотелось их так называть. — Я — пара вожака, — Джин накрывает прохладную ладонь Чонгука своей. — Я имею право подпустить тебя к волчатам, так что не волнуйся, — подбадривающе улыбается. — Я уверен, что ты не сделаешь ничего плохого беззащитным детям, — Хосок треплет волосы младшего. — И я, — хихикает Ким. — А моё мнение имеет вес, — важно проговаривает, доставая целую пачку риса. — Ты не умеешь готовить? — с интересом оборачивается, заливая рис водой. — Умею, — теряется Чон. — Тогда почему всё, что мы тебе принесли, ни разу не использовано? — щурится беременный. — Я не особо был голоден, — тихо отвечает Чонгук, чувствуя себя дико неловко. Почему к нему так хорошо относятся не последние люди в поселении? — Неудивительно, — цокает лекарь, хватаясь за редис, чтобы нарезать. — Так что, ты готов присмотреть за волчатами? — надкусывает овощ, испытывающе глядя на Чонгука. — Я бы очень хотел, — быстро кивает парень, решая помочь Хосоку. — Тогда завтра утром я отведу тебя, — омега отбирает нож у Чона, наклоняя голову в сторону двери. — Открой, там Чимин стоит, матеря всё на свете, — переглядывается с Джином, после чего оба заливаются смехом. Чонгук спешит открыть дверь, лишь бы Чимин не злился ещё больше. Ему кажется, что он классный парень, несмотря на безразличие. Возможно, в душе Пак очень добрый и ранимый, а всё это лишь маска. — Привет, — омега с мягкой улыбкой широко открывает дверь, едва успевая прикрыть глаза от лепестков цветов, которые ему суют в лицо. — Привет, — с бесстрастным выражением лица отвечает пепельноволосый, наступая на пятки своих ботинок, чтобы снять их без рук. — А это… — Чонгук в недоумении хлопает глазами, сжимая обеими руками букет слегка замёрзших ирисов. — Что? — Чимин нетерпеливо складывает руки на груди, опираясь о стену плечом. — Это мне? — едва слышно спрашивает омега. — Тебе, конечно, — закатывает глаза Пак. — Что за глупые вопросы, — снимает накидку, уходя на кухню, чтобы избежать дальнейших вопросов. Чонгук зарывается носом в бутоны, крепче прижимая к себе букет ирисов. Может ли быть совпадением то, что сейчас ему кто-то, кого никто не хочет раскрывать из омег, подарил такие же ирисы, какие дарили Хосоку, когда Чонгук жил у него? Или… Чон округляет глаза, кидая ошарашенный взгляд на букет. Или те цветы всё-таки были для него?..＊
Чонгук ласково улыбается, поглаживая почти заснувшего на его коленях волчонка по пушистой и невероятно мягкой шерсти. Некоторые волчата до семи лет играются друг с другом, кто-то лениво валяется на спине, высунув язык, кто-то в обличье человека рисует за столом, а два самых гиперактивных волчонка скребут когтями по двери, просясь на улицу. Чонгук хмурит брови и строго смотрит на них, одной рукой разнимая по-детски дерущихся щенков, а другой продолжая гладить самую младшенькую девочку. Ему так повезло, что члены стаи были не против оставить своих чад чужаку, что доверились парню. Чонгук очень любит детей, ему нравится с ними общаться, улыбаться рисункам и поделкам, объяснять, почему нельзя сильно кусать за ухо и уходить без его ведома на улицу. Волчата, словно чувствуя хорошего оборотня, тянулись к омеге, и это стало плюсом для Чонгука в глазах их родителей. — Привет, Чонгук, — в просторный домик, что является одновременно и школой для детей постарше, и детским садом для совсем маленьких, заходит Чунхо. — Привет! — омега бережно поднимает волчонка с коленей, отдавая дочь альфе. Чунхо оказался очень доброжелательным мужчиной, который сразу расположил к себе Чона и привык вести с ним лёгкие разговоры, из-за которых на лице омеги выскакивала улыбка. Чунхо видел трепетное отношение к своей дочке и не мог не принять парня, уже считая его частью стаи. — Как дела? Замучили они тебя? — кивает на двух волчат, потрепав одного из них по голове. Ребёнок скалится и пытается укусить мужчину за палец. — Нет, мне нравится успокаивать их, — тихо смеётся, забирая второго волчонка в свои объятия. — Завтра моя очередь выезжать в город, — Чунхо даже не замечает, как парень вздрагивает. Чонгук очень боится людей, и это, кажется, теперь не исправить, — тебе нужно что-нибудь? Все уже подали списки, только ты остался. — Нет, спасибо, — Чонгук устаёт бороться с энергичным волчонком и отпускает его играть дальше. — У меня всё есть, — пожимает плечами, видя недоверчивый взгляд. — Точно? — уточняет альфа. — Да, — кивает Чон, подходя ближе, чтобы погладить на прощание Миюн. — Она сегодня почти не играла. С ней всё хорошо? — Всё отлично, просто кто-то ночью решил повыть на луну, — Чунхо чешет живот омежки. — Долго не могли её уложить спать. — Ах, понятно, — хихикает Чонгук. — Ладно, мы побежали на ужин. Если хочешь, то заходи, — альфа машет рукой, направляясь домой к своей омеге. Чонгук с улыбкой отдаёт остальных детей родителям, рассказывает всем интересующимся про их день, протягивает рисунки всем оборотням, видя светящиеся от радости глаза волчат, когда их хвалят. Он остаётся один, принимаясь за уборку, которая хоть немного отвлекает от мыслей. Волк, словно обиженка, до сих пор молчит, оставляя человека одного. Чон вздыхает, подметая пол. Юри, которая следит за щенками, выздоравливает и скоро должна вернуться на свою работу, из-за чего Чонгук боится, что снова станет бездельником. Но больше всего его волнуют цветы, которые кто-то исправно приносит омеге, оставляя на пороге. В первый день Чонгук чуть не наступил на хрупкие ирисы, найдя их перед дверью. На второй открывал уже внимательнее, одновременно радуясь очередному букету и запутываясь. Кто-то за ним ухаживает? Когда он мог кому-то понравиться и почему этот человек не показывается? Парень вздрагивает из-за стука в дверь, убирает цветные карандаши в полку и, поправив волосы, выглядывает на улицу. На пороге стоят два подростка, мило хлопая своими глазами. У одного из них дрожат руки, из-за чего омега хмурится. — Чонгук… — тянет первый, кидая короткий взгляд на дрожащего, — т-там волчонок потерялся, — указывает пальцем на подземное общее овощехранилище, в которое почему-то открыта дверь. — Что? — у Чона вытягивается лицо. — Как? — он набрасывает шарф на плечи, выходя наружу. — Мы играли в прятки с Минхёком, и он убежал в хранилище, где потерялся, — второй едва не плачет и подходит к овощехранилищу. — Он кричал, что не знает, как выйти. — Чёрт, — Чонгук заглядывает внутрь. — Я… — он гулко сглатывает, — я тоже плохо знаю, как там всё устроено, но я попробую его найти, а вы, — резко оборачивается, видя, как подростки вытянулись по стойке смирно, — позовите ещё кого-нибудь из старших. — Хорошо, — послушно кивает первый, пока второй отходит, видимо, за кем-то взрослым. Чонгук проходит в большое овощехранилище, плотнее закутываясь в шарф. Внутри не так холодно, как на улице, но температура всё же не оптимальная. Омега тихо ругает себя за то, что не захватил куртку, проходя мимо большого количества рядов из ящиков овощей. — Ты где, малыш? — кричит парень, заворачивая в узкий коридор между двумя рядами. Он заглядывает в каждый ящик, внимательно смотрит по сторонам и замирает, когда слышит издевательский смех. Входная дверь закрывается, забирая с собой тот слабый источник света. Вокруг становится слишком темно и, кажется, ещё холоднее. Чонгук, стараясь не впадать в панику, идёт обратно, перебирая руками по ящикам. Над ним так пошутили? Здесь никто не терялся? Чон судорожно выдыхает возле двери и дёргает ручку вниз, холодея от ужаса. Его заперли. Горло сковывает страх, из-за чего голос не прорезается. Чонгук панически вбирает воздух в лёгкие и ослабшими руками стучится в дверь. Ноги почти не держат, а снаружи ничего не слышно. Омега всхлипывает и падает на колени, весь съёживаясь. Глаза начинают привыкать к темноте, но какая ему разница? Всё равно ничего не видно, кроме огромных ящиков, что отбрасывают страшную тень на холодный пол. Чонгук задыхается, стирая капающие слёзы со щёк, прижимается спиной к двери, боясь поднять глаза на ряды. Ему кажется, что кто-то из тьмы за ним наблюдает. Ему кажется, что из тьмы сейчас выйдет он и снова сделает нестерпимо больно. Парень кричит сквозь слёзы, пряча лицо в коленях. Он чувствует фантомное прикосновение к своим волосам, вопит, срывая голос, умоляет оставить его в покое. Голова нещадно кружится, рвота подступает к горлу. Тьма путает, что-то шипит и пугает ещё больше. И, когда омега понимает, что сейчас отключится, дверь нараспашку открывается и едва не вылетает из петель. Чонгук в голос плачет, морщась из-за белого снега. Сидит, как маленький, на полу и утирает влагу кулаками, не осознавая, что всё закончилось. Его накрывают тёплой курткой, от которой приятно пахнет мускусом, и крепко обнимают, поднимая на руки. Омега дрожащей рукой вцепляется в плечо альфы, поднимая на него заплаканный взгляд. — Я тебя не обижу, — слабо улыбается он, выпуская больше феромона. Чонгук размякает в этих руках. Мускус проникает в лёгкие, выбивая все тревоги, обволакивает защитным куполом и успокаивает. Парень шмыгает носом, не контролируя дрожь нижней губы, смотрит на крепко завязанный шарф на шее мужчины, переводит взгляд на бледное лицо, пока его заносят в дом, где их уже ждут Хосок и Сокджин. — Чонгук-и! — подскакивает лекарь и подбегает к заплаканному омеге, которого кладут на диван и сразу же отходят. Хосок закрывает обзор на альфу, что-то спрашивая у Чонгука, но он не отвечает, растерянным взглядом пытаясь выглянуть, чтобы увидеть… невероятной красоты мужчину. Он поправляет свой шарф, кивает зачем-то Джину и поворачивается лицом к омеге. У Чонгука вновь собираются в глазах слёзы, когда он видит, что альфа собирается уходить, и когда понимает, что этот оборотень его… истинный. — Останься, Тэхён, — слышит голос Хосока. — Ты сейчас ему нужен. Тэхён. Чонгук шевелит губами, проговаривая про себя это имя, сжимает пахнущую мускусом куртку, кажется, окончательно решая, что больше он никуда не уйдёт. — Мне нужно поговорить с виновниками случившегося, — мотает головой альфа. — Но я приду, маленький, — как-то грустно улыбается Тэхён, кидая нежный взгляд на такого хрупкого парня. Тэхён уходит, а Чонгук, чувствуя, как снова стало плохо, заливается слезами.