Тропы

Эгмонт, герцог Окделл с четырех лет, ежился под сильным ветром и мрачно смотрел на здание. Он прибыл вместе с сопровождающим, виконтом Эйвоном Ларом. Тот не скрывал желания спешно передать дальнего родственника наставнику и скорее покинуть это неприятное, по его мнению, место. Все дворяне, достигшие пятнадцати лет, обязаны были прибыть сюда. Школа для будущих оруженосцев, она в течение месяца занималась совсем иным — искала возможные пары резонаторов. Эгмонт старался сохранять спокойствие. Бабушка Эдит вполне доступно объяснила, что она ждет от него. Резонаторов вдова его деда воспринимала как что-то очень мерзкое, неправильное и существовать такие мужские пары не должны. — Ни к чему хорошему это не приводит. Взять твоего отца и его противоестественный союз, — шипела герцогиня Окделл. Эгмонт внимательно слушал, но давно не пытался задавать вопросы, зная, что ему не ответят. Так что о своем отце, вернее, судя по негодованию бабушки, отцах, он ничего не знал. Разум твердил Эгмонту, что ждать многого от обучения не стоило. Все-таки, резонаторы, пусть и встречались, но не так часто, не всегда в каждом потоке. Иногда подобные пары состояли не из ровесников, встречались случаи, когда один партнер был старше другого на пять, а то и больше лет. Редко, но такое встречалось. Никто не знал, от чего именно зависело такое вот распределение. — Скорее бы уже открыли дверь, — бормотание Эйвона выдернуло Эгмонта из размышлений. Он покосился на родственника, но ничего говорить не стал. Резонаторы имели большое значение для армии. В их бусине аристократы получали возможность развить свою родовую магию, только когда находили своего резонатора. Без него им был доступен минимум. Тот же Эгмонт слышал камни, для этого ему приходилось сосредоточиться и не отвлекаться ни на что другое. Еще юный Повелитель Скал мог рассыпать в пыль небольшие, размером со свой кулак, предметы, как-либо связанные со стихией. Деревянные шкатулки, например, не подчинялись такому умению. А вот ножи, кинжалы и чернильницы — легко, он неоднократно проверял, разумеется, на тех, которых бабушка не хватится. На большее юноша рассчитывать не мог в одиночку. И Эгмонт в детстве очень расстраивался по этому поводу. Он воображал себя могущественным Повелителем, способным поднимать здания из ничего и устраивать камнепад на головы врагов. Бабушку эти мечты очень раздражали, она немедленно наказывала внука, стоило ей услышать о подобном. Ветер подул с новой силой. Кажется, что вот-вот пойдет дождь, совсем как в дороге. Они с Эйвоном ехали медленно в первую очередь из-за непогоды. Только сутки как дождь сменился облаками и сильным ветром. Им открыли, наверно, спустя минут тридцать. Эгмонт успел порядком замерзнуть, но признаваться в этом родственнику не собирался. В комнате юный герцог оказался еще спустя час. Виконт Лар пообещал забрать его через месяц и поспешил покинуть это, по его мнению, не самое приятное место. Вот уж кто никогда не мечтал о расширении магических возможностей. Скорее, он их отчаянно боялся. Эгмонт ничуть не удивлялся этому, но сам подражать Эйвону не собирался. Его наказания бабушки не сломали, что уж говорить про родственника. «Надо признать, что шансов у меня немного», — все, что ему было позволено, так это переодеться в сухую рубашку. Ни о какой купальне ни шло и речи. Так что Эгмонт завернулся в тонкое одеяло, старался согреться и думал о будущем. Сон сморил его далеко ни сразу и был весьма сомнительного содержания. На первом построении Эгмонт увидел Арно Савиньяка. И в тот момент он точно не почувствовал ничего особенного. Скорее, наоборот — бабушка успела его предупредить, чтобы не думал ни с кем заводить знакомство. Герцогу Окделлу не подобает иметь друзей ниже себя по титулу. Эгмонт только глаза закатывал на такой аргумент, но во время первого представления угрюмо бросил на окружающих ровесников не самый дружелюбный взгляд. Он совершенно не умел общаться. Как Арно и оба брата Катершванц, прибывшие сюда только чтобы познакомиться с ровесниками, что-то в нем тогда разглядели, Эгмонт так и не понял. Это было их личной тайной. Они не позволили северному герцогу остаться в одиночестве. *** — Это потрясающе! — тараторил взволнованно Арно в ухо своему резонатору. Они только что прошли испытание, и теперь сидели в комнате вместе с Рудольфом и Зигфридом, дожидаясь конца своего рода выпускного экзамена. Эгмонт почти не слушал резонатора. У него остро чесалась спина от давних наказаний за мечты. У бабушки, несмотря на возраст, рука была тяжелая. И за то, что она считала опасным, наказание следовало незамедлительным. И хорошо, если оно было физическим. У нее не было резонатора, но имелся артефакт, после применения, которого Эгмонт несколько дней напоминал собственную тень. «Бабушке наверняка написали и послали магического вестника, которого она может не принять. И тогда…», — додумать Эгмонту не удалось, потому, как его порывисто обнял Арно. Эту странную привычку к объятиям у своего первого друга, а теперь уже и резонатора, Эгмонт не понимал. Арно в какой-то момент начинал светиться, лицо озаряла широкая улыбка и руки сами тянулись к тому, кого он желал слегка придушить. Вернее, конечно, обнять, это растерянному Эгмонту казалось невесть что. Сам он об объятиях ничего не знал. Никаких нежностей на его счет бабушка не позволяла, а родителей он и не запомнил толком. Так что все свое самообладание Эгмонт тратил на то, чтобы не шарахаться от этого жеста. И у него, кажется, получалось. — Это есть отлично, — согласился с Арно Рудольф Катершванц. Они с близнецом являлись резонаторами друг друга с самого детства и плохо представляли себе, какого это — не иметь подобной близости. Нет, взрослые им объясняли, но в школе они на ровесников смотрели с нескрываемым любопытством. Вопросов, правда, никогда не задавали на этот счет. — Моя бабушка так не посчитает, — проворчал Эгмонт, искренне надеясь, что Эдит Окделл не натворит глупостей. Расставаться с Арно у него не было сил и желания. Друг только начал отогревать вечно хмурящегося Эгмонта, показывать ему разнообразный мир эмоций, о котором он до этого не знал. Его учили сдержанности и отстраненности. Как полагалось благородному человеку. Эгмонту это не слишком нравилось, но он не видел ничего другого и быстро смирился. По сути, именно сейчас, он впервые ослушался бабушку. Та ему твердила о неприятии резонаторской связи, но Эгмонт смог обрести своего резонатора. О таком подарке судьбы он и мечтать не смел. — Прошу на выход, юные господа, — в комнату заглянул слуга и Эгмонт нахмурился еще сильнее, принимая неизбежное. Герцогиня Окделл все же прибыла для подписания договора. *** Эгмонт старался стоять, не приваливаясь к косяку или к своему резонатору. После подписания договора он сутки провел вместе с бабушкой в доме графов Лараков в столице. И лучше бы та гневалась привычным образом. Браслет, который юноша весь вечер вынужден был носить, измотал его физически и привычно надломил морально. Эгмонт замкнулся в себе и исподлобья поглядывал на родителей Арно, стараясь держаться все-таки в некотором отдалении. Общаться он не хотел. А граф Савиньяк с супругой не скрывали радости. Им удалось разменять три месяца пребывания мальчишек в Сэ, на месяц в Надоре. Герцогиня Окделл приняла их аргументы, проворчав, что шалопаев надо держать в строгости, а у нее уже сил не хватает на двоих. И она попросила оставить ей внука на сутки. В такой мелочи супруги Савиньяки не стали ей отказывать. К тому же, как раз перед прибытием Эгмонта, к ним прибыли гости. — Спокойно, — шепнул ему на ухо Арно, едва они с Эгмонтом оказались в столовой. — Соберано Алваро давний друг нашей семьи. А прибыл он вместе с матерью, вдовствующей собераной Изольдой. Эгмонту больше всего хотелось куда-нибудь провалиться. Он напомнил себе родовой девиз, стоя рядом с резонатором и слушая весь полагающихся набор слов. Он ни разу не улыбнулся, скупо и коротко отвечая на вопросы эреа, которые словно собирались окончательно его доконать. Возраст, интересы, друзья… Лит, можно подумать, их это интересовало. Насмешливый взгляд соберано Кэналлоа был намного честнее. Арно еще ничуть не помогал, тараторил так, что у Эгмонта все сильнее раскалывалась голова. Хотелось уже забиться в какой-нибудь угол и там пересидеть все это, но увы, подобное не допускалось этикетом. Вот и терпел все это юный герцог Окделл, из последних сил сохраняя самообладание. Позволить себе свалиться от этого допроса он не мог себе позволить.